Текст книги "Жемчужины Королевы-Вампира"

V

Как я уже говорил, вершина пирамиды упирается в облака. С открытых террас верхних ярусов не видно ничего, кроме сплошной белизны, от которой смотрящего прошибает холодный пот; она повсюду – сверху, снизу, вокруг. Стоя там, чувствуешь себя отчаянно одиноким. Непроницаемая для глаза белизна, кажется, уничтожает само время, перенося тебя в Вечность. Поневоле начинаешь думать, что ты умер и превратился в иссохший скелет, который стоит тут не меньше десяти веков, а вся твоя бурная и полная событий жизнь не более, чем могильный сон. С такими мыслями я и Барнар снова вошли внутрь здания и поднялись на последний ярус, куда нельзя попасть иначе, как через коридоры предыдущего.

Поток любопытных не иссякал, однако обычай глазеть на обреченного Короля был еще не вполне узаконен, и потому посетители старались двигаться тихо и уходить быстро. Мы же, пользуясь удачно избранной ролью новичков-трапперов, вчера еще бывших деревенскими простаками, могли позволить себе шагать нога за ногу, то и дело оглядываясь по сторонам.

Верхний ярус выгодно отличался от прочих гениальной простотой планировки: квадрат из двенадцати комнат, с тремя дверями в каждой из боковых сторон. Король Года не должен проводить последние несколько суток своей жизни в той же самой комнате, где дожидался своей очереди быть превращенным в бога его предшественник; двенадцать лет должно было миновать, прежде чем помещение использовалось вновь. Поэтому каждый год бдение Короля происходит в новой комнате. Соединяющие их коридоры освещены скудно. Сводчатые потолки теряются во мраке высоко над головой. Вершина пирамиды задумана в виде увенчивающей все сооружение короны, которую, правда, почти никогда не видно снизу из-за постоянной облачности.

Мы несказанно обрадовались, увидев, что у двери одной из комнат в самом конце коридора, рядом с поворотом, действительно стояли всего двое стражников. Барнар шепнул:

– У меня получится. Понадобится только веревочная дорожка от двери вдоль всего коридора и еще футов на шестьдесят вдоль соседнего.

– Сегодня вечером сделаю, – пообещал я.

Дожидаясь своей очереди бросить сквозь забранное решеткой окошко в двери взгляд на Короля, мы внимательно рассматривали стражников. За нарочитой неподвижностью покрытых шрамами лиц и кажущейся бессмысленностью взгляда бывалых солдат чувствовалась, однако, постоянная готовность к действию. В том, что это опытные воины, мы не сомневались ни минуты. Стоять на часах у дверей последнего пристанища Короля Года – выгодное занятие, и только старейшие из дворцовых гвардейцев могли рассчитывать на этот пост. Я заплатил одному из них, и мы уставились в окошко, не забыв отметить, что никакого замка на двери не было.

Комната напоминала внутренность обычного деревянного ящика без всяких украшений. Окон в ней тоже не было. У дальней стены виднелась груда подушек. На них, безвольно разбросав по полу длинные ноги, полулежал молодой человек. Он был совершенно наг, если не считать узкой набедренной повязки и сандалий из серебра, символизировавших, без сомнения, Ночь и лунный свет, божеством которых ему предстояло вскоре сделаться. Поджарый и мускулистый, он походил на бегуна. Было что-то жуткое в каменной неподвижности этого гибкого, покрытого рельефами выпуклых мышц и туго натянутых сухожилий тела. Казалось, у него нет сил даже для того, чтобы сесть прямо. Только глаза еще продолжали вести свою, совершенно обособленную от остального тела жизнь: их взгляд бесцельно блуждал по камере, пока не остановился вдруг, неизвестно по какой причине, на наших лицах. Молодой человек сдвинул брови, лежавшая на подушке рука дрогнула и приподнялась, точно он хотел провести ею по лицу, но тут же упала снова. До сих пор не знаю, частью какого сна или знамения стали мы для него. Будь он в состоянии угадать правду, то понял бы, что мы не избавим его от уготованной ему участи, но и вреда тоже не причиним.

На первый этаж мы спустились самостоятельно, не спрашивая дороги. Это стоило нам двух часов блуждания по коридорам, но зато мы стали лучше разбираться во внутреннем устройстве пирамиды, и нашли более или менее прямой путь наверх, которым можно было воспользоваться снова без риска заблудиться. На набережную я с Барнаром не пошел. В одном из темных закоулков я сложил в его дорожный мешок весь наш запас бечевы, а также все свое барахло, кроме веревок, и забрал у Барнара те, что он купил накануне. Винный погребок, в котором нам предстояло встретиться, мы выбрали заранее, еще до посещения дворца. Мой друг отправился к ближайшему аптекарю, а я развернулся и пошел наверх, следуя тем же маршрутом, по которому мы совсем недавно сошли вниз.

Там я нашел постоялый двор, где и провел час в компании кувшина вина и копченого угря. Уже совсем стемнело, когда я вновь оказался в сумрачных коридорах этажа, где бодрствовал Король Года. Сейчас люди зовут меня Ниффтом Пронырой, однако когда я впервые заработал себе имя – было это далеко отсюда, друг, да и довольно давно, – меня называли Шустрым Ниффтом. В следующие два часа я снова доказал себе, что мое прежнее прозвище было не случайным, проделав самую тяжелую работу по подготовке нашей великолепной аферы. Прямо у входа на этаж я затянул на конце веревки петлю, закрепив в ней кинжал вместо грузила, перебросил ее через потолочную балку и взобрался наверх. Все это время я слышал смех и крики гуляк, поднимавшихся следом за мной по лестнице, и звук шагов посетителей, которые уже взглянули на Короля и вот-вот должны были выйти из-за поворота. Но я успел оседлать стропило и втянуть за собой веревку раньше, чем кто-либо из них показался в коридоре.

Затем я встал на ноги и пошел к двери, у которой расположилась стража, соизмеряя длину шага с расстоянием между балками и присматриваясь к порядку сочленения брусьев и стропил. Не доходя до камеры Короля примерно пятидесяти футов, я снова сел и принялся готовить веревки. Приняв за образец промежуток между стропилами там, где я находился, – а они, вне всякого сомнения, везде были одинаковыми, – я принялся не туго переплетать по три веревки вместе, затягивая по три узла на каждый интервал. Когда, наконец, сто футов подвесной дорожки были готовы, и я, свернув их кольцом, забросил себе за спину, оказалось, что весят они немногим меньше меня самого. Тут-то и начался настоящий подвиг. Приблизившись вплотную к двери королевской комнаты, для чего мне пришлось пройти прямо над головами стражников, я начал натягивать веревочную дорожку.

Я закрепил ее как можно выше, оставив между собой и стражниками два уровня брусьев. Хотя просветы между ними были достаточно велики для того, чтобы меня мог увидеть любой, кому вздумалось бы поднять голову, наверху было почти совсем темно, и я не боялся оказаться замеченным. Основная опасность заключалась в том, что от ушей стражников меня отделяло всего каких-нибудь пятнадцать футов, отчего я обдумывал каждое свое движение гораздо обстоятельнее, чем скряга, решающий, с какой частью содержимого своего кошелька он может расстаться. Зеваки по-прежнему приходили и уходили, и я приноровился работать так, чтобы шарканье ног и голоса внизу перекрывали гудение веревки, когда я натягивал ее между стропилами. Подвесная дорожка ни в коем случае не должна скрипеть и прогибаться, когда Барнар ступит на нее всей своей тяжестью, ибо к тому времени поток посетителей иссякнет, и коридоры внизу будут абсолютно пусты и тихи. И все же веревка отчаянно звенела в моих руках, а любопытные старались ступать и говорить как можно тише, поэтому на каждый узел у меня уходило нестерпимо много времени.

Когда я обогнул поворот и оказался в соседнем коридоре, дела пошли легче, однако пот так и лил с меня, и я все удивлялся, почему он дождем не капает вниз и не выдает меня с головой. Клянусь Громом, нет ничего хуже, чем висеть под потолком, то и дело на неопределенное время замирая в неподвижности. По правде говоря, это занятие скорее для ящерицы, чем для человека. Но зато, когда дело было сделано, и я покидал верхний этаж, под потолком, строго параллельно одной из наиболее широких продольных балок, тянулась веревочная дорожка, так что Барнар, ступая одной ногой на нее, а другой – на брус, сможет свободно передвигаться по всей длине коридора, не держась за стропила: руки ему понадобятся для другой работы.

Холод во дворце стоит просто смертельный, так что я, весь мокрый от пота, только чудом не схватил простуду по дороге вниз. Это было совершенно непозволительно: приступ ревматического кашля наверняка сведет на нет все наши усилия будущей ночью. Поэтому, чтобы согреться, я поспешил на набережную, в кабачок, где меня уже ждал Барнар, и заказал стакан горячего поссета.

Барнар отдал мне свое дневное приобретение: кусок заживляющего раны пластыря, которым пользуются ловцы жемчуга, чтобы не привлекать ползунов запахом крови. Он был завернут в лоскут упыриной кожи. Я спрятал его в карман, и, чувствуя себя значительно лучше после стакана горячего питья, заказал еще один. Тут я заметил, что остальные посетители кабачка то и дело бросают в нашу сторону заинтересованные взгляды, стараясь в то же время держаться на почтительном расстоянии. Барнар вполголоса объяснил:

– После моего ухода ты можешь унаследовать ссору. Двое трапперов, по паре челюстей у каждого. Довольно крупные, заводила тот, у кого ожерелье украшено клыками ползуна. Я не стал ломать ему руку, побоялся, что будет слишком заметно, если придется выносить его из зала. Им наверняка сообщат, что ты со мной, и, если они примут тебя за слабака, жди неприятностей.

– Понятно, – отозвался я. – Еще какие-нибудь рекомендации будут?

– Застрельщик не слабак, но неповоротливый. Второй – обыкновенная шестерка.

Намерение Барнара оставить меня в этом трактире одного говорило о том, что самого главного поручения, выпавшего на его долю в этот день, он пока еще не выполнил. В общем-то, мы с самого начала подозревали, что делать это придется ночью, так как всякие колдуны да чародеи – птицы по преимуществу ночные.

– Значит, ты еще не нашел никого, с кем можно было бы посоветоваться? – спросил я.

– Имя узнать и то дорогого стоило, – проворчал он. – Сколько вина надо выпить да сплетен переслушать, прежде чем нападешь на нужный след. Но, похоже, есть одна болотная ведьма, которая может нам помочь. К ней я и отправляюсь, она живет в северной трясине. Проводника я уже нанял, он ждет меня вместе со своим плотом.

– На обратном пути заберешь ползуна?

– Да. Встретимся на рассвете в доках, где сошли на берег сегодня утром.

– Удачи, Бык. Торгуйся как следует. Больше одной жемчужины не предлагай, а то она решит, что ты совсем зеленый, и подсунет тебе всякую чепуху.

Вскоре после его ухода я тоже вышел из трактира и отправился искать ночлег, подальше от неприятностей. Но, похоже, за мной следили. Это были настоящие головорезы, из тех, что выходят на дело под покровом ночи. Не прошло и пары часов с тех пор, как я растянулся на одной из множества лежанок походившего на ночлежку большого постоялого двора, а меня уже разбудили пинком в подошву.

Ложась спать, я пристроил копье, которое оставил мне Барнар, рядом с собой под одеялом, острием вниз. Именно так следует поступать, чтобы немедленно пустить его в дело против всякого, кто нападет на вас ночью со стороны изножья. Я не оставил моим разбойникам выбора, устроившись головой к стенке. Разбуженный неожиданным ударом, я секунду вглядывался в окружающий меня мрак, пока не различил две фигуры, маячившие у меня в ногах. Еще секунда ушла на то, чтобы по блеску ожерелий опознать, кто из них кто.

В следующее мгновение человек, который разбудил меня, резким свистящим шепотом произнес всего одно слово: «Давай». Вероятно, он хотел добавить что-то еще, но наконечник моего копья, прошедший прямо сквозь его сердце, воспрепятствовал этому.

Я предусмотрительно вогнал жало копья ему в сердце, но не дальше, так как знал, что оружие понадобится мне в ту же секунду; носящий две челюсти траппер наверняка отличается хорошей реакцией. И точно: второй тут же опрометью кинулся вон, словно увидевшая терьера крыса. Одним рывком я выдернул копье из тела и поднялся на ноги. Охотник двигался быстро. Мне пришлось поднапрячься, чтобы успеть прицелиться и послать копье, пока он не скрылся из вида. Оно настигло его и прошило грудную клетку слева, прямо возле локтя, в то самое мгновение, как он выбегал в двери. Копье входило в плоть бегуна, когда тело первого охотника упало на пол. Клянусь, я успел как раз вовремя, чтобы подхватить его и не дать наделать шума. Потом я втащил его на свою лежанку и отправился за вторым. Некоторые из моих соседей проснулись, но продолжали прикидываться спящими, видя, что потасовка уже закончилась. Я приволок второго траппера к кровати, положил рядом с коллегой и накрыл обоих одеялом. Потом собрал вещи, вытер наконечник копья, и пошел досыпать на другой постоялый двор.

VI

Ранним утром на болотах пустынно и тихо, как на кладбище: снизу поднимается волглая пелена, так что между землей и облаками не остается ни глотка чистого воздуха. Нестройными колоннами туман вторгается на набережные, и, стоя у самой кромки воды, невозможно даже разглядеть пирамиду. В такое сырое и промозглое утро я и отыскал Барнара в гавани. Мы вместе проволокли спеленатого ползуна через нижнюю террасу ко входу во дворец.

Внутри уже наблюдалась кое-какая активность: то тут, то там через распахнутую дверь таверны можно было видеть половых, которые раздували огонь в очаге общей залы. Мы торопились, но не бежали, не опасаясь расспросов. Поскольку Присутственная Палата будет стоять на замке до самой церемонии обожествления, то нет ничего удивительного в том, что два запоздавших траппера несут тщательно упакованную добычу в какой-нибудь постоялый двор для сохранности.

Но на верхних этажах ни постоялых дворов, ни таверн не было, и появление двоих чужестранцев, обремененных тяжелой ношей, наверняка привлекло бы пристальное внимание стражи. Поэтому здесь мы двигались короткими перебежками, готовые заколоть первого, кто попадется нам на пути, надеясь, однако, что ранний час избавит нас от этой необходимости. Мы никого не встретили и вскоре оказались на лестнице, ведущей на предпоследний ярус.

Мы поднялись на верхнюю площадку. Я подкрался к двери и заглянул в нее. По коридору, в конце которого находилась дверь на последний этаж, шагал стражник. Миновав дверь, он свернул за угол. Секунд через двадцать показался следующий. Он прошел точно таким же маршрутом и скрылся за тем же углом, что и первый. Я подождал минут пять, но стражники мерно сменяли один другого, не оставляя нам ни единого шанса проскользнуть незамеченными к заветной двери. Придется одного убить.

Я объяснил Барнару обстановку, потом снова поднялся на верхнюю ступеньку и запомнил первого стражника, который вышел из-за угла, в лицо. Мы взяли следующего. Барнар набросился на него сзади, когда тот огибал угол, и одним движением свернул ему шею. Мы сбросили его на лестницу между уровнями. Сначала мы собирались привязать его тело к изнанке лестничного марша, но, обнаружив у него на поясе фляжку со спиртным, я решил прибегнуть к другому, не столь хитроумному, способу избавиться от трупа. Мы обильно смочили бороду и кафтан стражника спиртным и повесили изрядно полегчавшую фляжку обратно на ремень. Примерно шестью этажами ниже располагалась обширная терраса с садом; сейчас ее не было видно из-за тумана, но я хорошо помнил, где она находится, и указал другу направление. Барнар поднял тело стражника высоко над головой, размахнулся, и, слегка крякнув, швырнул его вниз. Стражник описал в воздухе широкую дугу. Какое-то время мы еще могли его видеть: он словно лежал на спине, разбросав руки и ноги в стороны, и, разинув рот, глазел в пустоту над собой, но вскоре белизна поглотила его. Через мгновение приглушенный треск ломающегося кустарника достиг наших ушей. Для полноты картины Барнар выворотил из ограждения несколько балясин вместе с куском перил и оставил их висеть. Когда стражник, лицо которого я запомнил, снова прошествовал мимо нас и скрылся за углом, мы, подхватив добычу, метнулись к двери и через несколько секунд уже были наверху.

Я немедленно влез на стропила. Барнар, забросив узел с ползуном прямо на поперечную балку, последовал за мной, и мы тут же смотали веревку. К полудню оцепление на предпоследнем этаже станет полным и начнется отсчет двух суток, которые Король Года по традиции проводит в полной изоляции, так что последнего наплыва зевак следует ждать сразу после завтрака. Мы устроились на отдых, отложив наиболее шумную часть работы до этого момента.

Когда народ начал прибывать, мы подхватили ползуна и понесли его к двери, за которой находился Король Года. Футах в пятидесяти от нее мы остановились и развернули узел. Я взял две палки и, просунув их сквозь разрез в брюхе чудовища, закрепил крест-накрест внутри его тела. Шкура расправилась и приняла свою изначальную форму. Тем временем Барнар приготовил три мотка бечевы по тридцать футов каждый и крючьями прицепил их к туловищу: один к задней части, два других по обе стороны сплющенной головы, как раз между лапами. Затем, когда вся подготовительная работа была закончена, мы взяли ползуна и перенесли его вплотную к королевской двери. Там мы воткнули в потолочную балку два кинжала на порядочном расстоянии от друга и растянули между ними нашего паука, чтобы за остаток дня окончательно расправить на нем последние складочки. Аккуратно свернутые мотки бечевы мы положили ему на спину, и пошли восвояси.

Если мне надо убить время, я просто ложусь спать. Барнар, который всю ночь провел на ногах, тоже не отказался соснуть. На случай, если кому-нибудь из нас вздумается храпеть или разговаривать во сне, мы нашли укромный уголок двумя коридорами дальше и легли отдыхать.

Когда мы проснулись, врожденное чувство времени подсказало мне, что до избранного нами момента – полуночи – осталось около часа. Стражники давали обет хранить молчание на протяжении двух суток королевского бдения, но никто его не исполнял. Мы лежали, прислушиваясь к невнятным звукам, в которые превращались обрывки разговора, пока достигали наших ушей. Беседа то затухала, то снова разгоралась, точно пламя дешевой свечи в полной сквозняков комнате. Судя по легкому дрожанию голосов, а также по тому, с каким упорством стражники снова и снова возобновляли явно не клеящийся разговор, им было порядком не по себе. Мы с Барнаром переглянулись, думая об одном и том же: подпрыгивать ребята будут что надо.

Человек, которого они сторожили, ничем не отличался от них самих, но перед ним лежал путь, вызывающий суеверный страх во всяком смертном. Какими бы традициями и ритуалами не украшали люди свои договоры со сверх-людьми или недолюдьми, ужас, в существовании которого они не хотят себе признаться, все равно продолжает жить в глубине их сердец. Мы поднялись на ноги и тронулись в путь, и, чем ближе мы подходили к заветной двери, тем тише становились наши шаги, так что под конец мы крались словно крысы, и даже еще более бесшумно, так как у нас не было когтей. Вступив в зону наибольшего риска, мы посмотрели вниз, где во мраке чуть блестели полированные куполообразные шлемы стражников. Разговор снова стих. Охватившая их тоска прямо-таки заполнила все пространство вокруг. Ребята вполне созрели для нашей игры.

Мы сняли ползуна с распорок – он распрямился просто замечательно. Барнар подхватил мотки бечевы по одному под каждый локоть, затем поднял паука, держа его за бечеву возле самых крючков. Я присел возле проема между брусьями и начал привязывать веревку к перекладине. Барнар стоял на другом краю того же самого проема, одной ногой на деревянной балке, другой на веревочной дорожке, которую я смастерил для него. Паука он держал перед собой. Не забудь, сколько в нем было весу, друг мой! Барнар бросил на меня взгляд, и я кивком головы дал ему понять, что готов. Он начал потихоньку травить бечеву сквозь пальцы, опуская ползуна головой вперед почти вплотную к стене, так что со стороны казалось, будто тварь спускается по ней самостоятельно. Выглядел он вполне натурально: размах лап добрых шесть футов, напряженное тело подалось вперед, того гляди прыгнет. От такого зрелища волосы хоть у кого дыбом встали бы. Если бы я двенадцать часов стоял на посту в пустом полутемном коридоре, снедаемый всякими нехорошими мыслями, а потом повернулся бы и увидел эдакую зверюгу прямо у себя за плечом, то, клянусь, я поступил бы точно также, как и стражники.

Но я говорю это не для того, чтобы принизить мастерство Барнара. Придав ползуну устрашающую позу, он опустил его еще фута на четыре вниз, шаркнув им при этом по стенке, чтобы звуком привлечь внимание стражников. Оба, как по команде, подняли головы и увидели чудовищного паука, изготовившегося к прыжку на расстоянии всего лишь вытянутой руки от них. Мгновенно отлепившись от двери, они сыпанули по коридору. Один из них споткнулся и выронил копье. Барнар уже тянул паука назад с такой неподражаемой ловкостью, что казалось, будто он сам ползет по стене задним ходом.

Держа чучело на весу, мой друг устремился к следующему большому проему между балками, и снова кинул его вниз. Бросок получился просто великолепный. Чешуя с убедительным стуком опустилась на пол прямо рядом со стражниками, которые только-только поднялись на ноги. Барнар здорово рисковал, подходя так близко, ибо нельзя сказать, чтобы бечева была совсем уж незаметна. Однако появления и исчезновения марионетки были столь стремительны и точно рассчитаны, что не давали стражникам прийти в себя, каждый раз усиливая панику. Второй бросок загнал их за угол. Я мигом отпустил веревку, соскользнул по ней на пол и еще раньше, чем до меня донесся стук третьего соприкосновения паука с полом, открыл дверь в комнату Короля Года. Все складывалось как нельзя лучше: у стражников осталось всего одно копье, а значит, Барнар сможет еще несколько минут поводить их за нос, прежде чем они немного соберутся с мыслями и решат проверить панцирь ползуна на прочность.

Я двигался легко и быстро, как муха в полете. Не прошло и минуты, как я уже вытащил из-за пазухи кубок, мазь и кинжал, и схватил Короля за ногу. Кинжалом я сделал надрез под косточкой на щиколотке, где кровь бежит быстро, а ранка скоро затягивается сама собой. Нацедив крови в кубок, я спрятал его в карман, насухо протер рану и залепил ее мазью. На Короля я даже не глядел. Зато он на протяжении всех моих манипуляций не сводил с меня печального сосредоточенного взгляда, точно я был его старым знакомым, который не оправдал его надежд. Мгновение спустя я уже захлопнул дверь, взлетел по веревке наверх и втянул ее за собой.

Я промчался по веревочной дорожке до угла и принялся сигналить Барнару. Он как раз втягивал паука наверх. Отцепив крючки, он уложил марионетку поперек балки так, чтобы ее ноги, свешиваясь вниз, оказались точно в поле зрения стражников. Потом он присоединился ко мне, и мы затрусили по брусьям почти также резво, как если бы под ногами у нас была ровная земля, в противоположном направлении от того места, откуда должно было подойти подкрепление. Наши храбрецы давно надрывали глотки, зовя на помощь – покидать этаж им запрещалось под страхом смерти – и на лестнице уже слышен был стук кованых сапог.

Надо сказать, что детально разработанного плана отступления у нас не было: мы полагались на суматоху, которая неминуемо должна была подняться на этом этапе. Мы даже обдумывали возможность прикинуться шутниками, надеясь, что выгодный пост, доставшийся этим двоим, вызовет немало зависти в сердцах их коллег, которые порадуются нашему розыгрышу. На деле все оказалось проще. Церемония обожествления – главный праздник для жителей трясины, и накануне пирамида просто кишит гуляками и праздношатающимися всякого рода и звания. Поэтому, когда стража второго этажа пришла на выручку своим коллегам, на лестнице между ярусами заслышался дробный топот разнообразных ног, и мы едва успели спуститься на пол, как в коридор ворвалась целая толпа раскрасневшихся от выпивки и быстрого бега подданных Королевы. Однако стражники не пропустили их дальше, и они сгрудились возле верхней площадки лестницы. Тут из-за угла, размахивая руками, вынырнули мы с Барнаром и завопили: – Сюда! Скорее, здесь можно пройти!

Вопль, вырвавшийся из глоток трех десятков мужчин и женщин, был нам ответом, и они, точно маленькое стадо, протопотали мимо нас. Мы подождали, пока толпа окружит нас со всех сторон, и тоже побежали вместе со всеми. Когда зеваки огибали последний угол перед камерой Короля, мы отстали от них, развернулись и направились назад к лестнице.