Текст книги "Артур и Шерлок. Конан Дойл и создание Холмса"

Майкл Симс
Артур и Шерлок: Конан Дойл и создание Холмса

Джорджу Гибсону – с восхищением и любовью

– Как же вы узнаете, кто он?

– Только путем размышлений.

– Размышлений над этой шляпой?

– Конечно.

– Вы шутите! Что можно извлечь из этого старого рваного фетра?

– Вот лупа. Попробуйте применить мой метод.

(Артур Конан Дойл. «Приключения Шерлока Холмса. Голубой карбункул»; пер. М. Чуковской)

Michael Sims

ARTHUR AND SHERLOCK: Conan Doyle and the Creation of Holmes

Copyright © Michael Sims, 2017

©  Мовчан А., перевод на русский язык, 2017

©  Издание, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Увертюра:
Воспоминания

Блестящая медная табличка на железной уличной ограде извещала:

«Доктор Конан Дойл, хирург»¹[1]1
  Здесь и далее авторские примечания (пронумерованные) приведены в конце книги, поглавно. Примечания переводчика и редактора – постранично. – Прим. ред.


[Закрыть].

Пациенты, желавшие получить консультацию у Артура Конан Дойла, проходили по Элм-гроув, пока не оказывались перед третьей по счету калиткой от пересечения западной оконечности улицы с Кингс-роуд². Табличка висела перед первым из двух узких трехэтажных домов «Буш-Виллас», стиснутых стена к стене соседскими строениями³. Слева, если смотреть со стороны улицы, возвышались кирпичная колокольня и недавно отремонтированная баптистская церковь Элм-гроув с изящными арочными окнами. Справа виднелся красивый изогнутый фасад гостиницы «Буш», о которой в рекламе сообщалось, что она предоставляет номера «как предпринимателям, так и семьям»⁴. Гостиница располагала самым большим бильярдным залом в районе Саутси. Плечистый Артур, всегда увлекавшийся спортом, любил играть в гостинице в бильярд и в кегли на широкой зеленой лужайке позади нее⁵.

Выходившие на улицу большие квадратные окна его квартиры смотрели почти прямо на север, поэтому в комнаты поступал ровный, спокойный свет. Пациенты входили через арочный подъезд слева, примыкавший к церкви⁶. Коридор за входной дверью вел в прихожую и приемную на первом этаже. Поднявшись по лестнице, можно было попасть в операционную и гостиную⁷. Следующий лестничный пролет вел к двум спальным комнатам на верхнем этаже, где пациенты никогда не бывали.

В начале 1886 года Артуру Конан Дойлу было чуть менее двадцати семи. Почти четыре года он занимался врачебной практикой (не всегда успешно) в Саутси, шумном жилом районе Портсмута в Англии. Не имея возможности приобрести уже сложившуюся практику, он решил создать свою собственную и после некоторых поисков остановил выбор на Портсмуте, посчитав его перспективным городом. В местных спортивных и научных кругах он был известен своей общительностью и искренним, заразительным смехом⁸.

Обосновавшись здесь, спустя четыре года он несколько поправил свои дела. Он уже не был так беден, чтобы покупать в кредит для гостиной скрипучие стулья и выцветший ковер. Он уже больше не спал в пальто из грубого сукна, как ему приходилось делать первые две недели на «Буш-Виллас», когда у него не было постельного белья. Он уже не должен был готовить бекон на плитке, прикрученной к стене над газовым рожком. Он больше уже не занимал деньги у своей матери, оставшейся в Эдинбурге. Его заработки постепенно росли, но он перестал бояться кредиторов только тогда, когда женился на изящной и тихой Луизе Хокинс по прозвищу Туи, которую он полюбил, пользуя ее младшего брата в последние дни его жизни. Пациентов было еще немного, но Артуру больше уже не приходилось с тревогой высматривать через деревянные жалюзи, сколько прохожих остановилось прочитать его имя на медной табличке⁹.

Они не были богаты, Туи и Артур, но жили в довольстве. Конан Дойл теперь мог позволить себе роскошь уделять больше внимания литературному труду. После переезда в Саутси он старался как можно больше времени проводить за письменным столом на верхнем этаже, там, куда никогда не допускались пациенты. Он исписывал страницу за страницей своим аккуратным некрупным почерком, задумчиво поглядывая из-за стола в окно. Его настолько глубоко трогал вид за окном его рабочего кабинета, что позже он опишет его в одном из своих романов¹⁰: звук дождя, глухо барабанившего по опавшей листве и выбивавшего более ровную дробь по гравийной дорожке, лужи на улице и вдоль пешеходной дорожки и даже бахрому прозрачных дождевых капель, свисавшую с перекладины блестевших от влаги ворот. В открытые в теплую погоду окна до него доносился запах влажной земли.

Здесь Артур писал рассказы о приключениях, мистических и сверхъестественных явлениях, сворачивал их и отправлял в трубу пневматической почты. Поначалу это сочинительство, как он однажды вспоминал, напоминало ему почтовых голубей – так же как и они, его первые писательские опыты быстро и аккуратно возвращались к автору из тех журналов и газет, куда он их рассылал. Но со временем успех пришел к нему. Он также писал статьи о своем хобби – фотосъемке, начиная от ярких и колоритных отчетов о поездке на борту парохода вдоль побережья Африки до технических консультаций по вопросам подготовки оптических линз к фотосъемке.

Однако в силу традиций того времени большинство его рассказов публиковалось анонимно. Его репутация у редакторов различных издательств росла, но широкой публике его имя оставалось неизвестно. В конце концов он решил, что должен написать роман. Как сказал он сам себе, только его имя на корешке крупного художественного произведения поможет читателям узнать о нем¹¹. В свое время он уже написал один небольшой нескладный роман, единственная копия которого была потеряна на почте, но был полон решимости предпринять еще одну попытку.

Его самого привлекали детективные рассказы. Он уже давно восхищался логическим умом частного детектива Огюста Дюпена, героя произведений Эдгара Аллана По, наслаждался приключениями проницательного полицейского детектива месье Лекока пера Эмиля Габорио. Дерзкие полицейские ищейки из низкопробных литературных произведений, инспектор полиции Баккет из романа Чарльза Диккенса «Холодный дом», сыщик Кафф из романа Уилки Коллинза «Лунный камень», не так давно выведенный Анной Кэтрин Грин в романе «Дело Ливенворта» нью-йоркский полицейский Эбенезер Грайс – многие эти и подобные им детективы уже крутились в воображении Артура, когда он решил создать своего собственного героя.

У него не было никакого опыта подлинной сыскной деятельности. Тем не менее, когда он стал обдумывать возможные сюжеты, он вспомнил свои студенческие годы на медицинском факультете Эдинбургского университета, в городе, где он родился и куда вернулся в 1876 году, когда ему было семнадцать, после закрытых колледжей в Англии и Австрии. В первую очередь он вспомнил о своем любимом преподавателе, блистательном профессоре, невысоком, с крючковатым носом, Джозефе Белле. Хирург и блестящий диагност, тот оказал на молодого студента сильное впечатление. Артур всегда восхищался поразительной способностью Белла не только диагностировать болезнь, но и выявлять детали личной жизни своих пациентов. Артур вспомнил о необычных привычках профессора: пристально изучать подушечки пальцев и манжеты пациентов, чтобы узнать их профессию и пристрастия, обращать внимание на особенности их акцента, на брызги грязи на обуви. Он вспомнил также о властной манере профессора Белла, в которой тот вел беседу, и об уверенности в его голосе, которая помогала ему убеждать в своей правоте любого, с кем он спорил.

Конан Дойл подумал, что, если бы Джозеф Белл был детективом, он мог бы раскрывать преступления, опираясь на систематизированные, современные знания. Он бы использовал для этого практический опыт в области химии и судебной медицины, а также энциклопедические знания об истории преступлений. Он должен был бы обращать внимание на мелкие детали и делать из них далекоидущие выводы. Такой персонаж стал бы новым героем в детективном жанре: детективом, опирающимся на научный подход¹².

В конце зимы – начале весны 1886 года за окном, выходившим на Элм-гроув, в своем маленьком кабинете, вдали от семейных хлопот и врачебной суеты, среди книг и груды бумаг Артур Конан Дойл писал страницу за страницей, вспоминая события и детали почти десятилетней давности.

Часть I
Доктор Белл и мистер Дойл

Студента прежде всего необходимо научить внимательно наблюдать. Для того чтобы студенты этим заинтересовались, мы, учителя, считаем полезным показать им, как много можно узнать, если умело применять наблюдение в таких обыкновенных темах, как анамнез, национальность и профессия пациента… Благодаря физиогномике можно установить национальность пациента, его акцент подскажет вам, из какой он местности, при определенной тренировке можно на слух определить чуть ли не округ. Практически у каждого ремесленника по рукам можно совершенно точно прочитать, к какой профессии он принадлежит. У шахтера на руках не такие шрамы, как у рабочего из каменоломни, мозоли плотника не спутать с мозолями каменщика¹[2]2
  Здесь и далее неатрибутированные переводы (включая переводы литературных произведений) выполнены А. Смирновым. – Прим. ред.


[Закрыть].

(Джозеф Белл, доктор медицинских наук) 

Глава 1
Сверхчеловек

И вот я перед вами – высокий, крепкого телосложения, но еще не вполне сформировавшийся юноша, едва только приступивший к пятилетнему курсу изучения медицины¹.

(Артур Конан Дойл. «Воспоминания и приключения»)

Артур Дойл провел пациента через переполненный, залитый газовым светом амфитеатр, сквозь толпу студентов‑медиков, окружавших доктора Джозефа Белла, и оставил его стоять перед профессором, сидевшим на стуле². Пациент вел себя уважительно, но держался с достоинством. Шляпу снимать он не стал. Говорил он с сильным шотландским акцентом. Пациент рассказал, что прибыл в королевскую клинику Эдинбургского университета, надеясь получить здесь медицинскую помощь. У него была слоновая болезнь на ранней стадии.

Как обычно в разговоре с пациентами, поначалу доктор Белл никаких эмоций не выражал. Его сдержанная манера держать себя напоминала молодому Артуру непроницаемость индейцев Северной Америки³. С детства Артур любил читать рассказы о Диком Западе, и подобное сравнение сразу пришло ему на ум. Откинувшись на спинку стула, Джозеф Белл сложил ладони домиком, соединив кончики пальцев, вновь взглянул на пациента и громко, чтобы было слышно всем студентам, сказал:

– Итак, любезный, вы служили в армии?⁴

– Да, сэр!

– Недавно уволились?

– Да, сэр!

– Из Хайлендского полка? – Доктор Белл говорил высоким пронзительным голосом⁵, его «эдинбургский акцент образованных людей» совсем не подходил сухопарому, мускулистому доктору⁶ – на вид и не скажешь, что ему уже сорок.

– Да, сэр!

– Сержант?

– Да, сэр!

– На Барбадосе служили? – прозвучало вдруг довольно неожиданное на первый взгляд предположение.

– Так точно, сэр!

После того как пациент ушел, Джозеф Белл рассказал, как он пришел к таким выводам. Он объяснил, что пациент – человек воспитанный, но шляпы не снял: военнослужащие этого не делают, но если бы он давно вышел в отставку, то приобрел бы уже манеры штатских. У него уверенный вид, и, без сомнения, он шотландец. «Что же касается Барбадоса, добавил профессор, то раз он страдает слоновой болезнью, в Британии он заразиться этим не мог, а вот в Вест-Индии это обычное дело». Пациент мог, вероятно, заразиться этой болезнью и в других частях Британской империи – в Индии или Афганистане, а не только в Вест-Индии, но, видимо, умозаключение Белла было правильным.

У Джозефа Белла не было никаких предварительных сведений об этом человеке, лишь данная Артуром Конан Дойлом информация о том, чем пациент болен. Доктор Белл был отличным хирургом и преподавателем медицины, кроме того, он был личным врачом королевы Виктории во время ее пребывания в Шотландии, но больше всего он прославился своим умением ставить диагноз. Как правило, еще до начала разговора с пациентом Джозеф Белл уже имел представление о том, кто он такой, чем болеет, кем работает, чем занимается, какой образ жизни ведет. Все это он узнавал, окинув пациента с головы до ног быстрым взглядом, причем выражение его серых глаз было одновременно и критическим, и насмешливым – так казалось Артуру. Джозеф Белл утверждал, что наблюдательному человеку многое должно стать понятно еще до того, как пациент заговорит. Что же до пациенток, то доктор Белл доходил до того, что врач должен определить, о какой части своего тела женщина собирается говорить, судя лишь по ее осанке и положению рук⁷.

Объясняя ход своих мыслей, Джозеф Белл словно читал лекцию, не приглашая никого вступать в дискуссию. В конце 1870‑х годов в Эдинбургском университете преподаватели и студенты редко общались между собой. Некоторые студенты не говорили друг с другом ни разу за все время обучения. Преподаватели, как правило, вели свои лекции, сидя или стоя перед заполнявшими аудиторию студентами, молодыми людьми в темных костюмах и галстуках. Некоторые студенты носили бороды или усы, но в большинстве своем они были по-юношески гладко выбриты, как Артур Конан Дойл⁸. Основные положения услышанного на лекции студенты должны были прилежно записывать в тетрадях. Артур, к примеру, обычно платил по четыре гинеи за лекции по анатомии, и предполагалось, что он будет неукоснительно посещать все занятия⁹. Впрочем, профессор Белл, в отличие от своих коллег, проявлял больше человечности и заинтересованности в своих студентах. Он славился своей добротой¹⁰, особенно к женщинам и детям¹¹, а также к студентам, конечно, при условии, что те были подготовлены к занятиям.

В 1878‑м, после многих лет преподавания общей и оперативной хирургии, Джозеф Белл был назначен старшим хирургом в клинике¹². Он был одним из тех преподавателей-внештатников, «которые не состояли непосредственно в штате Эдинбургского университета»¹³, но вели занятия по предметам, необходимым для получения диплома. Наставником самого Джозефа Белла был легендарный Джеймс Сайм, ратовавший за введение заочного обучения, что и произошло в конце концов в 1855 году, как раз во времена студенчества Джозефа Белла. К 1876 году, когда Артур Конан Дойл поступил в университет, эта форма обучения уже давно успешно практиковалась, и студенты могли обучаться у хирургов и других докторов во всемирно известной клинике университета, а также у врачей в других медицинских коллективах не такого масштаба, сосредоточенных вокруг площади Хирургов – в медицинском колледже «Парк Плейс», «Серджеонс Холл» («Зал хирургии»), колледже «Минто Хаус» и в других. Они могли посещать лекции или другие занятия в Королевском общественном диспансере, Эдинбургской глазной клинике, Королевском родильном доме, детской больнице и в других медицинских учреждениях города. Они могли также изучать предметы, необходимые для получения диплома в Лейпциге или Париже, или же других известных медицинских университетах.

Множество молодых людей в черных или пестрых твидовых костюмах, с охапками книг и тетрадей в руках, с усталым видом покидали пределы клиники¹⁴. Они шли, постукивая своими тросточками по камням мостовой, время от времени отходя в сторону, чтобы пропустить грохотавшие мимо повозки. В многочисленных палатах огромного П‑образного здания Королевской клиники, в двух корпусах содержались пациенты, болезни которых считалось полезным изучать студентам-медикам¹⁵. Широкая центральная лестница клиники обычно бывала запружена студентами, которым то и дело приходилось расступаться, чтобы пропустить медсестер, переносивших на носилках пациентов. «Я был наг, и Ты одел Меня», – гласила одна из надписей между ионическими колоннами перед входом, а на другой было сказано: «Я был болен, и Ты призрел Меня». Благотворительная клиника была основана на средства, собранные более чем за полтора века пожертвований и сборов денег по подписке, а те строительные работы, на которые собранных средств не хватило, были выполнены бесплатно: стекольщики безвозмездно застеклили все окна, а столяры не взяли денег за рамы для них¹⁶. Строительство было завершено в 1741 году, но клиника не могла вместить всех страждущих и нуждающихся в помощи бедняков, поэтому пришлось возводить дополнительные корпуса.

Впервые в жизни Артур Конан Дойл испытывал глубокий интерес к занятиям и преподавателю. Он старался помочь матери преодолеть финансовые трудности, по крайней мере избавить ее от необходимости оплачивать его обучение в колледже, поэтому стремился освоить годовой курс за полгода¹⁷. Освободившееся время он мог посвятить работе ассистентом врача, одновременно зарабатывая деньги на жизнь и приобретая медицинский опыт. Артур делал множество записей – так хотелось ему преуспеть в занятиях, которые вызывали у него неподдельный интерес¹⁸. Временами доктору Беллу казалось, что этот прилежный студент намерен дословно записывать все, что говорил преподаватель. После ухода пациента Артур часто просил профессора повторить некоторые детали, чтобы убедиться, что понял все правильно¹⁹.

Джо Белл, как студенты и друзья ласково называли его²⁰, был любимым преподавателем Артура Конан Дойла. Доктор Белл был невысок ростом, с угловатыми плечами, орлиным носом и обветренным, красноватым лицом²¹. Человека с такой характерной внешностью хорошо знали и в университетском городке, и в городе. Его легко было узнать даже издалека по дергающейся, рваной походке – хромота провоцировала резкость в движениях.

Работа помощником прославленного хирурга и педагога давала целеустремленному студенту широкие возможности. Высокий, плечистый Артур был сообразителен, прямолинеен и прилежен. С детства отличаясь необузданным нравом, повзрослев, он научился держать себя в руках. Таким же внимательным взглядом, как и его преподаватель (глаза у Артура были необычного радужно-голубого оттенка²²), следил студент за всем, что делал Джозеф Белл.

Задолго до начала совместной работы с доктором Беллом в амбулаторном отделении Артур знал и восхищался тем, как виртуозно тот ставил диагнозы. Раз в полгода хирурги выбирали себе нескольких ассистентов, которые помогали им принимать пациентов. Джозеф Белл, имея возможность выбирать себе ассистентов из большого числа студентов, выбрал Артура, а также еще несколько надежных помощников. Артур не причислял себя к блестящим студентам – по всем предметам он имел «удовлетворительно», а по клинической хирургии – «удовлетворительно с минусом»²³. Но доктор Белл считал его одним из самых перспективных студентов из всех, что когда-либо обучались у него²⁴. Профессор Белл видел, что этот юноша проявляет живой интерес ко всему, что связано с диагностикой, и очень внимателен к малейшим деталям, хорошо понимая, что они могут иметь значительные последствия. В хирургическое отделение амбулатории могли обратиться пациенты с самыми разнообразными жалобами²⁵. Это могли быть травмы или хронические боли, а также любые заболевания внутренних органов: хоть органов дыхания, хоть гинекологические болезни. При этом Джозеф Белл потребовал, чтобы студенты были готовы оказать медицинскую помощь каждому, кто обратится в амбулаторию. Строительство новой Королевской клиники было завершено в 1879 году, и в течение следующего года в амбулаторном отделении клиники было принято пятнадцать тысяч пациентов²⁶.

Артур Конан Дойл и другие толковые помощники сначала опрашивали пациентов в боковой комнате, а затем быстро приводили их на осмотр к доктору Беллу и уводили²⁷. За день Артур успевал осмотреть семьдесят-восемьдесят пациентов, сделать записи о том, на что каждый из них жалуется, и сводить их одного за другим на консультацию к профессору Беллу²⁸. При этом Артуру часто казалось, что Джозеф Белл при одном беглом взгляде больше узнавал о пациенте, чем Артур мог бы сообщить после всех своих опросов. Еще в самом начале работы Артура ассистентом у Джозефа Белла профессор предупредил его, что для проведения опросов амбулаторных пациентов ему нужно будет освоить говор трущоб²⁹. Артур происходил из ирландской семьи, хотя родился в Эдинбурге. Жили они в скромной, но красивой квартире в трехэтажном доме на площади Пикардия, неподалеку от неоготических парапетов церкви Святого Павла и епископальной церкви Святого Георгия. Артур поспешил заверить доктора Белла, что знает местное наречие в совершенстве. Как и следовало ожидать, едва ли не первый пациент поставил Артура в тупик, сообщив, что у него «в подпазушке свербит». И обескураженному доктору Беллу пришлось объяснять Артуру, что речь идет об абсцессе под мышкой.

«Внимательно наблюдая и используя дедукцию, господа, – говорил Джозеф Белл уверенно, – вы сможете всегда поставить правильный диагноз абсолютно любого заболевания». Он гордился своей репутацией умелого наблюдателя³⁰. «И тем не менее, – добавлял он, – нельзя пренебрегать проверкой своих выводов с помощью стетоскопа, как, впрочем, и другими проверенными методами диагностики, чтобы обосновать свой диагноз»³¹.

Бывало, Белл осматривал пациента и между делом замечал: «А, сапожник, понятно». Позже он объяснял студентам, что узнал об этом по незначительной мелочи, на которую ни один из них не обратил внимания, – по истертому пятну на брюках пациента, на колене с внутренней стороны. Именно там расположен упор выколотки, которую держит сапожник на коленях, когда отбивает натянутую на это приспособление кожу, чтобы сделать материал для обуви более прочным.

Он указывал студентам и на другие приметы различных профессий и требовал, чтобы они учились замечать все это с первого взгляда. Как-то доктор Белл смог моментально определить, кровельщик ли пациент или резчик пробки: «Бросив беглый взгляд на пальцы пациента, вы, господа, увидите либо небольшое затвердение, обыкновенную мозоль, на указательном пальце сбоку, либо утолщение на наружной стороне большого пальца – все это верные признаки одного или другого вида деятельности пациента».

Однажды помощник привел на осмотр к Джозефу Беллу мать с ребенком. Поздоровавшись с ней, доктор невзначай спросил: «Благополучно ли добирались на пароме из Бернтайленда?»³² (город на реке Ферт в области Файф).

– Да, спасибо, благополучно, – ответила она.

– А как прогулялись по Инверлит-роу?

– Хорошо, спасибо.

– А где ваш другой сын?

– Я его у сестры в Лите[3]3
  Лит – название порта Эдинбурга, до 1920 года – отдельный город. – Прим. пер.


[Закрыть] оставила.

– А на линолеумной фабрике все еще работаете?

– Да, работаю.

Затем Джозеф Белл объяснил студентам, как сделал все эти вытекающие один из другого выводы. Во‑первых, женщина говорила на наречии жителей области Файф, а Бернтайленд – ближайший к Эдинбургу городок этой области; кроме того, на пальцах правой руки у женщины был дерматит, характерный для работников с линолеумной фабрики, расположенной в Бернтайленде. «Вы должны были заметить, что на обуви этой женщины по краю подошвы виднелась красная глина, – добавил он, – а в пределах двадцати миль вокруг Эдинбурга такая глина встречается только в Ботаническом саду. При этом улица Инверлит-роу проходит вдоль сада, и это самый короткий путь сюда из Лита. В руках женщина держала детское пальтишко, но совершенно очевидно, что оно было бы велико для сынишки, который был с ней, отсюда вывод, что у него, должно быть, есть старший брат».

«Сложить два и два, господа, весьма несложно, – заметил как-то Джозеф Белл, объясняя студентам другой подобный пример, – нужно только быть наблюдательным»³³.

Один из предыдущих ассистентов доктора Белла, студент по имени А. Л. Курор, буквально боготворил профессора, как, впрочем, и Артур Конан Дойл. Курор позднее называл Джозефа Белла «сверхчеловеком»³⁴. Родные профессора Белла были с ними полностью согласны. Путешествуя поездом со своим семейством, Джозеф Белл часто развлекал своих детей, делая наблюдения о попутчиках. Когда эти люди выходили, Белл рассказывал детям, что ему удалось узнать о них благодаря своему умению наблюдать и делать из этого выводы. Он рассказывал, кто эти люди по профессии, какие у них привычки, куда они, скорей всего, едут, при этом ни словом с этими попутчиками не обмолвившись. Позже его дочь вспоминала: «Мы считали его волшебником»³⁵.