Текст книги "Яйцо грифона"

Когда он прибыл на место, один из дистантников, управляемый через интерфейс телеприсутствия откуда-то из Франции, отменил его задание. Была проведена очередная встреча, и решение снова отсрочили. Он порулил обратно в Бутстрэп под новую – а капелла – версию «Трехгрошовой оперы» в голове. На его вкус она звучала слишком слащаво, но это было то, что слушали там, дома.

Через пятнадцать километров стрелка датчика ультрафиолета резко упала вправо.

Гюнтер протянул руку и постучал пальцем по индикатору. Никакого эффекта. По его спине побежали мурашки. Он посмотрел на крышу кабины и прошептал:

– Только не это…

– Служба Радиационного Прогнозирования только что транслировала предупреждение об опасности наивысшего уровня, – вежливо сообщил грузовик. – Это связано с внезапным световым штормом. Весь персонал на поверхности должен немедленно проследовать в ближайшее убежище. Повторяю: немедленно следуйте в убежище.

– Но я в восьмидесяти километрах от…

Грузовик замедлил ход и остановился.

– Поскольку данная единица не оборудована дополнительной защитой, повышенная радиация может вызвать неполадки в системе. В целях обеспечения исправного функционирования данного транспортного средства вся автоматика будет отключена, включается ручное управление.

Тут радиофильтр грузовика тоже отключился, и голову Гюнтера наполнили сотни перекрывающихся голосов. Статические разряды искажали их, превращая в тарабарщину то, что они пытались сказать:

***высшего ур**ня – повторяю: пр**упре**ение по пов****ости возвед**о на выс*** уро****. Всему перс**алу немед***но ****ледовать в убе**ще. Нельзя нах***ться вне ****ища более два***ти минут. * Гов***т Сл**ба ****ац***но** *р****зир****ия. В свя** с непред******ой солнечной всп****й, ***дупре*****е по ***ерх**сти воз****но на ****ий у***ень.

**йл! Это Б*т. Т***ко что **ло **пущено ***дупре****ие высшего уро***. Черт **бя побери, ты меня слы****? Найди ****ище. Не пытайся добр***ся до Бутстрэпа. ***шком да**ко, тебя зажарит. Сл**ай, нед**еко от ***его текущего полож**** есть три за**да. ***шишь, ты, зас***ец? Уэ****пф А**из**н, Ни**** и Лунный М***ос т**кт**ал. Уэйл! Отв*** мне, У**л, ты меня сл***шь?

Ну же, да**й, парень, ты выбер****я. Ре***а, у***ите от**** св** * зад**цы немее****но. Я не **чу, ***бы вы т*м *се сго**ли за**во. Прячь**** ***рее! Все! Кто-ниб***, пом***те Михаилу. ***ай, Миша, ****ропись. Куда запро******** Эз****…

– Бэт! Ближайшее убежище в Вейскопфе – это по меньшей мере полчаса езды на максимальной скорости, – в двадцать минут никак не уложусь. Что мне делать?!

Но дождь тяжелых частиц все усиливался, и расслышать что бы то ни было стало невозможно. Рука – должно быть, его собственная – потянулась вперед и выключила радио. Голоса в голове умолкли.

Статическая трескотня не утихала. Грузовик стоял неподвижно в получасе езды от ближайшего укрытия. Невидимая смерть почти ощутимо просачивалась сквозь крышу кабины. Гюнтер надел шлем и перчатки, дважды проверил их замки и разгерметизировал дверь.

Она распахнулась с чудовищной силой. Страницы из руководства по эксплуатации улетели прочь, декоративные игральные кости, подаренные ему Эвридикой в ту последнюю ночь в Швеции, весело заплясали по поверхности. Горсть пшеничных бисквитов в открытой банке превратилась в порошок и улетела вместе с жестянкой. Взрывная декомпрессия. Он забыл выкачать воздух из кабины. Гюнтер замер в ужасе от того, что совершил столь глупую – и столь опасную – ошибку.

Потом он стоял снаружи, задрав голову и глядя на солнце. Оно было сердитым, сплошь покрыто пятнами, одно из которых – огромная «внезапная» вспышка.

Вот сейчас я умру, подумал он.

Парализующе долгое мгновение он смаковал леденящую истинность этой мысли. Сейчас он умрет. Он уже считал это фактом, был уверен в этом так, как никогда еще ни в чем не был уверен.

Его воображение рисовало Смерть, скользящую к нему над лунной равниной. Это была черная стена, бесформенная, в обе стороны простирающаяся в бесконечность. Она разрезала мир пополам. По эту сторону была жизнь, тепло, кратеры и цветы, мечты, роботы-шахтеры, мысли – все, что Гюнтер знал или мог представить. По ту сторону… Нечто? Ничто? Стена не давала ответа. Она была непроницаема, загадочна, абсолютна. И приближалась. Была уже так близко, что он мог дотянуться до нее рукой. Скоро она будет здесь. Он окажется за ней и все узнает.

Он вздрогнул, стряхнул оцепенение и одним прыжком оказался у кабины. Взобрался на крышу. Его транс-чип шипел, кряхтел и трещал. Гюнтер сорвал магнитные ремни, удерживавшие на крыше Зигфрида, схватил катушку с проводом и пульт управления и спрыгнул вниз.

Он неуверенно приземлился, упал на колени и закатился под прицеп. Топливные стержни полагалось перевозить в защитном контейнере, способном защитить их от любого внешнего излучения, независимо от его источника. Контейнер сможет защитить Гюнтера от солнца. Транс-чип сразу замолчал, и он почувствовал, как стиснутые челюсти начали разжиматься.

Безопасность.

Под прицепом было темно, и у него появилось время подумать. Даже если включить переработчик воздуха на полную мощность и отключить всю периферию скафандра, кислорода, чтобы переждать шторм, не хватит. Отлично. Значит, он должен-таки добраться до убежища. Ближе прочих – Вейскопф, всего в пятнадцати километрах. Там в сборочном блоке «П-5» есть убежище. Туда он и должен попасть.

Гюнтер нащупал в темноте стальные подпорки и прикрепился к днищу прицепа с помощью магнитных ремней Зигфрида. Это далось нелегко: скафандр стеснял движения, – но в итоге Гюнтер повис на ремнях лицом вниз. Затем коснулся клавиш управления, и Зигфрид ожил.

Двадцать томительных минут ушли на то, чтобы аккуратно спустить Зигфрида с крыши. Кабина не была рассчитана на столь громоздкого водителя. Чтобы забраться внутрь, ему пришлось сначала отрезать дверь, а затем вырвать сиденье. Бросив и то, и другое у дороги, Гюнтер впихнул Зигфрида в кабину. Бедный робот согнулся пополам, переконфигурировался, снова переконфигурировался и наконец поместился внутри. Осторожными движениями Зигфрид взялся за управление и включил первую скорость.

Вздрогнув, грузовик тронулся с места.

Это была адская поездка. Грузовик, и сам по себе медлительный, полз по дороге как чугунная чушка. Оптика скрюченного Зигфрида была нацелена на контрольную панель, и ее невозможно было направить на дорогу, не отрывая рук робота от управления. Чтобы посмотреть вперед, требовалось сначала остановить грузовик.

Поэтому Гюнтер ориентировался, глядя на проплывающую под ним дорогу, стараясь придерживаться старых следов колес. Сбившись со следа, он выруливал на него снова, виляя от одного края дороги к другому.

Дорога проплывала под Гюнтером с опасной монотонностью. Его трясло и качало в импровизированном гамаке. Вскоре заныла шея от необходимости выгибать ее, чтобы следить за ослепительно яркой дорогой, исчезавшей в тени под передней осью, а глаза болели от мельтешащего однообразия того, что видели.

Колеса грузовика вздымали пыль, мелкие частицы которой несли достаточный статический заряд, чтобы оседать на скафандре. Периодически Гюнтер пытался стереть серую пленку со шлема, размазывая ее длинными тонкими полосами.

У него начались галлюцинации. Бесформенные образы, горизонтальные цветные полосы появлялись перед глазами – и исчезали, когда он тряс головой и жмурился. Но он не мог позволить себе долго держать глаза закрытыми, пытаясь избавиться от видений.

Он вспомнил, как в последний раз видел мать и что она ему тогда сказала. Самое худшее во вдовстве то, что каждый день жизнь начинается заново, ничуть не лучше, чем накануне; боль потери не утихает, а отсутствие мужа – физический факт, с которым по-прежнему не можешь смириться. Она говорила, это все равно, что умереть самой: ничего никогда не меняется.

О Боже, подумал он, всё бесполезно. Вдруг из-под колеса выскочил камень размером с его голову. Рука судорожно дернулась, и Зигфрид резко бросил грузовик в сторону. Камень прокатился мимо. Зато это положило конец той цепочке мыслей.

Он дал команду своему ПК. Зазвучал «Госпиталь Сент-Джеймс». Легче не стало.

Ну же, засранец, подумал он, ты справишься. Руки и плечи ныли, спина тоже, но он старался не заострять на этом внимания. Вдобавок затекла левая нога. Поскольку приходилось висеть, вывернув шею, рот Гюнтера был слегка приоткрыт. В какой-то момент он заметил, что в углублении на внутренней стороне лицевой части шлема скопилась лужица жидкости. Он пускал слюни. Гюнтер закрыл рот, сглотнул и снова уставился вперед. Минуту спустя он обнаружил, что опять пустил слюни.

Медленно, мучительно он продвигался к Вейскопфу.

Завод «П-5» в Вейскопфе был типичным представителем своего класса: белый купол для сглаживания колебаний температуры в течение долгого лунного дня, вышка микроволнового передатчика для телеприсутствия и сотня полуавтоматических роботов-сборщиков.

Гюнтер проехал нужный поворот, вернулся и наконец остановил грузовик рядом с заводом. Он выключил двигатель и бросил пульт управления Зигфридом на землю. Больше минуты он просто висел с закрытыми глазами, наслаждаясь окончанием движения. Затем высвободился из ремней и выполз из-под прицепа.

В голове снова затрещали статические разряды. Он поспешно ввалился внутрь завода.

В приглушенном свете, сочившемся сквозь купол, завод изнутри напоминал глубоководную впадину. Нашлемный фонарь Гюнтера, казалось, не столько освещал, сколько искажал. Механизмы, попадавшие в сноп света, казались выпуклыми, будто отражались в кривом зеркале. Он выключил фонарь и дал глазам привыкнуть.

Вскоре он разглядел автосборщиков, тонких, как паучиные лапки, двигавшихся с неземной осторожностью. Их активировал шторм. Они слегка асинхронно раскачивались из стороны в сторону, будто водоросли, – задрав механические руки, выплясывали что-то, подчиняясь случайному радиовводу.

На конвейерах лежали фрагменты полусобранных роботов, будто с тех содрали кожу и разорвали их на части. Виднелись аккуратные сплетения медных и серебряных нервов, над которыми, заставляя металлические торсы судорожно корчиться, беспорядочно орудовали длинные манипуляторы автосборщиков с искрами электросварки на концах.

В основном это были мощные по возможностям, но ограниченной функциональности устройства, неподвижно закрепленные вдоль конвейера. Но были среди них и подвижные единицы – контролеры и «разнорабочие», пьяно слонявшиеся по заводу, сбитые с толку солнечной радиацией.

Резкое движение заставило Гюнтера повернуть голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как металлический отбойник подкатил к нему и обрушил вниз огромный молот, разворотив пол у его ног. Гюнтер вздрогнул всем телом.

Он отскочил назад. Машина последовала за ним, нервно подергивая вращающейся насадкой с алмазным наконечником. Своими осторожными, неуверенными движениями она напоминала новорожденного жеребенка.

– Ну-ну, детка, спокойно, – прошептал Гюнтер.

В дальнем конце зала на стене кратера отсвечивали зеленым стрелки, указывавшие на стальную дверь. Убежище. Гюнтер пятился от отбойника, пробираясь по служебному проходу между двумя рядами машин, покачивавшихся подобно траве на ветру.

Отбойник приблизился на своих шасси и остановился в замешательстве, смущенный этим полем движения, растерянно сканируя ряды машин. Гюнтер замер.

Наконец медленно, грузно отбойник развернулся и удалился.

Гюнтер побежал. Статика ревела в голове. Серые тени плавали среди дальних механизмов, словно акулы, то приближаясь, то удаляясь. Треск в голове усилился. По всему заводу на изогнутых поверхностях и наконечниках сборщиков плясали блики, будто маленькие звезды. Спотыкаясь, падая и кувыркаясь, он достиг убежища, ухватился за ручку двери воздушного шлюза и даже сквозь перчатку почувствовал ее холод.

Он повернул ручку.

Шлюз был маленький и круглый. Он пролез в дверь, втиснулся в тесное пространство внутри и захлопнул дверь.

Темнота.

Гюнтер включил фонарь. Отраженный свет больно ударил по глазам. Фонарь оказался слишком мощным для такого помещения. Скрючившись в шлюзе, он вдруг почувствовал некую родственную близость с Зигфридом, оставшимся в кабине грузовика.

Внутреннее управление шлюзом было простым донельзя. Дверь открывалась внутрь убежища, так что давление воздуха плотно ее запирало. Нужно было повернуть рукоятку, позволявшую воздуху постепенно наполнять шлюз. Когда давление выравнивалось, внутренняя дверь легко открывалась. Он повернул рукоятку.

Пол дрогнул от тяжелого удара где-то снаружи.

Убежище было тесным. Места хватало только – в обрез – для койки, химического туалета и восстановителя воздуха со сменными кислородными баллонами. Специальное устройство на потолке служило источником света и тепла. Для уюта здесь было одеяло. Для досуга – карманные издания Библии и Корана. Даже одному человеку в этом помещении было бы тесно.

Гюнтер оказался здесь не один.

Щурясь на свет его фонаря и прикрывая глаза рукой, женщина сказала:

– Выключите эту штуку.

Он подчинился. В воцарившемся мягком свете он увидел безукоризненно белый берет и выбивающиеся из-под него розовые волосы. Острые выступающие скулы. Веки слегка приподняты, будто крылья, аккуратно нанесенными тенями. Темные полные губы. Он восхитился силой характера, необходимой, чтобы сделать такой тщательный макияж лишь затем, чтобы скрыть его под шлемом. Потом разглядел красно-оранжевый скафандр «Студии Волга».

Измайлова.

Желая скрыть раздражение, он принялся отстегивать перчатки и шлем. Измайлова убрала с койки свой шлем, освободив место, и Гюнтер сел рядом. Протянув руку, он сухо сказал:

– Мы уже встречались. Меня зовут…

– Я знаю. Имя написано на скафандре.

– А, ну да.

Воцарилась неловкая тишина. Наконец Измайлова кашлянула и заговорила:

– Это смешно. Нам не из-за чего…

БУМ.

Их головы одновременно повернулись к двери. Звук был грубый, громкий и металлический. Гюнтер быстро нахлобучил шлем и взялся за перчатки.

Измайлова, тоже поспешно одеваясь, испуганно спросила через транс-чип:

– Что это было?

Методично защелкивая замки на запястьях, Гюнтер ответил:

– Думаю, металлический отбойник.

Шлем заглушил его слова, и он повторил их через чип.

БУМ.

На сей раз они ждали этот звук. Теперь сомнений не осталось. Что-то пыталось взломать внешнюю дверь шлюза.

– Что-что?

– Какой-то молот или кузнечный робот. Скажите спасибо, что не лазерный резак. – Он вытянул руки перед собой. – Проверьте меня.

Она проверила замки на запястьях и шлеме.

– Порядок, – сказала она и тоже подняла руки. – Но что ему нужно?

Ее перчатки были пристегнуты идеально. Один замок на шлеме чуть разболтался, но это не могло нарушить целостность. Гюнтер пожал плечами:

– Его переклинило, и он может стремиться сделать что угодно. Например, починить дверную петлю.

БУМ.

– Он пытается проникнуть сюда!

– Это тоже вариант.

Измайлова слегка повысила голос:

– Но даже если он «взбесился», у него не может быть программы подобных действий, так ведь? Разве случайный ввод может заставить его вытворять такое?

– Он работает по-другому. Вы описываете то, как роботы работали в дни вашего детства. Техника ушла далеко вперед: эти механизмы отрабатывают не инструкции, а концепции. Видите ли, это делает их более универсальными. Уже не нужно программировать каждый шаг, чтобы заставить одного из них сделать что-нибудь не запрограммированное заранее. Вы просто ставите перед ним цель…

БУМ.

– …например, «разобрать буровую установку». У него есть банк умений и навыков – «Резать», «Отвинчивать» и «Общие манипуляции», – из которых он собирает различные комбинации, пока не получит последовательность действий, позволяющую достичь поставленной цели, – Гюнтер теперь говорил просто ради того, чтобы говорить, лишь бы не запаниковать. – Обычно это неплохо работает. Но когда одна из таких штук сходит с ума, она делает это на концептуальном уровне. Понимаете? Например…

– Например, эта штука думает, что мы – буровая установка, которую надо разобрать.

– М-м… Ну, можно сказать и так.

БУМ.

– Итак, что нам делать, когда она проберется внутрь? – Они оба непроизвольно поднялись и стояли, глядя на дверь. Места было мало, а то, что было, они заняли полностью. Гюнтер хорошо понимал, что ни защититься, ни убежать невозможно.

– Ну, не знаю, как вы, а я собираюсь огреть этого засранца унитазом по голове.

Она повернулась и посмотрела на него.

БУ… Удар был оборван шумным, свистящим воздушным выхлопом.

Внезапно наступила полная тишина.

– Он проломил внешнюю дверь, – констатировал Гюнтер.

Они ждали.

После долгой паузы Измайлова спросила:

– Может, он ушел?

– Не знаю, – Гюнтер отстегнул шлем, опустился на колени и приложил ухо к полу. Камень был до боли холодным. – Может, наконец повредился окончательно, – он слышал слабую вибрацию сборщиков, грохот слонявшихся по заводу роботов. Все они были далеко. Он тихо сосчитал до ста. Ничего. Он еще раз сосчитал до ста.

Наконец он выпрямился.

– Что бы это ни было, оно ушло.

Оба сели. Измайлова сняла шлем, а Гюнтер стал неловко отстегивать перчатки, путаясь в замках.

– Только посмотрите на меня, – он нервно рассмеялся. – Я весь дрожу. Так испугался, что не могу даже снять перчатки.

– Дай-ка помогу, – Измайлова отстегнула замки и отсоединила перчатку. – Где вторая рука?

Вскоре они снимали друг с друга скафандры, раздергивая молнии, отстегивая замки. Начали медленно, но с каждым замком дергали, открывали и отстегивали все быстрее и лихорадочнее. Гюнтер распахнул переднюю часть скафандра Измайловой, открыв красную шелковую майку. Он запустил под нее руки и задрал ткань выше груди. Соски уже затвердели. Он взял ее груди в ладони и легонько сжал.

Измайлова издала низкий гортанный стон. Она справилась наконец с его скафандром, и ее рука отправилась на поиски члена. Тот уже был готов к бою. Она освободила его и нетерпеливо повалила Гюнтера на койку. В следующее мгновение она уже сидела на нем верхом.

Их губы, влажные и теплые, встретились.

Так и не скинув полностью скафандры, они занимались любовью. Гюнтеру удалось высвободить одну руку. Он запустил ее под скафандр Измайловой и провел ладонью вдоль ее спины и шеи. Короткие волосы на затылке кололи и щекотали его ладонь.

Она буйно скакала на нем, ее плоть легко скользила по его плоти.

– Ты еще не кончаешь? – шепнула она. – Скажи, когда будешь кончать.

Она покусывала его плечо, шею, подбородок, нижнюю губу. Ногти впились в его кожу.

– Сейчас, – выдохнул он. Возможно, и не сказал, а передал на транс-чип. Он вцепилась в него еще сильнее, будто хотела сломать ему ребра, и все ее существо сотряс трепет оргазма. Следом за ней кончил и он, и безумное наслаждение, экстаз и расслабление затопили обоих.

Ничего лучше он никогда раньше не испытывал.

Чуть погодя они все-таки выбрались из скафандров и спихнули их с койки. Гюнтер вытащил из-под себя одеяло, и они вместе закутались в него. И лежали тихо, не разговаривая.

Некоторое время Гюнтер прислушивался к ее дыханию. Оно было размеренным и тихим. Она повернула к Гюнтеру лицо, ее дыхание тепло щекотало ложбинку у его горла. Запах ее тела заполнил все помещение. Запах незнакомки.

Гюнтер чувствовал себя усталым, согретым и в безопасности.

– Давно ты здесь? – спросил он. – В смысле, не здесь, в убежище, а вообще…

– Пять дней.

– Так мало, – он улыбнулся. – Добро пожаловать на Луну, мисс Измайлова.

– Екатерина, – сказала она сонно. – Зови меня Екатерина.

Взревев двигателями, они набрали высоту и полетели на юг над Гершелем. Птоломейская дорога вилась и раздваивалась под ними, иногда становясь неразличимой на общем фоне и снова появлялась.

– Здорово! – воскликнул Хиро. – Это… Мне следовало уговорить вас взять меня сюда год назад.

Гюнтер проверил координаты и сбавил скорость, взяв чуть восточнее. Другие два хоппера, тоже управляемые им, летели за ним почти вплотную. После памятного шторма прошло два дня, и Гюнтер, временно отстраненный от работ, обещал показать друзьям горы, как только будет снято предупреждение об опасности на поверхности.

– Мы на подлете. Хорошенько проверьте свои доспехи. Как ты там, Криш?

– В полном порядке.

Они приземлились на площадке компании «Берег Кипения».

Хиро приземлился вторым, но на поверхность вышел первым. И заметался, словно колли, спущенный с поводка, высматривая лучшие точки для съемки.

– Не могу поверить, что я здесь! Я каждый день работаю здесь, но знаете что? Сам я еще ни разу здесь не был. В смысле, физически.

– Смотри под ноги, – предупредил Гюнтер. – Это тебе не телеприсутствие: если сломаешь ногу, тащить тебя придется нам с Кришной.

– Я вам доверяю. Любой, кого солнечная вспышка застала на поверхности, а он в итоге изъе…

– Эй, будь добр, придержи язык!

– Да все слышали эту историю. Ты подумай, мы все считали, что ты погиб, и тут вас находят спящими. Об этом будут говорить еще лет сто! – Хиро едва не захлебывался от смеха. – Ты легенда!

– Смени пластинку, – велел Гюнтер и увел разговор в сторону: – Неужели ты действительно хочешь фотографировать это безобразие?

«Берег Кипения» разрабатывала здесь склон кратера. Автоматические бульдозеры сгребали реголит и сваливали его в перерабатывающую установку, покоившуюся на огромных полозьях. Они добывали торий, и выработка была настолько мала, что для дальнейшей обработки сырье переправляли простым хоппером. Строить рельсовую трассу не было необходимости, а отбросы сваливали в искусственные горы поблизости от установки.

– Не глупи, – Хиро указал на юг, в сторону Птоломея. – Смотри!

Стену кратера озарило восходящее солнце, в то время как низины окружающего рельефа оставались в тени. Пологие склоны, казалось, стали расти, кратер будто превратился в белоснежный собор.

– А где твоя камера? – поинтересовался Кришна.

– А зачем она? Я просто запишу все в шлем.

– Я что-то не совсем понял твою идею с мозаикой, – сказал Гюнтер. – Объясни-ка еще раз, что это будет такое.

– Это придумала Аня. Она сняла автосборщик, чтобы тот нарезал шестнадцатиугольные плитки для пола черного и белого цветов и четырнадцати переходных оттенков серого. Я поставляю картинки. Мы выбираем лучшую на наш вкус, сканируем ее в черно-белом режиме, разбиваем по уровням интенсивности и велим автосборщику выложить пол: одна плитка на пиксель. Должно получиться здорово – приходи завтра посмотреть.

– Ага, приду обязательно.

Не переставая трещать, как сорока, Хиро повел их прочь от карьера. Они стали спускаться по склону на запад.

Транс-чип Гюнтера установил связь с чипом Кришны. Это был старый трюк: чипы имели эффективный радиус действия пятнадцать ярдов – можно было выключить радио и говорить чип с чипом, если держаться достаточно близко.

– Ты как будто нервничаешь, друг мой.

Гюнтер ожидал услышать и голос Хиро, но тот, очевидно, ушел слишком далеко.

– Это из-за Измайловой. Кажется, я…

– Влюбился.

– Откуда ты знаешь?

Они растянулись по склону, Хиро шел впереди. Некоторое время они молчали. В этом молчании было что-то конфиденциальное, как в тишине анонимной исповедальни.

– Пожалуйста, не пойми превратно, – сказал Кришна.

– Что?

– Гюнтер, если взять двух сексуально совместимых людей, поместить их в непосредственной близости друг от друга, изолировать от внешнего мира и напугать до смерти, они обязательно влюбятся. Это неизбежно. Это механизм выживания, заложенный в тебе задолго до твоего рождения. Когда миллионы лет эволюции говорят, что пора соединиться, твоему мозгу остается одно: подчиниться.

– Эй, идите сюда! – позвал Хиро по радио. – Вы должны это видеть.

– Уже идем, – отозвался Гюнтер. Затем, снова через чип: – Ты говоришь обо мне как об одном из роботов Салли Чен.

– В некотором смысле мы и есть машины. И это не так уж плохо. Мы хотим пить, когда организму не хватает воды, в нашу кровь впрыскивается адреналин, когда нам нужна дополнительная агрессивность. Ты не можешь противостоять своей природе. Зачем?

– Да, но…

– Потрясающе! – Хиро карабкался по полю валунов. – Оно просто бесконечное. Вы только посмотрите!

У вершины склона, по которому слезали, они увидели узкую расщелину, целиком наполненную валунами. Оттуда они и скатились когда-то, образовав этот склон. Огромные, размером с хоппер. Некоторые достигали величины кислородной цистерны.

– Слышь, Кришна, – сказал Хиро, – я давно хотел тебя спросить, чем ты там занимаешься в Центре?

– Я не могу говорить об этом.

– Ай, брось! – Хиро поднял на плечо камень размером со свою голову и швырнул его, как толкают ядро. Камень медленно полетел и врезался в землю далеко внизу, устроив небольшой взрыв белой пыли. – Ты же среди друзей. Ты можешь доверять нам.

Кришна покачал головой. Солнце сверкнуло на его фильтре.

– Ты не понимаешь, о чем просишь.

Хиро запустил второй камень, еще больше предыдущего. Гюнтер знал его в таком настроении и представил себе его неприятную ухмылку.

– Отлично понимаю. Мы с Гюнтером профаны в нейробиологии. Ты мог бы десять часов подряд читать нам лекцию, и мы бы все равно ничего не усвоили и даже при желании не смогли бы скомпрометировать тебя.

Очередной пыльный взрыв.

– Нет, ты не понимаешь. Центр «Технологий саморепликации» здесь неспроста. Лабораторные работы могли бы производиться на Земле за доли того, сколько это стоит на Луне. Те, кто нас финансируют, размещают здесь только те проекты, результатов которых сами боятся.

– Но ты можешь нам рассказать хоть что-нибудь? Хотя бы то, что не тайна. Рекламу какую-нибудь. Ничего секретного.

– Ну… хорошо, – Кришна в свою очередь поднял небольшой камень, замахнулся как бейсболист и бросил. Камень быстро уменьшился в размерах и скрылся вдали. Белое облачко на поверхности отметило место его падения. – Вы знакомы с Салли Чен? Совсем недавно она закончила составление карты функций нейротрансмиттера.

Они немного подождали. Кришна молчал. Тогда Хиро сухо сказал:

– Вау. А поподробнее, Криш? Не все тут способны увидеть вселенную в одной песчинке, как ты.

– Ну, это же очевидно. Уже лет десять, как мы получили полную генетическую карту мозга. В комбинации с химической картой Салли Чен это ключ от библиотеки. Нет, лучше. Представьте себе, что вы всю жизнь сидели в библиотеке, полной книг на неизвестном вам языке, и вот наконец нашли словарь и расшифровку рисунков.

– Ты хочешь сказать, что мы наконец поймем, как работает мозг?

– Мы наконец сможем полностью контролировать его работу. Химическая терапия позволит заставить любого думать или чувствовать все, что угодно. Это – мгновенное излечение от всех нетравматических психических болезней. Мы сможем легко управлять агрессией, чувствами, творчеством – не важно, вызывать или подавлять их. Теперь вы понимаете, почему спонсоры так боятся результатов нашей работы?

– Не совсем. Толика здравомыслия миру не помешала бы, – сказал Гюнтер.

– Согласен. Но где разумные пределы здравомыслия? Правительства многих государств готовят почву для внедрения ограничений умственной деятельности. С помощью нашей технологии можно открыть двери разума и исследовать его снаружи. Впервые мы получаем возможность обнаружить молчаливый мятеж. Запретить определенные образы мыслей. Искоренить у населения жажду насилия.

Задумайтесь и о военном применении. Соединив это знание с некоторыми новейшими нановооружениями, можно произвести какой-нибудь «газ бешенства», который заставит вражеские армии уничтожать их собственное население. Или, еще лучше, повергнет их в психотическое бешенство, чтобы они поубивали друг друга и себя. Целые города можно будет захватывать, лишая их жителей рассудка. Затем можно создать вторичную, внутреннюю реальность, которая позволит завоевателям использовать их как рабов. Возможности не ограничены.

Они переваривали услышанное в тишине. Наконец Хиро сказал:

– Боже, Кришна, если это не засекречено, что же такое вы там делаете, о чем рассказывать нельзя?

– Больше я ничего не скажу.

Через минуту Хиро снова скакал по камням. У подножия соседнего холма он обнаружил здоровенный валун, стоявший наклонно на своем узком торце. Хиро прыгал вокруг него, пытаясь найти хорошую точку съемки, чтобы в кадр не попали его собственные следы.

– Итак, в чем же проблема? – спросил Кришна через чип.

– Проблема в том, что я никак не могу увидеть ее. Екатерину. Я оставлял ей сообщения, но она игнорирует их. Ты же знаешь, как трудно в Бутстрэпе избегать того, кто хочет тебя видеть. А у нее это получается.

Кришна промолчал.

– Все, что я хочу знать, это что, черт возьми, здесь происходит?

– Она избегает тебя.

– Но почему? Ты хочешь сказать, что я в нее влюбился, а она в меня – нет?

– Не зная, как она смотрит на все это, я не могу сказать, что она чувствует. Но, судя по всему, она влюблена в тебя не меньше, чем ты в нее. Разница в том, что, по-твоему, это хорошо, а с ее точки зрения – нет. Естественно, она тебя избегает. При встрече ей будет только труднее контролировать себя.

– Дерьмо!

В голосе Кришны вдруг прозвучал сарказм:

– Чего ты хочешь? Минуту назад ты жаловался, что я думаю, будто ты машина. Теперь ты расстроился, что Измайлова про тебя так не думает.

– Эй, парни! Идите сюда. Я нашел отличный кадр. Вы должны это видеть.

Они обернулись и увидели Хиро, машущего им с вершины холма.

– Кажется, ты собирался улететь отсюда, – проворчал Гюнтер. – Говорил, что устал от Луны и собираешься улететь навсегда. Что же заставило тебя вдруг изменить решение?

– То было вчера! А сегодня я первопроходец, создатель миров, основатель династий!

– Это уже начинает надоедать. Скажи, что нужно, чтобы получить от тебя прямой ответ?

Хиро подпрыгнул, смешно раскинул руки и слегка пошатнулся, приземляясь.

– Мы с Аней собираемся пожениться!

Гюнтер с Кришной переглянулись непрозрачными светофильтрами. Гюнтер с деланным энтузиазмом сказал:

– Да ну? Серьезно? Поздравля…

Неожиданно завизжала статика. Гюнтер вздрогнул и вырубил усилитель.

– Черт, мое радио…

Один из его друзей – они сейчас стояли рядом, и Гюнтер не мог различить их – указывал вверх. Гюнтер задрал голову и посмотрел на Землю. Сначала он не знал, что искать. Потом увидел: яркая вспышка света в ночи. Будто крошечный, яркий провал в реальности где-то в континентальной Азии.

– Это еще что? – спросил он.

Хиро тихо ответил:

– Кажется, Владивосток.

Когда они возвращались в Центральный залив, первый всполох покраснел и погас, но расцвели еще два. Оператор новостей в Обсерватории работал без перерыва, стряпая из репортажей главных источников информации некую смесь слухов и страха. Эфир был забит разговорами об ударах по Сеулу и Буэнос-Айресу. В этих двух все были уверены. Об ударах по Панаме, Ираку, Денверу и Каиру спорили. Одна ракета почти долетела до Хоккайдо, но ее удалось перенаправить в Японское море. Несколько станций «Швейцарских орбитальных» превращены в осколки. Никто не знал, кто агрессор, хотя большинство склонялось к единому мнению. Но Токио все отрицал.