Текст книги "Стивен Хокинг. Жизнь среди звезд"

Мы живем в черной дыре, просто такой огромной, что искривление пространства-времени в ней очень мало, и земными астрономическими инструментами его не измерить. Большой Взрыв растянул пространство и буквально дал материальному содержимому космического яйца простор для маневра. Сначала Вселенная была очень плотной и горячей, но по мере расширения доступного пространства этот огненный шар остывал и разрежался. Совсем как жидкость в радиаторе вашего холодильника остужает его. Внутри холодильника жидкость распространяется по просторной камере и охлаждается, а снаружи, на задней стенке холодильника, втискивается в более тесное пространство и нагревается, однако тепло уходит с радиатора, прежде чем жидкость возвращается в холодильник и начинается новый цикл. Когда Вселенная была сжатой, ее температура была гораздо выше, как у сжатой охлаждающей жидкости или у воздуха в велосипедном насосе.

Насколько выше? Если вернуться по логической цепочке космологической модели к самому началу, то есть к сингулярности, предсказанной уравнениями Эйнштейна, придется иметь дело с бесконечными температурами, а не только с бесконечной плотностью. Но в 1960-е годы никто не доходил до таких крайностей. Бесконечности по-прежнему считались каким-то просчетом в ОТО, но все равно момент появления в модели бесконечностей мог служить отметкой начала времен (по крайней мере, пока никто не предложил теорию получше).

Физика 1960-х годов ничего не могла сказать о том, что происходило в долю секунды сразу за началом этого начала времен, зато подробно описала все, что происходило со Вселенной в течение 15 миллиардов лет, которые начались всего через одну десятую долю секунды после Большого Взрыва. Космологи все больше убеждались, что ОТО не так уж и плохо описывает Вселенную, раз объясняет все, что случилось за последние 15 миллиардов лет, кроме самой первой десятой доли секунды. Вот что она им говорила.

Спустя одну десятую секунды после «начала» (или после «отскока», как выражались многие космологи 1960-х), плотность Вселенной была в 30 миллионов раз больше плотности воды. Температура составляла 30 миллиардов градусов,[23]23
  Физики измеряют температуру в градусах Кельвина (обозначается К). Эта шкала начинается с абсолютного нуля –273 °C, когда прекращается всякое тепловое движение атомов. Но 273 градуса – сущий пустяк, если говорить о температурах в миллиарды градусов, поэтому можно считать, что температуры при описании взрыва даются в привычных для нас градусах Цельсия.


[Закрыть] и Вселенная состояла из смеси очень высокоэнергичного излучения (фотонов) и материальных частиц, в том числе нейтронов, протонов и электронов, но не только – были еще нестабильные экзотические частицы, ненадолго возникавшие из чистого излучения. Ярчайший пример эквивалентности вещества и энергии, выраженной в знаменитом уравнении Эйнштейна E = mc². На Земле, в атомной бомбе, в недрах Солнца, где идут ядерные реакции, крошечные количества вещества (m) преобразуются в огромную энергию (E), потому что c – это скорость света, 300 000 километров в секунду, а c² – это прямо-таки очень много. Но если у тебя в распоряжении вдоволь энергии, из нее и вправду можно создавать вещество, и после Большого Взрыва энергии для этого фокуса было предостаточно, хотя многие частицы, возникшие в результате, были нестабильны и вмиг исчезали, превратившись в излучение.

Секунду спустя, через 1,1 секунды после начала, Вселенная уже заметно остыла, до десяти миллиардов градусов. Плотность Вселенной в это время была всего в 380 000 раз больше плотности воды, а после этого реакции между частицами были очень похожи на ядерные реакции, идущие сегодня в недрах Солнца и других звезд.

При температуре в три миллиарда градусов, менее чем через 14 секунд после начала, смогли, пусть и ненадолго, сформироваться первые ядра дейтерия. Водород – самый простой атом, с единственным протоном в ядре и одним электроном на орбите вокруг ядра (в каком-то смысле одиночные протоны можно считать ядрами водорода). Следующий по сложности атом – дейтерий, ядро которого состоит из одного протона и одного нейтрона, а вокруг них по орбите вращается один электрон. Атомы, у которых одинаковое количество электронов, но разное количество нейтронов, обладают одинаковыми химическими свойствами и называются изотопами; дейтерий – изотоп водорода, который иногда называют «тяжелый водород».

Температура – мера средней скорости частиц, из которых состоит вещество (именно поэтому не может быть температуры ниже –273 °C, когда прекращается движение атомов), а при температурах выше трех миллиардов градусов протоны и нейтроны носятся так быстро, что способны лишь отскакивать друг от друга. Одни частицы движутся быстрее среднего, другие медленнее, хотя скорости большинства близки к средней. Поэтому, когда температура падает ниже этой величины, некоторые протоны и нейтроны движутся уже довольно медленно и при столкновении соединяются. Соединяет их притяжение, известное как сильное взаимодействие. Как ясно из названия, это мощная сила притяжения, возникающая между протонами и нейтронами. Однако действует она только на очень малых расстояниях, и быстрые частицы проскакивают мимо друг друга или отскакивают быстрее, чем сильное взаимодействие успевает их связать. Поначалу большинство ядер дейтерия, возникших таким образом, разрушались при столкновениях с более быстрыми частицами, но огненный шар понемногу остывал, и шансы на выживание у ядер дейтерия постоянно повышались.

Всего через 3 минуты и 2 секунды после начала температура упала ниже миллиарда градусов, и Вселенная была всего в семьдесят раз горячее, чем недра Солнца в наши дни. Теперь почти все ядра дейтерия могли соединяться попарно, и получались ядра гелия. Каждое ядро гелия содержит два протона и два нейтрона, всего четыре «нуклона», поэтому они называются ядрами гелия-4 (у атома гелия, разумеется, есть еще два электрона, вращающиеся вокруг ядра).

Так уж вышло, что ядра гелия-4 особенно стабильны. Однако в природе не существует стабильных ядер с пятью нуклонами (а казалось бы, что стоит добавить протон или нейтрон к ядру гелия-4) и с восемью нуклонами (если слепить вместе два ядра гелия-4). Поэтому процесс нуклеосинтеза после Большого Взрыва остановился на выработке гелия-4. Меньше чем через 4 минуты после начала вещество Вселенной пришло в равновесие на уровне около 75 % ядер водорода и 25 % гелия вперемешку с быстрыми электронами в океане горячего излучения.

Через полчаса – спустя 34 минуты после начала – температура снизилась до 300 миллионов градусов, и плотность Вселенной составляла всего 10 % плотности воды. Однако Вселенной пришлось остывать еще 700 000 лет, чтобы к ядрам присоединились электроны и возникли стабильные атомы. До этого, даже если положительно заряженное ядро пыталось захватить отрицательно заряженный электрон, этот электрон вышибал какой-нибудь энергичный фотон. Но после 700 000 лет температура Вселенной упала до 4000 градусов (примерно такова сегодня температура поверхности Солнца), и ядра наконец смогли удерживать электроны и формировать стабильные атомы. На протяжении большей части последних 15 миллиардов лет протоны, нейтроны и электроны соединяются в звезды и галактики, которые возникают из этого первичного материала, когда гравитация стягивает в пространстве облака газа. Излучение, оставшееся после Большого Взрыва, не имеет к этому никакого отношения, поскольку уже давно остыло настолько, что не может отделять электроны от атомных ядер и теперь просто остывает дальше по мере расширения Вселенной. Однако, как мы еще увидим, это реликтовое излучение, отголосок сотворения мира, сыграло важнейшую роль в том, чтобы убедить космологов, что одна из их «моделей» и в самом деле показывает, как обстоят дела в реальной Вселенной. А на фоне всего этого тот, кому предстояло в 1970-е годы продвинуть космологию на шаг вперед, к самым истокам, переживал свои взлеты – и в личной, и в профессиональной жизни.

Глава 6
Семья и работа

Середина 1960-х годов оказалась одним из важнейших периодов в жизни Стивена Хокинга. Когда он обручился с Джейн, то понял, что нужно как можно скорее найти работу, иначе свадьбу придется отложить. После защиты диссертации следующий шаг в карьере ученого – найти себе место в университете, обеспеченное грантом, чтобы продолжить исследования. Подобно тому как студенты ищут, где писать диссертацию, еще до того, как получили диплом бакалавра, заявления на должность в университете обычно подают еще во время работы над диссертацией, не оставляя ничего на потом. Поэтому Стивен должен был искать себе место, в муках сочиняя текст диссертации и зная, что на следующее лето назначена свадьба. К счастью, долго искать не пришлось. Он узнал, что в другом кембриджском колледже – колледже Гонвилля и Киза (сокращенно его называют Киз-колледж) – есть вакансия физика-теоретика, и к работе надо приступать ближайшей осенью. Хокинг тут же начал собирать документы. Однако эта сравнительно несложная задача оказалась для него серьезным препятствием.

Болезнь зашла уже так далеко, что он не мог писать, поэтому решил, что попросит Джейн напечатать заявление на машинке, когда она в ближайшие выходные приедет к нему в Кембридж. Но когда его невеста вышла из поезда, то поприветствовала его рукой по локоть в гипсе. Оказалось, на прошлой неделе она упала и сломала руку. Хокинг признается, что он отнесся к ее беде без должного сострадания, однако Джейн не стала долго на него дуться, и они вместе придумали, как все-таки написать заявление. Джейн сломала левую руку, но она правша, поэтому Хокинг диктовал, а она записывала текст заявления от руки. А потом его напечатал один их общий кембриджский друг.

Однако на этом сложности с документами у Хокинга не кончились. К заявлению надо было приложить две рекомендации. Первую, разумеется, предоставил Деннис Сиама – само собой, он очень хотел помочь Стивену и в качестве второго рекомендателя предложил Германа Бонди. Хокинг несколько раз видел Бонди на семинарах Роджера Пенроуза в Королевском колледже, и Бонди рецензировал статью, которую Стивен написал для Королевского общества несколько месяцев назад. Хокинга это очень воодушевило, и он решил просить Бонди дать ему рекомендацию, что едва не привело к катастрофе. Вот как об этом вспоминает сам Хокинг:

Я подошел к нему после лекции в Кембридже. Он рассеянно поглядел на меня и сказал, что да, напишет рекомендацию. Очевидно, он меня не помнил, потому что, когда колледж отправил ему запрос на рекомендацию, он ответил, что впервые слышит обо мне.[24]24
  Hawking. A Short History.


[Закрыть]

Случись такой серьезный удар сегодня, у Хокинга наверняка не осталось бы надежды занять эту должность. Однако в 1960-е конкурс на академические должности был не такой большой, как сегодня, и администрация Киз-колледжа проявила понимание и написала Хокингу письмо, где рассказала о сложившейся неловкой ситуации. Сиама снова пришел на помощь ученику и сам обратился к Бонди, чтобы напомнить ему о перспективном молодом ученом. Тогда Бонди дал Хокингу хвалебную рекомендацию, возможно, значительно более теплую, чем написал бы, если бы всего этого не случилось.

Новых сотрудников Киз-колледжа избирают ежегодно на совете, который проходит в течение зимнего триместра. Обычно открыты шесть-семь вакансий, покрывающие всю исследовательскую тематику, и избранные счастливцы пополняют ряды семидесяти с чем-то сотрудников, уже работающих в колледже. В совете участвует примерно десяток старших научных сотрудников во главе с президентом колледжа. В 1965 году президентом колледжа стал знаменитый историк китайской науки Джозеф Нидэм. У Хокинга были хорошие рекомендации, и несколько научных сотрудников из совета, в том числе Нидэм, уже слышали о том, какая репутация сложилась у него в академических кругах Кембриджа. Как говорит Шекспир, «Есть сладостная польза и в несчастье»,[25]25
  «Как вам это понравится». Пер. Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть] и пожалуй, в случае Хокинга это было верно как никогда. Несмотря на путаницу с рекомендациями, совет отдал ему предпочтение перед остальными соискателями, и Стивен получил место научного сотрудника в Киз-колледже. Теперь они с Джейн могли смотреть в будущее с некоторой уверенностью – в том, что касалось его профессиональной карьеры.

Помимо главной обязанности – продолжать исследования – задачи научных сотрудников были минимальными. Они должны были осуществлять научное руководство, но в какой степени – это каждый решал по-своему. Роль научного сотрудника, как и многое другое в Кембриджском университете, оставалась неизменной со времен Исаака Ньютона. Стать научным сотрудником – само по себе большая честь и к тому же возможность продолжать исследования и получать за это деньги. В обмен колледж обретает престиж, если кто-то из его сотрудников добивается особенных успехов. Хокинг был от природы более чем самонадеян – и, только-только получив должность в Киз-колледже, едва не погубил все в очередной раз. Он умудрился повздорить с казначеем. Хокингу пришло в голову спросить казначея, сколько ему будут платить за новую должность, а тот отчитал его за дерзость и нетерпение. Стивен и представить себе не мог, что вскоре после свадьбы эта оплошность приведет к дальнейшим осложнениям для них с Джейн.

В июле 1965-го Стивен и Джейн обвенчались в часовне Тринити-Холл – колледжа, где Хокинг писал диссертацию. Это была не типичная свадьба «высоколобых», но и никоим образом не светский раут. Родители молодоженов были обычные представители среднего класса. Отец Джейн Джордж Уайлд был государственный служащий, старшие Хокинги и Уайлды были знакомы еще до того, как познакомились их дети, поэтому приготовления к свадьбе, пожалуй, обошлись без лишних споров. Гостей было около сотни, после службы устроили прием с обычными речами и бокалами с шампанским в честь молодых. Брендон Картер вспоминает, что на свадьбе впервые увидел родных Стивена. Фрэнк Хокинг был высокий, худой, молчаливый и полный достоинства. Изабель, мама Стивена, напротив, оказалась дружелюбной, разговорчивой, живой и общительной, она была счастлива познакомиться с друзьями Стивена и сразу приняла их под крыло.

Несмотря на то что жених на свадебных фотографиях опирается на трость, новобрачные ничем не отличаются от любой другой счастливой пары в день свадьбы. На черно-белых снимках Стивен облачен в темный костюм с узким аккуратно завязанным галстуком, а из-за худого лица и очков в массивной темной оправе чем-то напоминает сову. Джейн стоит рядом с букетом в руках, фата откинута, волосы до плеч слегка завиты так, чтобы кончики отгибались наружу, а свадебное платье короткое по моде тех времен. Стивен гордо смотрит в объектив, в его взгляде читается непоколебимая решимость и уверенность в своих силах – он словно говорит: «Это только начало». Джейн сияет счастливой улыбкой – она тоже не сомневается, что они преодолеют все препятствия, просто выражает свою убежденность по-своему, мягко и нежно.

Разумеется, молодожены, как и все их гости, прекрасно знали, что Стивен может скоро умереть. Более того, он уже прожил дольше, чем предсказывали врачи. Но в тот летний день в Кембридже подобные мысли были лишь далекой тенью, и Джейн и Стивен Хокинги были не меньше любой другой молодой пары уверены, что их ждет счастливая жизнь, полная побед, а особые обстоятельства лишь помогут им извлекать все возможное из каждой минуты, которую им суждено провести вместе.

На жалованье научного сотрудника особенно роскошествовать не получалось, к тому же в 1965 году еще не принято было отдыхать за границей, поэтому новобрачные на неделю уехали в Суффолк. А потом пришлось вернуться к работе: Хокингу нужно было побывать на летней школе по ОТО в Корнельском университете на севере штата Нью-Йорк, и молодые отправились туда вместе. Хокинг считает, что это было ошибкой:

Для нашего брака это оказалось суровым испытанием, особенно когда нас поселили в общежитии, битком набитом супружескими парами с шумными маленькими детьми. Однако сама по себе летняя школа оказалась мне очень полезной, поскольку я познакомился со многими ведущими специалистами в этой области.[26]26
  Ibid.


[Закрыть]

Брендон Картер тоже побывал на этой летней школе и имел возможность познакомиться с Джейн гораздо ближе, чем во время ее приездов в Кембридж на выходные. Он вспоминает, что домохозяйкой она была довольно неопытной. Как-то раз он наткнулся на нее в общей кухне – она была в отчаянии, потому что не понимала, как заварить чай без чайника. Картер нашел в шкафу кастрюльку и показал, как заваривают чай по-походному. Возмущенная гримаска Джейн стала для него одним из самых драгоценных воспоминаний об этой поездке.

Летние школы организуют для того, чтобы студенты, аспиранты и научные сотрудники из университетов по всему миру познакомились с новейшими результатами и гипотезами в своей области. Обычно на летние школы приглашают самых выдающихся ученых из соответствующей области, и такие мероприятия помогают найти применение новым открытиям в собственной работе. Для Хокинга как физика это был период становления, поэтому, невзирая на бытовые сложности, с точки зрения космологических исследований летняя школа оказалась очень своевременной. На свою первую должность в Киз-колледже он вернулся окрыленный.

Однако по возвращении молодожены столкнулись с новыми бытовыми трудностями. Прежде всего, надо было понять, где Стивен и Джейн будут жить. Джейн была еще студенткой, училась на третьем и последнем курсе в Вестфилдском колледже в Лондоне, поэтому они решили, что она будет в будние дни жить в Лондоне, а на выходные приезжать в Кембридж, как перед свадьбой, а Стивен постарается справляться сам. Тут же возник вопрос, где найти подходящее жилье в университетском городе, где с жильем всегда были сложности.

Перед отъездом в Америку Хокинг еще раз сходил к казначею попросить содействия в поиске квартиры, но получил ответ, что администрация колледжа не занимается размещением научных сотрудников. Поскольку на велосипеде Стивен ездить не мог, а ходил, опираясь на две трости, да и то недалеко, Хокингам, разумеется, было очень важно поселиться в центре Кембриджа, поближе к кафедре прикладной математики и теоретической физики на Сильвер-стрит. Но с точки зрения руководства состояние здоровья их нового сотрудника роли не играло. Потом, перед самой поездкой в Корнельский университет, супруги узнали, что неподалеку от Сильвер-стрит строится новый жилой массив, и оставили там заявку на квартиру. Но, когда они вернулись, оказалось, что дома будут готовы только через несколько месяцев.

Хокинг в отчаянии снова отправился к казначею, и тот наконец согласился поселить молодоженов в общежитии для аспирантов. Однако, похоже, он затаил на Хокинга злость за неслыханную наглость поинтересоваться, сколько платят научному сотруднику. Комната в общежитии стоила двенадцать шиллингов шесть пенсов за ночь, но с Хокингов он запросил в два раза больше, поскольку их было двое, хотя Джейн планировала приезжать только на выходные.

Однако вышло так, что в общежитии они прожили всего три дня, поскольку на соседней улочке, старинной и живописной, под названием Литтл-Сент-Мэри-лейн, нашелся домик. До кафедры прикладной математики и теоретической физики от него была всего сотня шагов, так что домик прекрасно подошел молодой чете. Раньше он принадлежал другому кембриджскому колледжу и сдавался одному из тамошних сотрудников, но потом этот сотрудник купил большой дом в пригороде, переехал и согласился сдать домик в поднаем на оставшиеся три месяца аренды.

Пока Хокинги жили там, оказалось, что на той же улице сдают другой дом. Старушка соседка, подружившаяся с молодой парой и знавшая, как им трудно найти жилье, связалась с владельцем пустовавшего дома неподалеку на той же Литтл-Сент-Мэри-лейн. Старушка была до того возмущена, что молодым приходится так трудно, а дом простаивает, что она вызвала владельца в Кембридж и практически заставила сдать дом Хокингам по весьма разумной цене. Сложности снова удалось преодолеть. Супруги переехали в новый дом, когда истек трехмесячный договор на старый, и прожили там много лет.

Хотя переезжать пришлось всего за несколько домов, это все равно было довольно трудоемко. Помочь вызвались все друзья Хокингов – они таскали мебель по тротуару и расставляли по местам, а Стивен тем временем стоял, опираясь на трости, и выкрикивал команды своим знаменитым голосом рулевого. Помогали молодой чете и Брендон Картер, и Мартин Рис, а также Боб Донован, химик, недавно защитивший диссертацию и подружившийся со Стивеном и Джейн незадолго до свадьбы.

Новый дом тоже был маленький и старинный. Входная дверь вела прямо в гостиную, за ней располагалась кухня. В хозяйскую спальню на втором этаже вела узкая винтовая лестница, а выше, на третьем этаже, были еще две комнатки поменьше. Мебели у Хокингов почти не было, и почти всю гостиную занял большой обеденный стол. Стены покрасили в пастельные тона, а между полками, уставленными книгами и пластинками, для оживления обстановки повесили яркие картины и плакаты. Потолки были такие низкие, что высоким посетителям приходилось пригибаться в дверях, чтобы не удариться головой. Хокинги всегда обожали гостей, и крошечный домик постоянно был битком набит друзьями, зашедшими на ужин или на обед по выходным, и тогда все собирались за столом, стараясь вести исключительно интеллектуальные разговоры, но это получалось не всегда. Брендон Картер вспоминает, как весело бывало в доме на Литтл-Сент-Мэри-лейн – все помогали готовить угощение и мыть посуду под Вагнера и Малера.

* * *

Тем временем работа над черными дырами шла у Хокинга полным ходом. В декабре 1965 года его пригласили выступить с докладом на конференции по теории относительности в Майами. В колледже у Джейн были рождественские каникулы, и хотя летом ей предстояли выпускные экзамены и нужно было готовиться, она решила поехать с мужем в Америку.

Ко времени поездки в Майами речь у Стивена заметно ухудшилась, он сильно шепелявил и опасался, что слушатели его не поймут. К счастью, его друг Джордж Эллис как раз поехал на год в Техасский университет в Остине и тоже собирался в Майами на конференцию. После жаркого спора в гостиничном номере было решено, что Эллис прочитает доклад от имени Хокинга. Доклад имел шумный успех, и хотя, фигурально выражаясь, на докторском дипломе Хокинга еще чернила не обсохли, его работы по сингулярности с энтузиазмом приняли собравшиеся в Майами выдающиеся ученые со всего мира.

Хокинги остановились в отеле «Фонтенбло», где недавно снимали фильм про Джеймса Бонда «Голдфингер». Это был огромный отель со своим пляжем. В свободный от докладов день Джордж Эллис с женой провели со Стивеном и Джейн прекрасный день на море. Около шести, когда великолепный красный диск солнца уже клонился к горизонту, они решили вернуться в отель на ужин и обнаружили, что ворота на пляж заперты. После кратких поисков выхода оказалось, что попасть в отель можно только через открытое окно кухни сбоку здания. Но как же Стивену пролезть в окно и попасть в номер, если он и ходит-то только, опираясь на трости?

Друзья влезли в окно и уже затаскивали туда Стивена, когда заметили, что на них внимательно смотрят уборщицы-испанки, не слишком довольные, что какая-то странная компания забралась к ним в кухню – мало того, еще и волочет за собой чье-то безжизненное тело. Никогда еще Хокинги и Эллисы так не радовались тому, что Джейн знает несколько языков. Как только она поняла, на каком языке говорят уборщицы, то сразу обратилась к ним на безупречном испанском и быстро объяснила, что и как. Уборщицы тут же прониклись к ним сочувствием, помогли Стивену пробраться в кухню и даже проводили злополучную четверку в номера.

Джордж Эллис пригласил Хокингов ненадолго погостить в Техас. Джейн нужно было вернуться в Лондон только в январе, поэтому они согласились. В Техасе они пробыли неделю – гуляли и отдыхали после тяжелого для обоих триместра. Вчетвером они катались на машине Эллисов по великолепным техасским ландшафтам с их первобытной красотой, пили холодное пиво в барах в пустынях, любовались витринами дорогих магазинов в Остине.

Но потом пришлось возвращаться в Кембридж и снова сталкиваться с суровой реальностью. Джейн почти сразу вернулась в Лондон, и началась старая система приездов по выходным.

За первый год замужества Джейн твердо встала на ноги. Она продолжила учебу и летом 1966 года получила диплом бакалавра. За это время она еще и перепечатала диссертацию Стивена. До этого ей по-прежнему приходилось ездить на выходные и праздники из Лондона в Кембридж, зато потом она смогла наконец поселиться с мужем в их доме на Литтл-Сент-Мэри-лейн.

Состояние Стивена тем временем ухудшалось. Природа его болезни такова, что во многих случаях она прогрессирует нерегулярными рывками. За периодом еле заметных перемен, который может длиться несколько лет, следует резкое ухудшение, а затем снова период относительной стабильности. После первого обострения и постановки диагноза симптомы у Стивена некоторое время не менялись, но за вторую половину 1960-х произошел настоящий обвал. Хокинг ходил уже с костылями, а не с двумя тростями. Его отец разочаровался во врачах, которые наблюдали Стивена, и решил взять лечение в свои руки. Он подробно изучил литературу по боковому амиотрофическому склерозу и прописал Стивену курс стероидов и витаминов, которые тот принимал до самой смерти отца в 1986 году.

Стивену становилось все труднее подниматься и спускаться по винтовой лестнице, которая вела в их спальню на втором этаже на Литтл-Сент-Мэри-лейн. Друзья, приходившие в гости по вечерам, замечали, насколько усугубилась болезнь у Стивена, когда видели, как он пробирается через гостиную и по лестнице, когда пора ложиться спать. Кто-то из знакомых вспоминал, что с ужасом наблюдал, как у Хокинга уходит четверть часа на то, чтобы добраться до двери спальни. Он не разрешал помогать себе и злился, когда с ним вели себя по-особому, не так, как с нормальным здоровым человеком. Джейн и их друзья уважали его точку зрения, но иногда это не могло не вызвать досады. Решительность и целеустремленность Хокинга было легко перепутать с заносчивостью и вредностью. Писатель Джон Бослау отмечал, что «в жизни не видел такого сложного человека, как Хокинг».[27]27
  Boslough John. Beyond the Black Hole: Stephen Hawking’s Universe. Fontana, London, 1985.


[Закрыть] А Джейн вспоминает: «Кто-то называл это целеустремленностью, кто-то – упрямством. Сама я говорила и так, и этак. Наверное, это и держит его на плаву».[28]28
  Appleyard Bryan. Master of the Universe: Will Stephen Hawking live to find the secret? «Express News», San Antonio, Texas (July 3, 1988).


[Закрыть]

На кафедре прикладной математики и теоретической физики и в кембриджской академической среде у Хокинга начала складываться репутация «трудного гения», к тому же его считали преемником Эйнштейна, пусть и в самом начале пути. Тогдашние знакомые вспоминают, что он был приветлив и оптимистичен, однако природная резкость, усугубленная болезнью, зачастую отталкивала от него окружающих.

Хокинг никогда не стеснялся выражать свое мнение во время докладов известных и уважаемых физиков, признанных светил. Большинство молодых ученых на его месте довольствовались бы тем, чтобы молча впитывать мудрость великих, однако Хокинг задавал беспощадно-точные, а зачастую и неприятные вопросы. Впрочем, подобное поведение вовсе не обижало маститых ученых, напротив, вызывало заслуженное уважение и укрепляло позиции Стивена в глазах ученого мира. Правда, некоторых современников это все же отпугивало. Коллеги зачастую побаивались приглашать его в паб на кружечку пива.

Умение не придавать особого значения телесной немощи и сохранять бодрость и оптимизм – величайший талант Хокинга. Он попросту не дает болезни взять верх. А физика – прекрасный способ отвлечься. Хокинг до того увлечен изучением природы и происхождения космоса и «игрой во Вселенную», как он сам это называет, что не позволяет себе тратить силы и время на размышления о собственном здоровье. Как-то раз, когда его спросили, бывают ли у него периоды депрессии из-за такого состояния, он ответил: «Обычно нет. Я могу заниматься чем хочу, несмотря на болезнь, и это дает ощущение того, что цель достигнута».[29]29
  Sipehen Bob. The sky’s no limit in the career of Stephen Hawking. «West Australian» (June 16, 1990).


[Закрыть] Невзирая на постепенное ухудшение речи и прогрессирующую атрофию мышц, для близких друзей он оставался прежним Стивеном Хокингом, которого они знали с первых дней в Кембридже, а тем, кто по-настоящему понимал его, доставалась и его душевная теплота.

И Джейн, и Стивен понимали, что медлить нельзя и сразу после свадьбы нужно заводить детей, и в 1967 году родился их первенец Роберт. Это снова стало переломным моментом в жизни Хокинга. Прошло всего четыре года, как у него нашли смертельную болезнь и сказали, что он проживет всего два года, а сейчас он стал восходящим светилом в мире науки, сохранил определенную независимость и подвижность исключительно благодаря силе воли и целеустремленности, а теперь еще и стал отцом вопреки всему. Как заметила Джейн: «Это явно придало Стивену стимул в жизни – ведь теперь он отвечал за крошечное беспомощное существо».[30]30
  20/20, ABC Television, 1989.


[Закрыть] У него наконец-то все было хорошо. Карьера шла в гору, каждая новая опубликованная статья преодолевала очередной барьер на пути нашего понимания Вселенной, и каждое открытие укрепляло его репутацию перспективного молодого ученого. А рождение сына сделало Стивена еще счастливее в браке.

Однако для Джейн все складывалось не так радужно. Она вынуждена была в одиночку растить ребенка, вести хозяйство и ухаживать за мужем – тяжелым инвалидом, который ничем не мог ей помочь. Знакомые вспоминали ее слова:

Когда я выходила за него замуж, то отдавала себе отчет, что у меня никакой карьеры не будет, что наша семья может позволить себе только одного ученого, и это будет Стивен. Но должна признаться, что в первые годы мне было трудно смириться с этой крайне досадной мыслью. Мне казалось, что на мою долю выпадает вся черная работа, а вся слава достается Стивену.[31]31
  Walton Ellen. A brief history of hard times. «Guardian» (August 9, 1989)


[Закрыть]

А как-то раз она сказала:

Могу представить себе, как обидно некоторым женам физиков, когда они не могут дождаться помощи от своих здоровых мужей. У меня нет никаких иллюзий на этот счет, поэтому меня это не огорчает.[32]32
  Overbye. The wizard of space and time.


[Закрыть]

Однако неизбежное напряжение прорвалось наружу лишь через много лет. Супруги решили выкупить свой дом на Литтл-Сент-Мэри-лейн. Хокинг наступил на горло собственной гордости и снова отправился к казначею, чтобы попросить у Киз-колледжа ипотеку. Администрация обследовала здание, решила, что это невыгодное вложение, и отказала. В очередной раз выяснилось, что статус научного сотрудника Кембриджского университета «в реальной жизни» мало чем помогает. Но супруги не сдались и обратились в жилищно-строительный кооператив, получили заем и оформили ипотеку. Родители Стивена дали денег на ремонт, и все та же компания друзей вызвалась помочь – на сей раз с покраской и поклейкой обоев. Дом был маленький, но Хокинги прожили там еще несколько лет, до середины 1970-х, когда разросшейся семье стало в нем тесно. А пока он служил им верой и правдой. После косметического ремонта он стал еще уютнее, чем раньше, когда Хокинги его снимали, а главное – теперь это был их собственный дом, тихая гавань, где можно было растить детей.