Текст книги "Золото Трои"

Маска Агамемнона

Невероятный успех Шлимана в Микенах был достигнут благодаря анализу книги Павсания, давшего описание могил Агамемнона и его сподвижников. Согласно этому тексту, вероятность расположения могил внутри стен была выше, чем за ними. Ученые полагали, что Павсаний имел в виду огромные купольные гробницы, включая и ту, которую мы называем «Сокровищницей Атрея», и, соответственно, упомянутые стены – это внешний контур, расположенный далеко от цитадели. Шлиман был уверен в ошибке ученых. Он настаивал, что Павсаний подразумевал огромные циклопические стены цитадели и что герои Троянской войны лежат за Львиными воротами. «Абсурд», – отвечали ученые, ибо где найти место кладбищу внутри такой небольшой цитадели на крутом холме? Да и вообще, с каких это пор древние стали хоронить покойников внутри города? В начале сентября 1876 г., с разрешения греческого правительства, Шлиман начал раскопки прямо за Львиными воротами, пробиваясь сквозь упавшие или смытые с холма обломки. До сих пор у подножия лестницы, начинающейся сразу за воротами, различим в виде полукруглой выемки конец траншеи. Шлиман повел ее на запад через небольшой участок с плоскими террасами внутри циклопических стен. Там он обнаружил остатки ряда вертикальных каменных знаков, образующих круг диаметром примерно 90 футов. Площадка явно была тщательно выровнена еще в древности, а внутри круга Шлиман нашел резной вертикальный камень, напоминающий могильный памятник. Следом обнаружились и другие камни с отчетливо различимыми изображениями воинов на колесницах. Сенсационные открытия стали частью археологической легенды, но волнение открытия до сих пор ощущается в письмах Шлимана в «Тайме» (перепечатанных на английском в «Briefwechsel II») и в его книге «Микены».

Ноябрьские дожди превратили траншеи в грязные канавы, но, дойдя до скального основания, Шлиман обнаружил высеченную в скале шахту. Это была первая из пяти прямоугольных могильных шахт, в которых он нашел останки девятнадцати мужчин и женщин и двух детей. Они были буквально усыпаны золотом. Лица мужчин закрывали изумительные золотые маски со столь отчетливыми чертами, что возникала мысль о портретном сходстве. На груди лежали великолепно украшенные «солнца» из толстого золотого листа с вдавленными розетками. У двух женщины были налобные украшения, а у одной из них – диадема. Возле тел лежали бронзовые мечи и кинжалы с золотыми эфесами и искусными инкрустациями на эфесах и клинках, в двух случаях инкрустация золотом, серебром и ляпис-лазурью по краям лезвий передавала удивительно яркие сцены охоты и боевых сражений. Были там золотые и серебряные чаши для питья, золотые шкатулки, сосуды и тарелки из слоновой кости и сотни золотых дисков, украшенных розетками, спиралями, изображениями животных и рыб. Возможно, они были нашиты на одежду и саваны. Художественное исполнение было просто ослепительным.

Шлиман не сомневался: это мир Гомера, «Илиады», и это могилы Агамемнона и его товарищей. Павсаний писал о пяти могилах – Шлиман и нашел пять. Легенда утверждала, что Кассандра родила двойню, их убили вместе с ней – и в одной из шахт две детских могилы! Но только в пятой могиле Шлиман нашел то, к чему так страстно стремился: три мужских тела в богато украшенном инкрустацией военном снаряжении, с золотыми покровами на груди и золотыми масками на лицах. Два черепа сохранить было невозможно, но третий

чудесно сохранился под массивной золотой маской… отлично видны оба глаза, а также рот, который благодаря огромному весу давящему на него, широко отрыт и показывает 32 прекрасных зуба… мужчина, должно быть, умер в возрасте тридцати пяти лет… Новость о том, что найдено довольно хорошо сохранившееся тело мужчины мифического героического века… распространилась по Арголиде, как лесной пожар, и люди приходили тысячами из Аргоса, Навплии и деревень, чтобы поглядеть на чудо.

Так написано в очерке Шлимана, опубликованном в 1880 г. в «Микенах». И, как обычно, вероятно, приукрашенном. Сообщение для «Тайме» от 25 ноября 1876 г. звучит прозаичней: «В одной из них [золотых масок] сохранилась значительная часть черепа». И ничего больше! Что касается знаменитой истории о том, как Шлиман отправил греческому королю телеграмму со словами: «Я взирал на лик Агамемнона», то мы можем сказать, что сентиментальность была в его характере. (Шлиман предпринял усилия сохранить тело, поливая его спиртом с растворенным каучуком, но попытка оказалась неудачной. Однако недавно в одном из ранее считавшихся утерянных альбомов Шлимана найдены зарисовки местного художника.)

Со своей стороны, – говорил Шлиман, – я всегда твердо верил в Троянскую войну. Мою веру в древнее сказание не могли поколебать ни мода, ни критика, и этой вере я обязан своим открытием Трои и ее сокровищ… Твердая вера в сказания заставила меня предпринять последние раскопки в акрополе [Микен] и привела к обнаружению пяти могил с их необъятными сокровищами… У меня не было ни малейшего сомнения при допущении того; что сказание, приписывающее могилы Агамемнону и людям из его окружения, совершенно справедливо.

Маска Агамемнона. 1550–1500 гг. до н. э. Золото.

Национальный археологический музей, Афины

Нужно ли говорить, что находки в Микенах вызвали сенсацию, а Шлиману принесли мировую славу. Его приветствовали в высшем европейском обществе. Британский премьер-министр Гладстон, сам изучавший античность, написал предисловие к английскому изданию «Микен». Шлиман читал лекции в ученых обществах по всей Европе. Конечно, было много и критиков: одни заявляли, что это послеримские могилы, варварское кладбище со «скифскими» масками; другие, что могилы – христианские, византийские. Но большинство согласилось – «гомеровские», то есть принадлежащие миру героев бронзового века. Разве не нашел Шлиман изображений шлемов из клыков вепря, как описывает Гомер? На инкрустированных лезвиях кинжалов не изображены ли «башенные щиты», подобные тому, что носил Аякс в «Илиаде»? А «среброгвоздные» мечи, такие, какой подарил Гектор тому же Аяксу? Наконец, новая наука археология сделала то, что прежде было невозможно: продемонстрировала связь между мифом Гомера и реальной историей. Шлиманом больше нельзя было пренебрегать. И кто бы теперь посчитал его обычным чудаком? Великий оксфордский исследователь санскрита Макс Мюллер писал:

Рад был услышать о Вашем успехе, Вы его полностью заслужили. Не обращайте внимания на нападки прессы в Германии… Ваши результаты открыты для различных интерпретаций – Вы знаете, насколько моя интерпретация отличается от Вашей и еще более от гладстоновской. Но это не влияет на мою признательность Вам за Ваше неослабевающее упорство. Я восхищаюсь самим по себе энтузиазмом, и будьте уверены, большинство людей в мире делают то же самое. Вам завидуют – вот и все; и меня это не удивляет.

Действительно ли Шлиман нашел Агамемнона? Увы! Здесь не место для анализа его находок и их реального датирования. Достаточно сказать, что шахтовые гробницы датируются XVI в. до н. э. Они появились задолго до возможной даты Троянской войны (XIII–XII вв. до н. э.). Нет даже уверенности, что они принадлежат той же династии, что и династия Агамемнона (если он существовал, хотя такое и возможно). И не все шесть гробниц (шестую нашел Стаматакис в 1877 г.) относятся к одному периоду, как думал Шлиман. Более того, они пополнялись на протяжении ряда поколений. (Второй могильный круг с такими же сказочными сокровищами был найден в 1950 г.) Теперь мы знаем, что великие архитектурные достижения микенского периода – Львиные ворота, циклопические стены и баснословные «сокровищницы» Атрея и Клитемнестры – датируются XIII в. до н. э., что именно в то время участок древних царских захоронений в шахтовых гробницах был приведен в порядок и огорожен для всеобщего поклонения. Некоторые упущения Шлимана были очевидны и в то время. Чарльз Ньютон справедливо обратил его внимание на тысячи фрагментов стремянных кувшинов – наиболее типичных гончарных изделий Микен, – найденных Шлиманом в 1876 г. Их можно было бы сравнить с гончарными изделиями, обнаруженными Ялисом на Родосе, которые по аналогии с египетским материалом можно датировать началом XIV в. до н. э., то есть достаточно близко к традиционной дате Троянской войны. В публикации о находках Шлиман полно и весьма достойно изложил результаты сравнения с родосским материалом. Но, как только речь зашла о связях между его находками в Микенах и Трое, все, что он смог указать, свелось к «бокалу для шампанского» такого типа, что он нашел здесь и видел в Тиринфе, и кубкам, «найденным мной в Трое на глубине 50 футов». Чем больше находок он делал, тем более древней и странно изолированной становилась его «гомеровская Троя».

Золотой Орхомен

Из сотен мест, упоминаемых в «Илиаде», Гомер выделяет лишь три как «златообильные». Для Шлимана два из них, Троя и Микены, оказались достойными такого эпитета. То, что его теперь потянет к третьему «золотому городу», было неизбежно, и с разрешения греческого правительства он предпринял небольшие раскопки в Орхомене, развалинах в центральной Греции над озером Копаида. Согласно легендам, жители Орхомена, минийцы, построили систему плотин, чтобы осушить это озеро. Орхомен был богатым городом и некогда правил даже могущественными Фивами, городом Эдипа. Его богатство вошло в поговорку: «ни за какие богатства Орхомена»! Павсаний свидетельствовал, что там есть огромные купольные гробницы:

«Сокровищница Миния» – одно из величайших чудес света и Греции. Она круглая по форме, построена из камня… и говорят, что самый верхний камень – это ключ, удерживающий все здание. Греки весьма славны экзотическими изделиями… выдающиеся историки… истолковали пирамиды Египта в мельчайших подробностях и не оставили ни малейшего упоминания о «Сокровищнице Миния» или стенах Тиринфа, которые ни в коем случае не менее чудесны!

Место, где стоял Орхомен, не забывалось, так же как и его имя: мы находим его в дневнике Кириака Анконского, обнюхавшего все вокруг в 1440-х гг. Позднее это место, в пяти часах верхом от Афин вдоль малярийной низины Копаиды, изучали Джелл, Мюррит и Лейк. Приезжал и лорд Элджин в поисках objet d’art.

Как и его предшественники, Шлиман обнаружил, что огромный толос обрушился, но достаточно хорошо сохранился, чтобы видеть, каким шедевром он был. Практически идентичный по размерам микенской «Сокровищнице Атрея», он вполне мог быть спроектирован тем же архитектором (эту мысль высказал Шлиману в Орхомене двадцатисемилетний Вильгельм Дёрпфельд, в то время архитектор немецкой археологической группы в Олимпии, вскоре ставший незаменимым сотрудником Шлимана).

Пробные раскопки в цитадели не были успешны. Легендарного богатства гомеровского Орхомена Шлиман не нашел и вскоре сдался. Но был один плюс. В погребальной камере толоса Шлиман и София нашли много фрагментов резных сланцевых пластин, которые, похоже, покрывали потолок гробницы и обвалились лишь несколько лет назад. Рельеф был образован красиво переплетающимися спиралями из листьев и розеток, и Шлиманам удалось его реконструировать. Так что теперь посетители Орхомена могут увидеть потолок на законном месте. Вполне вероятно, что вся камера была первоначально украшена подобным образом.

Через несколько недель Шлиман покинул Орхомен. Но одна загадка осталась неразгаданной. Она, как мы теперь знаем, исключительно важна для поисков Трои. Шлиман откопал большое количество странных одноцветных гончарных изделий, которые он назвал «серой минийской керамикой», по имени обитавшего здесь народа. Он уже находил аналогичную керамику в верхнем слое Трои, намного выше его «гомеровского Илиона». Почему Шлиман не заметил важности этого сходства? Будь иначе, то ответ на загадку Трои был бы у него в руках. Но взор Шлимана был уже устремлен в другую сторону – на Тиринф, город, знакомый ему многие годы.

«Тиринф крепкостенный»

Поднимаясь, как корабль, над равниной Аргоса, Тиринф расположен на низком скалистом мысе в девяти милях к югу от Микен. В бронзовом веке море было всего в 100 ярдах от западных стен, и Тиринф был портом. Отсюда, говорит Гомер, царь Диомед отправил к Трое 80 черных кораблей. Положение Тиринфа позволяло ему господствовать над равниной, потому что от ворот идут дороги на юг к Навплии, на юго-восток к Азине, на восток к Касарме и Эпидавру, на северо-восток к Мидее, на север к Микенам и Коринфу и на северо-запад к Аргосу. Сверху видно, что Тиринф со всех сторон окружен горами, у подножия которых стоят мощные крепости Аргос и Мидея. Микены скрываются в долине на севере. Панорама чудесная, как отмечал и Шлиман:

Признаюсь, перспектива с цитадели Тиринфа далеко превосходит все природные красоты, когда-либо мной виденные. Действительно, магия зрелища становится совершенно неотразимой, когда в душу проникают воспоминания о великих деяниях, сценой которых была равнина Аргоса с окружающими ее возвышенностями.

Подобно Микенам, Тиринф превратился еще в античные времена в развалины, следы которых исчезли после раскопок Шлимана. В Средние века, приблизительно с X в. до 1400 г., пониже акрополя лежала нищая деревушка с маленькой византийской церковкой и кладбищем. После того как в XVII в. Морея стала открытой для иностранцев, Тиринф посетило много путешественников. Поскольку он располагался на дороге от важного порта Навплии к Аргосу, то был значительно доступнее, чем Микены. Первым прибывшим сюда путешественником стал в 1668 г. француз де Мусо, давший описание сводчатых галерей и конструкции циклопических стен. За ним последовал венецианец Пацифико, но именно английские путешественники Джелл, Лейк, Кларк и Додвелл заложили фундамент современных археологических исследований, в частности, Додвелл составил первый план крепости и запечатлел ее на гравюре.

Руины города Тиринфа. Циклопические сооружения

До Шлимана попытки провести раскопки в Тиринфе не предпринимались, за исключением однодневной акции немца Тирша в 1831 г. Выбор Шлимана был очевиден: местоположения гомеровских Пилоса и Спарты он определить не мог, а здесь находился большой дворец, упоминаемый в гомеровских сказаниях. Шлиман обследовал место будущих работ в 1868 г., и по его мнению, важная роль города в легенде показывала, что здесь находился центр античной жизни, может быть, «древнейший город Греции». Летом 1876 г. он выкопал пробные шахты (нанесшие большой ущерб), а в 1884 г. занялся раскопками всерьез. К несчастью, Шлиман не фиксировал место, глубину и окружение объекта, поэтому сделанные находки потеряли свое значение. Вполне возможно, что его вели только архитектурные соображения: обнаружив «дворцовые» или «храмовые» строения в Трое, он надеялся сравнить их с постройками микенской цитадели, которые, по его мнению, принадлежали к тому же периоду. К счастью, с ним был Дёрпфельд, иначе, вполне вероятно, Шлиман уничтожил бы микенские дворцовые строения наверху, сразу под византийской церковью. Но благодаря Дёрпфельду обширный комплекс зданий, который сейчас могут видеть посетители, был откопан без повреждений. Тиринф показал, благодаря Дёрпфельду, археологическую зрелость Шлимана, а их книга «Тиринф» – во многом плод совместных усилий.

В то время Шлиман и Дёрпфельд еще поддерживали распространенную точку зрения, что основателями и строителями микенских цитаделей были финикийцы. Содиректор раскопок в Олимпии Адлер в послесловии книги Шлимана отрицал это, утверждая, что ими были греки бронзового века. И хотя Шлимана очень привлекала эта идея, ему, видимо, не хотелось публично выступать против академической «финикийской» теории.

Замечательной особенностью Тиринфа было то, что здесь микенская дворцовая архитектура соответствовала описаниям Гомера, и удивительно, что Шлиман удержался от развития этой темы (возможно, его просили быть менее поспешным в своих заключениях). Тиринф дает яркое представление о жизни в бронзовом веке: вы поднимаетесь по пандусу к главному входу, справа от вас огромная башня циклопической кладки, а слева выступающие казематы. Массивные привратные сооружения ведут к главным воротам, которые, должно быть, очень напоминали Львиные ворота в Микенах. Затем вы проходите пропилеи и внешний дворцовый двор, из которого попадаете в великолепный внутренний двор с колоннадой, обращенный к царским палатам, мегарону с крыльцом, передним и тронным залами.

План дворца в Тиринфе

В центре тронного зала круглый очаг, его стены отделаны алебастром и инкрустированы бордюром из египетской сини (точно, как пишет Гомер). Все это нужно было высвободить из-под фундаментов и обломков, которые лежали лишь на несколько дюймов ниже остатков византийской церкви. Особенно поразили Шлимана фрагменты фресок, изображающих сцены сражений и охоты, а также изображение юноши, скачущего на быке (тема, уже известная по кольцам-печаткам). Планировка дворца, очаг, баня, египетская синь – все казалось отражением гомеровского изображения героической эпохи. «Я извлек на свет великий дворец легендарных правителей Тиринфа, – писал Шлиман, – а потому с этого дня и до конца времен… будет невозможно издать книгу по древнему искусству, не содержащую моего плана дворца в Тиринфе». Типичная шлимановская гипербола! Но на этот раз он не фантазировал: один ученый критик назвал его книгу «важнейшим вкладом в археологическую науку нашего столетия».

«Дворец Миноса» в Кноссе: «родительский дом микенской цивилизации»?

После заслуженного успеха в Тиринфе Шлиман записал в марте 1885 г.:

Я устал и хочу удалиться от раскопок и спокойно провести остаток жизни. Чувствую, что не могу более вести эту огромную работу. Кроме того, где бы до сих пор я ни вонзил лопату в землю, я всегда открывал новые горизонты для археологии. Троя, Микены, Орхомен, Тиринф – все они подарили миру чудеса. Но фортуна – капризная дама, возможно, теперь она повернется ко мне спиной. Возможно, отныне я буду лишь терпеть фиаско! Я обязан поступить, как Россини, который остановился, написав пусть немного, но чудесных опер, которые никогда не будут превзойдены.

Последние 10 лет жизни не принесли Шлиману столь же сенсационных открытий, как 70-е годы. А могло ли не быть открытий? В основном, правда, это вопрос удачи, как это часто бывает в археологии. Но Шлиман доверялся инстинкту, и тот не подводил его.

В конце 1888 г. Шлиман направляется на южный Пелопоннес, где безуспешно ищет в Пилосе дворец одного из участников Троянской войны – царя Нестора. Он уже бывал в этих местах в 1874 г. в поисках «пещеры Нестора» на крутом холме акрополя Корифазиона возле Наваринской бухты. Там, в пещере, впервые на западном побережье он нашел черепки «так называемого микенского типа». Но Шлиман не обнаружил в Пилосе царских могил. Не удалось ему найти и место, где стоял дворец. Лишь строительство дорог, начавшееся в тех местах в год смерти Шлимана, подскажет, где искать. В 1912 и 1926 гг. будут обнаружены гробницы-толосы, а позднее, в 1939 г., и сам дворец.

Идя по стопам гомеровских героев, Шлиман исследовал долину Эвротаса в Спарте, пытаясь отыскать дворец Менелая и Елены и их гробницу. Вновь испытавший разочарование, он заявил, что здесь нет следов бронзового века. Но всего через несколько месяцев их найдет греческий археолог Цунтас (исследовавший Микены вслед за Шлиманом). Отыщут и остатки дворца всего в ста ярдах от гробницы, а находки 70-х гг. позволят установить, что именно здесь, в главном дворце Лаконии, могла жить и Елена, если она действительно существовала.

Растущая армия советчиков предлагала Шлиману все новые места для раскопок. Возможно, самым интересным в свете будущих открытий было предложение английского ученого Боскоена, изучавшего хеттские надписи – область науки, тогда совершенно новая. Он писал Шлиману в 1881 г.: «Мы часто выражали желание, чтобы однажды Вы бросили свой благосклонный взгляд на доэллинские остатки в Малой Азии, особенно на те, что находятся в Богазкее и [Алача]-уюке на реке Галис». Но взор Шлимана был устремлен на Крит. Там он надеялся сделать свое главное открытие.

Многие ученые того времени считали, что Крит может оказаться связующим звеном между Эгейским миром и великими цивилизациями Ближнего Востока. Для Шлимана попытки получить разрешение на раскопки на Крите стали предметом его постоянных усилий в последние 10 лет жизни. «Мои дни сочтены, – писал он еще в 1883 г., – и я страстно желаю исследовать Крит, прежде чем уйду». Его коллега Вирхов соглашался: «Никакое другое место неспособно оказаться пересадочным пунктом на пути между Микенами и Востоком». Поэтому таким волнующим для него самого оказался визит Шлимана в Кносс весной 1886 г. Легенда гласит, что при высадке на берег Шлиман шокировал местных жителей тем, что упал на колени и произнес благодарственную молитву Зевсу Диктейскому!

Фрагмент Дворца в Кноссе

Раскопки на Кноссе уже проводились в 1878 г. местным энтузиастом по имени Минос Калокеринос. Шлиман знал о его работах, поскольку отчеты о них были опубликованы и вызвали значительный интерес. Калокеринос показал Шлиману свои находки, а затем проводил на место раскопок. Увиденное поразило Шлимана, 22 мая 1886 г. он пишет своему другу Максу Мюллеру:

Мы с д-ром Дёрпфельдом наиболее тщательно изучили площадку в Кноссе; на которой замечены черепки и развалины римских времен. Над поверхностью земли не видно ничего, что можно было бы отнести к так называемому героическому веку – ни одного обломка терракоты – нигде, кроме холмика размером с Пергам Трои, расположенного посреди города и показавшегося нам всем искусственным. Два больших, хорошо отделанных блока твердого известняка, торчащих из земли, побудили г-на Миноса Калокериноса из Ираклиона выкопать здесь пять ям. И тут обнаружились наружная стена и части стен с антами обширного строения, сходного с доисторическим дворцом в Тиринфе и явно того же возраста, поскольку керамика в нем совершенно идентична найденной в Тиринфе.

Шлиман решил копать здесь:

По своему прекрасному положению рядом с азиатским побережьем, восхитительному климату и обильному плодородию Крит должен быть предметом вожделений для народов прибрежных стран. Кроме того, самые древние мифы связаны с Критом и в особенности с Кноссом, поэтому я совсем не удивлюсь, если обнаружу на этой целине остатки цивилизации, в сравнении с которой даже Троянская война окажется событием вчерашним.

И вновь Шлиман был близок к цели, потому что это открытие совершил Артур Эванс в 1900 г.

Ответ Макса Мюллера на это письмо указывает на еще одну возможность: «Крит – место невероятного столпотворения народов, и на нем, только на нем, Вы должны найти первые образцы письменности, адаптированной к западным нуждам». (Курсив мой.)

В истории археологии было немного столь блистательных предсказаний – именно в Кноссе открыли линейное письмо Б, письменность позднего Эгейского бронзового века. Вполне возможно, что Шлиман видел у Калокериноса первую найденную в наше время табличку с надписями, сделанными линейным письмом Б.

Коллекция Калокериноса (уничтоженная при освобождении Крита в 1898 г.) распалила Шлимана: «Хотел бы завершить труд моей жизни великим предприятием в знакомой мне области гомеровской географии, то есть раскопками доисторического дворца в Кноссе». Он вернулся на Крит для переговоров о приобретении участка для раскопок весной 1889 г., еще надеясь откопать «этот дворец, так похожий на тиринфский». Но на следующий год, не сумев согласовать условия, оставил этот проект и вернулся к Трое. Шлиман так и не смог возвратиться на Крит и глубоко сожалел о неудаче: «Именно в Кноссе я надеялся отыскать родительский дом микенской цивилизации».