Текст книги "Юная жена"

Глава 10

Эвелин стояла рядом с Грэмом напротив священника и ждала начала церемонии. Ей казалось, что было бы уместно взять Грэма под руку, но она не шевелилась, сцепив руки перед собой и спрятав в складках своего чудесного платья, чтобы никто не заметил, как они дрожат.

Она внимательно следила по губам, о чем говорят между собой присутствующие на венчании, и уже поняла, что отец вместо нее будет отвечать на вопросы священника.

Девушка не знала, как к этому относиться. Она отдала бы все на свете, чтобы самой произнести брачные обеты, но боялась попробовать, боялась выговорить положенные слова, не знала, что у нее получится – шепот или крик.

Может быть, оказавшись во владениях Монтгомери, она попробует… начать сначала? Может быть, даже вместе с Грэмом, но не раньше, чем убедится, что действует правильно.

Ее заворожил мужчина, который должен стать ей мужем, но он ведь по-прежнему оставался Монтгомери, а ни один из Армстронгов никогда не поверит, что среди Монтгомери не все кровожадные дикари. Пусть даже все, что она узнала о Грэме, противоречит такой мысли. Однако Эвелин надеялась, что присутствие графа и эдикт самого короля заставят Монтгомери вести себя достойно.

Эвелин больше узнает о характере мужа, когда они окажутся на его землях и у него не будет нужды сдерживаться в поступках и словах.

Она так ушла в свои мысли, что не заметила начала церемонии, не заметила, что стоит теперь лицом к лицу с Грэмом. Он потянулся к ее руке, и Эвелин на миг показалось, что сейчас он ее поцелует.

У девушки захватило дух. Прежде она об этом не думала. В голове появилась странная легкость.

Но Грэм просто взял ее за руку, повернул лицом к присутствующим и что-то произнес. Эвелин не видела его губ, а потому не могла понять слов, но догадалась, что скорее всего он объявил, что отныне они муж и жена или что она теперь Монтгомери. Или что они сейчас уезжают. Но что бы Грэм ни заявил, и гости, и хозяева встретили известие очень сдержанно. Точнее, угрюмо. Да, именно так можно описать выражение лиц собравшихся. Не было ни радости, ни праздничного настроения. Не будет праздничного пира с музыкой и танцами до самой ночи. Нет, ее свадьба была похожа на черную тучу, погубившую теплый весенний день.

И теперь ей предстоит проститься с теми, кого она знала всю жизнь: с родственниками, которые всегда защищали ее. Защищали и любили, несмотря ни на что. Им было все равно, глухая она или проклятая самим дьяволом. Она Армстронг. Единственная дочь Армстронгов.

Грэм тронул Эвелин за руку и потянул в сторону двери. Паника охватила ее душу, она только сейчас осознала, что они уедут сразу после венчания и что она теперь жена Грэма.

На миг Эвелин заупрямилась и подумала, что Грэм рассердится, проявит нетерпение. Но он просто остановился, не отпуская ее руки. Эвелин не двигалась с места. Грэм стоял, смотрел на нее без гнева или осуждения и просто ждал.

– Нужно идти, Эвелин. Мои люди ждут, – наконец произнес он.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы Эвелин, почувствовав дрожь в ногах, вышла за ним из главного зала на лестницу, ведущую во внутренний двор, где с радостью увидела лошадь с крытой повозкой, которую приготовил отец, потому что дочь отказывалась ездить верхом.

За коляской выстроились три повозки, две из которых были нагружены ее приданым: продуктами, пряностями, драгоценностями, – все это были вещи большой ценности. Далее следовала повозка с сундуками, в которые уложили вещи Эвелин.

Все кончено. В замке не останется никакой памяти о ней, как будто она не существовала и никогда не жила здесь. Слезы выступили на глазах Эвелин.

Конечно, она стремилась к будущему, хотела стать женой, иметь собственный дом, хотя и не думала, что ей будет дарована такая возможность, но сейчас отчаяние заполнило ее сердце: ведь было понятно, что она не скоро увидит своих родных, если вообще когда-нибудь увидит.

Грэм коснулся ее щеки, утирая слезинку. Эвелин обернулась к нему и прочла по губам слова мужа:

– Пойди и попрощайся с семьей, Эвелин. Надо ехать.

Скованными шагами она направилась туда, где, выстроившись вдоль дорожки от ступеней до коляски, стояли ее мать, отец и два брата.

Эвелин обняла Эйдена, тот ответил ей крепким объятием. Он что-то сказал, но Эвелин уже подошла к Броуди и ничего не поняла. Броуди осторожно обнял ее и долго не размыкал рук. Когда он наконец отпустил сестру, губы его были плотно сжаты и он холодно смотрел на ее новоиспеченного мужа.

Мать и отец обняли Эвелин вместе, образовав тесный круг. Отец поцеловал ее в висок. Мать прижалась щекой к щеке дочери, и Эвелин ощутила, что лицо Робины влажно от слез.

У самой Эвелин ком стоял в горле. То, что еще вчера казалось волшебным приключением, превращалось теперь в пугающую реальность. Фантазии кончились. Она действительно покидает надежное семейное гнездо и устремляется навстречу неясному будущему среди людей чужого клана, которые ненавидят ее и все, что ей дорого.

Она едва сдерживалась, чтобы не кинуться на шею отцу и отгородиться им от Грэма.

Наступил час проявить силу духа. Последние годы она пряталась от людей. Если сейчас она струсит, разрыдается, покажет, что отказывается уезжать, в дом придет беда. Пострадает весь клан. Погибнут люди. И все из-за ее слабости и страха перед будущим.

Сердце щемило от боли, но Эвелин решительно отвернулась от родителей и сделала шаг к мужу, потом еще один. Несмотря на бушующий в душе ураган, она изобразила спокойствие на лице, а спину выпрямила так, что заболели мышцы.

Она не станет позором для отца и всего клана. Мать будет ею гордиться, а братья не будут страдать от ненужной боли. Она уедет отсюда по доброй воле и покорится мужу, потому что сама так решила, а не из-за приказа короля.

В шаге от Грэма Эвелин остановилась и гордо вздернула подбородок, а встретившись с ним взглядом, расправила плечи. Пусть все видят ее решимость.

Теперь можно ехать. Она готова.

Глава 11

Путешествие от границы земель Армстронгов до замка Монтгомери занимало в хорошую погоду всего полдня, а сегодня погода была прекрасной. Поздняя весна принесла тепло, лишь иногда налетали порывы прохладного ветра. Солнце стояло высоко над головой, поливая землю золотым дождем своих лучей.

Раньше в такой день Эвелин непременно унеслась бы в луга, просто от радости мчаться верхом. Подставила бы лицо солнцу, прикрыла глаза и полетела на своем жеребце куда глаза глядят.

Но так было, пока с ней не произошло несчастье. С той поры Эвелин не могла справиться с безотчетным ужасом при мысли о том, чтобы снова сесть в седло. Теперь ей хватало даже лошадиного запаха, чтобы проснулась память о том ужасном дне, когда сначала были страх и боль, а потом наступило безмолвие.

Неудивительно, что люди ее клана решили, будто она сошла с ума. Возможно, так и было. В те первые месяцы Эвелин действительно была не в себе. Не знала, как пережить случившееся, боялась, как отнесутся другие к ее глухоте.

Потом, когда прошло несколько лет, эти страхи показались ей глупостью, но разве она могла прийти к отцу с матерью и через столько времени попытаться объяснить, что именно с ней не так.

Вдруг в ушах Эвелин раздался слабый шум. Она склонила голову набок, потом быстро огляделась в поисках источника звука. Ей хотелось, чтобы он повторился.

Она увидела, как воины по очереди выбрасывали вверх сжатую в кулаке руку и, очевидно, что-то громко выкрикивали. Воздух дрожал от этих звуков и отдавался в ушах Эвелин. Ей казалось, она слышит их крики. Это было что-то невероятное, недостижимое прежде – как будто тянешься, тянешься к чьей-то руке и вдруг коснешься пальцев.

Потом для нее все опять стихло. Эвелин в отчаянии закусила губу. Ах, если бы чудо произошло еще раз! Она жила ради этих мгновений, когда, всей душой стремясь что-то услышать, вдруг почти ухватывала призрачную тень звука. Эвелин не хотела забывать звуки, но боялась, что с каждым уходящим днем они будут удаляться от нее и наконец исчезнут, чтобы никогда не вернуться.

Повозка поехала быстрее – человек, управлявший ею, пришпорил лошадь. Наконец они оказались на перевале. Перед глазами Эвелин расстилалась прекрасная долина. У нее захватило дух от восхищения.

Замок Армстронгов стоял на возвышенности – на крутом откосе большого холма, так что земля и камень сливались воедино и замок вырастал из склона прямо в небо.

Крепость Монтгомери располагалась между двумя горами. Рядом протекала река, изгибами уходя вдаль и, без сомнения, впадая в озеро.

Яркая весенняя зелень укрывала землю пышным ковром. Склоны холмов были усыпаны цветами. В отдалении паслось стадо овец. По противоположному склону бродили лошади и щипали траву. У подножия крутого подъема ниже крепости три ряда небольших домиков, по восемь в ряд, карабкались в гору.

Взгляд Эвелин постепенно находил все новые подробности: несколько домов у реки, которая катила свои воды вдоль стен замка, и на противоположном склоне – правда, там дома располагались в беспорядке и выглядели не так ухоженно.

Замок был выстроен очень удачно. Его окружала каменная стена. Две высокие башни охраняли ворота из гигантских бревен, и потребуется несколько человек, чтобы открыть их. Эвелин не заметила ни одного недостатка, никаких признаков ветхости или заброшенности.

За воротами возвышался замок, прямоугольный и очень высокий. Эвелин подсчитала, что нужно по крайней мере четыре пролета, чтобы взобраться на верхний этаж.

Сооружение явно было построено в расчете на оборону. Чтобы перебить отряды Монтгомери и проникнуть в замок, потребуется громадная армия. Кроме короля, такой силой обладал только ее родной клан.

Теперь их вынудили подписать договор, нежеланный для обеих сторон, и Эвелин невольно задалась вопросом, как долго Монтгомери и Армстронги будут его соблюдать.

Повозки со стуком начали спуск, и когда они оказались у стен, гигантские ворота открылись.

Впереди колонны ехал Грэм в сопровождении братьев, затем катилась повозка Эвелин, а позади повозок с приданым следовали воины Монтгомери.

В просторном внутреннем дворе Грэм спрыгнул с коня и подошел, чтобы помочь Эвелин. Выходя из повозки, она слегка покачнулась – после долгой дороги у нее затекли ноги, и она чувствовала себя слабой, как новорожденный котенок, а в следующий миг уже осознала, что на нее направлены все взгляды. Куда бы она ни посмотрела, повсюду натыкалась на чьи-нибудь глаза, в которых горело жадное любопытство. Доброжелательных взглядов почти не было. Большинство присутствующих смотрели враждебно, сжав губы, прищурившись. Неприязненные гримасы искажали лица.

Эвелин задержала взгляд на одной из женщин и прочитала по ее губам: «Сука Армстронгов».

Сузив глаза, Эвелин запечатлела лицо женщины в своей памяти. Она не забудет нанесенного ей оскорбления.

Тем временем Грэм, слегка обняв ее за плечи, разговаривал с группой мужчин своего клана. Эвелин слишком поздно поняла, что он обращается ко всему клану, и не успела прочесть по губам его слов. Но что бы он ни сказал, большинству это явно пришлось не по душе. Их лица стали совсем угрюмы, а Эвелин прочла по губам еще несколько нелестных замечаний в свой адрес.

Никогда в жизни она не была так испугана и одинока. О приветливой встрече и речи не шло. От недоброжелательных пристальных взглядов у нее покалывало кожу. Эвелин казалось, что ее разобрали на части, оценили и сочли никчемным приобретением.

Из чувства противоречия она гордо вздернула подбородок. Она не позволит себя унижать и запугивать! Она дочь одного из самых могущественных лэрдов во всей Шотландии. Ей не страшен никто из Монтгомери! Она не опозорит Армстронгов, демонстрируя чужакам свою слабость.

Грэм повел ее к дверям замка. Они прошли мимо нескольких женщин клана Монтгомери, и ни одна из них даже не улыбнулась Эвелин.

Она смотрела прямо перед собой, не желая знать, что они говорят о ней. Она увидела достаточно, чтобы понять, как относятся к ее присутствию.

Главный зал оказался просторнее, чем у Армстронгов. В его обоих концах располагались огромные камины. Эвелин увидела возвышение со столом, за которым легко могла разместиться дюжина человек. В зале было еще несколько столов – это показывало, что многие из здешних обитателей питаются в замке.

У дальнего камина стояло несколько стульев и подставок для ног. Здесь явно было место для отдыха. Именно туда Грэм повел жену и усадил на мягкий стул возле огня. Эвелин внимательно следила за его губами, опасаясь пропустить какое-нибудь указание.

– Ты хочешь есть или пить?

Эвелин была голодна, но при одной мысли о пище ее желудок сжало спазмом. Она слишком нервничала, чтобы есть.

– Если чуть-чуть подождешь, вернусь и покажу твои покои. Я прикажу отнести туда вещи и разобрать их.

Эвелин даже не успела кивнуть в знак согласия, как Грэм повернулся и вышел из зала.

Боясь шевельнуться и привлечь к себе еще больше внимания, Эвелин сидела и ждала. Люди Монтгомери входили и выходили. Всем было любопытно посмотреть на новую родственницу, но ни одного дружелюбного лица Эвелин так и не увидела – ничего, что придало бы ей уверенности и успокоило. Сейчас она остро почувствовала горе от разлуки с домом и со своим кланом. Она действительно была одна-одинешенька в безмолвном мире, где люди считали ее сумасшедшей дочерью своего злейшего врага.

Грэм вернулся очень скоро, подошел к ней и подал руку. Эвелин смущенно вложила свои пальцы в его ладонь, чтобы он помог ей подняться.

Муж что-то говорил, но Эвелин не видела его лица и не могла понять слов. Это ее еще больше расстроило. Она попыталась идти быстрее, чтобы заглянуть ему в лицо, но не смогла подстроиться под широкий шаг Грэма.

Когда они оказались у подножия лестницы, Грэм сделал жест рукой, пропуская жену вперед. Эвелин с неохотой подчинилась. На следующем этаже Грэм повернул с площадки в широкий коридор, в который выходило несколько дверей. В конце коридора Грэм остановился, распахнул одну из дверей и жестом пригласил Эвелин войти.

В просторной комнате было два окна. Эвелин догадалась, что комната угловая, потому что окна располагались на двух близлежащих стенах. На одном из окон тяжелые занавеси были сдвинуты, а на втором закрыты и закреплены кожаными завязками, чтобы ветер не теребил концы.

Комнату заливал солнечный свет. Нужды в свечах, которые горели вдоль всего коридора, не было. У дальней стены находились кровать и умывальник, а возле небольшого камина стояло кресло. Другой мебели в комнате не было. Здесь явно никто не жил; может быть, иногда останавливались гости.

Эвелин удивленно повернулась к Грэму – зачем он привел ее в эту комнату? Он обвел помещение рукой и сказал:

– Я велел принести сюда твои сундуки и прислать кого-нибудь их разобрать. Тебе помогут устроиться. Будет лучше, если ты отдохнешь до ужина.

Эвелин ответила ему все таким же удивленным взглядом и еще раз оглянулась вокруг. Здесь будет ее комната? Она нахмурилась, не понимая, что все это значит. Грэм ее муж. Они должны жить вместе. Так заведено. Сколько Эвелин себя помнит, у отца и матери всегда была общая спальня. Более того, отец возражал, чтобы мать спала где-нибудь в другом месте.

Ее хотят свести до положения гостьи? И, судя по всему, непрошеной гостьи.

Грэм удалился. Эвелин осталась в одиночестве размышлять над создавшимся положением. Нет, так не пойдет, это никуда не годится!

Место жены вместе со всеми ее пожитками рядом с мужем, а не в гостевой комнате. Надо придумать, как это исправить.

Глава 12

Грэм отправился на поиски Рори. Во внутреннем дворе ее не было. Она не пришла поздороваться с ним и с братьями после их возвращения из поездки. Это так на нее не похоже.

Как и ожидал, он отыскал ее в комнате, которую использовал в качестве кабинета. Здесь он читал послания, отвечал на них, здесь держал гроссбухи, записи хозяйственных дел клана, регистрировал рождения и смерти всех Монтгомери, обретавшихся под его властью.

Его отец был весьма щепетилен в этих вопросах и настоял, чтобы Грэм научился читать и писать в самом юном возрасте. Других мальчишек учили искусству войны, часто баловали, а Грэм проводил долгие часы при свечах, заучивая алфавит и читая отчеты, составленные отцом.

Роберт Монтгомери был уверен, что знающий воин всегда победит невежественного, а потому настаивал, чтобы сын в первую очередь развивал ум, – тогда станет хорошим воином даже с точки зрения физической готовности к бою.

Грэм был не во всем согласен с отцом, но в то время у него не было выбора.

Рори, напротив, очень стремилась научиться читать и писать. Чтобы овладеть этой наукой, она просто набрасывалась на любой письменный текст, который попадал ей в руки.

Она вообще была довольно странной малышкой, но при этом истинной Монтгомери. Грэм очень любил сестру.

– Все еще надеешься когда-нибудь стать лэрдом? – с улыбкой спросил он от двери.

Рори вздрогнула от неожиданности и с виноватым видом прикрыла рукой свиток, который сосредоточенно изучала.

– Почему ты не вышла встретить нас? – негромко спросил Грэм.

Сестра вздохнула.

– А какой смысл? Ты привез домой маленькую полоумную Армстронг. Что нам праздновать?

Грэм нахмурился.

– Когда ты стала такой беспощадной, Рори? Раньше ты не делала выводов, не узнав человека.

Рори с удивлением посмотрела на него:

– Она из клана Армстронгов, Грэм. Что тут еще выяснять? И прежде чем читать мне нотации, вспомни: нас с самого рождения учили ненавидеть всех, кто носит имя Армстронгов.

Грэм глубоко вздохнул и сказал:

– Она не просто Армстронг, Рори. Она моя жена, и теперь она Монтгомери. Надеюсь, ты будешь относиться к ней с уважением. Мне бы хотелось, чтобы ты пошла к ней и была с ней любезна. Она сейчас в своих покоях. Скорее всего испугана и очень одинока. Ее встретили крайне враждебно. Не знаю, что из этого она поняла, но любой дурак понял бы, что в клане ее ненавидят. Для этого я тебя искал.

Рори задумалась.

– Насколько она не в себе, Грэм? Слухи преувеличены?

Грэм провел рукой по волосам и вновь вздохнул.

– Я не знаю. Мне нужно еще многое узнать о ней. Иногда она как будто уходит в другой мир. Ни на кого не реагирует. Но я сумел с ней пообщаться. Ее завораживает моя речь, что так странно. Говорят, это на нее не похоже. Ее мать была поражена тем, как Эвелин на меня реагирует. Полагаю, что все не так просто, как кажется. У меня не было времени разобраться в этом как следует.

Рори скрестила руки на груди и бросила на брата взгляд, который он хорошо знал: сестра явно что-то задумала. Пусть Рори и не любит крови и насилия, но разумом похожа на самого кровожадного воина и всегда стоит за смертельный исход, пусть даже и в фигуральном смысле.

– И во сколько ты оцениваешь мою любезность?

Чтобы не расхохотаться, Грэм сделал вид, что закашлялся. Девчонка становится дерзкой, но у Грэма никогда не хватало духу ее одернуть. Ей всегда позволялось все, что угодно. Рори выросла без матери и все свое детство, очевидно, считала себя мальчишкой.

– А что ты хочешь, лисичка? – с улыбкой спросил он.

– Учителя. Настоящего учителя, Грэм. Хочу научиться читать и писать. – Она вздернула подбородок и дерзко посмотрела брату в глаза.

– И откуда, по-твоему, я возьму такого учителя?

– Есть отец Драммонд.

– Рори, он священник и служит не одному клану. Я не могу занимать его твоими личными нуждами.

– А я вот думаю, что раз ты не совсем уверен в нормальности своей жены, тебе будет полезно иметь рядом священника, который благословит ваш союз и убедит людей нашего клана, что новобрачная не отмечена дьяволом. А в свободное время он сможет учить меня.

На этот раз Грэм не удержался от смеха. Маленькая интриганка. Но Грэм не мог не согласиться с тем, что девчонка права. Если святой отец благословит их брак и развеет страхи и предрассудки людей, это наверняка будет способствовать благополучию и счастью Эвелин.

– Ладно, Рори. Я напишу святому отцу. Но я хочу, чтобы ты проявила доброту к Эвелин. Она милая девушка и должна тебе понравиться. Просто она… другая.

– Никогда не думала, что ты умеешь так уговаривать, – сухо отозвалась Рори, усмехнулась и выскользнула из комнаты.

У дверей комнаты, в которой Грэм поместил свою жену, Рори помедлила. Она не желала даже себе признаться, что робеет перед встречей с невесткой. Заполучить сестру – это нечто новое, но иметь сумасшедшую сестру вовсе не так весело.

Рори положила ладонь на косяк, постояла еще и решительно постучала. Подождала, с каждым мгновением нервничая все больше. Ответа не было. Она постучала еще раз. Потекли бесконечные секунды.

Рори с сосредоточенным видом приложила ухо к двери. Изнутри доносились странные звуки – скрип, как будто что-то возили по полу. Звуки становились все громче.

Дверь вдруг распахнулась, и Рори оказалась лицом к лицу со светловолосой девушкой почти такого же роста, как она сама.

Увидев незнакомку, Эвелин подскочила от неожиданности. Ее лицо было красным, волосы растрепались. Рори заглянула ей за спину и поняла, что Эвелин подтаскивала тяжелый сундук к двери. Было такое впечатление, что она собиралась вытолкнуть его в коридор.

– Я Рори, – неуверенно произнесла она, – сестра Грэма.

Эвелин впилась в лицо Рори таким пристальным взглядом, что та даже поморщилась. Взгляд был умным, проницательным и словно бы оценивающим. Рори смутилась.

Это Эвелин вторглась сюда, а не Рори. Она, Рори, здесь своя, а Эвелин – чужая, из стана врагов.

Тут Эвелин еще больше удивила ее – схватила за руку и потянула вниз, к сундуку.

– Эвелин, что ты собираешься делать с этим сундуком? – спросила Рори.

Эвелин замерла. Ее лицо помрачнело. Она встала, выпрямилась во весь свой небольшой рост, выглянула из комнаты и оглядела коридор. Она явно была смущена. Потом вдруг прошла к двери Боуэна и распахнула ее.

– Ну-ну, ты не должна врываться в комнату моего брата! – запротестовала Рори.

Эвелин заглянула в комнату, затем обернулась к Рори, сдвинула брови и облизнула губы, как будто собираясь заговорить, но Рори знала, что это невозможно. Грэм сказал, что после несчастного случая она онемела. Вместо этого Эвелин указала на открытую дверь Боуэна и подняла ладонь, как будто хотела что-то спросить.

Рори недоуменно покачала головой. Тогда Эвелин показала на саму Рори, затем на комнату и снова подняла ладонь.

Наконец Рори поняла и отрицательно покачала головой.

– Нет, это не моя комната, а Боуэна.

Эвелин опять схватила Рори за руку, потащила по коридору к следующей комнате, хлопнула по двери и обернулась к Рори с тем же вопросом. Теперь Рори уже знала, чего хочет невестка.

– Да, это моя комната, – сказала она.

Эвелин разочарованно нахмурилась, и Рори пришлось бежать за ней к следующей двери. К этому моменту она уже поняла, в чем дело, но была раздражена тем, что ее водит по коридору девица почти такого же возраста, а потому она взяла Эвелин за руку, чтобы самой направлять движение.

Вместе они пошли по широкому коридору, Рори указывала на каждую комнату, говорила, кто здесь живет, или объясняла, какой цели комната служит. Казалось, что с каждым новым сообщением Эвелин все больше расстраивается.

Вдруг Рори осенило:

– Ты ищешь покои Грэма?

Эвелин улыбнулась и отчаянно закивала головой. На мгновение Рори была поражена переменой, которую произвела улыбка на лице новой родственницы. Она стала прекрасной и вовсе не выглядела дурочкой. Глаза Эвелин смотрели ясно, хотя ее поведение казалось немного странным. А может быть, и очень странным.

Рори недоверчиво прищурилась:

– Зачем?

Улыбка Эвелин тотчас погасла, она схватила Рори за руку и потащила к своей комнате. Там она указала на сундук и сделала движение, как будто тащит его по коридору. Потом вздернула подбородок, ткнула пальцем внутрь комнаты, сложила руки на груди и отрицательно помотала головой.

Рори расхохоталась. Невестке явно не понравилось, как ее устроили в замке, и она желает переехать в покои Грэма. Следует сохранить верность брату и твердо объяснить этой его жене, что если бы Грэм захотел поместить ее в свою комнату, он так бы и поступил. Но Рори подумала, что будет забавно подшутить над Грэмом и помочь Эвелин перетащить вещи. То-то он удивится, когда вернется!

– Ну ладно, – улыбнулась она. – Я помогу тебе.

Эвелин просияла и тотчас схватилась за ручку сундука. Рори взялась за другую, и они вместе выволокли его в коридор. Рори показала в дальний конец коридора.

– Его комната там. Надо поспешить, если мы хотим перетащить все твои пожитки, прежде чем нас кто-нибудь заметит.