Книга: Лесков: Прозёванный гений - Майя Кучерская

Начиная с прапрапрадеда, четыре поколения Лесковых служили в храме села Лески Орловской губернии. Первый, кто отказался быть священником, это отец писателя, за что был выгнан из дому. Отказавшись от священства отец не перестал быть верующим христианином, но обряды не почитал. Это свое отношение к религии он передал и сыну, возможно здесь кроется увлечение писателя к концу жизни толстовством. Николай Семенович, для которого христианский образ жизни был эталоном, сам был слишком далек от такого.

Осторожно пишет Майя Александровна про личную жизнь, не уходит в желтизну, а ведь было из-за чего. Сложный, вздорный характер писателя, его отношения с первой женой, второй брак на женщине замужней, имеющей четырех детей, неоднозначный взгляд на воспитание сына Андрона и приемной дочери сиротки Вари. Частыми будут отсылки к книге Андрей Лесков - Жизнь Николая Лескова. В 2 томах (комплект) , автором которой является сын писателя, к воспоминаниям самого Николая Семеновича, его переписке с современниками.

В книге много внимания уделено именно анализу творчества Лескова и думаю понравится она скорее тем, кто уже знаком с ним. Мне понравилось, как пишет Кучерская, красиво и легко, порой подражая Лескову. Кстати, о "лесковском сказе". По крупицам собирал Николай Семенович народные слова и словечки, выхватывал их из толпы, когда путешествовал по России. Подслушивал истории в поездах и дилижансах, все это тщательно записывал в блокнот, а потом использовал в произведениях. Лесков искал в жизни тех героев, которых изобразил в цикле рассказов "Праведники" и не находил. В позднем своем творчестве обратился к критике духовенства, чиновников и изображению тех пороков, о которых раньше не писал.

Крутой нрав, сложные отношения с родными, приятелями, начальством. Лесков никогда не прогибался, по любому поводу высказывал собственное мнение, он всей своей жизнью как бы говорил "да, я такой, хотите жалуйте, не хотите не надо", но...

"Кто захочет порицать меня, тот должен знать, что я и сам себя порицал"

написал в завещании недооцененный тогда, да, и сейчас гений.

Теперь, собственно, о биографии. Майя Кучерская, рассказывая о Лескове, кружит вокруг знаковых его произведений. Разворачивает биографию писателя, круг его знакомств, места и впечатления, собирает вместе все, что послужило предпосылкой для романа или рассказа, и что оказало влияние на творчество писателя. Есть в книге довольно подробный литературный разбор к «Левше», «Леди Макбет Мценского уезда», конечно же «Соборянам» и «Праведникам». Против таких подробностей о творчестве информация о жизни и характере писателя выглядит несколько обойденной. Нельзя было совсем не коснуться тяжелого характера Лескова, тем более что он поучаствовал ни в одном скандальчике, и даже бежал от одного из них в Париж. Кучерская касается до грязного белья очень деликатно. Мнения о личности писателя не высказывает, остается при фактах. Вполне могу понять такой подход. Дрязги менее благодарная тема, чем писательское наследие. Хотя все равно остается впечатление, что в очередной раз хороший писатель оказался человеком-говном. Лишними в биографии показались художественные фантазии Кучерской во вступлении и в эпилоге. Видимо, не смогла автор удержаться, сама будучи писателем, от лирики. Не понравились они тем, что не сочетаются ни со стилем биографии, ни со стилем Лескова, о котором идет речь.

Я люблю сочинять художественные тексты: придумывать несуществующих мужчин и женщин, детей и бабушек, их встречи, сны, разговоры, озарения, а заодно рассказывать о том, как светится только что вылупившийся из почки лист в луче апрельского солнца, как трещит крыльями юная стрекоза над заросшим кувшинками прудом. В равной степени я люблю искать реалии, литературные и жизненные, которые легли в основу того или иного художественного произведения, выяснять, как эпиграф соотнесен с замыслом текста и кто тот забытый автор, чье сочинение послужило основой… словом, заниматься филологией, комментированием и историей литературы. Люблю тишь библиотек, гору ветхих журналов на столе с внезапным инскриптом, приютившимся между лиловой библиотечной печатью и экслибрисом; особенный запах старых книг, рассыпающуюся брошюру, принесенную в картонной коробочке, обвитой волосатым шнурком, которую так интересно разглядывать и нюхать под железной зеленой лампой.

Работая над книгой, которую читатель держит в руках, я решила не снимать очевидного противоречия, не переключать в себе филолога на писателя и наоборот.

В конце концов мой герой тоже соединял в себе и писателя, и публициста, и исследователя; сложись его судьба иначе, он мог бы стать серьезным ученым. Поэтому в этой книге немало ссылок, в том числе на архивные документы (многие обнаружены и упомянуты впервые), и литературоведческих соображений. Отсутствие ссылок – сигнал читателю: перед ним реконструкция, основанная на мемуарах, документах, текстах Лескова. Особенно последовательно события и факты реконструируются в начале книги, описывающей то время, когда Лесков для потомков нем. Первое его сохранившееся письмо датировано декабрем 1859 года, когда автору было без малого 29 лет; до этого – ни слова, ни звука! Остается восстанавливать, как всё было в эпоху его безмолвия, по его поздним скупым свидетельствам и сторонним документам, вооружась здравым смыслом, а иногда фантазией. Едва мы вступаем во времена, когда Лесков, наконец, заговорил, вольных догадок в этой книге заметно убавляется, зато разборов лесковских сочинений прибывает. Слова писателя суть дела его.

Надеюсь, что переключение из одного регистра в другой не потребует серьезных усилий. Впрочем, на читателя, вовсе не готового к ним, я и не рассчитываю.

Читается с интересом, Лесков был непростым человеком, много событий в его жизни происходило, как писательской, так и личной. Немаловажно, что автор рассказывает о всех значимых произведениях писателя довольно подробно, так что можно выбрать себе что-нибудь для чтения из лесковского наследия.

Многолетние изыскания М.К. - это очень своеобразная книга. Она не документальная. Она не художественная. Автор балансирует где-то между и между, умело разбавляя одно другим. Фактический материал  подан интересно, а там где на смену биографу Кучерской приходит художник, читать особенно легко и захватывающе. Многие страницы явно авторский узор, но настолько художественный, что в него веришь без труда.  Кстати, автор предупреждает в предисловии, что склонна к художественному вымыслу. И, наверное, это оправдано, так как, по её же словам, биографического материала о Лескове не так уж и много.

Каким я увидела Лескова? Действительно, прозёванным гением. Современники не отдавали ему должное, потомки ещё до него не доросли. В своё время он был  острижен под общую гребёнку обязательного чтения двух-трёх его произведений, вследствие чего оказался забыт и заброшен. По личному опыт скажу: если бы не случай, я бы так азартно читать его не бросилась. И тогда,  к своему сожалению бы, не получила бы истинно читательского удовольствия.

Впрочем, бытовых подробностей о Лескове не так уж и много. Коротко, но метко обрисован его характер. Несколько биографических подробностей.  Есть фотографии. Кстати, не таким я его себе представляла. Очень много о его книгах. О рождении их, о замыслах, о возможных прототипах лесковских героев. Широко подана информация о местах и событиях, которые формировали будущего писателя: служба в Казённой палате, коммерческая деятельность, исследование старообрядчества. Множественные истории из писательской среды: споры с читателями, с критиками, с литературными друзьями, непонимание и неприятие с их стороны. Что характерно, имена многих «осуждающих» мне незнакомы, а вот Лесков - читаем и почитаем.  Много Лескова - живого, мыслящего, ищущего, идущего через тернии к нашему пониманию.

Что еще? Может "Запечатленный ангел" и "Тупейный художник"? Томик, если собрать под одной обложкой, а меж тем собрание сочинений Лескова насчитывает тридцать томов. Ну что вы, это нормально, и в золотой фонд отечественной литературы он таки вошел. Пусть не в первый эшелон, где Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов, но ведь и не в десятый, где панаевы со скабичевскими - о чем еще мечтать?

А теперь представьте на минуту, что миру явилась доселе неизвестная пьеса Шекспира, роман Джейн Остен, поэма Пушкина или Лермонтова, повесть Достоевского, рассказ Чехова. Неужто не кинулись бы тотчас читать, пожали в ответ на известие об этом плечами: "славно, но мы уже имеем о нем/ней представление". Еще как бросились бы на поиски, стали обсуждать в сетях, ждать экранизации, гадать о кастинге. В этом преимущество пребывания в первом ряду, ты интересен весь. Когда во втором, вежливо улыбнутся, узнав о тридцати томах: "Как плодовит".

Писательница, критик, литературовед Майя Кучерская, вынесенным в заглавие определением Северянина напоминает: он был гений и мы его прозевали, не прочли, не поняли, недооценили. Это как если бы знаток на чердаке дома, обставленного безликой функциональной икеевской мебелью обнаружил столик работы Томаса Таффа и сказал хозяевам, что они владеют сокровищем (да, требует реставрации, да вложения обещают быть серьезными, но итоговая цена в миллионы долларов на Кристи стоит того, чтобы потерпеть связанные с приведением в должный вид неудобства).

Вряд ли одному человеку и одной книге под силу одолеть полуторавековую инерцию мышления, но биография Лескова ее авторства сродни экспертному мнению такого знатока, возвращающего нации сокровище, которое по неразумению выбросили на чердак. Книга Кучерской сама по себе ценный артефакт, это биография от литературоведа, критика, превосходной писательницы, в чьем творчестве - что не менее важно - значительное место занимает тема русской православной церкви.

Больше того, Кучерская единственный в современной русской литературе автор, пишущий о церкви и ее служителях. Кому как не ей рассказать о писателе, называвшем себя "колокольным дворянином" - из поповичей по отцовской линии, из захудалых дворян по материнской. Написавшем "Соборян" и "Праведников". О том, кто шел путем Толстого в проповеди христианства и непринятии ханжеского лицемерия церковных иерархов, но сочувствовал низам духовного сословия.

"Лесков. Прозеванный гений" плод двенадцатилетнего труда. Писательница не скрывает, что, несмотря на колоссальную изыскательскую работу, сведений о ранних периодах жизни Лескова исчезающе мало, а то и вовсе нет. Что-то пришлось воссоздавать, домысливать, подобно тому, как антрополог выстраивает облик человека по его черепной кости. Потому биография писателя скорее симбиоз документальной и художественной прозы, максимально бережное, аккуратное, скрупулезное восстановление жизненных обстоятельств и творческого пути героя.

И это книга, которая по праву займет место в ряду таких эталонных образцов современной биографической прозы, как "Пантократор" Льва Данилкина и "Пастернак" Дмитрия Быкова. День сегодняшний предъявляет более жесткие требования к литературе серии ЖЗЛ, долго бывшей чем-то средним между официальным панегириком и синекурой для поправки писательских финансовых обстоятельств с негласным правилом "об усопшем хорошо или ничего".

Биография образца XXI века детабуирована и дестигматизирована, дает образ живого человека с его достоинствами и недостатками, с прекрасными и уродливыми чертами, где неприятное и неудобное наравне с превосходным. Дело не в смаковании жареных фактов, для этого есть желтый интернет, но в том, чтобы раскрыть личность героя максимально точно и полно, без ханжеских экивоков. И это удается Майе Кучерской превосходно.

Да, был недоучкой и не по бедности, хотя в гимназии, в самом деле, учился попечительством состоятельного родственника - а потому что не хотел учиться, как и спустя годы матушка его, Марья Петровна говаривала. Но пятнадцати лет пошел служить в Палату уголовного суда, после в Рекрутскую комиссию (аналог сегодняшнего военкомата), еще потом объездил Россию разъездным агентом в предприятии Шкотта. Это были его университеты, здесь он набирался знаний о жизни.

Да, позволял себе зло высмеивать коллег литераторов, выводя в своих писаниях их карикатурные образы. Но как жестоко поплатился, как дорого заплатил погубленной безвозвратно карьерой и остракизмом со стороны либеральной среды и властной опалой за единственную статью о пожарах. Был несчастлив в браке и практически не принимал участия в дочери. Презрительно насмехался над сыном от второго брака Андреем - тем, кто впоследствии станет самым преданным его биографом, прежде дослужившись до генерала и в отставку уйдя с профессорской должности.

Нет среди нас белоснежных ангелоподобных сущностей, все мы живые, все со своими головными тараканами. Но кто-то, кроме того, необычайно талантлив. И стремится ввысь, даже стоя по колено в болоте. Еще одно только дополнение, живые родники народной речи не иссякли вовсе, продолжателем лесковской традиции был Юрий Коваль, а теперь эта вода журчит в книгах Вероники Кунгурцевой и у совсем молодой Ирины Богатыревой.