Книга: Житие одной бабы - Николай Лесков

Вспомнилось другое, более известное произведение автора Николай Лесков - Леди Макбет Мценского уезда о роковой любви с шекспировскими страстями, где главная героиня, женщина. Однако Настя это не Катерина Измайлова, не леди Макбет, безрассудная, своими поступками навевающая ужас.

Тихая, добрая, безропотная, работящая Настасья была насильно выдана замуж, за нелюбимого, постылого Григория Прокудина. "Стерпится-слюбится", как бы не так. Муж ее, гугнявый Гришка, если перефразировать Высоцкого оказался "и не муж, и не брат, а- так", в повести о нем сказано немного, но вот момент со свадебного "веселья" очень понравился.

Григорий выпил шестой стакан браги, словно развеселился и стал все засовывать руку за спину жене, стараясь ее как бы обнять; но смелости у него на это недоставало, и рука в половине своего эротического движения падала на лавку сзади Насти.

Быт и традиции крестьянской семьи, нравы, царящие в помещичьем доме, свадебные обряды, обо всем этом Лесков напишет в своем небольшом по объему произведении.

Неизвестно, как сложилась бы дальше жизнь Насти, кабы не повстречала она Степана, местного песенника и красавца. Степан тоже был женат и тоже несчастлив в браке. Ситуация, стара как мир. Они любят друг друга, но оба не свободны. Чувствовало Настино сердечко беду, дальновиднее и мудрее она Степана оказалась, но только не справилась с нахлынувшим чувством, а результат трагическая развязка. Есть моменты в повести, которые прям душу всю выворачивают.

Николай Лесков, как сказал Игорь Северянин "катакомб языка", великий русский писатель, на мой взгляд и на сегодняшний день недооцененный читателями. Во всяком случае посмотрела здесь на сайте у него примерно в три раза меньше читателей, чем у Чехова, в четыре, чем у Толстого и в шесть раз, чем у Достоевского. А жаль! И напоследок стихи Игоря Северянина, вот тоже, прям в душу.

…отдыхала глазами на густевшем закате… Н. Лесков

Отдыхала глазами на густевшем закате, Опустив на колени том глубинных листков, Вопрошая в раздумьи, есть ли кто деликатней, Чем любовным вниманьем воскрешенный Лесков?

Это он восхищался деликатностью нищих, Независимый, гневный, надпартийный, прямой. Потому-то любое разукрасят жилище Эти книги премудрости вечной самой.

А какие в них ритмы! А какая в них залежь Слов ядреных и точных русского языка! Никаким модернистом ты Лескова не свалишь И к нему не посмеешь подойти свысока.

Достоевскому равный, он — прозеванный гений. Очарованный странник катакомб языка! Так она размышляла, опустив на колени Воскрешенную книгу, созерцая закат. 1928 год

Читать всем "хрустобулочникам" и верунам в "Святую Русь". Ну вот она - святая наша матушка-Русь, точнее ее прошлое. Темные, забитые, нищие (в том числе и духом) крестьяне, дворяне, недалеко, в общем-то, от них ушедшие. Насилие кругом - порка и просто битье детей (как крестьянских, так и дворянских), сексуальные насилие (снохачество т.н.) и разгул (Настю односельчанка подбивает на загул, мол, а чотакова, все так делают, тем более, муж негодный, сам Бог велел), психологическое насилие, полицейский и бюрократический произвол. И среди этого всего - история пронзительной любви двух людей, которые как в песне (кстати, оба - известные на всю округу "песельники") "видно поздно мы с тобой встретились". А еще история Савелия и Авдотьи, история двух крестьян, счастливых в браке. Как славно написал о них автор: В этой избе жил веселый и добродушный кузнец Савелий, у которого всегда не ладились его делишки и которого все обманывали, кроме его жены, бывшей его другом, нянькою, любовницей и ангелом-хранителем. Сколько же гуманизма, сочувствия к людям и их непростому положению у Лескова!

Эх, Русь моя, Русь родимая! Долго ж тебе еще валандаться с твоей грязью да с нечистью? Не пора ли очнуться, оправиться? Не пора ли разжать кулак, да за ум взяться? Схаменися, моя родимая, многохвальная! Полно дурачиться, полно друг дружке отирать слезы кулаком да палкой. Полно друг дружку забивать да заколачивать! Нехай плачет, кому плачется. Поплачь ты и сама над своими кулаками: поплачь, родная, тебе есть над чем поплакать! Авось отлегнет от твоей груди, суровой, недружливой, авось полегчеет...

Автор здорово придумал с названием: "житие", а не "жизнь одной бабы" или "История".

Жития ведь, как правило, у святых. И Настя, со всей ее безответностью, со всей ее мученической жизнью - почти святая, несмотря на грех прелюбодеяний. И кончилась ее жизнь именно что мытарствами, совсем в духе тех самых житий. Давно я не читала вот так взахлеб, буквально за вечер и часть ночи, хотя и мне нужно было рано вставать на следующий день.

За нарушение семейных обетов судьба их жестоко накажет. Не только разлукою...

Очень тяжелая книга, но какие яркие характеры (здесь есть и добрые люди, и участливые к чужой беде), какое живописное описание красот русской природы, сюжет мрачный, но за его его поворотами следишь, не отвлекаясь и до последнего надеешься на лучшее: ну не может же человеку так не везти, да что ж это такое...

Но, видимо, автор давно не верит в сказки и читателей учит тому же, ведь не случайно же еще в начале книги он словно предупреждает:

Эх, Русь моя, Русь родимая! Долго ж тебе еще валандаться с твоей грязью да с нечистью? Не пора ли очнуться, оправиться? Не пора ли разжать кулак, да за ум взяться? Схаменися, моя родимая, многохвальная! Полно дурачиться, полно друг дружке отирать слезы кулаком да палкой. Полно друг дружку забивать да заколачивать! Нехай плачет, кому плачется. Поплачь ты и сама над своими кулаками: поплачь, родная, тебе есть над чем поплакать! Авось отлегнет от твоей груди, суровой, недружливой, авось полегчеет твоему сердцу, как прошибет тебя святая слеза покаянная!

Или вот еще:

Беда у нас родиться смирным да сиротливым – замнут, затрут тебя, и жизни не увидишь. Беда и тому, кому бог дает прямую душу да горячее сердце нетерпеливое: станут такого колотить сызмальства и доколотят до гробовой доски. Прослывешь у них грубияном да сварою, и пойдет тебе такая жизнь, что не раз, не два и не десять раз взмолишься молитвою Иова многострадательного: прибери, мол, только, господи, с этого света белого! Семья семьею, а мир крещеный миром, не дойдут, так доедут; не изоймут мытьем, так возьмут кбтаньем.

Давно затерялось где-то счастье на этой земле: людей хороших много, а счастья - нет.

Остается и надеяться только что на Божью милость:

"Не скучай! Чего скучать? Все божья власть, бог дал горе, бог и обрадует... Всякая болезнь от Господа посылается на человека и по господней воле проходит"

Есть вещи, которые мы не в силах изменить в этой жизни, в нашей жизни.

Очень печальная повесть, тут еще и вдобавок главную героиню зовут Настей...Поэтому тяжелее вдвойне это читать...Но язык великолепен, чистая русская речь с прибаутками и проч. Красивая книга о нелегкой судьбинушке...

В «Житие одной бабы» Николай Лесков пишет о нелегкой трагической судьбе крепостной крестьянки Насти. Впрочем, как раз на крепостничестве Лесков внимание не акцентирует, и отношение к трагедии девушки оно имеет весьма опосредованное. Была бы у Насти вольная грамота, и она бы не спасла девушку от любящего братца, вознамерившегося скрепить замужеством сестры торгово-деловые отношения. Здесь-то и подрезали крылья нашей лебедушке, здесь-то и напала на нее грусть-кручина. Хотя…

Можно ли сказать, что Настю обижал муж? Как будто нет. Можно ли сказать, что Настю гнобила мужнина родня? Напротив, здесь малахольную невестку сначала просто оставили в покое, затем, когда Насте понадобилась помощь лекаря, не поскупились на расходы, а когда Настя завела шашни с таким же несчастливым в браке горемыкой, смотрели на все это сквозь пальцы. Но Настасья чахнет. Не мила ей жизнь со слабоумным Григорием, не найдется у Насти ни одного ласкового слова для постылого мужа.

Если выразить мои эмоции от книги в двух словах, то Настю, конечно, жалко. Пропала девонька ни за что, ни про что. Не хватило ей ни внутренней силы, ни душевной стойкости. Слишком хрупка оказалась веточка, только попробовали ее пригнуть, а она уже и сломалась. Не повезло девке родиться с тонкой душевной организацией, таким по жизни всегда приходится непросто, будь она хоть крепостная, хоть барыня. А жизнь, она такая…