Текст книги "Маленький лорд Фаунтлерой. Новый перевод"

– Очень многие из них помогали управлять Англией. Некоторые из них были храбрыми воинами и сражались в великих битвах старых времёна!

– Я бы и сам хотел храбро сражаться! – сказал Седрик. – Мой папа был солдатом, и он был очень храбрым человеком – таким же храбрым, как Джордж Вашингтон. Возможно, поэтому он стал бы графом, если бы не умер. Я рад, что графы такие храбрые. Это отличное «преимущество» – быть храбрым человеком. Когда-то я очень боялся всяких вещей, и мне было страшно в темноте, знаете ли, но даже там, когда я думал о солдатах революции и о Джордже Вашингтоне, это меня всегда подбадривало.

– В том, чтобы иногда быть графом, есть и другое преимущество, – медленно проговорил Мистер Хэвишем и устремил на мальчика свои проницательные глаза, теперь с довольно любопытным выражением, – У некоторых графов много денег!

Ему было любопытно, понимает ли его юный друг значение власти денег в обществе, и он решил выяснить это.

– Это хорошая вещь, – невинно сказал Седди, – Хотел бы я иметь много деньжат!

– О, как? – для видимости удивился мистер Хэвишем, – А зачем?

– Ну, – объяснил Седрик, – есть так много вещей, которые человек может сделать с деньгами. Видишь ли, вон к примеру, та женщина – это торговка яблоками. Если бы я был очень богат, я купил бы ей маленькую удобную палатку, чтобы поставить её лоток, и маленькую печку, а потом выдавал бы ей каждое утро по доллару, особенно когда бы шёл дождь, чтобы она могла позволить себе остаться дома. А потом – о! Я подарил бы ей тёплую пуховую шаль. И тогда, знаете ли, её костям не было бы так скверно. Её кости не чета нашим, у неё всё ноет, когда она двигается. Это очень больно, когда твои кости всё время болят. Если бы я был достаточно богат, чтобы сделать всё это для неё, я думаю, её кости были бы в полном порядке!

– Гм! – сказал мистер Хэвишем, – А что бы вы ещё делали, если бы были богаты?

– О! Я бы сделал очень много хороших вещей. Конечно, я должен накупить Дорогуше всяких красивых вещей: коробки с иголками, веера, золотые наперстки и кольца, энциклопедию и карету, чтобы ей не приходилось ждать трамваев. Если бы она любила розовые шелковые платья, я бы купил бы ей целую кучу, но она больше любит чёрное. Но я бы отвёл её в большие магазины и сказал, чтобы она осмотрелась и выбрала все вещи сама. А потом Дик…

– Кто такой Дик? – спросил Мистер Хэвишем.

– Дик – сапожник, негр, – сказал его юное сиятельство, строя в своём раскочегаренном воображении столь захватывающие планы, что голова кружилась, – Он один из самых милых негров, которых вы можете себе представить. Он стоит на углу улицы в центре города. Я знаю его уже много лет. Однажды, когда я был совсем маленьким, я гулял с Дорогушей, и она купила мне красивый мяч, который классно подпрыгивал, и я нёс его, и он отскочил на середину улицы, где летели экипажи и ржали лошади, и я был так огорчён, что заплакал – я ведь был совсем маленький. На мне был килт. А Дик чистил человеку ботинки и сказал: «Привет!». И, представляете, он проскользнул между лошадьми, выхватил мой мяч из-под колёс, вытер его своим плащом, отдал мне и сказал: «Все в порядке, юноша!» Моя Дорогуша очень им восхищалась, и я тоже с тех пор им восхищался, и теперь когда мы отправляемся в город, мы с ним всегда беседуем. Он говорит: «Привет!» и я говорю: «Привет!» – а потом мы немного поболтаем, и он порой делится со мной, как идёт торговля. В последнее время всё у него шло абы как!

– А что бы вы хотели для него сделать? – вкрадчиво спросил адвокат, потирая подбородок рукой и странно улыбаясь.

– Ну, – сказал лорд Фаунтлерой, с деловым видом усаживаясь в кресло, – я бы выкупил Джейка!

– А кто такой Джейк? – спросил мистер Хэвишем.

– Это компаньон Дика, и это самый худший из компаньонов, какие только можно вообразить! Дик так говорит. Он вредит бизнесу, и к тому же нечестный человек. Он жульничает, и это выводит Дика из себя. Знаешь, ты бы сам разозлился, если бы чистил ботинки изо всех сил и всё время напролёт был честным, как ангел, а твой компаньон вовсе не был таким честнягой. Людям нравится Дик, но они терпеть не могут Джейка, и поэтому иногда они дважды не приходят. Так что, если бы я был богат, я бы выкупил Джейка и дал бы Дику знак «босс» – он говорит, что знак «босс» имеет большое значение; и я купил бы ему новую одежду и новые щётки, и всё у него бы сразу наладилось. Он говорит, что всё, чего он хочет, это начать вести бизнес честно!

Не могло быть ничего более пленительного и невинного, чем то, как его маленькая светлость рассказывал свою маленькую историю, тщательно цитируя обрывки жаргона своего друга Дика, и всё это с самой искренней непосредственностью. Он, казалось, не испытывал ни тени сомнения в том, что его пожилой спутник будет так же заинтересован этим рассказом, как и он сам. И по правде говоря, Мистер Хэвишем всем этим заинтересоваться, но, возможно, она заинтересовался не столько Диком и яблочной торговкой, сколько этим добрым маленьком лордиком, чья кудрявая головка под жёлтой соломенной крышей была так занята благотворительными планами в отношении своих друзей и который, казалось, совсем забыл о себе.

– Есть что-нибудь … – начал он, – что бы ты сделал для себя, если бы был богат?

– Много чего! – живо откликнулся лорд Фаунтлерой, – но сначала я дам Мэри денег на Бриджет – это её сестра, у которой двенадцать детей и муж без работы. Она приходит сюда и плачет, а Дорогуша даёт ей вещи в корзине, а потом та опять плачет и говорит: «Да благоловит тебя господь, моя прекрасная!» – И я думаю, что мистер Гоббс не отказался бы иметь золотые часы с цепочкой на память обо мне и хорошую пенковую трубку. А потом я хотел бы устроить собрание…

– Собрание?! – воскликнул Мистер Хэвишем.

– Как на республиканском митинге! – объяснил Седрик, приходя в сильное возбуждение, -У меня были бы факелы, униформа и все такое для всех мальчиков, да и для меня тоже. А мы бы маршировали, знаете ли, и строились бы. Вот чего бы я хотел бы для себя, будь я богат!

Дверь открылась, и вошла Миссис Эррол.

– Мне очень жаль, что я вынуждена была оставить вас одних так долго, – сказала она мистеру Хэвишему, – но ко мне пришла бедная женщина, у которой большие неприятности!

– Этот молодой джентльмен, – сказал мистер Хэвишем, – рассказывал мне о некоторых своих друзьях и о том, что он сделал бы для них, будь он несметно богат!

– Бриджит – одна из его подруг, – сказала миссис Эррол, – и именно с ней я разговаривала на кухне. Сейчас у нее большие неприятности, потому что у её мужа разыгрался сильный ревматизм!

Седрик соскользнул со своего большого кресла.

– Пожалуй, я пойду к ней, – сказал он, – и спрошу, как её самочувствие. Её муж – хороший человек, когда здоров. Я очень обязан ему, потому что он однажды выстругал мне прекрасный деревянный меч. Он очень талантливый человек.

Он выбежал из комнаты, а Мистер Хэвишем поднялся со стула. Казалось, у него было что-то на уме, о чём он пренепременно хочет сказать.

Он немного поколебался, а потом, глядя на миссис Эррол сверху вниз, сказал:

– Перед тем как покинуть замок Доринкорт, я имел беседу с графом, в ходе которой он дал мне некоторые наставления и инструкции. Он желает, чтобы его внук с явным удовольствием предвкушал свою будущую жизнь в Англии, а также счастливое знакомство со своим дедушкой! Он сказал, что я должен сообщить его светлости, что перемена в его жизни принесёт ему деньги и удовольствия, которыми наслаждаются все дети и если он выразит какие-нибудь желания, я должен буду удовлетворить их и при этом ставить его в известность, что всему этому он обязан деду. Я знаю, что граф не ожидал ничего подобного; но если бы Лорду Фаунтлерою доставляло удовольствие помогать этой бедной женщине, я чувствовал бы, что граф был бы недоволен, если бы его не удовлетворили в этом желании.

Вторично мистер Хэвишем не стал повторять сказанное графом слово в слово. Его светлость действительно сказал:

– Пусть парень поймёт, что я могу дать ему всё, что он захочет. Пусть он узнает, что значит быть внуком графа Доринкорта. Купите ему всё, что он пожелает; пусть у него будут карманные деньги, и скажите ему, что это его дед положил деньги в его карман.

Как оказалось на поверку, его побуждения были далеки от добрых, и если бы он имел дело с натурой менее ласковой и сердечной, чем маленький лорд Фаунтлерой, это ещё неизвестно чем бы закончилось. А мать Седрика была слишком мягка, чтобы заподозрить что-то плохое. Она подумала, что, возможно, это означает, что одинокий, несчастный старик, чьи дети умерли, хотел быть добрым к её маленькому мальчику и завоевать его любовь и доверие. И ей было очень приятно думать, что Седди сможет помочь Бриджит. Она почувствовала себя счастливее, узнав, что самым первым результатом странной судьбы, постигшей ее маленького сына, было то, что он мог делать добрые дела для тех, кто нуждался в доброте. Довольный тёплый румянец расцвел на её хорошеньком, юном личике.

– О! – сказала она, -Это было чрезвычайно любезно со стороны графа – Седрик будет так счастлив! Он всегда любил Бриджит и Майкла. Они вполне этого заслуживают. Я часто жалела, что не в сосстоянии помочь им больше. Майкл – трудолюбивый человек, когда он здоров, но он долго болел и нуждается в дорогих лекарствах, тёплой одежде и здоровой пище. Он и Бриджит не будут тщетно расточать то, что им дано!

Мистер Хэвишем сунул свою костлявую руку в нагрудный карман и вытащил оттуда большой толстый бумажник. На его проницательном лице появилось странное выражение. По правде говоря, ему было интересно, что скажет Граф Доринкорт, когда ему донесут, какое первое желание его внука было исполнено. Интересно, подумал он, что подумает об этом злой, жадный, эгоистичный старый аристократ?

– Не знаю, поняли ли вы, – сказал он, – что граф Доринкорт чрезвычайно богат. Он может позволить себе удовлетворить любой каприз. Я думаю, ему было бы приятно узнать, что любые фантазии лорда Фаунтлероя были воплощены. Если вы позовете его обратно и позволите, я дам ему пять фунтов на этих людей!

– Да ведь это двадцать пять долларов! – воскликнула миссис Эррол, – Им это покажется целым состоянием! Я с трудом верю своим глазам!

– Совершенно верно, – сухо улыбнулся мистер Хэвишем, – В жизни вашего сына произошла большая перемена, в его руках будет теперь находиться большая власть!

– О! – воскликнула его мать, – А он такой маленький мальчик – совсем маленький! Как я могу научить его правильно пользоваться своим достоянием? Я так боюсь за него! Мой милый маленький Седди!»

Адвокат слегка закашлялся. Его расчётливое, жесткое, старое сердце тронул нежный, робкий взгляд её карих глаз.

– Я думаю, сударыня, – сказал он, – что, если судить по моей утренней беседе с Лордом Фаунтлероем, следующий граф Доринкорт будет думать не только о себе, но и о других. Он ещё совсем ребенок, но я думаю, что ему можно вполне доверять!

Потом мать пошла за Седриком и привела его обратно в гостиную. Мистер Хэвишем услышал его звонкий голос еще до того, как вошёл в комнату.

– Это печально известный ревматизм, – говорил он, – ужасная, безжалостная болезнь. И он озабочен тем, что аренда не оплачена, и Бриджит говорит, что это убивает его. И Пэт мог бы получить место в магазине, если бы у него была хоть какая-нибудь одежда!

Когда Седрик вошёл, на его маленьком личике было написано беспокойство. Ему было очень жаль Бриджит.

– Дражайшая сказала, что я вам нужен, – обратился он к мистеру Хэвишему, – Я беседовал с Бриджит!

Мистер Хэвишем посмотрел на него сверху вниз. Он чувствовал себя чуть неловко и был в нерешительности. Как сказала мать Седрика, это был совсем маленький мальчик.

– Граф Доринкорт… – начал он и невольно взглянул на миссис Эррол.

Мать маленького лорда Фаунтлероя вдруг опустилась рядом с ним на колени и ласково обняла его хрупкое детское тельце обеими руками.

– Седди, – сказала она, – Граф – твой дедушка, отец твоего родного папы. Он очень, очень добрый, и он любит тебя и хочет, чтобы ты любил его, потому что сыновья, которые когда-то были его маленькими мальчиками, мертвы. Он хочет, чтобы ты был счастлив и делал счастливыми других людей. Он очень богат, и хочет, чтобы у тебя было всё, что ты хотел бы иметь. Он сказал об этом мистеру Хэвишему и дал ему для тебя много денег. Ты можешь дать немного Бриджит сейчас, этого достаточно, чтобы оплатить её аренду и купить Майклу всё необходимое. Разве это не прекрасно, Седди? Разве он не хорош?

И она поцеловала ребенка в его круглую щечку, где от возбужденного изумления вдруг вспыхнул яркий румянец.

Он перевел взгляд с матери на Мистера Хэвишема.

– Можно мне взять всё сейчас? – воскликнул он, – Могу ли я отдать ей всё сию же минуту? Она сейчас должна уходить!

Мистер Хэвишем протянул ему деньги – пять новеньких, свежих, чистых, как будто только что отпечатанных и аккуратно свернутых зелёных бумажек.

Седди вылетел из комнаты вместе с купюрами.

– Бриджит! – они услышали его крик, донёсшийся из кухни, – Бриджит, подожди минутку! Вот немного денег. Это для вас, и вы можете оплатить аренду. Мне его подарил дедушка. Это для тебя и Майкла!

– О, Мастер Седди! – воскликнула Бриджит испуганным голосом, – Да тут тватцать пьять толларс! Где же ваша мама? Что она скажет?

– Думаю, мне придется пойти на кухню и всё ей разъяснить! – сказала миссис Эррол.

Она тут же вышла из комнаты, и Мистер Хэвишем на некоторое время остался один. Он подошел к окну и задумчиво посмотрел на улицу. Он думал о старом графе Доринкуре, сидящем сейчас в замке, в своей огромной, великолепной, мрачной библиотеке, разбитый подагрой и крайне одинокий, окруженный величием и роскошью, но по-настоящему никем не любимый, потому что за всю свою долгую жизнь он никогда по-настоящему сам не любил никого, кроме себя. Он был эгоистичен, любил потакать своим прихотям, высокомерен и распутен. Граф Доринкорт так обожал свои собственные удовольствия, что у него не было времени думать об интересах других людях; все его богатство и власть, все выгоды от его благородного имени и высокого звания казались ему вещами, которые нужно использовать только для того, чтобы развлекаться и доставлять удовольствие себе любимому – графу Доринкорту; а теперь, когда он стал стариком, все эти волнения и потворство своим желаниям приносили ему только скверное самочувствие, раздражительность и неприязнь к миру, который, конечно же, отвечал ему тем же и не любил его. Несмотря на всё свое великолепие, не было более презираемого старого аристократа, чем старый граф Доринкорт, и вряд ли нашёлся бы более одинокий в мире человек. Он мог бы наполнить свой замок гостями, если бы захотел. Он мог бы устраивать роскошные балы и великолепные охотничьи вечеринки, но он знал, что втайне люди, благосклонно принимавшие его приглашения, боялись его хмурого старого лица и саркастических, язвительных речей. У него был жестокий, острый язык и тяжёлый нрав, и когда у него была такая возможность, он получал удовольствие, насмехаясь над окружающими и заставляя их чувствовать себя униженными и оскорблёнными, в особенности тогда, когда они были горды, самолюбивы или робки по натуре.

Мистер Хэвишем знал наизусть его жестокие повадки и думал о нём, глядя в окно на тесную, тихую улицу. И перед его мысленным взором встал резкий контраст: весёлый, красивый малыш сидит в большом графском кресле и рассказывает о своих друзьях – Дике и торговке яблоками, в своей открытой, свободной, честной манере. И он подумал об огромных доходах, прекрасных, величественных поместьях, богатстве и власти человека над ними во имя добра или зла, которые со временем окажутся в маленьких пухлых ручках маленького лорда Фаунтлероя, так глубоко засунутых в карманы.

– Это будет иметь серьёзные последствия! – сказал он себе, – Это будет иметь серьёзные последствия!

Вскоре Седрик и его мать вернулись в комнату. Седрик был в приподнятом настроении. Он уселся в своё огромное кресло, между матерью и адвокатом, и, приняв одну из своих фирменных причудливых поз, замер, положив руки на колени. Он сиял от удовольствия и радости, видя облегчение и восторг Бриджит.

– Она заплакала! – сказал он, – Она сказала, что рыдает от радости! Я никогда раньше не видел, чтобы кто-то так рыдал от радости! Мой дедушка, должно быть, очень хороший человек! Я и не знал, что он такой хороший, добрый человек! Теперь я уверен, что быть графом гораздо приятнее, чем я думал раньше. Я почти рад – я рад всем сердцем, что стану одним из них!

Глава III
Мистер Хевишем

В течение следующей недели мнение Седрика о достоинствах и преимуществах обладания графским титулом значительно возросло и укрепилось. Ему казалось почти невозможным осознать, что есть нечто такое, чего он не мог бы достичь теперь легко; на самом деле, я думаю, можно сказать, что он вообще не осознавал этого в полной мере. Но, по крайней мере, после нескольких бесед с мистером Хэвишемом он понял, что может удовлетворить все свои самые сокровенные желания, и он стал пользоваться этим с той простотой и восторгом, которые доставляли мистеру Хэвишему массу удовольствия. За неделю до отплытия в Англию он совершил много прелюбопытнейших поступков. Ещё долго потом адвокат вспоминал утро, когда они вместе отправились в город, чтобы навестить Дика, и тот день, когда они так поразили воображение торговки яблоками, происходившей из загадочного древнего рода, остановившись перед её жалким, старым лотком и сказав ей, что у неё теперь будет своя палатка, печка, шаль и целая куча денег, которая, кстати сказать, показалась ей совершенно заоблачной.

– Я делаю это потому что должен уехать в Англию и стать лордом, – объяснил ей Седрик ласково, – И мне бы не хотелось, чтобы каждый раз, когда идёт дождь, меня мучило воспоминание о твоих костях, которые мёрзнут на холоде. Мои кости пока что не болят, и я не знаю, как сильно могут болеть кости старого человека, но, поверь мне, я очень сочувствую тебе, и надеюсь, что тебе станет лучше.

– Она лучшая в мире продавщица яблок, – сказал он мистеру Хэвишему, когда они уходили, оставив хозяйку ларька ошалевшей от радости и совершенно не верящей в свалившееся ей на голову великое счастье, – Однажды, когда я упал и порезал колено, она всучила мне яблоко даром. Я всегда был благодарен ей за это. Вы знаете, что всегда надо помнить людей, которые добры к вам!

Его честному, простому маленькому уму было невдомёк, что есть люди, которые могут легко забыть чужую доброту.

Рандеву с Диком было довольно захватывающим. У Дика только что были большие неприятности с Джейком, и он был в плохом настроении, когда они увидели его. Его изумление, когда Седрик спокойно объявил, что они пришли, чтобы дать ему то, что казалось ему очень важным, и исправить все его проблемы, почти лишило его дара речи. Манера лорда Фаунтлероя объявлять о цели своего визита была очень проста и бесцеремонна. Мистер Хэвишем был очень впечатлён её прямотой, когда стоял рядом и слушал. Заявление о том, что его старый друг стал лордом и ему скоро грозит стать графом, если он сможет протянуть на этом свете достаточно долго, заставило Дика так вылупить глаза и раззявить рот, так вздрогнуть, что с него слетела фуражка. Когда он поднял её, то издал довольно странный громкий звук. Мистеру Хэвишему это показалось довольно странным, но Седрик уже слышал такие звуки раньше.

Что случилось? Ты трезв, сынок? Тебя не опоили случайно? – вопрошал Дик. Такое обращение явно смутило его светлость, но он держался храбро.

– Сначала все думали, что это шутка, – сказал он. – Мистер Гоббс решил, что у меня случился солнечный удар. Я и не думал, что мне всё это понравится, но теперь, когда я привык, мне очень нравится такая жизнь. Старый граф, мой дедушка, и он хочет, чтобы я делал всё, что мне заблагорассудится. Он очень добр, если он граф; и он прислал мне много денег вместе с мистером Хэвишемом, и я дал их вам, чтобы выкупить Джейка.

А кончилось всё тем, что Дик действительно выкупил Джейка и оказался обладателем бизнеса, нескольких новых кистей и самой удивительной вывески и костюма. Он не мог поверить в свою удачу так же долго, как не могла в неё поверить женщина – яблочница из древнего загадочного рода, и как во сне ошалело хлопал глазами, глупо глазея на своего благодетеля, уверенный, что спит и может проснуться в любую секунду. Он, казалось, ничего не понимал, пока Седрик не протянул ему руку для рукопожатия, прежде чем уйти.

– Ну, до свидания, – сказал он и, хотя старался говорить спокойно, но голос его предательски дрожал, и его большие карие глаза вдруг заморгали. – Я надеюсь, что у тебя всё будет хорошо. Мне жаль, что я уезжаю, и покидаю вас, но, возможно, я вернусь снова, когда стану графом. И я хочу, чтобы ты мне написал, потому что мы всегда были хорошими друзьями. А если ты мне напишешь, то вот куда ты должен отправить свое письмо!

И он протянул ему листок бумаги.

Меня зовут теперь не Седрик Эррол, а лорд Фаунтлерой и… и до свидания, Дик!

Дик тоже подмигнул, и всё же ресницы у него были мокры от слёз. Он был негром и был совершенно безграмотен, и ему было бы трудно выразить в тот момент, что он чувствовал, длаже если бы он попытался. Возможно, поэтому он и не пытался, а только моргнул и проглотил комок в горле.

– Я бы не хотел, чтобы ты уезжал! – сказал он хриплым голосом. Потом он снова подмигнул. Затем он взглянул на Мистера Хэвишема и стал мять фуражку.

– Слава богу, сэр, что вы привезли его сюда, а он… он такой странный малый, – добавил он, – У меня на руках целая куча таких, как он! Он такой забавный маленький мальчик, такой странный, такой добрый маленький мальчик!

А когда они повернулись и пошли прочь, он долго стоял и смотрел им вслед с совершенно ошеломлённым видом, глаза его застилали слёзы, а в горле стоял комок, он смотрел на галантную маленькую фигурку, весело марширующую рядом со своим высоким, напряжённым эскортом до тех пор, пока она не исчезла за углом.

До самого отъезда его светлость проводил всё своё время в магазине мистера Гоббса. Мистер Гоббс от этих вестей погрузился в уныние, он был очень подавлен. Когда его юный друг торжественно вручил ему на прощание золотые часы с цепочкой, Мистер Гоббс с трудом принял подарок. Он положил футляр на свое крепкое колено и несколько раз громко высморкался.

– На нём кое-что написано, – сказал Седрик, – Там, внутри футляра. Я сам говорил ему, что писать – «От его старого друга, лорда Фаунтлероя, к мистеру Гоббсу». Когда будешь видеть это, вспоминай обо мне! Мне так не хочется, чтобы ты забывал меня!

Мистер Гоббс снова громко высморкался.

– Я никогда не забуду тебя! – сказал он чуть хрипловато, таким же голосом, как говорил Дик, – и ты не забудь меня, когда окажешься среди британской аристократии!

– Я не забуду тебя, кто бы я ни был, – ответил Его Светлость, – Я провёл с тобой самые счастливые часы жизни, по крайней мере, многие из моих самых счастливых часов. Надеюсь, ты когда-нибудь вернёшься ко мне. Я уверен, что мой дедушка был бы этим очень доволен. Возможно, он напишет и пригласит тебя, когда я расскажу ему о тебе. Ты ведь не будешь возражать, если он окажется графом, я имею в виду, что ты не останешься в стороне только потому, что приглашение приехать будет исходить от графа?

– Я бы приехал к вам, – любезно ответил мистер Гоббс.

Таким образом, было решено и согласовано, что если он получит от графа официальное приглашение приехать и провести несколько месяцев в замке Доринкорт, то должен отбросить свои республиканские предрассудки и немедленно паковать чемодан.

Наконец все приготовления были закончены; настал день, когда сундуки отвезли на пароход, и настал час, когда карета стояла у дверей их дома. И тут на мальчика нахлынуло странное чувство одиночества. Его мама уже давно заперлась в своей комнате; когда она спустилась по лестнице, ее глаза были большими и мокрыми, а её прелестные губы дрожали. Седрик подошёл к ней, и она наклонилась к нему, и он обнял её, и они поцеловались. Он знал, что они оба о чём-то сожалеют, хотя и не понимал, о чем именно, но одна трогательная маленькая мысль поднялась к его губам.

– Нам было хорошо в нашем маленьком доме, Дорогуша, не так ли? – сказал он, – Нам никогда не забыть о жизни в нём, не так ли?

– Да-да, – ответила она тихим, добрым голосом. – Да, дорогой!

А потом они сели в карету, и Седрик сел очень близко к матери, и когда она снова посмотрела в окно, он посмотрел на неё, погладил её руку и прижал к себе.

А потом, казалось почти мгновенно, они оказались на пароходе в самой дикой суматохе и неразберихе; экипажи съезжали вниз и высаживали пассажиров; пассажиры приходили в волнение из-за багажа, который еще не прибыл и грозил опоздать; большие сундуки и чемоданы стучали и гремели, когда их втаскивали на палубу; матросы разматывали канаты и сновали туда-сюда; офицеры отдавали приказы и команды, но никто не спешил. Дамы и Господа, дети и няньки поднимались на борт, некоторые смеялись и выглядели весёлыми, некоторые молчали и грустили, кое-где двое или трое плакали и прикасались к глазам носовыми платками. Седрик обнаружил, что со всех сторон его есть что-то интересное; он смотрел на груды канатов, на свёрнутые паруса, на высокие-высокие мачты, которые, казалось, почти касались жаркого голубого неба; он начал строить планы, как побеседовать с моряками и получить кое-какие сведения о пиратах.

Только в самый последний момент, когда он стоял, облокотившись на перила верхней палубы, и наблюдал за последними приготовлениями, наслаждаясь волнением и криками матросов и причальщиков, его внимание привлекла небольшая суета в одной из групп неподалеку от него. Кто-то торопливо пробивался сквозь эту группу и пытался прорваться к нему. Это был мальчик с чем-то красным в руке. Это был Дик. И он держал в руках длинный красный шарф. Он подбежал к Седрику, совсем запыхавшись.

– Я бежал всю дорогу, – сказал он, – Я пришёл проводить тебя. Торговля сегодня была что надо! Я купил это для тебя из того, что заработал вчера. Ты, родной мой, носи его, когда будешь в свете. Я потерял бумагу, когда пытался пройти мимо парней внизу. Они не хотели меня пускать сюда. Наверх меня не пустят. Это шарф для тебя одного!

Он излил всё одним махом, и Седрик едва разбирал, что он кричал. Прозвенел звонок, и он отскочил в сторону, прежде чем Седрик успел ответить.

– До свидания! – Дик тяжело дышал, – Надевай его, когда окажешься среди волн, – И он бросился прочь и исчез.

Через несколько секунд они увидели, как он пробрался сквозь толпу на нижней палубе и выскочил на берег как раз перед тем, как был втянут трап. А потом он стоял на пристани и бурно махал фуражкой.

Седрик держал в руке шарф. Он был из ярко-красного шелка, украшенного пурпурными подковами и лошадиными головами.

Везде царила невероятная суета, скрип и неразбериха. Люди на пристани начали кричать своим друзьям, а люди на пароходе кричали им в ответ:

– До свидания! До свидания! Прощай, старина!

Все, казалось, говорили: «Не забывайте нас! Эй, парень! Напиши, когда приедешь в Ливерпуль! До свидания! До свидания!»

Маленький лорд Фаунтлерой наклонился вперёд и помахал теперь ярко горевшим на солнце шарфом.

– До свидания, Дик! – с жаром крикнул он. – Благодарю тебя Дик! Мы ещё встретимся! До свидания!

И большой пароход отошел от берега, и люди снова зааплодировали, и мать Седрика опустила вуаль на глаза, и на берегу осталось великое смятение; но Дик не видел ничего, кроме этого яркого детского лица, которые освещало солнце и светлых волос, которые шевелил ветерок, и не слышал ничего, кроме сердечного детского голоса, зовущего его из гомона и шума: «Прощай, Дик! – и так было всё время, пока маленький лорд Фаунтлерой медленно удалялся от родного берега в неизвестную, загадочную страну своих мрачных предков.