Текст книги "Сверхнормальные. Истории, которые делают нас сильнее"

Надо признать, повзрослевший Пол действительно выглядел почти непобедимым, и я отметила его на редкость уверенный и решительный внешний вид даже в моменты, когда он говорил о весьма тяжелых периодах своей жизни. «Да, сейчас я могу спокойно об этом говорить», – сказал он, что явно означало, что раньше это было ему не под силу. Поэтому меня очень заинтересовало, как он поступал раньше, когда еще не мог свободно говорить о своих проблемах; когда еще не опирался на уверенность, которую дала ему служба в ВМФ. О чем я его и спросила. Как маленький Пол изо дня в день заставлял себя ставить одну ногу перед другой, направляясь на уроки по школьным коридорам? Как он заставлял себя пробегать милю за милей по улицам своего городка? Как он боролся с негативными обстоятельствами все эти годы?

Начало его ответа меня не удивило. Молодой человек сказал, что его отец всегда находился рядом и был готов прийти на помощь. Безусловно, хорошие люди, которые могут хотя бы отчасти компенсировать все плохое, что происходит в жизни человека, чрезвычайно важны. Но потом Пол кое-что добавил. Он назвал, и даже признал в себе одну эмоцию, которая очень часто является частью истории сверхнормальных людей, хотя большинство из них стыдятся и наотрез отказываются признавать ее роль в своих достижениях. «А еще я сильно рассердился, – довольно невозмутимо, как бы между прочим, добавил Пол. – Я понял, что то, что одноклассники делают со мной и моей семьей, совершенно неправильно, и это меня разозлило. Гнев и стал моей главной движущей силой».

* * *

Надо признать, у гнева не слишком хорошая репутация. И ученые, и обычные люди склонны делить эмоции на положительные и отрицательные[199]199
  David Watson, Lee A. Clark, and Auke Tellegen, «Development and Validation of Brief Measures of Positive and Negative Affect: The PA – NAS Scales», Journal of Personality and Social Psychology 54, no. 6 (1988): 1063–1070; David Watson and Auke Tellegen, «Toward a Consensual Structure of Mood», Psychological Bulletin 98, no. 2 (1985): 219–235.


[Закрыть], и из шести универсальных эмоций – счастье, печаль, страх, гнев, отвращение и удивление – только счастье можно отнести к однозначно позитивным, в то время как все остальные являются негативными. Вполне ожидаемо положительные эмоции считаются желательными, а отрицательные нежелательными; позитивные чувства как бы возвышают человека, а негативные, соответственно, тянут вниз[200]200
  Joseph P. Forgas, «Affective Influences on Attitudes and Judgments», in Handbook of Affective Sciences, eds. Richard J. Davidson, Klaus R. Scherer, and H. Hill Goldsmith (New York: Oxford University Press, 2003), 596–618.


[Закрыть]. С этой точки зрения такую эмоцию, как счастье, нужно всячески поощрять и культивировать, а страха, печали и гнева старательно избегать или по крайней мере учиться с ними справляться. Так уж сложилось, что гнев считается особенно плохой эмоцией[201]201
  David Watson et al., «The Two General Activation Systems of Affect: Structural Findings, Evolutionary Considerations, and Psychobiological Evidence», Journal of Personality and Social Psychology 76, no. 5 (1999): 820–838.


[Закрыть]; негативное отношение к нему просматривается во многих древних изречениях. Возьмите, например, слова, предположительно принадлежащие Сенеке: «Гнев – это кислота, которая может нанести больше вреда сосуду, в котором она хранится, нежели тому, на кого она изливается». Или изречение, приписываемое Будде: «Вы будете наказаны не за свой гнев, а своим гневом».

Совсем недавно, однако, ученые высказали предположение, что эмоции вообще не следует делить на хорошие и плохие; что, возможно, каждая базовая эмоция играет в жизни человека исключительно важную роль[202]202
  Joseph J. Campos, «When the Negative Becomes Positive and the Reverse: Comments on Lazarus’s Critique of Positive Psychology», Psychological Inquiry 14, no. 2 (2003): 110–172.


[Закрыть]. И действительно, логично предположить, что если счастье позволяет нам наслаждаться жизнью, когда все идет хорошо, то другие эмоции помогают приспосабливаться и выживать[203]203
  Joseph J. Campos, Rosemary G. Campos, and Karen PG. Barrett, «Emergent Themes in the Study of Emotional Development and Emotion Regulation», Developmental Psychology 25, no. 3 (1989): 394–402; Richard S. Lazarus, «Does the Positive Psychology Movement Have Legs?», Psychological Inquiry 14, no. 2 (2003): 93–109.


[Закрыть] в сложных обстоятельствах. Вдохновленные этой идеей, исследователи начали оценивать гнев как эмоцию с огромной адаптивной ценностью[204]204
  См. обзор в Jennifer S. Lerner and Larissa Z. Tiedens, «Portrait of the Angry Decision Maker: How Appraisal Tendencies Shape Anger’s Influence on Cognition», Journal of Behavioral Decision Making 19, no. 2 (2006): 115–137.


[Закрыть]. Существует масса причин, по которым мы сердимся и злимся[205]205
  Leonard Berkowitz and Eddie Harmon-Jones, «Toward an Understanding of the Determinants of Anger», Emotion 4, no. 2 (2004): 107–130; Phillip Shaver et al., «Emotion Knowledge: Further Exploration of a Prototype Approach», Journal of Personality and Social Psychology 52, no. 6 (1987):1061–1086.


[Закрыть], но большинство из них обычно включают в себя обиду. Особенно сильное ощущение неудовольствия, собственно гнев, возникает, когда мы чувствуем, что нам вредят, нас провоцируют, очень сильно огорчают и расстраивают. Когда у нас отнимают что-нибудь очень ценное или кого-нибудь важного или нам не удается достичь в высшей степени желанной цели[206]206
  Charles S. Carver and Eddie Harmon-Jones, «Anger Is an Approach-Related Affect: Evidence and Implications», Psychological Bulletin 135, no. 2 (2009): 183–204; John Dollard et al., Frustration and Anger (New Haven, CT: Yale University Press, 1939).


[Закрыть]. Часто, хоть и не всегда, испытывать гнев значит воспринимать несправедливость мира[207]207
  James R. Averill, «Studies on Anger and Aggression: Implications for Theories of Emotion», American Psychologist 38, no. 11 (1983): 1145–1160; Nico H. Frijda, The Emotions (New York: Cambridge University Press, 1986).


[Закрыть], порождаемую неправильными поступками других людей. Гнев – сигнал о том, что что-то пошло не так. Что вам больно. Что нарушен правильный ход вещей[208]208
  Nico H. Frijda, The Emotions (New York: Cambridge University Press, 1986), 198–199; Andrew Ortony, Gerald L. Clore, and Allan Collins, The Cognitive Structure of Emotions (New York: Cambridge University Press, 1988), 152–153.


[Закрыть].

Однажды, вскоре после того как мы с Полом обсудили роль гнева в его борьбе с буллингом, у меня состоялся сеанс с другой клиенткой, женщиной лет сорока, которая до сих пор боролась с последствиями издевательств и травли со стороны сверстников в детстве. Я спросила ее, приходилось ли ей тогда испытывать гнев в связи с происходящим. (Тут надо сказать, что, хотя сегодня эта ситуация постепенно меняется, девочки и женщины[209]209
  Judith V. Jordan, «Relational Resilience in Girls», in Handbook of Resilience in Children, eds. Sam Goldstein and Robert B. Brooks (New York: Springer, 2012), 73–86.


[Закрыть] чаще стараются скрыть свой гнев и отказываются признавать в себе эту эмоцию.) «Нет, – ответила она, – но, думаю, было бы лучше, если бы я его чувствовала». Как писал Тони Моррисон в романе «Самые синие глаза», «в гневе есть ощущение того, что ты существуешь. Чувство реальности и присутствия. Осознание самоценности»[210]210
  Toni Morrison, The Bluest Eye (New York: Vintage International, 2007), 48.


[Закрыть].

* * *

Сенека и Будда, безусловно, были правы, когда говорили, что испытывать гнев не всегда полезно, и, конечно же, хронический гнев сказывается на нашем здоровье и разуме негативно. Но, вполне возможно, в гневе полезна не сама эмоция, а действие, на которое он нас вдохновляет. Гнев – это чувство, заставляющее выбирать борьбу в реакции «бей или беги». Действуя как активатор и организатор, гнев побуждает нас сокращать разрыв[211]211
  Nico H. Frijda, Peter Kuipers, and Elisabeth Ter Schure, «Relations Among Emotion, Appraisal, and Emotional Action Readiness», Journal of Personality and Social Psychology 57, no. 2 (1989): 212–228.


[Закрыть] между тем, чего мы хотим, и тем, что у нас есть; между тем, как обстоят дела, и тем, как они должны обстоять, по нашему мнению. Он заставляет нас противостоять[212]212
  Joseph J. Campos, Rosemary G. Campos, and Karen PG. Barrett, «Emergent Themes in the Study of Emotional Development and Emotion Regulation», Developmental Psychology 25, no. 3 (1989): 394–402; Charles S. Carver and Eddie Harmon-Jones, «Anger Is an Approach-Related Affect: Evidence and Implications», Psychological Bulletin 135, no. 2 (2009): 183–204; Robert PG. Solomon, A Passion for Justice: Emotions and the Origins of the Social Contract (Reading, MA: Addison-Wesley Publishing Company, 1990).


[Закрыть] нынешнему положению дел, вместо того чтобы сдаваться или смиряться. Будучи мощной эмоцией, способной генерировать огромный импульс, гнев побуждает нас двигаться к целям[213]213
  Charles S. Carver and Eddie Harmon-Jones, «Anger Is an Approach-Related Affect: Evidence and Implications», Psychological Bulletin 135, no. 2 (2009): 183–204.


[Закрыть] и даже преодолевать препятствия на этом пути. Более яркую характеристику гневу дал Аристотель, сказав следующее: «Человек в гневе нацеливается на то, чего он способен достичь»[214]214
  Aristotle, Rhetoric, trans. H. Lawson-Tancred (New York: Oxford University Press, 1991), 146.


[Закрыть]. Именно такое проактивное, даже неутомимое стремление[215]215
  Rudolf H. Moos and Jeanne A. Schaefer, «Coping Resources and Processes: Current Concepts and Measures», in Handbook of Stress: Theoretical and Clinical Aspects, 2nd ed., eds. Leo Goldberger and Shlomo Breznitz (New York: Free Press, 1993), 234–257; Karen Reivich et al., «From Helplessness to Optimism: The Role of Resilience in Treating and Preventing Depression in Youth», in Handbook of Resilience in Children, eds. Sam Goldstein and Robert B. Brooks (New York: Springer, 2013), 201–214; Jeanne A. Schaefer and Rudolf H. Moos, «The Context for Posttraumatic Growth: Life Crises, Individual and Social Resources, and Coping», in Posttraumatic Growth: Positive Changes in the Aftermath of Crisis, eds. Richard G. Tedeschi, Crystal L. Park, and Lawrence G. Calhoun (Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 1998), 99–124; Sandra L. Schneider, «In Search of Realistic Optimism: Meaning, Knowledge, and Warm Fuzziness», American Psychologist 56, no. 3 (2001): 250–263.


[Закрыть] к цели отличает супергероев и сверхнормальных людей и уже давно признано как один из ключевых компонентов успеха человека на любой ниве.

В XVIII веке сэр Фрэнсис Гальтон собрал биографические данные о почти тысяче известных государственных деятелей, писателей, ученых, поэтов, музыкантов, художников, военачальников и прочих знаменитостей и, проанализировав их, высказал идею, что их невероятный успех является продуктом «тройственного союза врожденных способностей, энтузиазма и готовности много и тяжело трудиться»[216]216
  Francis Galton, Hereditary Genius: An Inquiry into Its Laws and Consequences (London: Macmillan, 1892), 38.


[Закрыть]. То, что врожденные способности поставлены в этом союзе на почетное первое место, скорее всего, неслучайно. Например, в те времена кузен Чарльза Дарвина Гальтон также решительно высказывался в пользу данного аргумента в своей популярнейшей книге Hereditary Genius[217]217
  Издана на русском языке: Гальтон Ф. Наследственность и таланты. Законы и последствия. М.: Мысль, 1996.


[Закрыть], в которой утверждал, что интеллект и талант в значительной степени характеристики врожденные, передаваемые в великих семьях из поколения в поколение. Однако уже к XIX веку исследователи поставили под сомнение главенство врожденных способностей, таких как интеллект, и начали обращать больше внимания на другие два фактора, названные Гальтоном: энтузиазм и упорный труд. Например, психолог Льюис Терман провел так называемое Исследование одаренных: пронаблюдав за особенно быстро и успешно развивающимися в плане интеллекта детьми до их взросления, он обнаружил, что упорство было более надежным предиктором успеха[218]218
  Lewis Madison Terman and Melita H. Oden, The Gifted Child Grows Up: Twenty-Five Years’ Follow-Up of a Superior Group (Oxford, UK: Stanford University Press, 1947).


[Закрыть] этих людей в выбранных ими областях деятельности, чем коэффициент интеллекта. А психолог Кэтрин Кокс, ученица Термана, проанализировав жизнь триста одного общепризнанного гения, обнаружила, что даже с учетом интеллекта их достижения в жизни в значительной мере зависели от таких факторов, как «постоянство мотивов и усилия»[219]219
  Catharine M. Cox, Genetic Studies of Genius. Vol. 2, The Early Mental Traits of Three Hundred Geniuses (Stanford, CA: Stanford University Press, 1926), 218.


[Закрыть].

В XXI веке эта непоколебимость многим из нас известна как твердость характера[220]220
  Angela L. Duckworth, Patrick D. Quinn, and Martin E. P. Seligman, «Positive Predictors of Teacher Effectiveness», Journal of Positive Psychology 4, no. 6 (2009): 540–547; Angela L. Duckworth et al., «Deliberate Practice Spells Success: Why Grittier Competitors Triumph at the National Spelling Bee», Social Psychological and Personality Science 2, no. 2 (2011): 174–181; Angela L. Duckworth et al., «Grit: Perseverance and Passion for Long-Term Goals», Journal of Personality and Social Psychology 92, no. 6 (2007): 1087–1101; Lauren Eskreis-Winkleret al., «The Grit Effect: Predicting Retention in the Military, the Workplace, School and Marriage», Frontiers in Psychology 5, no. 36 (2014): 1–12.


[Закрыть], или, как ее называет исследователь Анжела Дакворт, «пассионарность и настойчивость». Многочисленные исследования показали, что упорство, или твердость характера, способствует успеху человека в самых разных областях, будь то средний академический балл в школе, достижения в дальнейшей учебе, отличные показатели на Общенациональном конкурсе правописания, отсутствие разводов и, как в случае Пола, стабильность рабочего места, в том числе в армии.

Тем не менее, хотя о важности твердости характера сегодня говорят много и с огромным значением настойчивости тоже уже практически никто не спорит, пассионарность, по-видимому, понята и признана пока гораздо хуже[221]221
  В своей книге «Твердость характера» Дакворт приравнивает пассионарность к «стабильности интересов», или, иначе говоря, к способности человека сохранять интерес к чему-то в течение длительного времени; она измеряет эту способность по обратной шкале, от «Меня каждые несколько месяцев интересует что-то новое» до «Мои интересы не меняются годами». Последовательность и стабильность, безусловно, важный аспект пассионарности, но это не одно и то же. См. Angela L. Duckworth et al., «Grit: Perseverance and Passion for Long-Term Goals», Journal of Personality and Social Psychology 92, no. 6 (2007): 1087–1101.


[Закрыть]. Пассионарность, или энтузиазм, о котором говорил Гальтон, или мотив, на который ссылается Кокс, представляет собой эмоциональный компонент, приводящий все в движение. Каждому из нас нужна причина, чтобы прилагать усилия и бороться за то, чего мы хотим, особенно когда желаемое не дается без большого труда. Не зря же один видеоролик ВМФ[222]222
  US Navy, Faces of Officer Candidate School (OCS), видео, по состоянию на 1 августа 2016 года, http://www.netc.navy.mil/nstc/otcn/OCS_video_flash.html; Naval Service Training Command, Faces of OCS Update, video, June 15, 2012, https://www.youtube.com/watch?v=dEPQSK5r3ms.


[Закрыть], посвященный трудным вызовам учебы в Офицерской кандидатской школе, начинается с разговора троих выпускников программы о незаменимости истинной любви, даже страсти к своему делу. «Если у вас нет страсти, – прямо утверждает один из них, – вы ничего не добьетесь». Конечно же, все вышесказанное отнюдь не означает, что гнев – единственная эмоция, побуждающая нас много и упорно трудиться над достижением своей цели, но это, безусловно, один из самых верных способов добиться желаемого. По данным целого ряда исследований, начиная с семи месяцев и до взрослого возраста (вплоть до глубокой старости), наибольшую настойчивость при столкновении с непомерно сложными задачами – скажем, заполучить игрушку, которую кто-то крепко держит; открыть запертую коробку неподходящим ключом; решить задачу, не имеющую решения, – демонстрируют люди, которых больше других злит и раздражает неудача[223]223
  Joseph J. Campos, Rosemary G. Campos, and Karen PG. Barrett, «Emergent Themes in the Study of Emotional Development and Emotion Regulation», Developmental Psychology 25, no. 3 (1989): 394–402; Tracy A. Dennis et al., «The Functional Organization of Preschool-Age Children’s Emotion Expressions and Actions in Challenging Situations», Emotion 9, no. 4 (2009): 520–530; Jie He, Qinmei Xu, and Kathryn Amey Degnan, «Anger Expression and Persistence in Young Children», Social Development 21, no. 2 (2012): 343–353; Joan A. Kearney, «Early Reactions to Frustration: Developmental Trends in Anger, Individual Response Styles, and Caregiving Risk Implications in Infancy», Journal of Child and Adolescent Psychiatric Nursing 17, no. 3 (2004): 105–112; Heather PG. Lench and Linda J. Levine, «Goals and Responses to Failure: Knowing When to Hold Them and When to Fold Them», Motivation and Emotion 32, no. 2 (2008): 127–140; Mario Mikulincer, «Reactance and Helplessness Following Exposure to Unsolvable Problems: The Effects of Attributional Style», Journal of Personality and Social Psychology 54, no. 4 (1988): 679–686.


[Закрыть].

Следует сказать, что современная когнитивная психология всецело поддерживает идею, что гнев может быть продуктивной эмоцией, особенно в сочетании с моделями поведения, ориентированными на цели и прогресс. Фактически, когда гнев направляется на активные и конструктивные действия[224]224
  Eddie Harmon-Jones, «On the Relationship of Frontal Brain Activity and Anger: Examining the Role of Attitude Toward Anger», Cognition and Emotion 18, no. 3 (2004): 337–361; Eddie Harmon-Jones and Jonathan Sigelman, «State Anger and Prefrontal Brain Activity: Evidence That Insult-Related Relative Left-Prefrontal Activation Is Associated with Experienced Anger and Aggression», Journal of Personality and Social Psychology 80, no. 5 (2001): 797–803.


[Закрыть], в мозге он противопоставляется страху. Изначально гнев зарождается в реактивном миндалевидном теле, но при переходе от эмоций к целенаправленному действию, на которое они нас толкают, активность смещается в префронтальную кору головного мозга, в зону, которая отвечает за планирование интенционального поведения и его фактическую реализацию. Правая префронтальная кора управляет нашими более пессимистическими реакциями и активируется, когда мы чувствуем злость и бессилие; когда мы остаемся там, где были, только злимся и накручиваем себя. Однако нечто совсем иное происходит в мозге, когда мы испытываем гнев и ощущаем собственную силу, когда от вопроса «Что мне только что сделали?» мы переходим к вопросу: «Что я намерен сделать в ответ?»

По словам американского писателя Уильяма Уорда, нужно «мудро направлять гнев на проблемы, а не на людей, сосредоточивать энергию на ответах, а не на оправданиях»[225]225
  Автор цитаты точно неизвестен, обычно эти слова приписывают Уильяму Уорду.


[Закрыть]. Иными словами, чтобы извлечь пользу из своего гнева, мы должны перестать быть жертвами и сыграть активную роль, по крайней мере в том, что непосредственно нас касается. Такое перенаправление энергии с бессилия на целенаправленную деятельность уже давно подтвердило свой терапевтический эффект в деле исцеления самых разных психологических травм. «Работа, работа и работа. Это самая важная цель всех травмированных людей»[226]226
  Richard F. Mollica, Healing Invisible Wounds: Paths to Hope and Recovery in a Violent World (Nashville: Vanderbilt University Press, 2008), 170.


[Закрыть], – пишет Ричард Моллика, специалист по травматическим ситуациям и выживанию в условиях массового насилия в разных странах. И этот маневр действительно позволяет преодолевать[227]227
  Jaak Panksepp and Margaret R. Zellner, «Towards a Neurobiologically Based Unified Theory of Aggression», Revue Internationale de Psychologie Sociale 17, no. 2 (2004): 37–61; Rebecca L. Shiner, Ann S. Masten, and Jennifer M. Roberts, «Childhood Personality Foreshadows Adult Personality and Life Outcomes Two Decades Later», Journal of Personality 71, no. 6 (2003): 1145–1170.


[Закрыть] негатив даже более эмоциональных, неконтролируемых, безрассудных форм гнева, например ярости.

Когда, согласно нашему восприятию, существует что-то, что позволит нам преодолеть препятствия на пути, гнев активирует левую часть префронтальной коры головного мозга, которая управляет нашими более уверенными, мотивированными реакциями. Левая часть префронтальной коры[228]228
  Henk Aarts et al., «The Art of Anger: Reward Context Turns Avoidance Responses to Anger-Related Objects into Approach», Psychological Science 21, no. 10 (2010): 1406–1410; Charles S. Carver and Eddie Harmon-Jones, «Anger Is an Approach-Related Affect: Evidence and Implications», Psychological Bulletin 135, no. 2 (2009): 183–204; Jaak Panksepp and Margaret R. Zellner, «Towards a Neurobiologically Based Unified Theory of Aggression», RevueInternationale de Psychologie Sociale 17, no. 2 (2004): 37–61.


[Закрыть] – это зона, в которой мозг работает над прогрессом в достижении целей, решает проблемы, планирует и выполняет задуманное. Таким образом, злость и активные действия могут быть полезными, поскольку смещают мозговую активность в часть мозга, позволяющую нам чувствовать себя уверенными, целеустремленными и контролирующими ситуацию[229]229
  Richard J. Davidson, «What Does the Prefrontal Cortex ‘Do’ in Affect: Perspectives on Frontal EEG Asymmetry Research», Biological Psychology 67, no. 1 (2004): 219–234.


[Закрыть]. Именно здесь, в левой части префронтальной коры, гнев[230]230
  Jennifer S. Lerner and Larissa Z. Tiedens, «Portrait of the Angry Decision Maker: How Appraisal Tendencies Shape Anger’s Influence on Cognition», Journal of Behavioral Decision Making 19, no. 2(2006): 115–137.


[Закрыть] нередко направляется на реализацию планов, и мы чувствуем себя более решительными и даже позитивнее оцениваем свое будущее.

По сути, хоть гнев и считается негативной эмоцией, для мозга он очень похож на счастье[231]231
  Charles S. Carver and Eddie Harmon-Jones, «Anger Is an Approach-Related Affect: Evidence and Implications», Psychological Bulletin 135, no. 2 (2009): 183–204.


[Закрыть], иными словами, эта эмоция тоже включает левое полушарие. В одной интересной серии исследований психологи Дженнифер Лернер и Дачер Келтнер сравнивали взрослых людей, испытывающих страх, гнев и счастье[232]232
  Jennifer S. Lerner and Dacher Keltner, «Fear, Anger, and Risk», Journal of Personality and Social Psychology 81, no. 1 (2001): 146–159.


[Закрыть]. Они обнаружили, что по сравнению с теми, кому было страшно, сердившиеся и счастливые приблизительно в равной степени оптимистично смотрели на свое будущее, причем это касалось событий, которые они могли и не могли контролировать: сердечного приступа, устройства на работу, выбора профессии или удачного брака. Дальнейшие исследования позволяют предположить, что, хотя и счастливые и испытывающие гнев люди склонны делать оптимистичные прогнозы своего будущего, их оптимизм неодинаков. Если счастливым свойственно полагать, что хорошее будет происходить с ними само собой, те, кто злится и сердится, чаще верят в то, что счастливое будущее они создадут сами. По мнению исследователей Дженнифер Лернер и Лариссы Тиденс, оптимизм людей, испытывающих гнев, ближе к вере в себя, чем к вере в мир; он ведет к «не всегда оправданной предрасположенности видеть себя могущественным, умелым и эффективным»[233]233
  Jennifer S. Lerner and Larissa Z. Tiedens, «Portrait of the Angry Decision Maker: How Appraisal Tendencies Shape Anger’s Influence on Cognition», Journal of Behavioral Decision Making 19, no. 2 (2006): 125; см. также Carroll E. Izard, The Psychology of Emotions (New York: Plenum Press, 1991).


[Закрыть].

Сегодня также получены надежные свидетельства того, что, поскольку гнев позволяет воспринимать проблемы как более управляемые и контролируемые, он фактически снижает стресс. В рамках еще одного исследования, проведенного Дженнифер Лернер и ее коллегами[234]234
  Jennifer S. Lerner et al., «Facial Expressions of Emotion Reveal Neuroendocrine and Cardiovascular Stress Responses», Biological Psychiatry 61, no. 2 (2007): 253–260.


[Закрыть], 92 взрослых человека были подвергнуты воздействию известных стрессоров – например, испытуемых просили отсчитывать назад с 9095 семерками и с 6233 по тринадцать, а также решать в уме сложные математические задачи из интеллектуального теста Векслера. Ситуация усугублялась тем, что участникам указывали на их ошибки по ходу их совершения и побуждали трудиться как можно напряженнее и быстрее, иначе, как их сразу предупредили, они будут задерживать и подведут остальных. Так вот, если у испытуемых, которые, работая над заданиями, беспокоились и пугались, наблюдалось существенное учащение сердцебиения, повышение артериального давления и уровня кортизола, то у тех, кто злился и сердился, эти показатели оставались на значительно более низком уровне. Иными словами, судя по всему, в паре с гневом и чувством негодования к нам нередко приходит весьма полезная уверенность и решимость. Порой человек, злясь и сердясь, чувствует себя сильнее и увереннее. Иными словами, он чувствует себя лучше подготовленным к тому, чтобы смело двигаться вперед и исправлять ошибки и несправедливость мира[235]235
  Phillip Shaver et al., «Emotion Knowledge: Further Exploration of a Prototype Approach», Journal of Personality and Social Psychology 52, no. 6 (1987): 1061–1086.


[Закрыть].

* * *

Казалось бы, после столь неприятного опыта столкновения с жесткой иерархией в детстве, армия должна быть последним местом, где захочет оказаться Пол, но ему, напротив, очень импонировала именно присущая армии максимальная четкость структуры. Став военным, он оказался в мире, где отношения воспринимаются как нечто упорядоченное и справедливое, а не непредсказуемое и зависящее от прихотей судьбы, и где о нем судили по его реальным талантам и способностям. Оглядываясь назад, Пол думает, что отчасти пошел служить на флот потому, что свои сильные стороны на тот момент он пока еще воспринимал как нечто временное, не окончательное. «Мне было важно иметь образ жизни, который позволит мне оставаться физически и интеллектуально активным, иначе, как я опасался, мог бы случиться рецидив, и я бы оказался там, где был прежде», – объясняет молодой человек. Однако он не только больше не стал ничьей жертвой, он стал лидером. Бег, развитие умственных способностей, неустанная физическая подготовка: Пол годами ставил перед собой все более и более трудные цели и накопил огромный опыт в деле борьбы со стрессом. Теперь офицер ВМФ Пол говорит: «Я считаю себя более сильным и способным, чем большинство окружающих меня людей, и думаю, что это объясняется пережитыми мной испытаниями. Я оптимист – но не потому, что, на мой взгляд, со мной не может или не должно случиться ничего плохого, а потому, что я верю в то, что смогу преодолеть любые трудности, какие только можно вообразить. Я чувствую себя независимым и уверенным в себе. Я чувствую, что успешно прошел все предложенные мне тесты. Я чувствую себя храбрым».

Поэт Дилан Томас сказал: «Только одна вещь в мире хуже несчастливого детства – это слишком счастливое детство»[236]236
  Paul Ferris, Dylan Thomas: A Biography (London: Hodder and Stoughton, 1977), 49.


[Закрыть]. Не знаю, так ли это, но точно знаю, что, в отличие от Пола, многие сверхнормальные люди чувствуют себя менее значительными и сильными из-за трудностей, выпавших на их долю; они убеждены, что стали бы лучшими людьми, если бы в их жизни не было серьезных стрессов. Они с завистью смотрят на сверстников, поскольку те кажутся им не обремененными проблемами и счастливыми, представляя и себя более желанными, достойными, привлекательными, нормальными, адаптированными к жизни и так далее и тому подобное. Но это необязательно так.

Хотя сильный, всепоглощающий стресс никому не приносит пользы, бороться с ним не так уж плохо. Обучение умению справляться со стрессом сродни упражнению, благодаря которому мы, по словам Пола, становимся сильнее и талантливее посредством напряжения сил и постоянной практики. Детский психиатр Майкл Раттер назвал это «эффектом закаливания»[237]237
  Michael Rutter, «Implications of Resilience Concepts for Scientific Understanding», Annals of the New York Academy of Sciences 1094, no. 1 (2006): 1–12; Michael Rutter, «Resilience as a Dynamic Concept», Development and Psychopathology 24, no. 2 (2012): 335–344; Michael Rutter, «Stress, Coping and Development: Some Issues and Some Questions», Journal of Child Psychology and Psychiatry 22, no. 4 (1981): 323–356; см. также Donald Meichenbaum, «Stress Inoculation Training: A Twenty Year Update» in Principles and Practices of Stress Management, 2nd ed., eds. Robert L. Woolfolk and Paul M. Lehrer (New York: Guilford Press, 1993), 373–406.


[Закрыть], высказав идею, что, подвергаясь определенным испытаниям, мы закаляемся и становимся менее уязвимыми перед очередными неблагоприятными жизненными обстоятельствами. А психолог-исследователь Ричард Динстбир развил эту идею, предложив так называемую модель твердости и строгости[238]238
  Richard A. Dienstbier, «Arousal and Physiological Toughness: Implications for Mental and Physical Health», Psychological Review 96, no. 1 (1989):84–100; Richard A. Dienstbier and Lisa M. Pytlik Zillig, «Toughness», in Handbook of Positive Psychology, eds. PG. R. Snyder and Shane J. Lopez (New York: Oxford University Press, 2002), 515–527.


[Закрыть]. По его мнению, когда человек испытывает давление обстоятельств, его меньше пугает его физиологическая активность, и он начинает видеть угрозы и проблемы как ситуации, которыми может управлять и которые в силах контролировать.

Существует множество подтверждений того, что воздействие неблагоприятных ситуаций действительно делает нас выносливее[239]239
  Megan R. Gunnar et al., «Moderate Versus Severe Early Life Stress: Associations with Stress Reactivity and Regulation in 10-12-Year-Old Children», Psychoneuroendocrinology 34, no. 1 (2009): 62–75; Mark D. Seery et al., «An Upside to Adversity? Moderate Cumulative Lifetime Adversity Is Associated with Resilient Responses in the Face of Controlled Stressors», Psychological Science 24, no. 7 (2013): 1181–1189.


[Закрыть]; что борьба с умеренным стрессом даже полезнее для человека, чем его полное отсутствие. Так, эксперименты над молодыми беличьими обезьянами продемонстрировали, что, когда животных на раннем этапе жизни подвергали краткосрочному воздействию стрессоров[240]240
  Karen J. Parker et al., «Prospective Investigation of Stress Inoculation in Young Monkeys», Archives of General Psychiatry 61, no. 9(2004): 933–941.


[Закрыть], впоследствии они были более стойкими; по сравнению с обезьянами, которые не испытывали стресса, подвергавшиеся воздействию умеренных стрессоров чувствовали себя более комфортно в новых для них ситуациях, кроме того, у них отмечался существенно более низкий уровень кортизола.

Уместно также вспомнить об исследовании на базе более чем пятисот студентов Университета штата Массачусетс в Дартмуте, половина из которых прошла войну во Вьетнаме. Оно показало, что молодые люди с опытом периферийных боевых действий во взрослой жизни отличались лучшим психологическим здоровьем, чем ветераны с непосредственным боевым опытом и чем студенты, которые вообще не были на войне[241]241
  Paula P. Schnurr, Stanley D. Rosenberg, and Matthew J. Friedman, «Change in MMPI Scores from College to Adulthood as a Function of Military Service», Journal of Abnormal Psychology 102, no. 2(1993): 288–296.


[Закрыть]. А еще одно многолетнее исследование на базе общенациональной репрезентативной выборки из более чем двух тысяч взрослых людей в возрасте от 18 до 101 года, проведенное психологом-исследователем Марком Сири и его коллегами, выявило, что пережившие в детстве по крайней мере некоторые лишения и невзгоды более успешны и больше удовлетворены жизнью, чем те, кто подвергся очень серьезным испытаниям, и чем те, кто практически не имел негативного детского опыта. Это позволило авторам исследования сделать вывод, отчасти созвучный идее Ницше: «Что нас не убивает, делает нас сильнее»[242]242
  Mark D. Seery, E. Alison Holman, and Roxane Cohen Silver, «Whatever Does Not Kill Us: Cumulative Lifetime Adversity, Vulnerability, and Resilience», Journal of Personality and Social Psychology 99, no. 6(2010): 1025–1041; см. также Mark D. Seery, «Resilience: A Silver Lining to Experiencing Adverse Life Events?», Current Directions in Psychological Science 20, no. 6 (2011): 390–394.


[Закрыть].

* * *

«Думаю, с того момента, как меня начали травить в школе, мою жизнь можно считать одной долгой борьбой, – сказал Пол. – Я до сих пор сражаюсь с самим собой, чтобы быть самым лучшим и доказать и себе, и другим, что способен достичь всего, что наметил, и непременно сделаю это. Я получил диплом. И воинское звание. У меня есть хобби. У меня есть друзья. Но битва не прекращается. Мне еще многого надо достичь». В сущности, именно поэтому Пол и пришел ко мне. Не потому, что его жизнь, по его ощущениям, ему не нравилась, а потому, что он постоянно стремится ее улучшить.

Как в случае со многими сверхнормальными людьми, Полу предстояла очередная битва: ему нужно было найти способ полюбить свою жизнь. Его, например, очень беспокоило, что из-за службы в армии он не может находиться рядом со своей любимой, и он хотел знать, как ему стать лучшим спутником жизни. Безусловно, впереди его ждали определенные проблемы, как минимум логистические. Но я напомнила ему, что целеустремленные решатели проблем преуспевают не только в армии, но и во взаимоотношениях с людьми. Пол борец по натуре, и, хотя это на какое-то время увело его далеко от дома, именно поэтому он теперь усердно искал способ сохранить желанные отношения.

Пола также волновало, поймет и примет ли любимая вечного бойца, живущего внутри него, полюбит ли она это его качество. И, как мне кажется, она, возможно, уже сделала это. В своей тумбочке в казарме Пол хранит рисунок, на котором он изображен в образе супергероя. Это набросок углем, сделанный его девушкой; именно таким она его видела. Мужественным. Сильным. Непобедимым. Выполняющим важную миссию.