Текст книги "Атласная куколка"

– No ambulancia! – неожиданно громко прогремел голос старухи. – No ambulancia! – Драматично пошатываясь, она сделала несколько шагов вперед. – Dio mio – no dottore! No ambulancia![14]14
  Никакой «Скорой помощи»! Боже мой, никаких докторов! Никакой «Скорой помощи»! (ит.).


[Закрыть]

Сэм казалось, что ей снится какой-то кошмарный сон, который она никак не может стряхнуть с себя. Она широко раскрытыми глазами наблюдала, как старуха сделала еще несколько шагов и во весь полный рост растянулась на полу. Черное платье выглядело бесформенной кучей тряпья на зеленом ковре, старомодные туфли на высоком каблуке смешно торчали острыми носками вверх. Девушка на софе вскрикнула и попыталась подняться.

Черноволосый парень бросился к ней и заставил снова лечь. Потом он повернулся к Саманте:

– Боже, старуху еще чего доброго хватит удар. Будьте добры, помогите Софи.

Заметив, что Сэмми не двигается, а лишь удивленно смотрит на него, он резко повернулся к лежащей на полу старухе:

– Одна – к герцогине. Другая – к ее внучке.

«Внучке? Что он такое говорит?» – удивилась Саманта. Им обеим просто необходима «Скорая помощь», вот и все. Что еще за внучка?

– Черт возьми, что тут непонятного? Герцогиня, что растянулась на полу, ее бабушка, – с жутким акцентом кокни прорычал он и указал подбородком в сторону девушки, которую пытался удержать на софе – Перед вами юная графиня.

Сэмми, ничего не понимая, разглядывала старуху в черном, скрючившуюся на ковре, рыжеволосую манекенщицу в забрызганном кровью вечернем платье, склонившуюся над ней, бледную девушку, вытянувшуюся на софе, по руке которой по-прежнему стекала алая струйка. Герцогиня? Графиня? А она-то решила, что это какие-то парижские дамочки полусвета!

– Не хотите ли вы сказать, – прошептала она, – что все они – клиенты ателье?

Даже не дожидаясь ответа, Саманта уже не сомневалась, что это именно так.

3

– Да, их тут много в Париже, старых аристократов, – заявила рыжеволосая Софи, захлопывая дверцу лифта и нажимая на кнопку четвертого этажа. – Бывшую знать так и тянет в Париж, а средств они совсем не имеют!

Сэмми прижалась спиной к стенке старого лифта и закрыла глаза. Теперь, когда графиня и ее старая бабушка-герцогиня были на такси отправлены восвояси, а мужчина в костюме и его элегантная спутница ушли, она намеревалась принять пару таблеток аспирина и упасть на первую попавшуюся кровать, чтобы поспать. В Париже не наступил еще полдень, а она чувствовала такую усталость, что едва держалась на ногах.

Кабинка лифта в Доме моды Лувель оказалась настолько мала, что Сэм чувствовала себя ужасно неловко, стоя вплотную к манекенщице и черноволосому атлету, который настоял на том, чтобы отнести ее вещи наверх. Софи снова нетерпеливо нажала длинным белым пальчиком на кнопку.

– Ди Фраскати – настоящая noblesse, знать? Так вы говорите? – Рыжеволосая пожала плечами. – Но grand-mere[15]15
  Бабушка (фр.).


[Закрыть], она действительно герцогиня, из очень ancienne famille[16]16
  Древний род (фр.).


[Закрыть], из Италии. А маленькая Савания – настоящая графиня.

Софи уже переоделась в старенькое шелковое кимоно, едва доходящее до колен. Под облегающей тканью не было и намека на белье. Если не обращать внимания на темные разводы туши вокруг огромных бархатисто-карих глаз, кожа девушки была белее воска. Она уже полностью пришла в себя после недавней сумасшедшей истерики.

Лифт неуверенно дернулся и вдруг опустился сантиметров на тридцать ниже уровня пола. Потом последовал внезапный толчок, и наконец, странно подергиваясь, сомнительное сооружение медленно поползло вверх.

– Маленькая графиня Савания страдает гемофили, – беззаботно продолжала Софи. Несмотря на тесноту, она оглянулась на высокого мужчину, стоящего у нее за спиной. – Правильно? Я верно сказала – гемофили?

– Гемофилией, дорогая, – поправил он, не отводя от Сэмми внимательного взгляда, устремленного из-под прямых черных бровей. Он держал дорожную сумку, прижав ее к груди, отчего в кабинке лифта стало только теснее. – Наследственная болезнь крови, – пояснил он низким хриплым голосом. – У европейской аристократии это не редкость.

Сэмми через его плечо смотрела на растрепанную рыжую шевелюру Софи. Ее смущал пристальный взгляд этого мужчины. Что он позволяет себе, этот грубый парень с произношением кокни, смесь английской, французской и итальянской крови. Ему вовсе не следовало нести сумку, она вполне могла справиться с этим сама.

На каком бы языке он ни говорил, его быстрый, но внимательный взгляд неизменно был откровенно нахальным. Однако, напомнила себе Сэмми, если бы не этот решительный молодой человек, они, пожалуй, все еще суетились бы в зале. Он единственный не потерял голову, накрепко замотал кровоточащее запястье девушки полотенцем и наконец умудрился выпроводить бабушку и внучку из Дома моды Лувель и усадить их в такси.

– Она уже на выданье, внучка, – болтала Софи. – Старая герцогиня уже longtempts[17]17
  Давно (фр.).


[Закрыть] выискивает мужа для малышки Савании. Нужен граф, герцог, любой аристократ. Это для них очень важно.

Лифт снова дернулся и замер между этажами. Софи пришлось опять жать на кнопку.

– Но они очень бедные, – вздохнула она. – Мне кажется, они голодают. И продают свою мебель, чтобы как-то прожить. Продают все – драгоценности и другие вещи.

Все это по-прежнему напоминало какую-то фантасмагорию. Старуха в черных потрепанных одеяниях – настоящая итальянская герцогиня, влачащая нищенское существование и собирающаяся выдать замуж внучку, страдающую серьезной наследственной болезнью. Причем за кого-то, кто имеет титул, если удастся найти такого. Правда, манекенщица говорит, что в Париже их полно. И сколько же из них, обедневших аристократов, интересно, клиенты Дома моды Лувель?

Отделанная латунью открытая кабина лифта скользила по шахте в опасной близости от механизмов – фантастического переплетения каких-то проводов и канатов. Бросив взгляд на стену, Сэмми постаралась передвинуться ближе к центру, хотя из-за этого пришлось теснее прижаться к крепкой спине стоящего перед ней парня.

– Если девушка настолько больна, – спросила Саманта не слишком уверенно, – почему они не вызвали «Скорую помощь»?

Она напряглась, услышав, как что-то отвратительно заскрежетало у них над головами.

Ее спутники хранили молчанке. Потом Софи, быстро что-то сказав по-французски зажатому между ними молодому человеку, объяснила:

– О! Потому что это секрет! Никто не женится на маленькой графине Савании, если об этом узнают. Если в семье жениха узнают, что она больна – пф-ф! – он не женится!

Лифт вновь неожиданно остановился, на сей раз на третьем этаже. Перед ними оказалась выложенная мрамором лестничная площадка и дверь с вывеской «Офис»

Мужчина что-то буркнул и вдруг взорвался:

– Дай-ка теперь я попробую, ладно?

Он протянул руку над плечом манекенщицы и нажал кнопку с цифрой 4. Лифт вздрогнул и вновь медленно пополз вверх.

Сэмми инстинктивно ухватилась за первое, что попалось под руку, – его сильное, крепкое плечо.

Почувствовав прикосновение, он слегка повернул голову и посмотрел на нее сквозь густые черные ресницы.

– Не бойся, малышка, – успокоил ее брюнет. – Его только что отремонтировали.

Вынужденная тесно прижаться к его мускулистому телу, Сэмми внезапно ощутила легкий запах пота, смешанный с каким-то мускусным ароматом. Она быстро отдернула руку. Сейчас, рассмотрев мужчину поближе, Сэмми поняла, что он не так молод, как ей показалось вначале. Ему, видимо, было лет тридцать с небольшим. И он, без сомнения, обладал необыкновенной силой, о которой свидетельствовала обтянутая джинсами и простой рубашкой крупная мощная фигура. С трудом верилось, что этот человек – простой служащий в Доме высокой моды. Она ничего не знала о Париже, но в Вайоминге его скорее всего приняли бы за взломщика или кого-то в этом роде. Вероятно, именно ему принадлежал мотоцикл, стоящий во внутреннем дворике.

Представляют ли себе эти двое в лифте, размышляла Сэмми, как все происходящее выглядит в глазах человека, прилетевшего из Нью-Йорка и представляющего компанию, которая только что приобрела Дом моды Лувель? Или им это совершенно безразлично? Манекенщица держалась настолько отстраненно, что Сэмми могла поклясться: ее ничто не интересует. Распоряжения, как она успела заметить, отдавал здесь именно этот крепкий сексуальный мужчина, стоящий впритирку к ней. Куда подевалось управление Дома моды Лувель, те, кто, как предполагалось, должен был встречать ее? Где директриса, С. Дюмер, которой адресовали телеграмму с сообщением о приезде Саманты? Правда, пока Сэм так ничего и не узнала о тех двоих – мужчине и элегантной красавице блондинке.

– А кто были остальные? – медленно и четко выговорила Сэмми, учитывая, что с английским у Софи плоховато. – Мужчина и блондинка?

– О! Это Алан де Бо, – ответила манекенщица, слегка вздохнув – И его сестра – мадам Мари-Луиза Фэлу. Они ходят сюда уже много лет со своей маман. Они – trop Bottm Mondain, le tout Pans, vraiment![18]18
  Из самого высшего общества Парижа, правда! (фр.)


[Закрыть] А Алан… он очень красивый, non[19]19
  Не так ли? (фр.).


[Закрыть]?

– Французская табель о рангах, – пояснил зажатый между ними мужчина. Его черные глаза с интересом скользили по куртке Сэм, изучая скрытую под ней высокую грудь. – Де Бо – старинные клиенты Дома моды Лувель. Софи говорит, что сестра до сих пор кое-что здесь покупает.

Сэмми уставилась в плечо, которое оказалось как раз на уровне ее глаз. Она пришла к выводу, что работники Дома моды Лувель ожидали увидеть совершенно другого представителя из Нью-Йорка: во-первых, мужчину и, во-вторых, гораздо более опытного и солидного, чем она. Сэм показалось, что ей бросают вызов. Если Джек и научил ее чему-то, так это тому, где и когда необходимо утвердить свой авторитет. Или, по крайней мере, предпринять такую попытку.

Внимательно глядя рабочему прямо в глаза, она спросила:

– Ну а вы что здесь делаете?

Тот ничуть не смутился.

– Я имею в виду должность. Чем вы занимаетесь? Например, часы вашей работы?

В этот момент лифт дернулся в последний раз и замер на четвертом этаже.

– Французская механика. – Он улыбнулся уголками губ, отчего на щеке появилась ямочка – Привыкай, дорогуша. Или ходи по лестнице.

Софи толкнула дверцу.

– О! Это Чиип. – Она неопределенно улыбнулась Сэмми. – Он хорошо говорит по-французски. Он приходит помогать мне поговорить с вами.

– Чип, – быстро поправил молодой человек ошибку в произношении. – Не Чиип[20]20
  Чип (chip) – от англ «щепка», «лучина». Чиип (cheap) – от англ. «дешевка»


[Закрыть], дорогая Софи. Это было бы несправедливо по отношению ко мне. – Придерживая для Сэмми дверцу лифта, он подарил ей еще один несколько туманный взгляд – Кристофер Чизуик.

Он произнес свое имя как Чиззик, низким, раскатистым голосом.

– Но можно просто Чип. Кристофер Чип – только, пожалуйста, не Крис.

Сэмми проскользнула мимо него, хотя он и не думал посторониться.

– О, Чиип – это что-то! – через его плечо сообщила Софи. – Но он – прелесть!

«Вовсе нет, – подумала Сэмми. – Этот Чиип просто невыносим. Или он заранее рассчитывает, что его уволят при новом руководстве, или его это вовсе не трогает, размышляла она, вглядываясь в высокую мужскую фигуру. А может, он неотъемлемая часть Дома моды Лувель – „сексапил за чаевые“? Если так, то Чиип здесь, видимо, на своем месте Дело не слишком надежное, но и не пыльное.

Софи, перегнувшись через перила, смотрела на верхний, последний, этаж дома, где виднелась небольшая лестничная площадка, на которую выходила одна-единственная железная дверь с массивными запорами и внушительным замком.

– Большая комната – верх, верх, – пояснила она, указывая рукой. – Для старая платья, тряпки. Но ключ – он потерян.

– Склад, – пришел на помощь девушке Чип. Он прислонился плечом к стене, прижимая к груди сумку Сэм и снова внимательно рассматривая ее. – Мы на самом верхнем этаже дома. Но есть проход, по которому можно попасть на крышу. Оттуда открывается прекрасный вид – вплоть до садов Тюильри. А если смотреть наверх, увидишь Сакре-Кёр на вершине Монмартра. Но вот по ночам здесь тихо, словно в могиле. – Он вновь вызывающе посмотрел на Саманту. – Ты будешь совсем одна. Ну, кроме ночного сторожа. Старый француз по имени Альберт, немного глуховатый.

«Ночной сторож по имени Альберт», – повторила про себя Сэмми. Значит, она будет не совсем одна. Стоя рядом с Софи, Сэмми ждала, пока манекенщица, перебирая один за другим ключи, висящие на большом кольце, подобрала тот, что подходил к дверям в апартаменты хозяев.

Из сказанного Софи в лифте стало понятно далеко не все. Многое так и не получило объяснения. И вовсе не потому, что порой было крайне трудно понять ломаный английский рыжеволосой манекенщицы. Сэмми припомнила белье и белый шифоновый пеньюар на спинке софы, вечернее платье из белого атласа. Красивая и, безусловно, дорогая модель. Чье-то приданое?

– Боже мой, – безо всякой задней мысли выпалила вдруг Сэмми. – Если эти люди так бедны, как же они оплачивают счета?

– Ну, любовь моя, – негромко произнес человек за ее спиной, – ведь ты и приехала сюда, чтобы все выяснить, не так ли?

Хозяйские апартаменты Дома моды Лувель, описанные брокерами как «гостиная, ванная, спальня и небольшая кухонька», больше всего напоминали переоборудованную мансарду или старую комнату для слуг. Хотя пыль тут недавно вытирали, но глубоко утопленные мансардные окна оказались закрытыми, и, несмотря на теплый весенний день, в квартире стоял холод и чувствовалась сырость, скат крыши не пропускал ни единого лучика солнца. Единственное слово, которым можно было описать обстановку квартирки, – экзотическая. Глазам Сэмми предстали позолоченный египетский сфинкс из алебастра в стиле раннего An Nouveau, возвышающийся на мраморной подставке, симпатичные, обтянутые лиловым бархатом диванчики, мраморный камин с почерневшим от сажи очагом вперемежку с обстановкой в стиле декоративного искусства тридцатых годов: холодные белые стены, двухметровое круглое зеркало со стилизованными хромированными крылышками по бокам и черный ковер под ногами.

В спальне она обнаружила покрытую черным покрывалом кровать, размеры которой напоминали ледяной каток С потолка свисали лампы на алюминиевых трубчатых креплениях, по стенам были развешаны такие же светильники. Пол устилал белый ковер, слегка пожелтевший от времени. Изножье кровати расчертили черно-белые геометрические фигуры. Казалось, эта спальня появилась здесь прямо из ранних голливудских мюзиклов.

Чип прислонился к дверному косяку.

– Не слишком-то уютно, правда? И пахнет сыростью.

Софи подошла к большому белому с позолотой шкафу, открыла дверцы и заглянула внутрь. Сэмми молча изучала кровать под черным бархатным покрывалом, не представляя себе, найдется ли на ней постельное белье, и если да, то в каком состоянии простыни.

– Вам бы лучше остановиться в каком-нибудь хорошем американском отеле. Например, в «Хилтоне», – прозвучал голос от двери. – Большинство приезжих останавливается в «Хилтоне», любовь моя. Там много народу, все говорят «по-американски», вы бы не скучали. – Он помолчал. – Я отнесу ваши вещи вниз, договорились?

Она действительно могла бы остановиться в приличной гостинице. Приезжая в этот город, Джек обычно заказывал себе апартаменты в «Плаза Атеней», а Минди Феррагамо предложила ей безумно дорогой «Криллон» или «Ритц» здесь же, неподалеку от Вандомской площади. Оттуда, как теперь понимала Сэм, до Дома моды Лувель можно дойти пешком.

Она сама приняла решение остановиться в квартирке на верхнем этаже этого дома. Никто не встретил ее в аэропорту, никто не вышел поприветствовать, когда она добралась сюда, – только какая-то странноватая манекенщица да несносный управляющий, или кто он там еще. Хозяйскую квартиру, несмотря на телеграмму, посланную из Нью-Йорка, никто не удосужился подготовить. Раз она остановится здесь, придется жить совершенно одной, если не считать ночного сторожа. Этого Сэм предусмотреть не могла. «Но ведь это только на несколько дней», – утешила она себя.

– В нескольких кварталах отсюда, на бульваре Капуцинов, – продолжал настаивать Чип, – есть отличная маленькая гостиница. Не слишком удобно будет…

– Все прекрасно, – оборвала его Сэм. – Я предпочитаю остаться здесь.

«Этого уволить немедленно, – размышляла она про себя. – Рекомендуемые изменения в составе сотрудников: бывший управляющий, англоговорящий».

– Поставьте мою сумку на кровать.

…Сэм сполоснула лицо, приняла две таблетки аспирина и сменила джинсовую рубашку на вязаный оранжевый свитерок. Яркая кофточка немного освежала, но все-таки доводилось выглядеть и получше, решила Сэм, разглядывая себя в зеркало. Темные круги под глазами свидетельствовали о том, что, как бы ни назывался роскошный первый класс для особо важных персон, она все-таки провела шесть бессонных часов, сидя в кресле. Название салона не спасает от мучений перелета. У Сэм стучало в висках, она чувствовала себя дискомфортно из-за большой разницы во времени.

Девушка услышала голосок Софи и бас Чипа в соседней комнате. Вероятно, манекенщица собирается показать ей Дом моды. К тому же Саманте уже сообщили, что сотрудники, работающие по субботам только до полудня, ожидают встречи с представителем нового владельца, прежде чем отправиться домой. Ну что же, решила Сэм. Все равно она слишком возбуждена сценой внизу и рискованным подъемом на старинном лифте, чтобы прямо сейчас слегка расслабиться и заснуть. «Значит, необходимо приступить к исполнению своих обязанностей, – вздохнула она. – Даже если сомневаешься, продолжай идти вперед».

К счастью, ванная комната в этой квартирке оказалась вполне современной. Душа, правда, не было, только кран над ванной, как и предупреждала ее Джин Руис, – на европейский манер. Странно выглядела и кухонька: здесь размещалась только газовая плита с баллоном, спрятанным под раковиной. Правда, холодильник был совершенно новый.

Сэм достала губную помаду и с сомнением посмотрела в зеркало на свое только что умытое лицо. Ясно, что никто не узнает в этой простенькой веснушчатой девушке одну из самых популярных моделей прошлого сезона – Сэм Ларедо. Без грима в ней не оставалось ничего от творения визажистов и парикмахеров из корпорации Джексона Сторма. Она снова превращалась в Саманту Уитфилд, одну из бесчисленных представительниц семейства Уитфилд, с которыми остальное население Шошоун-Фолс, что в Вайоминге, предпочитало не иметь дела.

Нахмурившись, Сэмми рассматривала себя в зеркале, не в силах решить, что ей нравится больше – ее рекламный облик или естественный.

Сэм расстегнула заколку, которая стягивала волосы сзади, и с наслаждением запустила пальцы в светлые пряди, стараясь побороть слабость. А что, если ей не удастся справиться с заданием, каким бы простым оно ни было? Вот уже несколько дней она мучилась от мысли, что кто угодно – Деннис Волчек, Джон Дурман из юридического отдела или даже Эуджиния Кляйнберг из «Джуниор лонстар» – мог отправиться в Париж вместо нее «Неужели им предлагали и они по каким-то причинам отказались? – с сомнением подумала Сэм. – Неужели Минди Феррагамо настолько занята, что не могла вырваться сюда на четыре-пять дней?»

Какое-то затравленное, напряженное выражение исказило точеные черты лица Сэмми «Вот так всегда, – со вздохом подумала она – Как же нелегко отделаться от этой Саманты Уитфилд, несмотря на то что прошло много времени!» Без Сэм Ларедо она становилась слабой и беззащитной.

Сэмми негромко чертыхнулась.

Плюхнув косметичку на раковину, она достала тональный крем, чтобы загримировать веснушки, кисточки для нанесения теней, карандаши и пуховки. Она все начинала сначала.

У квартирки на верхнем этаже было два хозяина, пояснила Софи, пока они спускались по лестнице. Первая – мадам Одетт Лувель – приехала из Дижона в Париж перед Первой мировой войной. Она работала в нескольких Домах моды, но не слишком престижных, и наконец умудрилась скопить достаточно денег, чтобы открыть собственное заведение.

– Сначала мадам Одетт работала в маленьком магазинчике, не таком элегантном. Потом она стала заниматься высокой модой и тогда же наняла мсье Фреда – это закройщик. Он приехал в свое время из Лондона. Оттуда родом все лучшие мастера, просто потому что они – лучшие… – Манекенщица задумалась, подбирая подходящее слово.

– Портные – Прямо перед ними вырос Чип – Фред Купер оказался мастером своего дела Известно, что даже в Париже лучшие закройщики – из англичан. Ты ведь знаешь, кто такой закройщик, правда? – прошептал он Саманте почти на ухо.

Сэмми решила не обращать на него внимания, однако Чип действовал ей на нервы. Если от него не будет особой помощи в переводе, она тут же отправит его заниматься тем, чем ему положено по должности.

На третьем этаже висела табличка салона. На площадку выходило несколько зеркальных дверей, но почти все они были закрыты.

– Он сделал ее знаменитой – мадам Лувель. Он такой хороший закройщик! – Софи вела их по длинному коридору, в котором, как и наверху, пахло сыростью. – И они были любовниками. Но он, этот англичанин, – женат. Он оставляет бедняжку мадам и уезжает назад, в Англию, к жене и детишкам.

На этом этаже тоже, похоже, никто давно не работал, хотя между деревянными столами возвышались стеклянные перегородки, а на некоторых столах стояли старомодные пишущие машинки.

– Потом появилась мадемуазель Клод, – продолжала Софи, прижимаясь носиком к стеклянной стенке. – Она – дочь сестры мадам. Она приезжает в Париж, когда мадам Одетт старая, и становится знаменитой в высокой моде. Но скоро она умирает. Все красивые платья, которые делает мадемуазель, они – наверху, наверху. – Манекенщица вскинула белую тонкую руку к потолку.

– На складе, – перевел Чип. Когда Сэмми вопросительно посмотрела на него, он лишь удивленно вскинул черную бровь.

– Сейчас мы видим ателье, где делают платья, – сообщила Софи.

В конторе пахло пылью, везде громоздились связки каких-то пожелтелых бумаг. Этажом ниже воздух пропитался совершенно особым запахом тканей. Здесь не было ни одного большого зала – сплошь низкие потолки и комнатки-клетушки на разном уровне. Они прошли по лабиринту комнат, образующих ателье, и наконец увидели двух застывших в ожидании портних. Сэмми сразу узнала женщину средних лет с сантиметром на шее и девушку в голубом фартуке и узких брючках.

– Наннет Блош – заместитель директора. Она же занимается примерками, – пояснил Чип. – Наннет – что-то вроде управляющего, хотя, сама видишь, управлять здесь особенно нечем.

Он заговорил по-французски, обращаясь к старшей даме, та ответила сдержанной улыбкой.

– Наннет – замечательная женщина. У нее двое детишек, которые учатся в лицее – это высшая школа. Много работает и обычно держит себя в руках, несмотря на то, что ты видела внизу.

Англичанин повернулся к девушке в брючках.

– А это пташка Сильвия, портниха, причем очень хорошая. Она из Эльзаса, а там все еще учат девочек шить. В Париже трудно сыскать такой талант. Правда, любовь моя? – Он подмигнул ничего не понимающей девушке. – Большинство девиц ее возраста мечтает работать секретаршами у важных боссов, или агентами в бюро путешествий, или еще кем-то не менее «выдающимся».

Он произнес несколько слов по-французски, и Сильвия засмеялась.

– Обрати на нее внимание, – тихонько посоветовал Чип. – Она пока только набирается мастерства, но дай ей шанс – и через несколько месяцев она будет работать где-нибудь на авеню Монтень.

Саманта обменялась с женщинами рукопожатиями. Обе они с профессиональным интересом разглядывали наряд от Сэм Ларедо.

– Скажите им, что я представляю Джексона Сторма и хочу просто ознакомиться с салоном. – Сэмми старалась держаться как можно дружелюбнее. – У меня нет полномочий на какие-то изменения в штате, если это их беспокоит.

Он прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди.

– Сама говори. Скажи: «Enchantee»[21]21
  Очень приятно (фр.)


[Закрыть]. Этого будет достаточно.

Сэмми упрямо прикусила губу.

– Нет, этого недостаточно. Я знаю, что это означает только «приятно познакомиться». Я хочу, чтобы вы перевели им мои слова на случай, если сотрудников беспокоит вопрос о дальнейшей работе.

Он уставился на нее с удивлением.

– А почему бы тебе не выучить несколько слов по-французски?

«Ну подожди, нахал», – решила Сэмми, глядя ему вслед. Чип оттолкнулся от стены и решительно направился в следующую комнату. Она всегда может сделать исключение и уволить его прямо сейчас.

В ателье было не слишком много народу, но работа шла полным ходом. На натертых до блеска деревянных рабочих столах лежали сколотые детали кроя. Со всех сторон свешивались разноцветные лоскуты. Рядом с черным шелковым платьем валялся небрежно брошенный сантиметр Наннет.

Здесь не пользовались швейными машинками. Даже боковые швы черного платья были стачаны вручную тысячей аккуратных малюсеньких стежков, словно это художественная вышивка. Это действительно «от кутюр», высокая мода. Сэм восхищенно изучила один шовчик. Все вещи оказались настолько умело раскроены и тщательно сшиты, что их можно было назвать произведениями искусства.

По стенам на высоте человеческого роста тянулись полки с индивидуальными манекенами постоянных клиентов Дома моды Лувель Для первых примерок использовались именно эти точные копии торсов заказчиц. Когда работа подходила к концу, наряд примеряли на клиентке.

Из пояснений Джин Руис Сэмми знала, что это считается только началом работы. Необходимы еще, как минимум, три примерки – тщательная, миллиметр за миллиметром, подгонка туалета, пока наконец и портниха, и заказчица не убедятся, что готовая модель – само совершенство. Более того, если портнихе что-то не нравилось, клиентка продолжала раз за разом ходить на примерки, пока мастерица не решала, что все в порядке Готовое платье безупречно сидело на заказчице, ничем ее не стесняя, позволяя чувствовать себя комфортно, и выглядело при этом как произведение портновского искусства.

«Ты убедишься, – говорила Джин Руис, – что французы очень чтят все „от кутюр“. Даже на магазинах, торгующих поношенной одеждой, в Париже устанавливают большие вывески, гласящие: „Настоящая Шанель“ или „Настоящий Баленсиага“. А это тряпье и одеждой-то уже назвать нельзя».

И все-таки, как это ни странно, казалось, что в Доме моды Лувель сейчас выполняют заказ для похорон. Столы были завалены черным шелком, черным крепом, кусками черного кружева, отделок, какими-то деталями кроя. Правда, где-то на кресле валялись обрезки белого атласа. Очень странное сочетание, но все в этом доме было странным.

В дверях появилась Софи, улыбаясь так, словно только что выпила.

– Идите, вы должны это посмотреть, – предложила она.

В маленькой комнате стояли совсем древние деревянные кронштейны, с которых один за другим легко снимались забракованные когда-то наряды. Любой не слишком придирчивый эксперт пришел бы в ярость, осмотрев подобный «брак», – если бы не видел того, что шилось в ателье.

Еще в одной комнатенке, чистой, словно медицинская лаборатория, шел процесс тщательнейшего раскроя больших отрезов материи в соответствии с лекалами, выполненными закройщиками-дизайнерами. Насколько было известно Сэмми, в Нью-Йорке портные лишь наблюдали за специальными компьютеризованными устройствами, вырезающими детали из сотен слоев материи одновременно. Сейчас она с восторгом наблюдала, как руки мастериц кропотливо творят настоящие произведения искусства.

Вход в следующую комнату оказался столь низким, что им пришлось пригнуться. Внутри вдоль стен тянулись полки, на которых лежали рулоны тканей. Работницы с любопытством последовали за гостями. Наннет предложила Сэмми снять с полки расшитый золотом голубой шелк, но девушка отрицательно покачала головой.

Столы в закройном цехе были завалены лоскутками атласа, прозрачного газа, бархата, шелка, шифона, органди, шерсти и набивного полотна. Голова шла кругом от разнообразия цветов и выделки тканей. Сэмми едва смогла побороть в себе желание сесть за стол и провести остаток дня, рассматривая великолепные французские и японские материи.

Здесь же находились стеллажи с образцами необработанных нитей и тканей, которые присылались прямо с фабрик еще до того, как аппретурщики, мастера по окраске, осуществляли сложный процесс отбеливания и химической обработки в зависимости от требуемого результата.

– Мадемуазель Клод, она знает tissu[22]22
  Ткань (фр.).


[Закрыть]. – Софи взяла кусочек сероватого необработанного шелка и потерлась о него щекой. – Она приходит здесь и говорит мастерам: «Эта будет так, la couleur[23]23
  Цвет (фр.).


[Закрыть], как я говорю, сделайте это для меня». И мастер едет назад в Лион и делает.

Сэмми зажала между большим и указательным пальцами кусочек того, что станет впоследствии прекрасным шелковистым бархатом. Необработанная материя казалась неказистой на вид и неприятной на ощупь – словно скелет, на который забыли нарастить плоть. В художественной школе ей нравилось работать с неотбеленными тканями. Из простого холста получались прекрасные эскизы. Дизайнер, который всю жизнь работает только с карандашом и бумагой и не прикасается к необработанной материи, никогда не станет настоящим мастером своего дела.

Этот странный старый дом оказался настоящим золотым прииском, музеем, классическим Домом высокой моды, где не упускали из виду ни одной мелочи. Кто бы ни руководил этим заведением прежде, ему удалось добиться, чтобы необработанные ткани, подобные тому кусочку материи, что она держала сейчас в руках, доставлялись сюда, и уже в Доме моды Лувель заказывалась расцветка, которую аппретурщики не повторят, быть может, больше никогда, создав ее для коллекции одного-единственного сезона и исключительно для избранных клиентов только этого дома моделей.

«Иметь платье „от кутюр“, сделанное специально для тебя, вероятно, высшая форма самоутверждения», – подумала Саманта. Богатые француженки из высшего общества в недавнем прошлом уделяли столько времени своим великолепным туалетам, заботясь исключительно о красоте своих тел. «Парижанки, – рассказывала Джин Руис, – никогда не славились природной привлекательностью, но невозможно отнять у них умение максимально подчеркнуть то, что им дано».

«Не это ли исполнение самых сокровенных желаний любой женщины?» – думала Сэмми, откладывая в сторону бархатный лоскуток.

В следующей комнате из неотбеленного миткаля делали лекала в соответствии с эскизами Лувель – то, что французы называют toiles, – и затем проводили примерки на клиентках либо на манекенах. Чип молчал, и Сэмми пыталась разобраться в английском языке Софи. Весь пол был усыпан сероватыми обрезками ткани, словно листвой.

Сэмми и прежде слышала о toiles, но никогда еще не видела. Она попыталась выяснить, кто в ателье может объяснить ей технологию изготовления лекал, но Софи лишь непонимающе качала головой.

– Теперь мы видим зал и комнаты для примерки, – сказала рыжеволосая модель. – Я здесь одна манекенщица, – со вздохом добавила она.