Текст книги "Рыцарь и ведьма"
Автор книги: Мэгги Дэвис
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Магнус всем сердцем хотел надеяться, что господь не накажет его за его легкомыслие, за то, что он вел никчемную и расточительную жизнь и тратил свою молодость и силы без всякого смысла. И вот он оказался в чужих краях, потерпев кораблекрушение, всеми покинутый и всего лишенный, кроме одежды, меча и маленького мешочка с серебряными монетами, который он чудом сохранил во время последней своей проклятой игры в кости. Одной монеты едва ли было достаточно, чтобы купить каравай хлеба и кружку пива.
Щурясь от солнца, он думал, что им еще надо изыскать возможность поесть. Солнце поднялось уже высоко, близился полдень, А есть и пить было нечего, и Магнус чувствовал, что просто умирает от голода.
– Постой-ка, – сказал он девушке и снял с нее серебряные запястья и серебряный обруч, украшенный некрупными рубинами, и наконец тонкую серебряную цепочку, обвивавшую ее шею.
Все ее украшения поместились в ладони одной его большой руки, и он почувствовал, что ему претит отбирать их у нее. И всё же он опустился на колени и вырыл другую яму, положил в нее украшения и забросал землей.
Идэйн выглядела такой удрученной и несчастной, что Магнус почувствовал, что должен что-то сказать.
– Мы за ними вернемся, – сказал он. – Погляди, я отметил место под этим сухим деревом. Оно стоит на холме на берегу маленькой бухты.
Когда они спускались с холма, Магнус заметил, что девушка все время оглядывалась назад, и подумал, что эти вещи, несомненно, были единственными безделушками, которые она имела в своей жизни.
Разгневанный бог безжалостен.
«Мы никогда сюда не вернемся», – думала Идэйн, поворачиваясь спиной к холму и сухому дереву на нем. От этого она почувствовала себя как-то странно опустошенной, но делать было нечего, потому что им предстоял дальний путь, возможно, на восток. Ее Предвидение было особенно явственным, когда она смотрела, как он закапывал свои шпоры. В этот момент она ясно увидела, как высокий человек с такими же темно-рыжими волосами, как у него, казавшийся ей сильным и властным, но добрым, дал ему эти шпоры. Возможно, это было, когда его посвящали в рыцари? И кто это был? Его отец?
«Да, его отец», – подтвердило Предвидение.
Пока рыцарь закапывал свои доспехи, она вдруг увидела множество людей: молодых девушек, вероятно, его сестер, молодого человека, должно быть, брата, мать и отца, а также не очень ясно различимую картину какой-то окутанной туманом земли, лошадей, горожан и, наконец, замка. И надо всем этим царил дух любви, молодости, силы и счастливых и веселых перепалок между юными существами. Читая таким образом его мысли, она поняла, что он не был таким избалованным и испорченным, как ей показалось вначале, и что он даже не сознавал, как красив.
Его меч все еще при нем, говорила себе Идэйн, пробираясь по каменистой тропинке. В конце концов, самое главное для него – это меч.
Много позже они миновали горный перевал и оказались в небольшой долине, где паслось стадо овец. Пастуха видно не было. Они слышали, как он созывает свое стадо, до них доносился лай собаки. Магнус отдал Идэйн свой меч и осторожно заскользил по травянистому склону, чтобы украсть меховой мешок, в котором, судя по запаху, был обед пастуха.
Обратно вверх по склону Магнус бежал бегом. Лесок здесь был не слишком густым, а потому не слишком надежным укрытием. Теперь им хорошо был слышен лай собаки, возмущенной вторжением невидимых захватчиков.
Они изо всех сил помчались по горной тропинке, которая вела на север, и скоро морское побережье осталось далеко позади. Они бежали довольно долго и оказались далеко от долины, где паслись овцы. В конце концов, обессилев от бега, они скатились вниз по склону довольно крутой лощинки, поросшей рябинами и остролистом, по дну которой бежал мелкий и стремительный ручей.
– Ты оставил ему серебряную монетку? – спросила, задыхаясь, Идэйн, думая о пастухе, оставшемся без обеда.
Он изумленно взглянул на нее:
– Да. И заодно посвятил его в рыцари. Господи! Неужели ты думаешь, что я должен был заявить ему о нашем присутствии, оставив серебряную монетку?
Идэйн промолчала и подумала, что, вероятно, он прав и им следует хорониться и от обычных людей, и от разбойников, которые наверняка должны были им встретиться, и искать то, что один норманн мог бы счесть приютом у другого норманна, а значит, безопасным местом. Кажется, Магнус был уверен, что в этих краях есть несколько наделов, пожалованных шотландским королем нормандским рыцарям.
Идэйн опустилась на колени и пила из ручья до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание. Вода была чудесной, даже нужнее пищи. С того момента, как она проснулась с полным морской соли ртом, она так сильно страдала от жажды, что боялась умереть.
Идэйн присела и вытерла губы тыльной стороной ладони. Молодой рыцарь отогнул овечью шкуру, в которую был завернут обед пастуха, и замер, глядя на покрытый странными прожилками белый шар, оказавшийся внутри.
Если бы Идэйн саму не терзал смертельный голод, она бы рассмеялась при виде выражения его лица.
– Что это? – спросил Магнус таким тоном, будто не мог поверить глазам своим. Или обонянию. – Да хранит нас святой Георгий! Конечно, это несъедобно!
И в эту минуту Идэйн поняла, что красивый молодой рыцарь никогда в жизни не испытывал голод. По крайней мере настолько, чтобы есть грубую крестьянскую пищу. Она снова присела на корточки.
– Тебе ведь случалось есть пудинг из мясных обрезков, – сказала она. – Это то же самое. Только туда добавлена ячменная и овсяная мука, а приготовлен он в овечьем желудке.
– Приготовлен в овечьем желудке, – пробормотал Магнус. – Мне доводилось есть свиные и говяжьи рубцы. Это мое любимое блюдо. Но этот пудинг ни на что не похож.
Он взял пастушеский пудинг, понюхал его. Идэйн заметила, что он вздрогнул и отшатнулся.
– Матерь божия! А ты-то откуда знаешь? Ты уверена, что это то, о чем только что сказала?
Идэйн пожала плечами.
– Все, кто живет на этом побережье, знают, что такое хаггис[7]7
Шотландское национальное блюдо из сердца или других внутренних органов овцы, сваренных или запечённых в овечьей шкуре или овечьем желудке.
[Закрыть]. Пастухи готовят его после того, как зарежут овцу. Они даже говорят, что он долго и хорошо сохраняется. Иногда они весь сезон, когда пасут овец, питаются хаггисом. Просто зарывают его в…
– Неважно, – торопливо ответил Магнус. – Можешь больше не просвещать меня на этот счет.
Он срезал верхнюю оболочку и осторожно отрезал себе кусок. Положил в рот, подержал некоторое время, потом наконец решился проглотить. Со все еще недоуменным выражением лица отрезал еще кусок и предложил ей.
Идэйн взяла его и тут же съела. Она была голодна, к тому же пастушья еда была для нее не внове. Когда она жила в монастыре Сен-Сюльпис, иногда горцы уделяли сиротам часть своей пищи. Обычно это случалось по осени, когда пастухи пригоняли на убой свои стада.
И все же хаггис был не столь сытной едой, как твердая колбаса, которую шотландцы изготовляли из овечьих кишок, набивая их мясными обрезками, приправляя диким чесноком и мукой из желудей. Такую пищу можно было хранить месяцами и в любую погоду. Пастуха легко можно было отличить по одежде, потому что после такой трапезы он мог сколько угодно находиться на ветру в одной рубашке и никакой холод не был ему страшен.
После того как они поели и напились из ручья, рыцарь снял плащ и повесил его на ветку дерева.
– Мы должны попытаться смыть соль с одежды и кожи, – сказал он. – Если не сделаем этого, кожа воспалится и будет зудеть. Моряки предупреждали меня об этом.
Он подошел к ручью, сел на берегу и стянул сапоги. Потом перешел ручей вброд, снял камзол, но меч оставил на поясе, пока не скрылся из виду.
Идэйн последовала за ним к воде, радуясь возможности вымыть руки после хаггиса. Она тоже сняла плащ и, вздохнув, повесила на дерево.
По правде говоря, для купания было слишком холодно. Даже и подумать было страшно о том, чтобы снять одежду на таком ветру. Вода в ручье была ледяной. Но влажное, пропитанное солью платье и шерстяная нижняя сорочка Идэйн прилипали к телу, поэтому она медленно распустила шнуровку платья, и оно скользнуло в ручей.
Глядя на платье у своих ног, Идэйн гадала, как ей удастся согреться, пока высохнет одежда. Даже стоять под лучами солнца было явно недостаточно, чтобы согреться, и Идэйн дрожала от холода.
Она сняла сорочку и бросила ее туда же, куда и платье. Если ее одежда хоть когда-нибудь высохнет, она по крайней мере будет чувствовать себя чистой и ей будет удобно.
Набрав воду сложенными лодочкой руками, она плеснула ее себе на ноги, пытаясь не вскрикнуть от холода, потом вымыла плечи «руки до локтей. Наконец дошла очередь до груди и живота, но тут уж ей не удалось удержаться от крика, а потом, поливая свое тело, она глухо стонала.
Но, боже милостивый, несмотря на все усилия, соль все-таки не смывалась. Даже после того как она попыталась оттереть тело песком, Идэйн чувствовала, что кожа ее осталась липкой.
Она взяла из ручья свою сорочку и выжала ее, потом воспользовалась ею, чтобы вытереть тело. Кожа зудела, и, где бы она ни дотронулась до нее мокрой тканью, та становилась красной, как дикое яблоко. Но в конце концов липкую морскую соль все же удалось смыть.
Дрожа, как в лихорадке, Идэйн начала топтать свое платье, стараясь таким образом выдавить из него соль, потом подняла, выжала и бросила его на берег. Теперь на ней оставались только полотняные панталоны, доходившие до колен. Красными окоченевшими пальцами она развязала ленты и тесемки и сняла их.
Чтобы вымыть из них всю соль и отстирать до белизны, было недостаточно их топтать, но Идэйн уже так замерзла, что ей просто пришлось сплясать на них джигу, чтобы не окоченеть совсем. Ее ноги, стоявшие в ледяной воде ручья, настолько замерзли, что она почти не чувствовала их.
Близился полдень, и солнце медленно плыло по небу. То место в ручье, где стояла Идэйн, оказалось в тени. Ветер стонал и завывал в ветвях деревьев, и от этого руки и ноги девушки покрылись гусиной кожей.
Идэйн принялась выплясывать, высоко поднимая колени, как делают танцующие пастухи. Ноги ее молотили по лежащим в воде панталонам. Она хлопала в ладоши и трясла над головой руками, но после нескольких минут такого танца сердце ее бешено забилось. Все тело ее горело, и теперь она уже чувствовала пальцы ног.
Панталоны были основательно отстираны и выполосканы, но Идэйн не останавливалась. Святые угодники! Она убедилась, что если будет продолжать свою пляску, то согреется совсем, и потому продолжала кружиться.
Идэйн пришлось остановиться, чтобы передохнуть, но теперь ей стало гораздо теплее. Она надеялась, что не порвала свои панталоны настолько, что их уже невозможно будет починить.
Остановившись на мгновение, она почувствовала, что не одна здесь, и обнаружила его. Рыцарь, босоногий и одетый только в обтягивающие штаны, стоял в ручье недалеко от нее с обнаженным мечом в руке.
Волосы его были еще влажными и ниспадали на плечи темно-рыжими прядями. Он, оцепенев на месте, не сводил глаз с Идэйн, будто набрел на лесного духа или увидел привидение.
– Я слышал, ты кричала, – сказал он хрипло.
6
И это было правдой: Магнус подумал, что на девушку кто-то напал. Он услышал ее крики и, поспешно натянув штаны на мокрое тело, побежал к ней, как безумный, вообразив, что на нее напаяй дикие шотландцы, В мыслях он уже видел, как они срывают с нее одежду, швыряют на землю и, возможно, уже удовлетворяют свою похоть.
Вместо этого он увидел такую сцену, от которой потерял дар речи, Здесь, посреди ручья, в сердце шотландских гор, перед ним предстало зрелище, какого ни один добрый христианин в мире и вообразить не мог. И уж, конечно, ничего подобного нельзя было представить при ярком дневном свете.
От этого видения волосы на голове вставали дыбом, потому что, как ему было известно из древних легенд, такие ручьи населяют русалки.
Он увидел духа, явившегося к нему из древних языческих времен и, должно быть, исторгнутого адом: это существо бешено кружилось в каком-то демоническом танце. И в то же время этот дух, стройный и золотоволосый, совершенно нагой и невероятно прекрасный, в неверном мерцании света под деревьями молотил себя руками, издавая при этом пронзительные крики.
Прошла минута, прежде чем Магнус понял, что принял их за крики о помощи.
И в ту же секунду водяной или лесной демон увидел его и остановился. Идэйн смотрела на него, задыхаясь, расширенными от ужаса глазами, и, видимо, была слишком удивлена и напугана, чтобы прикрыть свое тело.
Единственная мысль, которая мелькнула в этот момент в оцепеневшем мозгу Магнуса, была: «Она нагая!»
Здесь перед ним по щиколотку в горном ручье, освещенная осенним солнцем, пятнами падавшим на ее тело сквозь ветви деревьев, стояла женщина с самым прекрасным телом, какое он когда-либо видел.
«Неудивительно, – подумал он, – что я принял ее за русалку!» И снова то странное чувство, что охватило его минуту назад, вернулось, и волосы у него на затылке встали дыбом.
И пока она так стояла, неподвижная, словно статуя, с изумрудными, широко раскрытыми глазами, его жадный взор впитывал ее красоту: золотистую кожу, стройное тело, столь совершенное и прекрасное, с выступающими грудями и порозовевшими от холода сосками, тонюсенькую талию и изящный изгиб бедер. А длинные ноги были такими, что любой святой монах, запертый в келье монастыря, увидев их, не смог бы не соблазниться ею.
Видение содрогнулось от холода, и чары развеялись. Идэйн стремительно повернулась к берегу, где лежала ее одежда, но Магнус опередил ее. «Она наложница де Бриза», – напомнил он себе, загораживая ей путь. Он только хотел дотронуться до нее и убедиться, что она не видение, а живая женщина. Дух вод и долин зачаровал его. Никогда в жизни он не видел столь ослепительно прекрасной женщины.
Магнус протянул к ней руку и коснулся ее холодной, как мрамор, совершенной груди. С розового соска свисала капля воды. Не задумываясь, он дотронулся до него кончиком пальца:
Идэйн стояла совершенно неподвижно, только повернула к нему голову и теперь смотрела на него своими сверкающими изумрудными глазами.
– Нет, – прошептала она. – Нет, не сможешь этого сделать.
Магнус не решился ответить, боясь, что голос изменит ему; кровь бешено шумела у него в ушах.
Не могу? Он знал, что может и сделает это! Достаточно было одного прикосновения к ней, чтобы он весь воспламенился!
Он не мог выбросить из головы де Бриза и, призывая в свидетели всех святых, твердил себе, что она слишком хороша для мелкого рыцаря из числа вассалов лорда Честера. Слишком изысканна и ослепительно хороша. Даже если у де Бриза была ревнивая жена, он не мог себе представить, как у этого человека хватило сил отослать ее.
И каким-то образом волшебное видение оказалось в его объятиях. Магнус прижал ее к себе и почувствовал ее шелковистое, влажное и холодное после купания тело рядом со своим полуобнаженным. Этого он уже вынести не мог.
Магнус со стоном нашел ее нежные податливые губы. Его собственные губы дрожали от желания ощутить ее сладость, ему хотелось проглотить ее. Их соприкоснувшиеся губы вызвали пожар в них обоих, и она слабо, приглушенно застонала. Отстранившись, он посмотрел ей в лицо и прочел в ее глазах изумление. Но размышлять об этом не было времени.
– Пойдем, – сказал, он хрипло, – мы не можем заниматься этим здесь, в ручье. Позволь мне найти для тебя место получше.
Он наклонился к ней, поднял ее на руки и понес на берег, потом нашел освещенное солнцем место и уложил ее туда. Магнус был не в силах больше ждать. В мгновение ока он освободился от своих мокрых штанов и пояса с мечом.
Даже на солнце было холодно. Ветер гулял по их обнаженным телам. Но лежащая перед ним прекрасная нагая девушка, освещенная ярким солнечным светом, воспламенила кровь Магнуса так, что ему показалось, она сейчас закипит. Когда он встал перед нею на колени, она бросила испуганный взгляд на его тело ниже пояса и, впечатленная его мощью, закрыла глаза руками.
– Солнышко, – умолял он ее, – не надо бояться, не закрывай глаза!
Черт возьми! А как же выглядел де Бриз, когда обнажал свои чресла? Она не должна была бы так странно вести себя.
И что она надеялась увидеть, когда заглядывала ему в штаны? Если она опасалась уродства, то уже он-то, конечно, мог рассеять ее страхи. Кроме единичных жалоб на слишком большие размеры его мужского естества, все остальные дамы находили его вполне нормальным и совершенным по форме.
Кроме того, говорил себе Магнус, ни одна из замужних женщин и служанок, с которыми ему приходилось делить ложе при дворе Честера, не возражала и не жаловалась. Напротив, были среди них такие, кто был маниакально привязан к интимным частям его тела, и ему приходилось прибегать к дьявольским уловкам, чтобы избавиться от них. Но, господь свидетель, ему никогда не" встречалась женщина, которая не могла бы вынести вида его мужских достоинств. Для женщины бывалой наложница де Бриза вела себя до странности робко.
Ободряюще улыбаясь, Магнус опустился рядом с ней и в течение нескольких полных блаженства минут целовал и ласкал ее прелестное тело. Его страсть все возрастала и становилась чуть ли не мучительной. Он взял в ладони ее прелестные груди и целовал их, потом слегка прикусил эти розовые бутоны и услышал, как она с трудом выдохнула воздух.
– Это тебя возбуждает? – шепнул он. – Радость моя, я только хочу доставить тебе наслаждение. Скажи, если что-то из того, что я делаю, тебе неприятно, я тотчас же перестану.
Казалось, она его не слышит. С ее губ слетел легкий сладострастный стон, когда его рука скользнула между ее бедер, а кончиками пальцев он принялся ласкать ее самое чувствительное место. Магнус почувствовал, что сам сгорает от желания, В этой лихорадке ему подумалось, что никогда за все время своего общения с женщинами он не встречал ни одной, которая так сильно и так, быстро воспламенила бы его. Она лежала в его объятиях, готовая сдаться, и ее похожие на драгоценные камни глаза были прикрыты тяжелыми веками. Она раскрыла для него свое тело, как раскрывается трепетно цветок, и он не мог ошибиться, когда угадал в ней ответную страсть. Ее рука провела по его затылку, нежно лаская, а бедра ее сомкнулись вокруг его бедер.
Он был уверен, что она желала его. И все же она так мало походила на опытную и искусную куртизанку.
На мгновение Магнус почувствовал себя польщенным. Он взял приступом эту прекрасную и опытную жрицу страсти и вызвал в ней такое желание, что она не в силах была прибегать к ухищрениям.
– Магнус, – прошептала она, все еще не открывая глаз.
Он не помнил, чтобы называл ей свое имя. Но это не имело значения.
– Дорогая, прелесть моя, – бормотал он. – Я хочу любоваться твоим прекрасным телом. Я хочу, чтобы ты получила наслаждение от моего.
Магнус всегда и всем женщинам говорил с незначительными вариациями одно и тоже. Его руки скользнули под ее округлые ягодицы, и он слегка приподнял ее. Голова его кружилась. Она была восхитительной – нежной, но пламенной. И через несколько секунд он преодолеет этот желанный предел, эти врата любви и нырнет в глубину ее тела. Он не в силах был больше медлить.
Он поцеловал ее со всепоглощающей страстью, искусно вошел в нее и услышал ее судорожный вздох. Он чувствовал, как крепко обнимают его ее руки. Тело ее выпрямилось и прижалось к нему, будто они собирались совершить вместе еще одно морское путешествие, испытать еще одно кораблекрушение, и они должны были крепко держаться друг за друга, чтобы выжить.
Уже одно это должно было насторожить его. На мгновение Магнус подумал, что должен отступить, проявить осторожность, но было уже поздно.
Он почувствовал, что преграда между ними рухнула, но это не было похоже ни на что, пережитое им прежде. И он испытал потрясение, от которого зазвенело в ушах. Прежде чем он смог понять свою ошибку и отказаться от дальнейшего сближения, какая-то сила овладела его плотью, и в мгновенно сменяющихся то жаре, то холоде он почувствовал, будто его тело разлетается на бесчисленные осколки, и это было чудесное ощущение, сладостное, ослепительное, пронзающее каждый нерв в его теле. Как яркие краски. Как музыка. Наслаждение будто взорвало его мозг и его чресла.
В судорогах наслаждения Магнус наполнил ее желанную теплую плоть своими жизненными соками. Он не почувствовал, чтобы она отшатнулась, не услышал протеста, крика; И все же знал, что случилось.
И прежде чем он смог овладеть своими мыслями и чувствами – если он вообще мог это сделать в такой момент, когда конвульсии страсти сотрясали его тело, – это мучительное и сладостное ощущение разлилось по всему его телу из золотистой сердцевины ее плоти, в которой он утопал. Это ощущение было потрясающим, как удар молнии.
Магнус не мог заставить себя остановиться. Он чувствовал, что тело и плоть его наполняются все более сильным, все более требовательным желанием, и тело его снова потонуло в невидимом искристом звездопаде. Ему казалось, что он парит над землей, а золотоволосая девушка парит вместе с ним среди ослепительных звёзд и слепящих лучей солнца. Он все еще был с ней единым целым, они обладали друг другом, она им, как и он ею, все еще горящие огнем желания. Она казалась ему вечным неугасающим пламенем, охватившим его тело, он слышал ее слабые стоны, он ощущал вкус ее языка во рту, а ее ноги крепко обвивали его талию.
Качаясь на волнах страсти, он все же понимал, что это не может продлиться долго. Магнус слышал свои собственные стоны, ее нежный тихий вскрик, когда оба они достигли пика наслаждения. Это продлилось всего лишь один великий опустошающий момент. Потом он почувствовал, что земля кружится, звезды, солнце и луна встали на свои места в этом неземном золотистом отблеске уже угасающего сияния.
Все было кончено. И он не мог в это поверить. Он потряс головой, все еще тяжело дыша. Никогда он не испытывал ничего подобного и теперь не мог дождаться, когда будет обладать ею снова. Он склонился к ней влажным телом и нежно поцеловал в губы.
И засмотрелся на нее. Она тоже была влажной, и волосы ее были растрепаны, глаза закрыты, а нежные губы припухли от его жгучих поцелуев.
Где они? Магнус был уверен, что их страстные любовные объятия невозможны на берегу ручья в неизвестном ему, месте в диких необжитых землях Шотландии.
Господи, подумал он, поднимая свою еще затуманенную голову, в ноябрьском ветре явственно чувствуется аромат летних цветов! И, если зрение не обманывает его, в воздухе вокруг них танцуют золотистые пушинки, и их все еще окутывает туман только что пережитого наслаждения. Пока Магнус, не веря своим глазам, смотрел на эти золотистые пушинки, они унеслись прочь и исчезли.
А секундой позже ветер коснулся своим дыханием его обнаженных лопаток, и его будто окатили ведром ледяной воды. Магнус содрогнулся, и девушка, все еще лежавшая в его объятиях, пошевелилась. Вздрогнув, он отстранился от нее.
Она открыла глаза.
Этот изумрудный блеск и раньше зачаровывал его, длинные ресницы, густые, как блестящий мех, лежали на щеках, оттеняя их белизну. Но теперь Магнус осознал, хотя голова его все еще шла кругом, что эта девушка обладает способностью околдовывать мужчин. Потому что теперь она улыбнулась.
Он еще ни разу не видел ее улыбки. А увидев, потерял дар речи. Улыбка эта была такой же золотистой, такой же лучезарной, как и их восхитительные любовные ласки. Он оставался безмолвным и недвижимым, когда она слегка приподнялась и поцеловала его, едва коснувшись его губ.
– Магнус, – выдохнула она. – Как чудесно и странно, Магнус, что я здесь, в твоих объятиях.
Он почувствовал уже знакомое беспокойство, когда она назвала его по имени.
– Лежи спокойно, – сказал он.
Магнус поднялся и принес свой плащ, который повесил на дерево. Он уже почти высох и был теплым от солнца.
Она села, но он торопливо встал возле нее на колени, и, сложив плащ, укутал им их обоих, и они снова опустились на сухие палые листья. Она положила руки ему на грудь, чтобы согреть их, и, прижавшись, устроилась рядом. На них не было одежды, а их обнаженные тела были сплетены воедино» и потому они скоро согрелись и почувствовали себя уютно.
Магнус смотрел вверх сквозь ветви деревьев и размышлял. Ему приходилось бывать со многими женщинами, с тех пор как он достиг возмужания, но среди них не было ни одной похожей на эту. Он уже страшился мысли о том, что при дворе графа Честера кто-нибудь пожелает взять на себя заботы в ней.
Боже милостивый и Пресвятая Дева, думал он, с каждой минутой его жизнь усложнялась! Как он смог бы лишиться этой ангельской красоты, когда каждый мужчина, не достигший девяноста лет, будет ослеплен ею, когда они пережили вместе кораблекрушение и почти неминуемую смерть? Господи Иисусе? Когда он лишил ее невинности?
Он ничего не знал о ней, если не считать, конечно, недавно приобретенных интимных знаний, исторгаемых в экстазе тихих стонов желания. Ощущение ее прикосновения к его интимным частям тела. Обладание ее горячей влажной сладострастной плотью. Но не только он обладал ею. Она тоже обладала им. И воспоминания о ней, прекрасной, как лесной дух, как лесная богиня, танцующей в ручье и нагой, как в день рождения, еще жили в нем.
Она не была наложницей. Каким же он был дураком, что подозревал это. А теперь, подумал Магнус и чуть не застонал во весь голос, когда он привезет ее в Честер, при дворе наверняка найдутся такие, кто захочет сделать ее своей любовницей.
От этой мысли его охватило словно январским морозом. Иисусе сладчайший, он будет ответствен за это! Если бы не его глупость, она до сих пор осталась бы непорочной.
И все же он должен был привезти ее с собой, потому что без ее помощи не было другого способа объяснить причину несчастного путешествия. А теперь, после того как он занимался с ней любовью и испытал блаженный экстаз, подобный которому редко кому удается испытать, эта прекрасная девушка стала его и блаженством, и проклятием.
Возможно, ему следует жениться на ней.
Эта мысль вызвала у него мучительную физическую боль. Он прекрасно сознавал, что она была совсем не такой девушкой, на которой ему бы позволили жениться родители: им не нужна была сирота из монастыря, расположенного на краю света, на границе с дикими землями. Боже милостивый и Пресвятая Дева! Неужели он ласкал и обнимал этого ангела во плоти, чтобы его семья отвергла ее! Магнус проклинал себя: он просто сделал из нее шлюху. Магнус подсмотрел на нее, так доверчиво прильнувшую к нему.
– Замечательный Магнус, удивительный Магнус, – засыпая, сказала она. И слова эти были для него, как нож в сердце.
Девушка спала в его объятиях. А он ощущал такую боль, что готов был заплакать. Ему хотелось разбудить ее и спросить: «Откуда ты явилась? Что за странное волшебство следует за тобой по пятам? Почему ты знаешь заранее о том, что должно случиться? И неужели тебе ничего не известно о твоем происхождении, кроме того, что ты сирота, подброшенная в монастырь на попечение монахинь?»
В том месте, где они лежали, было тепло. И еще теплее оттого, что он держал ее в своих объятиях. Магнус оперся подбородком о ее золотистую голову и ощутил цветочный аромат ее волос.
Какие бы печальные мысли его ни осаждали, оба они были все еще безмерно усталыми после страшного кораблекрушений. Он чувствовал, как усталость наваливается на него. И закрыл глаза.
Через некоторое время Магнус проснулся, будто его ударили. Солнце садилось, и ветер стих, но стало холоднее. Он тотчас же понял, что девушки нет рядом с ним. Магнус вскочил, чувствуя всю нелепость того, что находится здесь, обнаженный, в пустом лесу при свете угасающего дня. Сначала надо найти свою одежду. Должно быть, Идэйн ушла недалеко.
Он бросился к ручью, думая, что она, вероятно, тоже пошла за одеждой. По пути к ручью он нашел свои штаны, которые бросил раньше, и надел их. Нашел камзол и кожаный жилет, который повесил на рябине.
– Идэйн! – позвал он. Потом снова негромко окликнул ее, опасаясь, что рядом может оказаться кто-то чужой.
У ручья ее не была. Он повернул обратно, думая, что, возможно, она направилась в лес по естественной надобности. Или за ягодами. Или еще за чем-нибудь.
Магнус почувствовал, как в груди его от страха образовался тугой ком. Возможно, она ушла, чтобы найти свое платье и одеться, потому что вечерело и скоро должна была наступить ночь. Она обязательно вернется.
После того, что случилось с ними этим золотистым днем, после того, что они пережили вместе, было бы безумием думать, что она могла убежать в неведомую страну и оставить его.
Магнус был уверен в этом. До того, как увидел утоптанную землю возле ольхи и отпечатки копыт неподкованных лошадей, где ее схватили и увезли.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
