Текст книги "Безумная полночь"

Мэгги Дэвис
Безумная полночь

Пролог

Шелковый халат персикового цвета плотно облегал ее стройное тело, длинные густые волосы рассыпались по плечам. Дэн любил, когда она их распускала. Рейчел сидела перед зеркалом. Комнату заливало утреннее солнце, золотя пряди темно-рыжих, слегка вьющихся волос, почти достающих до тонкой талии. За окнами, наполненными светом, ноябрьский ветер раскачивал ветви дубов, окружавших старый особняк. В комнату вплывал запах горящих листьев, с лужайки доносился отдаленный рокот газонокосилки.

Рейчел осторожно, кончиком пальца, передвинула по туалетному столику медную монетку, отделив ее от кучки других мелких предметов, принадлежавших Дэну. Яркий солнечный луч высветил полустертую чеканку – изображение дуба – на реверсе монеты. Одноцентовая монетка, отчеканенная в Пенсильвании еще до американской революции, для любого коллекционера была бы просто бесценной. Рейчел подарила ее Дэну в первую годовщину их свадьбы.

На лестничной площадке первого этажа монотонно тикали напольные часы, издавна принадлежавшие семейству Гудбоди, качали старинным латунным маятником, отсчитывая минуты жизни этого поколения, как и семи предыдущих. Во всех комнатах старого дома на Мейн-Лейн в Филадельфии слышался их тихий мерный ход, словно символ спокойного отношения к жизни, к утекающему времени.

Безуспешно пытаясь справиться с волнением, Рейчел рассматривала осязаемые свидетельства былого счастья: наручные часы Дэна с тонким золотым браслетом от Картье, кольцо выпускника Суортморского колледжа и корешки двух билетов на концерт Филадельфийского оркестра, найденные у Дэна в кармане.

Рейчел оперлась локтями на край столика, уткнув подбородок в ладони, и изучала эти драгоценные мелочи, когда-то принадлежавшие Дэну. Казалось, он был так близко и одновременно так бесконечно далеко. Конечно, нужно было бы убрать с глаз долой эти вещички, спрятать их в банковский сейф, но она не могла с ними расстаться: все вокруг говорило о Дэне, он присутствовал всюду, подобно всепроникающему солнечному свету, льющемуся из широких окон.

Остальные ценности Дэна, немые и невидимые символы солидного богатства, хранились в стенном сейфе, в библиотеке. Бухгалтеры и адвокаты семейства Бринтон уже давно представили отчет о собственности: все документы о земельных участках в старой части Филадельфии, об ухоженном старинном летнем доме на озере Надежды, а также акции, облигации и другие ценные бумаги. Там же хранились и описи фамильной мебели, фарфора и серебра, назначенных в дар музеям Филадельфии.

Насколько легче было держать в руках эти обычные документы, с грустью думала Рейчел, чем помятые билетные корешки, которые Дэн хранил в память о дождливом вечере и дивной музыке Моцарта.

Она прикрыла ладонью коллекционную медную монетку. Дэн все еще был рядом с ней как живой. Прошел целый год, боль и чувство утраты, казалось бы, должны были притупиться, уступить место светлым воспоминаниям. Все эти месяцы она пыталась внешне спокойно переносить последствия своей утраты. Без смирения, пока без смирения, она была слишком молода и слишком счастлива с Дэном. Но теперь Рейчел сумела заставить себя совершить то, что совсем недавно казалось невозможным, – она сняла с пальца гладкое золотое колечко, символ замужества, и положила его в ящик поверх свидетельства о браке.

«Рейчел Старбек Гудбоди обвенчана с Дэниелом Коффином Бринтоном». Хорошо, что больше не надо отвечать на письма и записки с соболезнованиями, это тоже осталось далеко позади. «Ушедший от нас столь внезапно и столь преждевременно, к вечному горю своей юной очаровательной супруги». Нескончаемый поток писем, составлять которые было для нее пыткой, – сообщения о его смерти в комитеты, с которыми он сотрудничал, пожертвования разным организациям и извещения о том, что отныне корреспонденцию следует адресовать не им обоим – только ей.

«Со временем боль утихнет». Если и утихнет, то не скоро – теперь она это знала. Мир с его делами и заботами остался. Но Дэниела Бринтона в нем больше не было.

Прикрыв глаза ладонью, Рейчел свободной рукой нащупала кольцо. Она знала, что должна спрятать его вместе с брачным свидетельством в металлический ящичек, запереть, нажав на защелку, и тем самым навсегда запечатать свое прошлое. Старинные часы отбили время, как бы удостоверяя, что наступил конец – конец прежней жизни, юношеской любви и частью, которые она познала.

Медленно, неуверенно она взяла колечко и вновь надела его на палец. Упрямица Рейчел. Она словно слышна голос своей матери: ты непреклонна даже в горе когда не смягчишься, до конца дней будешь жить как в броне.

«Еще не время», – подумала Рейчел, поглаживая прохладный золотой ободок. Она не перестанет носить последний знак своей утраты. В эту минуту, не ведая того, что предстоит, она не желала расставаться с прошлым.

Глава 1

Грузовичок с ворчанием катил по грунтовой дороге; в открытое окно кабины светило солнце. На секунду Рейчел Бринтон задремала, подперев голову рукой, и только она собралась зевнуть, как старенький «Форд» нырнул вниз, словно пытаясь выскочить из-под нее, и провалился в глубокую рытвину. Рейчел больно ударилась подбородком о приборную доску и прикусила язык. Перед глазами поплыли радужные звезды и спирали. И в довершение всего одна из лопат, которые мистер Уэсли Фалигант погрузил в кабину за сиденьями, ударила ее рукояткой по затылку. Поэтому Рейчел не слышала, как взвыли задние колеса грузовичка, отбрасывая назад песок, как чернокожий старик, сидевший рядом с ней, испуганно охнул. Он яростным рывком переключил передачу и нажал на газ. Ведущие колеса зацепились за грунт, выкатились наверх – и снова соскользнули в яму. Рейчел ударилась о щиток еще раз, теперь носом.

– О-ох! – простонал мистер Уэсли. Он все давил на педаль газа, и мотор неистово рычал. – Он здесь! видел, здесь он, Дявл Бо, вон, за деревьями. Сбросив со своего плеча рукоятку лопаты, Рейчел крикнула:

– Что? Мистер Уэс, что случилось?

Старая дорога, ведущая к плантациям – неширокая полоска кое-как утрамбованного песка, – протянулась под кронами диких пальм и виргинских дубов, с могучих стволов которых серыми гирляндами свисал испанский бородатый мох, растущий в этих местах – прекрасных и печальных лесах Южной Каролины. Дорога была так изрыта выбоинами и промоинами, что мистер Уэсли постоянно возил в кузове пикапа сосновые горбыли – на случай, если придется браться за лопаты, выкапывать задние колеса и закладывать под них доски.

Но на этот раз яма была какая-то особенная, иначе старый водитель не влетел бы в нее, едва не разбив грузовичок. Прижав пальцем ранку на губе, Рейчел всматривалась в заросли сквозь пыльное ветровое стекло. Тем временем старый «фордик» замер на месте, так и не выбравшись из ямы. Неровное рычание двигателя смолкло – Уэсли убрал ногу с педали газа и что-то пробормотал, не сводя глаз с чего-то, что увидел за стеклом. А может быть, с того, что ему померещилось. Рейчел наконец перевела дыхание и откинула назад упавшие на лицо волосы.

Едва умолк двигатель, как их обступило величественное спокойствие леса. Издалека, от болот у невидимой отсюда реки, доносилось едва слышное кряканье водоплавающей птицы. Пространство между деревьями казалось зелено-золотым, на земле лежали бледные туманные тени. Рейчел не была трусихой, но; тут не могла сдержать дрожи – ведь в глубине души F она осталась человеком городским. Вдруг ей вспомнилось, что в пыли на дороге любят греться гремучие змеи; за два месяца, проведенные здесь, она успела увидеть гремучку и кугуара – огромную кошку, которая на диалекте местных жителей звалась пантерой.

– Что случилось, мистер Уэс? – снова спросила Рейчел, пытаясь разглядеть сквозь пыльное ветровое стекло то, о чем говорил старый водитель.

Теперь, когда они стояли на месте и встречный ветер уже не омывал кабину, из кузова волной нахлынул острый запах помидорной рассады, похожий на аромат календулы. Там лежало несколько тысяч завернутых в оберточную бумагу растений. Меньше чем в километре отсюда, на свежевспаханном поле, их ждали члены фермерского кооператива на реке Ашипу и группа старших школьников-добровольцев. Ждали с нетерпением, ведь посадить помидоры следовало до наступления темноты. На счету была каждая секунда; Уэсли с Рейчел и так уже потратили массу времени на длинное путешествие в Саванну, на рынок, где они ранним утром закупили рассаду, и обратно.

Мистер Уэсли снова включил передачу, и ему почти удалось выбраться из ямы. Правое колесо уже вылезло на дорогу, машина накренилась, но вдруг старик, не выпуская руля, уставился на что-то в чаще леса, залитого светом и испещренного тенями. Рейчел заметила, как напряглось его гордое лицо с полными губами и чуть крючковатым носом. Он снова забормотал со странной интонацией, словно говорил о том, что предчувствовал заранее:

– Это он, Дявол Бо, вон стоит, смотрит. Точно говорю!

Рейчел не видела впереди ничего особенного и не была уверена, что правильно понимает слова Уэсли. Местный диалект чернокожих, «гулла» – смесь английского и африканских языков, – был совершенно невразумителен для северянки Рейчел; обычно ей Риходилось по меньшей мере дважды просить мистера Уэсли повторить какое-то слово, и часто оба приходили в замешательство. И сейчас, всматриваясь в таинственные, обманчивые пятна света и тени под деревьями, она сомневалась, есть ли там что-нибудь вообще. Возможно, Уэсли, обычно сдержанный, невозмутимый, попросту был напуган одним из знаменитых «привидений» здешних долин. «Старый нег; твердо верил в существование этих призраков – как и любой житель побережья, будь он черный или белый», – подумала Рейчел. Большинство привидений были вполне заурядными: дамы в белых одеяниях разыскивающие своих возлюбленных времен гражданской войны; призрачные пираты, закапывающие золото на пустынных берегах морских островков. Однако привидения мистера Уэсли Фалиганта, прибывшие сюда из Африки, могли напугать кого угодно «Блуждающие огни» в глубинах леса, при виде которых замираешь от страха; черная свинья о трех ногах двухголовая овца – предвестие страшной беды и мертвец со свернутой назад головой, бродящий по пустынным ночным дорогам. Рейчел невольно вздрогнула.

– Мистер Уэс, – прошептала она, – что такое Бо?

Но тут она увидела ворота.

В этом месте от дороги отходила едва заметная грунтовка, которая круто сворачивала в сосновый лесок, затем шла через луг, окруженный канавами давно заброшенных рисовых полей, тянувшихся вдоль реки Ашипу и дальше, к проливу Сент-Элен. Ворота из стали и алюминия стояли прямо перед развилкой Их опоры были заделаны в еще не просохший бетон. Вчера вечером никаких ворот здесь не было.

Значит, вот что встревожило мистера Уэсли. Не привидение, а крепкие ворота, перекрывшие путь. Да, это означало серьезные неприятности. Кто-то поставил ворота, запрещая членам кооператива проезжать по дороге, которой они пользовались последние недели. Отсюда не было иного доступа к полям – только если вернуться в городок Дрейтонвиль, а затем проехать по шоссе штата и южной дороге вдоль реки как минимум двадцать пять километров. Вместо семисот метров. Им преградили путь – и без всякого предупреждения.

Рейчел откинулась на сиденье, едва не застонав от отчаяния. Она устала, одежда пропылилась насквозь, а день еще далеко не закончился. Они выехали задолго до рассвета, и вся поездка оказалась цепью досадных неудач. Примерно в четыре утра, на полпути к Саванне, лопнула трубка подачи бензина, и добрый час на заброшенной станции обслуживания Рейчел, держа фонарик, светила Уэсли, пока ему не удалось починить машину. Затем, когда они покупали рассаду, пришлось поверить торговцу из Флориды на слово, что вся партия товара не хуже образцов, которые он развернул и продемонстрировал. Дело было совершенно новое для Рейчел, так что ей пришлось довериться опыту мистера Уэсли и клятвам продавца – что рассада устойчива к болезням, что это скороспелый сорт, пригодный для выращивания на побережье Южной Каролины. Оказалось также, что на эту покупку им не хватает тринадцати долларов, и Рейчел была вынуждена доплатить из своего кармана. В результате они выехали из Саванны с двухчасовым опозданием.

И вот, пожалуйста, – теперь, субботним утром, когда люди ждут их на поле в двух шагах отсюда, кто-то поставил ворота, вынуждая делать большой крюк!

– Это какое-то недоразумение, – нахмурившись, сказала Рейчел. Она не понимала, почему внезапное появление ворот посреди тенистого леса так встревожило ее спутника. – Это общественная дорога, и никто не имеет права заниматься самоуправством. У нас есть право пользоваться этой дорогой, и все тут.

Она открыла дверцу кабины и спрыгнула на землю, с досадой отметив, что спотыкается – ноги изрядно затекли от многочасовой поездки. Ветерок раскачивал длинные пряди мха, свисающие с могучих дубов по обеим сторонам дороги, по траве бродили лучи желтого весеннего солнца и причудливые тени. Рейчел направилась к воротам, но внезапно услышала, что мистер Уэсли тихо, предостерегающе свистнул.

Тогда и она заметила то, что видел старик.

На секунду Рейчел решила, что в лесу действительно объявились привидения. Затем гирлянды мха качнулись, лучи света проникли в их глубину, и призрачное существо обрело вполне реальные очертания. Причем выглядело оно вполне мирно.

Рейчел всмотрелась и едва не рассмеялась. Лошадь, вот что там такое! Воображение и игра света сыграли с ними шутку, превратив мирное животное в чудовище. А это просто чья-то верховая лошадь.

Рейчел одернула рубаху, вылезшую из джинсов, и повернулась к грузовичку. Старик неподвижно сидел за рулем.

– Мистер Уэс, это всего лишь лошадь, беспокоиться не из-за чего.

Она попыталась стряхнуть с себя колдовство молчаливого леса, обступившего их со всех сторон. «Ничего удивительного, что нам обоим привиделось неизвестно что», – подумала Рейчел и бодро добавила:

– Вы постарайтесь выбраться из ямы, а я посмотрю, как быть с этими воротами.

– Дорога закрыта, – послышался голос.

Рейчел застыла. Низкий хриплый голос – глуховатый и жуткий – мог принадлежать только призраку. Ее обнаженные руки покрылись мурашками.

– Убирайтесь отсюда ко всем чертям! – продолжал голос.

Она пригнулась, прикрыв глаза ладонью от солнца. По-прежнему никого не видно, кроме лошади. Человек – это было не привидение, а человек во плоти, как подсказывал ей разум, – прятался. И, невидимый, наблюдал за ними.

– Кто это? – прошептала Рейчел. – Кто вы?

Лошадь, скрытая в серо-зеленой чаще, вскинула голову, тени снова качнулись, и Рейчел увидела, что на лошади сидит человек. Вглядевшись как следует, поняла: он, перекинув ногу через седельную луку, сидит боком. Другая нога вдета в стремя. Крупная вороная лошадь беспокойно переминалась и вскидывала голову – всадник, не меняя удобной позы, успокоил ее одним движением колена. Поводья он держал свободно и небрежно, не сжимая загорелой натруженной руки.

– А вы кто такая, черт побери? – спросил он. Рейчел, прищурившись, всмотрелась в него. На всаднике была темно-серая футболка, обтягивающая мощный торс. Старые бриджи для верховой езды и потертые ковбойские башмаки. Солнечные блики золотили густые каштановые волосы незнакомца. Но взгляд приковывало его лицо. По-прежнему сидя на своей вороной лошади боком, он появился из лесного укрытия.

У Рейчел перехватило дыхание. И тотчас она поняла, мгновенно и безошибочно, что этот мужчина, смотревший на нее, поблескивая глазами, именно на такой эффект и рассчитывал. Это подтверждала жесткая циничная усмешка, кривившая его губы.

«Конечно, он никакой не призрак, – в испуге подумала Рейчел, – хотя вполне мог бы им быть Мужчина, восседавший на могучем черном коне, казался почти что нереальным.

В памяти Рейчел всплыли виденные когда-то идеализированные красавцы ковбои, изображении на полотнах Фредерика Ремингтона, чистые и твердые лица юных героев на плакатах, призывающи: вступать в армию, – они словно ожили в лице этого человека. Мужественная, почти совершенная красота. Короткий прямой нос, твердо очерченные высокие скулы, изящно изогнутый рот – все это могло быть создано художником с безошибочным взглядом и живым как ртуть воображением, человеком, знавшим толк в мужественности. Однако эти черты, словно выточенные резцом скульптора, портил рот, утративший выражение юношеской беспечности. Упрямо сжатый, он выражал безразличие и жестокость. И еще глаза…

Рейчел изумленно смотрела в эти глаза: обычно такие называют карими, но эти золотые блестки в серо-зеленой глубине, поразительно четкая черная каемка вокруг радужки, удивительные глаза, способные сразить наповал.

Эти глаза рассматривали ее столь же внимательно.

– Я знаю, кто вы, – проговорил всадник. – Миссис как-вас-там?

Он бросил поводья на шею лошади и наклонился вперед. Его взгляд спустился от темно-рыжих волос Рейчел, от ее пылающего лица вниз, к открытой шее в вороте клетчатой рубахи, к высокой груди. Переместился еще ниже, остановился на джинсах, там, где они собрались в складки у паха.

– Вы – та особа, которая возиться с фермерами арендаторами.

Рейчел почти не слышала его слов. Известный оборот «раздевает взглядом» внезапно открылся ей в своем буквальном значении. Этот взгляд, который внимательно исследовал ее, открыто говорил о том, что ее хотят заполучить. В самом грубом сексуальном смысле. В постели. Этому человеку было плевать, что она все понимает. Когда она гневно выпрямилась, в его ярких глазах блеснула искра интереса.

– Бринтон, миссис Бринтон, – выговорила Рейчел непослушными губами, покраснев до корней волос. Надо было бы заправить рубаху, но она удержала себя от этого, хотя с неудовольствием сознавала, что выглядит неряхой. – Кто-то перекрыл нашу дорогу, и мы не можем проехать к себе.

Он по-прежнему смотрел на нее в упор. Осведомился:

– Вы из менонитов или что-то в этом роде? – И тут же с ноткой нетерпения добавил: – А где ваш муж?

Она чувствовала, как в висках гулко стучит кровь. Подняла руки к воротнику, прикрыв локтями грудь, и ответила едва слышно:

– Я принадлежу к квакерам.

Рейчел Гудбоди Бринтон было двадцать шесть лет – прелестная женщина среднего роста с несколько несовременной, соблазнительно округлой фигурой, сейчас лишь отчасти скрытой под пропыленной рабочей одеждой. Характер у нее был резкий, как у многих рыжеволосых людей, но обычно ей удавалось с ним справляться – помогали твердые религиозные Убеждения. Она была вдовой, но не могла заставить себя произнести слово «вдова». Этого человека не касается, замужем она или нет. И почему обыкновенный взгляд так ее унизил, почему с этим ничего нельзя поделать?

– У нас в кузове груз, помидорная рассада, которую надо посадить сегодня же, иначе она погибнет. – Ей было противно слышать собственный голос и сознавать, что лицо у нее пылает. – Нам необходимо проехать через эти ворота.

– Езжайте назад, на шоссе. Дорога закрыта.

По своему воспитанию и привычкам Рейчел была миролюбива, склонна к компромиссу, но сейчас впервые в жизни решила, что на этот раз примирения не получится. Она постаралась, чтобы голос ее звучал твердо.

– Нас люди ждут, понимаете? Мы не можем заставлять их ждать, они разойдутся по домам. Нам никак нельзя возвращаться.

Глаза всадника блеснули.

– Эта дорога – частное владение. Убирайтесь отсюда!

Рейчел приходилось щуриться – солнце светило ей в глаза. Она понимала, что преимущество незнакомца в том, что он намеренно расположился спиной к солнцу. Точно так же этот человек воспользовался всеми другими выигрышными обстоятельствами: спрятался в тени, а потом неожиданно появился, чтобы напугать мистера Уэсли, отчего пикап угодил в яму; он рассматривал ее так гнусно и, без сомнения, поджидал их у ворот, возможно, несколько часов. Она упрямо подняла круглый подбородок. Ей говорили, что много лет дорога была открыта, все ею пользовались и не возникало никаких проблем. Вплоть до сегодняшнего дня.

– Вы ошибаетесь, – проговорила Рейчел мягко, но решительно. – Дорога проходит между владениями Бомонта Тилсона и полями, которые мы арендуем. Он никогда ее не перекрывал.

Ответом было глухое молчание, и она заговорила снова:

– Чтобы дорога считалась частной, владелец обязан ежегодно закрывать ее на сорок восемь часов, таков закон штата. Иначе она считается общественной. Мистер Тилсон не…

– Чепуха! – гаркнул хриплый голос. – Я – Бомонт Тилсон, и я говорю, что путь закрыт.

Рейчел даже рот открыла от удивления; грубости собеседника она просто не заметила. Она была убеждена, что Бомонт Тилсон много старше.

– Не может быть! – выпалила она.

Красиво очерченные губы незнакомца плотно сжались.

– Дамочка, я лучше вас знаю, черт побери, кто я такой. И я не желаю, чтобы из-за ваших проклятых фермеров моя лесная дорога превратилась в четырех полосное шоссе. – Он перекинул длинную ногу через луку, вдел ее в стремя и шенкелями направил беспокойного жеребца на дорогу, натянув поводья так, что тот заплясал, задрав голову. – Эта дорога принадлежит мне, – проговорил он под звяканье уздечки и стук копыт. – И я приказываю вам убираться прочь!

Рейчел сжала губы. Под каблуками всадника вороной вздыбился и тяжко ударил копытами в полуметре от ее ног. Она вздрогнула, но не попятилась. Ее карие глаза встретились с зелено-золотистыми и стойко выдержали их разъяренный взгляд. Жеребец снова вздыбился – всадник ударил его каблуками. На этот раз копыта опустились дальше от Рейчел; вороной испуганно вращал глазами.

– Я полагаю, вы знаете о нашем фермерском кооперативе на реке Ашипу, – произнесла Рейчел, дрожь в ее голосе была почти незаметна. Рейчел не отступала, понимая, что он хочет ее напугать. Кроме того, она немного разбиралась в лошадях и не боялась, что вороной сшибет ее с ног.

– Кооператив получил субсидию, чтобы нуждающиеся в помощи фермеры не сокращали производство. – Она могла воспроизвести наизусть хоть весь устав кооператива. – Мы ставим своей целью расширить ассортимент сельхозпродукции. Вы, наверное, знаете, что уже многие годы из Дрейтонвилла в Чарлстон возят на лодках кукурузу, помидоры, а также рыбу и креветки…

– Ну-ка, заткнитесь! – Человек, назвавшийся Бомонтом Тилсоном, снова послал взмыленную лошадь вперед, ближе к Рейчел. – Перестаньте болтать и уберите свою машину ко всем чертям!

У Рейчел перехватило дыхание – она ничего не могла с собой поделать, ведь всадник заставил жеребца подойти к ней вплотную, так, что ее ноги осыпало пылью и песком. Но она, вскинув подбородок, стойко смотрела в жесткое, загорелое лицо этого человека. – Вы только дайте нам проехать, и все. – Компромисс, хотя бы на данный случай, спас бы драгоценную рассаду, вянущую в кузове пикапа. Пусть этот надменный всадник спорит о праве проезда в другое время. – Понимаете, помидорная рассада стоит дорого, – настаивала Рейчел. – Нельзя, чтобы она пропала. Не сомневаюсь, вы будете…

Она не договорила, увидев, что его глаза расширились, словно он не мог поверить, что она все еще спорит и сопротивляется. Затем он поднял загорелую руку и показал на грузовичок.

– Поворачивайте свою чертову машину! Скажите Уэсли Фалиганту, чтобы он рулил отсюда, и немедля!

Рейчел и бровью не повела.

– Пожалуйста, пропустите нас… Только сегодня, – добавила она поспешно. – Что плохого в том, чтобы сделать добро своим ближним, когда они в этом нуждаются?

Сказала и услышала странный звук, похожий на сдавленное рычание. Очевидно, незнакомец таким образом выразил изумление. Она повернулась и медленно двинулась к воротам. Всадник неподвижно сидел на лошади, но Рейчел спиной чувствовала его взгляд – так отчетливо, словно ей приставили нож между лопатками. Он смотрел и молчал.

Когда до преграды осталось несколько шагов, Рейчел громко сказала:

– Я собираюсь открыть ворота и пропустить машину. Дорога общественная, иначе бы мы ею не пользовались.

Подойдя к воротам, Рейчел увидела: цепь была просто завязана, а не заперта на замок, что свидетельствовало о поспешности, с которой строили преграду. Развязывая цепь, Рейчел каждую секунду ждала взрыва, приказа убираться, но всадник молчал. Наконец Рейчел толкнула створки ворот и, изо всех сил стараясь не торопиться, развела их так, чтобы грузовичок смог проехать. Услышала, что мистер Уэсли завел двигатель, и помолилась про себя, чтобы пикап сразу выбрался из рытвины. Уэсли включил передачу, колеса громко заскрежетали по песку, мотор взревел. Рейчел стояла, опустив голову, не смея смотреть в ту сторону. Насколько она могла судить, всадник так и сидел на лошади неподвижно в нескольких шагах от машины.

Прошло не больше минуты, которая показалась Рейчел вечностью, прежде чем звук двигателя измелся – Уэсли перешел на вторую передачу, прибавил газу, и мотор взвыл. Подняв тучу песка и пыли, пикап рванулся вперед, к воротам.

Секунду казалось, что старый водитель не намерен останавливаться, что он помчится по дороге, ведущей на поле, и скроется из вида. Но, проехав довольно далеко, он затормозил; машина остановилась, подмяв под себя невысокий куст.

Тогда Рейчел принялась закрывать ворота. Тишина – если не считать тихого рокота двигателя – стояла оглушительная. Рейчел по-прежнему не осмеливалась взглянуть в сторону всадника. Руки у нее дрожали так отчаянно, что она едва сумела завязать цепь узлом. Наконец завязала, повернулась, во весь дух побежала к машине, рывком открыла дверцу и взлетела в кабину, словно белка.

Съежилась на сиденье, сцепив руки. Слава богу, все кончилось хорошо, если не считать постыдного бегства в последнюю секунду.

– Мистер Уэс, что это за человек? Это же не Бомонт Тилсон, правда?

Старик молча нажал на газ, старенький пикап сорвался с места, отбросив назад фонтан пересохшей земли. Уэсли обеими руками сжимал руль, но все-таки позволил грузовичку ухнуть в очередную рытвину, и тот снова принялся с ревом выкарабкиваться на ровное место. Рейчел вскрикнула и схватилась за приборную панель. Уэсли вел себя так же, как перед воротами, когда он едва не разбил и ее, и себя вместе с машиной. Без сомнения, это было как-то связано с человеком, оставшимся позади. И что еще печальнее, поняла Рейчел, – за ее поступком, возможно, потянется цепочка самых неприятных последствий. А ведь именно сейчас, когда кооператив только начинает становиться на ноги, неприятности ему совершенно не нужны.

– Ладно, не огорчайтесь! – прокричала она. – Все образуется!

Пикап, раскачиваясь, мчался через заброшенное рисовое поле к насыпям, маячившим вдалеке. Лицо у старого водителя было мрачное, веки полуприкрыты, словно он видел впереди что-то скверное.

– Дявл он, вот что, – проворчал наконец старик. – Выглядит ровно ангел, но люди-то знают… С ним лучше не вяжись.

Рейчел смотрела на старика, упираясь руками в приборный щиток. «Дявл, – повторила она про себя. – Иногда местные говорят „дявел“. То есть „дьявол“. На этот раз ей не пришлось спрашивать у мистера Уэсли, кого он имеет в виду.