Текст книги "Прелестная сумасбродка"

4.

– Эта болезнь, в обиходе называемая крупом, на самом деле представляет собой форму ларингита, – объяснял молодой доктор Реджинальд Пендрагон, склоняясь над герцогом и поднося к его рту деревянную медицинскую ложечку. – Ну-ка, Доминик, открой рот!

Больной что-то проворчал, но покорно подчинился.

– Неприятная штука, но не смертельная, – бодро продолжал доктор.

Герцог прохрипел что-то невнятное.

– Совершенно верно, старина, полная потеря голоса, – жизнерадостно откликнулся доктор. – Несколько дней тебе лучше молчать – незачем напрягать голосовые связки.

Осмотрев горло пациента, доктор отложил ложечку и тщательно вытер руки влажным полотенцем, которое уже держал наготове камердинер герцога Тимоти Краддлс.

Доктор Пендрагон был ровесником герцога, но выглядел гораздо моложе. Невысокий, стройный, с густыми «античными» кудрями и огромными задумчивыми глазами, он был настоящим красавцем в романтическом вкусе того времени. Трудно было поверить, что этот молодой человек служил в Испании военным врачом, и многие храбрые воины – в их числе и сам герцог – не без оснований считали, что обязаны ему жизнью.

Доктор Пендрагон окончил медицинскую школу при Эдинбургском университете, которая, по всеобщему мнению, выпускала лучших врачей в мире. Он был учен по новейшей методике и добрым старым названиям «ангина» или «круп» предпочитал новомодные «ларингиты» и «бронхиты».

Мэри Фенвик, разумеется, не знала всего этого, однако по манерам доктора поняла, что они с герцогом – старинные друзья. Даже распростершись в кровати в одном нижнем белье, герцог выглядел величественно, почти пугающе, и только очень давний друг – или очень смелый человек! – решился бы назвать его «стариной» и «Домиником».

– Так-с… – протянул доктор. – Ну что ж… Давайте ему микстуру, особенно во время приступов кашля. И, миссис Кодиган, не забывайте менять воду в чайнике, чтобы в воздушной палатке все время было полно пара.

Хоть он и обращался к экономке, но почему-то не отрывал глаз от Мэри.

Миссис Кодиган расплылась от удовольствия.

– Ах, доктор, я слыхала, что воздушная палатка при крупе творит настоящие чудеса! – воскликнула она, умолчав, впрочем, о том, что мысль натянуть над изголовьем кровати простыню и поставить туда только что вскипевший чайник, чтобы герцог дышал паром, подсказала ей Мэри. – И, знаете, я еще капнула в чайник немножко дегтя. По своему скромному опыту знаю: чтобы прогнать воспаление, ничего лучше дегтя нет!

– А, так вот чем здесь пахнет! – рассеянно пробормотал доктор, не сводя глаз с тонкого стана и полной груди Мэри. – Хорошо, миссис Ко-диган, хорошо… во всяком случае, вреда не будет.

Мэри склонилась над больным, и при виде ее прелестных ножек и аппетитной попки доктор окончательно потерял дар речи. Что же до герцога Уэстермира, он ворчал и пыхтел, всячески стараясь показать, что обойдется без помощи всезнающих докторов. Однако и сам он понимал, что болен, и болен серьезно. Он совсем не мог говорить и с трудом дышал, только воздушная палатка, устроенная Мэри, немного облегчала его состояние.

– Ник, а в детстве ты болел крупом? – поинтересовался доктор, укладывая свои врачебные приборы в черный докторский чемоданчик.

В ответ послышалось раздраженное ворчание. Доктор Пендрагон взял своего пациента за запястье и пощупал пульс.

– Так часто бывает: если ты не переболел вовремя какой-нибудь детской болезнью, она настигает тебя уже в зрелом возрасте и протекает гораздо тяжелее, чем у ребенка. Вот ветрянкой ты болел? А свинкой? Свинка для взрослого мужчины хуже чумы, – продолжал он, увлекшись. – Она, видишь ли, действует на яички и наносит им непоправимый ущерб. Здоровый мужчина в расцвете сил за несколько дней превращается в…

Из-под воздушной палатки раздалось такое грозное рычание, что мистер Краддлс и миссис Кодиган подпрыгнули в ужасе.

– Прошу вас, дорогой доктор, – вскричала домоправительница, – не рассказывайте его светлости о таких ужасах! Сами видите, как он расстраивается, а ведь больным волноваться вредно!

Из-под воздушной палатки донеслось утвердительное рычание и кашель.

– И потом, вы сами говорили, что ему нельзя напрягать голос, – продолжала миссис Кодиган, нервно облизывая губы и в поисках поддержки оглядываясь на камердинера. – Лорд Уэстермир, благослови его господь, хочет вам сказать, что переболел свинкой, настоящей двусторонней свинкой, когда ему было всего восемь лет от роду! Я в то время служила горничной у старого герцога, деда его светлости, и все помню! Бедный мальчик распух, точно…

Однако доктор Пендрагон уже забыл о свинке и ее последствиях. Внимание его вновь обратилось к Мэри, которая тем временем собрала чашки, ложки и салфетки, сложила их на поднос и передала слуге.

Юная красавица представилась доктору как мисс Мэри Фенвик, но это имя ему ничего не говорило. Правда, по Лондону ходили смутные слухи о помолвке Уэстермира, но доктор не верил этим россказням. Его приятель Доминик был не из тех, кто женится.

Однако красотка с глазами цвета неба над Сарагосой жила у герцога в особняке, и при ней доктор не видел ни компаньонки, ни строгой дуэньи. Это могло означать только…

Впрочем, это могло означать что угодно. Люди, подобные герцогу Уэстермиру, редко подчиняются установленным правилам: они делают, что хотят, и оспорить это их право может разве что сам король.

И Ника можно понять, размышлял доктор. Ведь и он сам, забыв о врачебной этике и о клятве Гиппократа, любуется девушкой и не может отвести от нее глаз!

«Повезло же старине Нику! – со вздохом сказал себе Реджинальд. – Я и сам не отказался бы проваляться несколько дней в постели, зная, что прелестная мисс Фенвик будет поить меня чаем с ложечки, поправлять мне подушки, прикладывать к пылающему лбу холодное полотенце; что ее чудесные пальчики будут как бы ненароком прикасаться ко мне, а полная грудь за глубоким вырезом…»

Больной снова зарычал, и доктор поспешно отвел глаза. Герцог, недобро прищурившись, пристально наблюдал за приятелем: восхищение доктора прекрасной Мэри явно пришлось ему не по душе.

– Мда, так вот, – торопливо заговорил тот, – оставляю тебя в надежных руках. Твоя экономка миссис Кодиган и твоя… э-э…

– Невеста! – рявкнул герцог. – Невеста, будь она трижды проклята!

Вслед за этими словами он разразился отчаянным кашлем.

– Гостья, доктор, – мягко поправила мисс Мэри Фенвик. – С позволения своего отца, преподобного Эусебиуса Фенвика из церкви Святого Дунстана, что в округе Хоббс, я гощу в доме у герцога Уэстермира. Герцог любезно согласился оказать мне гостеприимство, – продолжала она, устремив на Реджинальда взгляд чудесных лазурных глаз, – и в благодарность за это я с помощью миссис Кодиган и мистера Краддлса постараюсь обеспечить ему наилучший уход.

Реджинальд Пендрагон ответил ей томным взглядом, на который, впрочем, девушка не обратила ни малейшего внимания. Что ж, сказал себе Реджинальд, как ни печально, пора уходить. Доминик и вправду в надежных руках, и присутствие врача ни ему, ни этому синеглазому ангелу больше не требуется…

А жаль.

– Не вставай с постели, Ник, – заговорил он деловито, доставая из своего чемоданчика прописанную мазь и микстуру. – Старайся не скучать и не хандрить. Пусть твоя… э-э… то есть мисс Фенвик почитает тебе вслух… или что-нибудь в этом роде. Горячий суп, чай с медом, бренди, – продолжал он, вставая и направляясь к дверям, – обтирания. Никаких волнений. Да, еще: дайте ему перо, бумагу и чернильницу. Пока не может говорить, пусть пишет записки. А я зайду завтра с утра.

Проводив доктора, камердинер начал готовиться к сложной процедуре обтирания. В дверях появились лакеи с серебряными кувшинами, полными горячей воды, и большими льняными полотенцами.

– Не успеете глазом моргнуть, ваша светлость, как мы вас вымоем, – басовито проворковала миссис Кодиган, становясь у постели. Лакей в это время прикрывал полотенцем самую интимную часть герцогского тела.

– А вы, мисс, – обратилась домоправительница к Мэри, протягивая ей влажное полотенце, – если хотите быть полезной, займитесь ногами его светлости!

Мэри опустила взгляд на часть тела, порученную ее вниманию. Никогда прежде ей не случалось обращать внимания на мужские ноги, и, сказать по правде, она не понимала, что может быть красивого или интересного в босых ступнях. Но у этого Уэстермира даже ноги особенные! Большие, но хорошей формы, очень белые – несомненно, оттого, что большую часть жизни герцог проводил обутым, – с гладкой кожей и редкими волосками на тыльной стороне, с аристократически высоким подъемом. И никаких мозолей, наростов или вросших ногтей!

Аристократические ноги, невольно подумала Мэри. Такие же, как и он сам.

Пока она разглядывала герцогские ступни, остальные выстроились вокруг кровати. Камердинер, экономка и, по крайней мере, шестеро лакеев стояли над больным, держа наготове кувшины с горячей водой, мыло и полотенца. Взоры их были устремлены на господина и повелителя, распростертого на королевском ложе под алым балдахином с гербом Уэстермиров.

А она… Господи помилуй, она, Мэри Фенвик, никогда и ни перед кем не унижавшаяся, по капризу злой судьбы должна мыть этому наглецу ноги!

Мэри подняла взгляд. Из облаков пара пристально следили за ней холодные, язвительно прищуренные глаза герцога.

Он лежал перед ней – почти обнаженный, огромный, мускулистый и невероятно мужественный. С Мэри творилось что-то странное. Вчера вечером она с брезгливой гримаской говорила что-то о «горе мускулов», но теперь при виде этих презренных мускулов все тело ее сотрясла сладкая дрожь, в ушах зазвенело, а сердце забилось как сумасшедшее; руки дрожали, ноги подкашивались, в голове роились самые нелепые мысли…

«Фу! – сердито сказала себе Мэри. – О чем я только думаю? Надо быть совсем безмозглой дурочкой, чтобы соглашаться на такое издевательство!»

Повернувшись к миссис Кодиган, она взяла у нее из рук кувшин и полотенце, затем подхватила изумленную женщину под локоть и мягко, но решительно повлекла к двери.

– Думаю, вы согласитесь, миссис Кодиган, – громко заговорила она, – что обтирание герцогского тела не входит в нашу с вами обязанность. Ни один благовоспитанный джентльмен не станет требовать такого от порядочных женщин! Так что, думаю, нам с вами лучше уйти и предоставить этот неблагодарный труд мистеру Краддлсу и прочим мужчинам.

С кровати донесся хриплый рык разъяренного льва, но Мэри даже не замедлила шаг.

– Передайте герцогу, – продолжала она, повысив голос, – что я зайду к нему днем, после того, как он поспит, и почитаю вслух отрывки из великой книги Мэри Уоллстонкрафт под названием «В защиту прав женщины».

С этими словами она вывела потрясенную миссис Кодиган в коридор и закрыла за собой дверь.

Вымывшись и подкрепившись бульоном, герцог Уэстермир откинулся на подушку и закрыл глаза. Однако спать ему вовсе не хотелось. Напротив, вынужденное молчание и неподвижность сделали его беспокойным и раздражительным.

Положив на колени принесенную Краддлсом доску для письма, Доминик разразился потоком придирчивых вопросов, противоречивых приказов, язвительных замечаний и малодушных жалоб. Не прошло и получаса, как полная чернильница опустела, а слуги дошли до белого каления.

Ровно в три часа в спальне появилась Мэри с книгой под мышкой. У кровати ждало ее удобное кресло; рядом на столике возвышалась гора записок.

С помощью слуг больной переоделся в льняную ночную рубашку, а поверх нее накинул шелковый халат цвета красного вина, удачно сочетавшийся с алым покрывалом. Умывшись и побрившись, герцог выглядел гораздо привлекательнее, чем утром. Заметив Мэри, он закашлялся, беспокойно завертелся в кровати и принялся оживленно жестикулировать, указывая то на нее, то на гору записок.

После обеда Мэри переоделась в одно из своих новых платьев: модный глубокий вырез, открывающий большую часть груди, ее смущал, и поверх платья она накинула шаль. Волосы она забрала наверх и стянула бархатными лентами. Такая прическа очень шла Мэри: в ней появилось что-то от холодной и гордой античной красавицы. Отчаянную жестикуляцию герцога Мэри встретила невозмутимым взглядом, но послушно села и положила книгу поверх груды записок.

– Думаю, ваша светлость, – начала она холодно, – прежде чем мы с вами начнем… общаться, вам стоит несколько минут послушать чтение, чтобы успокоиться. Вспомните, что говорил доктор Пендрагон: никаких волнений!

Герцог схватил листок бумаги и принялся что-то яростно царапать на нем. Закончив писать, он нервно скатал записку в шарик и запустил им в Мэри. Бумажка приземлилась на ковер у ее ног. Девушка покосилась на нее, но поднимать не спешила.

– Я почитаю вам «В защиту прав женщины», – объявила она, открывая книгу, – ту главу, где рассуждается о женщине, ее отношении с мужчиной в любви (если к мужчинам вообще применимо такое слово) и браке.

Герцог открыл рот – но, увы, из воспаленного горла его вырвался только слабый хриплый стон.

– «Если вы признаете, что женщина способна действовать как разумное существо, – глубоким чистым голосом начала Мэри, – почему же обращаетесь с ней как с рабыней или бессловесным животным? Почему не развиваете ее ум, не преподаете ей твердые правила добродетели, не воспитываете в ней чувство собственного достоинства, независимость и благородство души? Почему не учите ее всему тому же, чему учат мужчин? Почему даже в самых интимных сторонах жизни она остается бесправной наложницей, приученной лишь отдавать, но ничего не получать взамен?»

Сперва герцог не мог поверить своим ушам. Убедившись, что все это не дурной сон, он начал писать, прорывая бумагу пером и разбрызгивая чернила во все стороны.

«Довольно!», «Хватит!», «Прекратите!» – писал он снова и снова и бросал записки в сторону Мэри. Скоро пол вокруг нее оказался усеян клочками бумаги, но видимых результатов эти действия не принесли.

– «Я готова согласиться, – невозмутимо продолжала Мэри, – что не всякая женщина обладает силой духа, отвагой и настойчивостью, равняющей ее с мужчинами. Однако по уму и добродетели мы равны вам – почему же вы этого не признаете? Я не стремлюсь к революции, не собираюсь переворачивать вверх дном устройство общества: я лишь призываю к тому, чтобы каждое творение божие вновь стало свободным и счастливым, каким создал человека господь».

Герцог швырнул в нее последнюю порцию записок и, обессилев, упал на подушки и зашелся в отчаянном кашле.

– «Иные называют меня мечтательницей, – с ангельским спокойствием продолжала Мэри, – но я благодарю бога, который вложил мне в душу эти мысли и дал силу духа для того, чтобы высказывать и защищать их открыто. – Голос ее зазвенел: это место Мэри не могла читать без волнения. – Благодарение богу, я нашла свое место в жизни, я свободна и счастлива: но стоит вспомнить о предрассудках, порабощающих моих сестер, и сердце мое обливается кровью…»

Герцог больше не слушал. Он сел в кровати, комкая в руках одеяло, рот его открывался и закрывался вновь, грудь ходила ходуном, но из горла не вырывалось ничего, кроме рычания и кашля.

Мэри невозмутимо перевернула страницу.

– Позвольте напомнить, ваша светлость, что доктор Пендрагон прописал вам чтение вслух для отдыха и развлечения. Мистер Краддлс говорит, что вы не смогли заснуть, – так, может быть, вам стоит лечь на подушку, расслабиться, закрыть глаза и спокойно слушать дальше? Итак, я продолжаю. «Я люблю мужчину как равного себе; мы уважаем друг друга и стремимся доставить друг другу радость и наслаждение; но у него нет никакой власти надо мной, как и у меня над ним».

Герцог потянулся к кувшину с водой, стоящему на столике у кровати.

– «В наше время женщин держат в золотой клетке, – продолжала Мэри, – их наряжают в роскошные платья, дарят им драгоценности, обучают изящным искусствам, но не дают им никакого понятия о реальной жизни…» На вашем месте я бы не стала швыряться посудой, – заметила она, скосив глаза на герцога. – Бросив в меня кувшин, вы только подтвердите слова Мэри Уоллстонкрафт: мужчина властвует над женщиной не благодаря превосходству разума или характера, а исключительно с помощью грубой физической силы!

– Да, черт побери, но тогда вы заткнетесь! – прорычал герцог, позорно «пустив петуха» на последнем слоге.

Оставив мысль о кувшине, герцог отбросил сатиновое покрывало и вскочил с кровати. Мэри успела заметить, что его короткая ночная рубашка совсем не прикрывает мускулистых ног…

Миг спустя мощная рука сгребла ее и опрокинула на герцогское ложе, а вторая рука сунула ей под нос кучу скомканных записок.

– Сэр! – потрясенно вскричала Мэри.

Записки полетели ей в лицо и снежным ковром рассыпались по покрывалу.

– Сэр, вы переходите все границы!

Доминик вскочил на кровать – она прогнулась под его тяжестью – и потянулся к чернильнице.

«А что мне остается делать, если вы изводите меня уже целый час? – торопливо строчил он. – Довольно! Не хочу больше слушать бред этой сумасшедшей!»

Мэри Фенвик вскочила. Синие глаза ее сверкнули гневом.

– Уверяю вас, Уэстермир, это не каприз, – с достоинством промолвила она. – Вот уже несколько лет я глубоко предана идеям этой великой женщины! Если вы считаете ее сумасшедшей, то, уж простите, у вас самого не все в порядке с головой! Или, может быть, – гневно продолжала она, – вы полагаете, я специально выбрала эту книгу, чтобы рассердить вас и толкнуть на грубость? Дурного же вы обо мне мнения, сэр!

Герцог ее не слушал – он лихорадочно перебирал скомканные записки. В ожидании Мэри Доминик приготовил для нее столько вопросов, что уже не все помнил. Когда в руки ему попался клочок бумаги с надписью: «Какого вы роста?», Доминик несколько мгновений удивленно смотрел на него, затем сердито фыркнул, скомкал и отбросил записку.

Наконец он нашел то, что искал, и сунул измятую бумажку Мэри под самый нос.

«Вам знакомо понятие ахроматического микроскопа? И что же это такое, по-вашему?» – язвительно интересовалась записка.

Мэри не торопилась отвечать. Сперва она заложила «Защиту прав» закладкой, закрыла и положила на резной прикроватный столик. Затем сложила руки на коленях и, устремив взгляд на тяжелые складки балдахина, заговорила, словно примерная ученица на уроке:

– Ахроматический микроскоп, милорд, дает исследователю возможность наблюдать объект, не искаженный эффектом дополнительных цветов, наблюдаемым в обычных оптических приборах. В таком микроскопе используются особые линзы – несколько линз из разных видов стекла и с разными фокусами, что и позволяет достичь желаемого эффекта.

Она подняла взгляд еще выше, на герцогский герб.

– Впрочем, вы, милорд, как обладатель такого прекрасного микроскопа, несомненно, все это знаете и просто получаете извращенное удовольствие, подвергая меня этому ненужному экзамену.

Герцог немедленно потянулся за бумагой.

– Уэстермир, не напрягайте силы! – воскликнула Мэри. – Вспомните, доктор Пендрагон говорил, что любое волнение вам противопоказано! И незачем забрасывать меня вопросами. Я и без вашего допроса признаюсь, что видела микроскоп всего раз или два в жизни, а пользовалась им и того меньше. Зато читала иллюстрированные каталоги, которые выписывает отец моей лучшей подруги, доктор Томас Стек из Стоксберри-Хат-тона. Долгими зимними вечерами мы с подругами сидели у доктора в библиотеке и листали эти изумительные журналы. Доктор так мечтает о новейшем оборудовании для больницы, но, увы…

Слова ее были прерваны нетерпеливым рычанием. Герцог не желал слушать жалоб на бедность провинциальных докторов.

Склонившись над доской для письма, герцог нацарапал новую записку и протянул ее Мэри.

Девушка прочла вопрос – и глаза ее расширились от удивления.

5.

– О ботанике? – переспросила Мэри.

Цветущий ротик ее вопросительно округлился – и герцог, едва взглянув на девушку, мгновенно забыл, о чем только что спрашивал.

Мэри снова заглянула в записку.

– Вы спрашиваете, что я знаю о ботанике?

Уэстермир кивнул, не сводя с нее пристального взгляда.

Речь Мэри, посвященная микроскопу, его словно громом поразила. Доминик чувствовал, что готов пересмотреть свои представления об ученых женщинах. «Или я брежу, – думал он, – или этот ярчайший образчик „синего чулка“ и вправду на что-то годен!»

Осталось только выяснить, на что именно.

Несколько дней, проведенных в герцогском особняке, преобразили Мэри Фенвикдо неузнаваемости – по крайней мере, внешне. Юная красавица, скромно сидящая на краешке кровати, ничем не напоминала расхристанную нахалку, ворвавшуюся в экипаж Уэстермира в Ковент-Гардене несколько дней назад. Сегодня на Мэри было шелковое платье с глубоким декольте, открывающим взору белоснежные плечи, волосы ее были причесаны и убраны по последней моде, а узкая юбка подчеркивала длину ног и обнажала стройные лодыжки.

Доминик помнил, что с первой секунды их необычного знакомства его поразила сочная, почти классическая красота девушки. Никакой бледности, томности и хрупкости, воспеваемой модными поэтами, но герцогу ненавистной! Сильное гибкое тело, полная грудь, яркий румянец, тяжелая копна золотых кудрей – все говорило о том, что из Мэри Фенвик, несмотря на все ее мятежные выходки, получится отличная жена и мать. Покойные отец и дед Доминика, несомненно, с ним бы согласились.

Со времен Вильгельма Завоевателя Уэстермиры выбирали себе жен, руководствуясь не знатностью, не богатством, а прежде всего здоровьем будущих суженых. Многие аристократы ради приданого брали в жены чахоточных, хромых, даже горбатых, но за Уэстермирами такого не водилось. Поэтому и дети у них получались как на подбор – здоровые и крепкие, не чета хилым отпрыскам иных благородных семейств.

А мисс Мэри Фенвик, думал герцог, глядя на ее склоненную русую головку, самой природой создана для материнства! Их дети затмят всех аристократов на севере Англии!

– Мне, – говорила тем временем Мэри, – случалось заглядывать в «Описание растений» Стивена Гейлса, принадлежащее нашему учителю, мистеру Макдугалу. Гейлс – выдающийся ученый, хотя, должна признаться, его взгляды на обмен веществ у растений мне кажутся странными…

«А может быть, она умеет и каталоги составлять?» – думал герцог, глядя, как в лад дыханию поднимаются и опускаются кружева на высокой груди его восхитительной собеседницы.

Уже несколько лет Доминик безуспешно подыскивал себе секретаря. Все, что требовалось от кандидата на должность, – ум, аккуратность и минимальные познания в естественных науках. Однако на порог особняка один за другим являлись невежественные и безалаберные тупицы, с которыми герцог не мог провести в одном доме более двадцати четырех часов. Одного или двух незадачливых секретарей он своими руками спустил с лестницы.

– И еще Линней, – мечтательно продолжала прекрасная мисс Фенвик. – Мистер Макдугал окончил университет с отличием и в награду получил бесценный труд Линнея «Виды растений» 1753 года издания! Это его самое драгоценное достояние – разумеется, не считая Пенелопы. Мы с Пенни и Софронией долгие часы проводили в библиотеке учителя, листая эту замечательную книгу и рассматривая иллюстрации.

На этот раз Доминик не стал ее прерывать. Дослушав объяснение до конца, он вручил девушке новую порцию записок.

– Помню ли я растения из каталога Линнея? – изумленно переспросила Мэри. – Сэр, да их же там больше шести тысяч! Какую же надо иметь память…

– Принесите книгу! – прохрипел Доминик и протянул ей новую записку: «Большая книга в зеленом переплете, на третьей полке слева».

Мэри замешкалась, вглядываясь в торопливые каракули герцога, и нетерпеливый Уэстермир без особых церемоний подбодрил ее чувствительным толчком в спину.

– Послушайте, – начала она, оглядываясь через плечо, – сколько раз повторять, мне не нравится, когда меня дергают, трясут и толкают! Я же вам не служанка, в конце-то концов!

В ответ герцог так замахал руками, что задел воздушную палатку, и та полетела на пол. Красноречивыми жестами он объяснял Мэри, что та должна найти книгу и как можно скорее вернуться.

Сделать это оказалось не так-то легко. Книжные полки, занимавшие в спальне целую стену, были уставлены научными трудами самых разных цветов и форматов, а между ними втискивались какие-то коробки, ящики и папки.

Мэри стояла перед полкой, а нетерпеливый герцог бомбардировал ее записками, которые указывали местоположение искомого научного труда. К величайшей досаде больного, Мэри не трудилась собирать с пола и читать его послания – она предпочитала полагаться на собственное чутье.

Наконец она нашла книгу – иллюстрированное издание Линнея на итальянском языке. Книга была огромная – чуть не в половину ее роста – и такая тяжелая, что Мэри с трудом дотащила ее до кровати.

Забыв о своем печальном состоянии, герцог скомкал и отшвырнул прочь воздушную палатку и нацарапал новый приказ:

«Уберите этот чертов чайник! Пар попортит страницы!»

Мэри отставила чайник. Миг спустя произошло вот что: герцог схватил ее огромной рукой за плечо и бесцеремонно опрокинул на кровать, а сверху на девушку рухнула книга.

Мэри обнаружила, что лежит на постели бок о бок с герцогом, распластанная под тяжестью инкунабулы, придавившей их обоих. Она обернулась, чтобы смерить герцога негодующим взором, но, едва встретилась со взглядом его черных глаз, раздражение ее испарилось, как дым.

– Мне больно говорить, – прохрипел он сдавленным шепотом. – Пожалуйста, подержите эту чертову книгу с той стороны… очень тяжелая…

«Долго ли это будет продолжаться? – в отчаянии думала Мэри. – Он же просто издевается надо мной! Может быть, встать и уйти – и пусть разбирается со своим ненаглядным Линнеем как знает?»

Девушка вздохнула. Что бы ни писала по этому поводу Мэри Уоллстонкрафт, а женщина, даже самая отважная и независимая, всегда остается женщиной, доброй и сострадательной по натуре. Пусть Уэстермир – грубый и кровожадный монстр, пусть он защищает все, что ей ненавистно, но сейчас он болен и страдает, и Мэри не может отказать ему в просьбе.

– Сейчас, – покорно ответила Мэри. Книга лежала у нее на животе, по частью, большая часть ее немалого веса приходилась на мускулистый живот герцога. – Вы хотите, чтобы я почитала вам вслух?

Герцог замотал всклокоченной головой, и скоро на открытую книгу легла новая записка.

«ЧЕМЕРИЦА. ПРОСО. НАПЕРСТЯНКА. ВИКА».

– Вы хотите, чтобы я нашла в книге эти растения? – удивилась Мэри.

Герцог энергично закивал, глядя ей в глаза. На лицо ему упала длинная прядь волос, и Мэри, машинально протянув руку, заправила ее за ухо. Герцог как-то странно взглянул на нее, но промолчал.

Вику Мэри нашла не сразу. Не так-то легко листать огромную книгу, которая лежит у тебя на животе, и к тому же девушка не могла удержаться, чтобы не полюбоваться на роскошные иллюстрации, исполненные акварелью на дорогой веленевой бумаге.

– А вот и она, вика! – объявила она наконец. – Семейство бобовых. Травянистое растение, используется на корм скоту. Кроме того, обогащает почву, – добавила Мэри от себя, – фермеры у нас в Хоббсе всегда сеют вику на паровых полях, говорят, что земля от нее становится жирнее.

– А вот и чемерица! – воскликнула она, перевернув страницу. – Семейство лилейных. Травянистое растение, пентамерные соцветия с желтыми цветками. Какие милые, правда? Очень полезны для коров и лошадей, а вот для человека ядовиты.

Герцог ткнул пальцем в слово «пентамерный» на странице.

– Это означает, – не поднимая глаз от книги, ответила Мэри, – что в соцветии пять цветков. «Пента» – значит «пять». Или вы, ваша светлость, уже позабыли греческий?

От этих слов Доминик пришел в такой восторг, что потянулся погладить девушку по голове – и только в самый последний момент, сообразив, что делает, поспешно отдернул руку.

«Эта мисс Фенвик – просто клад! – думал он. – Настоящее сокровище! Судя по всему, у нее феноменальная память!»

Вика вспомнилась ему случайно, из-за уголовного дела, о котором он недавно читал. Человек, обвиняемый в скотокрадстве, клялся и божился, что и близко не подходил к полю, заросшему викой, где паслись пропавшие коровы, а между тем на подошвах сапог у него обнаружились мельчайшие семена вики. Эта улика и решила дело.

– Наперстянка, – произнесла Мэри, указывая на великолепную акварель, изображающую digitalis purpurea во всей ее смертоносной красе.

Доминик быстро прикрыл ладонью изображение стебля с яркими цветами. Мэри смотрела на картинку меньше секунды.

«Сколько здесь цветов?» – нацарапал он.

Мэри подняла глаза. Она вдруг поняла, что герцог задает ей вопросы не ради развлечения – он и вправду непонятно зачем устроил ей экзамен.

– Четыре, – ответила девушка. – Два пурпурных и два белых. И еще пурпурный бутон.

Доминик откинулся на подушку и закрыл глаза. Мэри предложила снова поставить палатку, но герцог помотал головой. К черту лечение! Ему надо подумать.

Черт побери, у нее и вправду потрясающая память! И наблюдательность, и знания, и интерес к науке… О такой помощнице герцог не мог и мечтать!

Как только они поженятся, герцог оборудует для Мэри отдельную лабораторию. Она будет заниматься собственными исследованиями – разумеется, под его наблюдением и руководством. Герцогу представилось, как очаровательная юная женушка, уже с округлившимся животиком, распаковывает микроскоп новейшей модели, выписанный из Дюссельдорфа, или составляет каталог образцов почвы, или занимается еще какой-нибудь скучной работой, которую герцог предпочитал сваливать на других…

Такие мечты приятно согревали душу. Герцог протянул руку и устало нацарапал на последнем клочке бумаги:

«Почитайте мне главу о грибах. С начала до конца».

Мэри вопросительно округлила синие глаза, но послушно открыла книгу на разделе о грибах и плесени и начала чтение.

Доминик откинулся на подушку и уронил голову на теплое женское плечо.

Несколько минут спустя, посередине увлекательной главы о способах размножения грибов, Мэри заметила, что ее слушатель заснул. И заснул не просто так, а навалившись на нее всем телом и уютно склонив голову ей на плечо.

Мэри осторожно сдвинула книгу в сторону (не так-то легко оказалось это сделать!) и толкнула герцога в бок.

Результат получился совсем не тот, какого она ожидала. Освободившись от тяжести книги, спящий глубоко вздохнул и перекатился на бок, закинув ногу на бедро Мэри и положив руку ей на грудь.

«Ничего себе положение!» – подумала Мэри и потянулась за колокольчиком. По счастью, он оказался в пределах досягаемости… но, позвонив, Мэри тут же об этом пожалела. Хорошо, если на зов колокольчика явится мистер Краддлс – старый опытный камердинер поймет, что произошло, и не станет ставить девушку в неловкое положение. Но что, если эту замечательную картину – Мэри на кровати в обнимку с полуголым герцогом – застанут миссис Кодиган и лакеи?