Текст книги "Лучший мужчина"

Дэл приподнял шляпу.

– Увидимся вскоре.

Фредди обмякла на диванных подушках. Ее терзал сонм противоречивых чувств.

– Этот самонадеянный такой-растакой забыл, кто на кого работает!

– Нет, не забыл, – сказала Алекс, откинув голову и закрыв глаза. – С этого момента Дэл Фриско – наш босс. Мы работаем в его команде и должны поступать так, как он велит. – Алекс с шумом втянула воздух. – Ты подала прекрасную мысль, Фредди. Я чувствую себя значительно лучше после того, как ты привязала это баснословное жалованье к результату работы.

Фредди удивленно подняла брови, нежданная волна благодарности к сестре подкатила к сердцу, смутив Фредди своим появлением. Она не помнила, когда Алекс в последний раз хвалила ее за что-нибудь или делала комплимент. Возможно, такого раньше и не случалось.

– Он тиран, – заявила Лес, прихлопнув ладонями юбку, как будто там сидела муха. – Не знаю, как сказать Уорду о том, что мы вручили наше будущее пьянице с манией величия. И его требования!

Горестная складка пролегла у нее между бровей.

Лутер встал и собрал бумаги.

– Ну что ж, он, кажется, знает, что делает.

– За ту сумму, что мы ему платим, он уж точно должен знать, что делает!

Самое любопытное состояло в том, что Фредди из собеседования действительно вынесла убеждение, что он опытен и силен в своем деле. Она только не могла понять, что в нем ее так раздражало, и от этого досадовала еще больше.

– Мы и в самом деле станем перегонять скот, – нараспев протянула Фредди.

Еще недавно это казалось невозможным. Да и сейчас верилось с трудом.

Девушка-ковбой должна быть храброй и физически выносливой, и после минутного раздумья Фредди поняла, как ей следует играть эту роль. Именно играть. Представить себя героиней пьесы, которой нужно показать храбрость и выдержку. То, что в сценарии называется отвагой. Задачи, которые поставил перед ними Фриско, не будут казаться невыполнимыми, если свести все к сценическому действу.

Внезапно ей пришло в голову, что Дэл Фриско едва ли был подходящим героем для сцен, которые она представляла. Да и сам фон, на котором они должны происходить, очень уж неромантичен. Отвага на фоне мычащего стада. У них у всех оказались чертовски невыигрышные роли. И не будь предстоящее путешествие столь опасным и не обещай оно так много головной боли, Фредди рассмеялась бы вслух.

Когда она очнулась от своих мыслей, Лутер уже ушел. Лес и Алекс молчали, очевидно, все еще приходили в себя – решение принято, пора подумать о последствиях.

Алекс взглянула на Фредди.

– Теперь тебе нет смысла возвращаться в свой городской дом. Ты могла бы остаться здесь. Поучиться… – взмахнув узкой аристократической кистью, Алекс небрежно закончила: – всем тем вещам, которые упомянул мистер Фриско.

У Фредди упало сердце. Она считала дни до того момента, когда сможет покинуть ранчо и убраться подальше от сестер. Вздохнув, она сказала:

– Надо послать кого-нибудь за вещами.

Итак, оставался только один вопрос: как им пройти через все это и остаться в живых?

Глава 3

«Смогу ли я?» Алекс леденела от ужаса при одной мысли об участии в перегоне. Но перспектива остаться без наследства была не менее жуткой и пугающей.

– Не думай об этом, – шептала она себе, закутываясь в теплую шаль.

Недавно установилась довольно холодная для этих мест погода. По вечерам бывало зябко, и легкий ветер доносил до веранды специфический запах из хлева: запах скота и бычьего навоза. С детства она ненавидела эту мерзкую вонь. Всю жизнь эти бесконечные просторы, бескрайний горизонт внушали ей чувство смутного беспокойства, и страх перед открытым пространством только усилился с годами. Алекс подумала, что сколько помнила себя, она мечтала избавиться от этого запаха и от тревоги, которую в ней вызывали бескрайние просторы Техаса. В конце концов она добилась того, чего хотела.

Алекс поднесла руку ко лбу и закрыла глаза. Действительно, запад и восток отличались друг от друга, как день и ночь. В Бостоне к этому часу принято облачаться в вечерние платья. Люди наряжались, шли обедать в рестораны, отправлялись в гости. Жизнь била ключом. Здесь, в Техасе, то, что в Бостоне называли обедом, считалось ужином. Никто и не думал переодеваться. Здесь рано ложились и рано вставали. Там, на востоке, утонченные манеры скрывали изысканное коварство. Все решали полутона, полунамеки, полуулыбки. Восхитительная игра для посвященных. На западе правила игры были значительно проще, если вообще можно говорить об игре применительно к общению жителей Клиса или обитателей ранчо, раскиданных на просторах Техаса. Во взаимоотношениях преобладала грубая прямота, этикет сводился к понятию удобства. Что такое «приличное общество», в Техасе не знали и не считали нужным даже задумываться об этом.

Алекс была поражена тем, что за пять лет, которые она провела вдали от дома, здесь практически ничего не изменилось. Тот же специфический запах, которым пропиталось все, те же клочковатые перелески, заросшие колючими кустарниками. Их дом на ранчо «Королевские луга», построенный добротно, что называется – на века, нисколько не обветшал. Лола была единственной из жен Джо Рорка, которая ничего не переделывала в доме, и слава Богу.

Алекс зябко повела плечами. Об этой женщине она не могла вспоминать без внутренней дрожи. О чем вообще думал Джо, когда женился на ней? Женившись на Лоле, он приговорил дочерей к жизни под одной крышей с женщиной, настолько далекой от всякого рода условностей, что назвать ее поведение разнузданным значит еще ничего не сказать. Что говорить о вдове, способной надеть платье фривольного жемчужного цвета с декольте на похороны мужа! Алекс брезгливо поджала губы.

И эта Лола может в итоге получить ранчо, скот, все ценные бумаги и даже серебряный чайный сервиз, принадлежавший матери Алекс. Сама мысль об этом была для Алекс невыносима. Отчаянное положение.

Так как же ей быть с предстоящим перегоном? Нет, об этом пока не стоит думать.

Алекс уже уволила всех слуг, за исключением кухарки. Пришлось расстаться с экипажем и парой отличных жеребцов, которыми она так гордилась. Она тайно распродала все свои драгоценности, за исключением набора из черного жемчуга и обручального кольца. Если бы Лутер Морланд не включил в бюджет предстоящего путешествия оплаты транспортных расходов, то Алекс пришлось бы занимать деньги, чтобы приехать домой.

Положение вещей, при котором ее доля в наследстве оказалась под сомнением, нельзя было назвать справедливым. Так же не было справедливости в том, что Пайтон умер и она потеряла ногу. Алекс вцепилась побелевшими пальцами в колесо коляски, сдерживая готовый прорваться крик отчаяния и гнева. Судьба посылала ей испытания одно за другим. За что?! Алекс тряхнула головой, пораженная тем, насколько близко подошла к краю пропасти. Она готова была завыть, как раненое животное. Она, которая всегда славилась тем, что умела держать при себе эмоции, никому не показывая, что чувствует на самом деле. Похоже, в той катастрофе она лишилась большего, чем просто ноги. Она лишилась способности контролировать себя, лишилась своей прославленной сдержанности, лишилась характера. И эти потери пугали ее, несмотря на то что в глубине души она сознавала, что заслужила все свои несчастья.

– Ты не замерзла?

Резко вскинув голову, Алекс увидела Лес, вступившую в полосу света, пролегшую поперек ступеней, ведущих из дома на веранду.

– В доме мне показалось душно, – сказала Алекс. – Я решила выйти подышать свежим воздухом.

– Обычно в это время года не бывает таких холодов, – заметила Лес, садясь на стул рядом с сестрой. – Не могу понять, почему на так любил эти стулья. Они такие неудобные.

Джо мало было окружить себя животными на ранчо. Он еще и в дом их притащил в виде мебели, сделанной из рогов. Безобразные столы и стулья заставляли Алекс тосковать по своему дому в Бостоне, где все вещи отвечали ее притязательному вкусу. Но если она не получит своей доли отцовского наследства, следующим на продажу будет выставлен ее дом. Дом – это все, что у нее осталось.

– Я жду Уорда, – сказала Лес, пристально вглядываясь в постепенно сгущающиеся над дорогой сумерки.

Поскольку Алекс ничего не сказала, Лес, расправив плечи, несколько сварливо заметила:

– Уорд, конечно, не такой красивый и интеллигентный, каким был Пайтон, но и в Уорде есть хорошие качества.

– Уверена, что есть.

Алекс как-то забыла о том, что Лес ходила вместе с ней на лекцию в Новом Орлеане, где она, Алекс, впервые встретила Пайтона Миллза. Покручивая обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки, Алекс вспоминала тот давний вечер. Когда это было? Будто в другой жизни. Алекс была уже в том возрасте, когда большинство ее ровесниц вышли замуж и нарожали детей. Ее скорее всего ждала судьба старой девы, и она уже почти смирилась с тем, что никогда не встретит мужчину, за которого ей хотелось бы выйти замуж. И тогда она услышала голос Пайтона, его речь – образованного, культурного человека, заглянула в его чудесные темные глаза и решила, что его она могла бы полюбить.

– Мне двадцать пять, – тихо сказала Лес. – Если я не выйду за Уорда, я останусь старой девой.

– У тебя были ухажеры, – испытывая неловкость, напомнила ей Алекс.

По-прежнему глядя вдаль, на дорогу, Лес с той же обреченностью в голосе ответила:

– Всех их выбирал отец, а не я. – Помолчав, Лес добавила: – Я думала, что нужна па.

– Конечно, ты была ему нужна, – тактично пробормотала Алекс.

– Тогда почему он женился на Лоле? – сердита воскликнула Лес. – Зачем он привел ее в дом? Ты знаешь, каково мне было жить с ней? Ей вообще не было дела до папы!

Рана все еще не зажила, обида, боль не утихли со смертью отца. Лес не могла простить ему нанесенного оскорбления.

– Она поднималась с постели поздно, иногда даже не вставала и к ленчу, иногда вообще весь день ходила непричесанная, в халате. Временами она с утра уезжала в город и приезжала затемно. Не прошло и месяца, как о ней заговорила вся округа. Не надо было па на ней жениться. Она ничего не дала ему, кроме унижений!

– Лес… Папа любил женщин. По-своему он даже нас любил. Между смертью твоей матери и женитьбой отца прошло много времени. Должно быть, он устал от одиночества.

– У него была я!

– Он хотел иметь жену.

Алекс многого не понимала в отце, но она могла понять и оценить то, что он уважал брак и смерть жен переживал глубоко и искренне. То, что он решился на четвертый брак, ее не удивило. Удивил лишь его выбор.

Сестры сидели в тишине, ожидая, пока скрип колес и цокот копыт не известят о приближении дрожек. И вдруг Лес спросила:

– Как это – быть замужем? Я пыталась представить, но не могу.

– В каком смысле?

Алекс не могла припомнить, чтобы с кем-нибудь из сестер они говорили о чем-то интимном. Сознание ее как бы поделилось надвое. Одна половина приветствовала появление зачатков взаимного доверия и желала укрепить вдруг возникшую связь, но многолетняя привычка к замкнутости оказалась сильнее, и Алекс не сделала шага навстречу.

Лес нахмурилась и, опустив голову, принялась нервно теребить складки платья.

– Пайтон… Он когда-нибудь бил тебя, когда ты ему не подчинялась? – еле слышно спросила Лес.

Алекс едва не подскочила, пальцами вцепившись в подлокотники кресла.

– Уорд тебя бил? – тревожно спросила она, во все глаза глядя на сестру.

Лес стало неуютно под этим взглядом, и она, беспомощно потирая плечи, молчала.

– Лес, ты слышала мой вопрос?

– Я просто думаю, может ли муж что-то сделать жене, если она очень его разозлит, например…

– Пайтон никогда меня не бил.

Оружием Пайтона было слово, и он владел им не хуже, чем иной самым острым клинком. И это свое оружие он пускал в ход довольно часто. Слишком часто. Были времена, когда Алекс предпочла бы пощечину этим потокам едкого сарказма.

– Уорд не нарочно. Его просто очень легко вывести из себя, – сказала Лес, обеими руками вцепившись в перила веранды; бледное лицо ее оставалось в тени. – Но он такой вспыльчивый! Я понимаю, почему он такой. Во-первых, с тех пор как умер его отец, дела в его магазине стали идти все хуже. Во-вторых, ты не представляешь себе, как трудно такому человеку, как Уорд, чувствовать, что люди относятся к нему как к лакею. Позволяют себе резкие слова в его адрес и все такое… На прошлой неделе жена священника отчитала его за то, что нашла мышиный помет в мешке с кофейными зернами. И ему пришлось терпеливо выслушивать все и даже извиниться и вернуть деньги, чтобы она не сменила его магазин на новый, в конце Мейн-стрит.

– Он ударил тебя, потому что был зол на миссис Ледбеттер? – язвительно переспросила Алекс.

– Это только… ты представить себе не можешь, что значит чувствовать, что жизнь проходит мимо, что судьба приговорила тебя к участи недостойной, что обстоятельства не дают проявиться твоим способностям и все такое…

– Ты не права, – сказала Алекс, дотрагиваясь до толстой резиновой шины, натянутой на обод колеса ее коляски. – Мне это чувство знакомо, как никому.

– Ой! Я не хотела… – Лес стремительно обернулась к сестре, стыдясь своей черствости. – Конечно, ты знаешь, что это такое. Если кому-то и дано понять, отчего Уорд такой раздражительный, то лишь тебе.

Алекс задумалась. Что она чувствует на самом деле? Гнев? Раздражение? Нет, пожалуй, главным было ощущение загнанности. Чувство, что ты попал в капкан и не можешь выбраться. Оказавшись прикованной к коляске, она вскоре обнаружила, что каждая ступенька для нее – непреодолимое препятствие. Ей пришлось отказаться от ответных визитов к тем, кто навещал ее, выражая соболезнование. Бостон оказался городом бесконечных ступеней. Поскольку она не могла добраться даже до веранды собственного дома без посторонней помощи, ей пришлось свести к минимуму любые выходы в город. Следовательно, и к ней стали заглядывать все реже, и вскоре визиты сошли на нет. Постепенно дом стал ее тюрьмой. В том была высшая справедливость, но всякие мысли о будущем наводили тоску, готовую перерасти в отчаяние.

– Мне кажется, сюда кто-то едет, – сказала Алекс, которую тяготил весь этот разговор. – Я оставляю вас наедине, – добавила она, отъезжая к двери.

– Не уходи! – почти закричала Лес, но, опомнившись, понизила голос до шепота. – Уорд восхищается тобой, ты же знаешь. Ему так нравилось слушать про твой дом в Бостоне и твою жизнь там, на востоке. – Она через плечо взглянула на дроги, въезжающие во двор. – После получения своей части наследства мы намерены уехать в те края.

Алекс не знала, как поступить. Уорд Хэм был ей неприятен. Впервые они встретились с женихом Лес сразу по приезде Алекс на ранчо, когда заболел Джо. Она невзлюбила его с первого взгляда, тем меньше симпатии испытывала к нему сейчас, когда она к тому же заподозрила, что он бьет Лес. Но Алекс чувствовала, что Лес не жаждет остаться наедине со своим женихом.

– Я задержусь ненадолго, но потом мне действительно придется уйти. Я очень устала сегодня.

Сестры молча ждали, пока Уорд Хэм погасит фонари на дрогах. Если бы Алекс не догадывалась, что Лес боится рассказать Уорду о том, что они наняли Дала Фриско, она не осталась бы на веранде ни одной лишней минуты.

– Добрый вечер, леди. Какие вы обе сегодня милые!

Лес порозовела от удовольствия. По-видимому, жених был скуповат на комплименты, и Лес решила, что слова его идут от чистого сердца. Алекс заподозрила противоположное. Уорд едва ли мог разглядеть что-либо, кроме силуэтов сестер, поскольку они сидели как раз напротив открытой двери на веранду, спиной к свету. Его комплимент был для Алекс в лучшем случае пустым звуком, в худшем – очередным свидетельством лицемерия и недалекости жалкой личности, гордо именовавшей себя женихом сестры.

Когда Уорд вышел на свет, Алекс увидела, что на нем костюм из поплина в мелкий рубчик неопределенно-коричневого цвета. Уорд снял шляпу, и оказалось, что цвет костюма вполне соответствует цвету жидковатых прилизанных волос, сквозь которые просвечивало лысое темя. Воротник и манжеты были сделаны из жесткой бумаги. Жених принарядился перед выездом: в противном случае были бы видны заломы и грязь на манжетах и воротнике – неизбежные следствия трудового дня, проведенного в лавке. Первое, что пришло Алекс в голову, это то, что Пайтон никогда в жизни не нацепил бы на себя бумажной манишки и манжет. Ни один джентльмен себе бы этого не позволил. Но она тут же устыдилась своих мыслей, сказав себе, что превращается в сноба.

Еще до того как Алекс сообразила, что у Уорда на уме, он схватил ее руку, лежавшую на коленях, и поднес к губам. Жест был настолько неуместен и вульгарен, что Алекс едва не рассмеялась жалкому франту в лицо. Достаточно было представить, что человек, поцеловавший ей руку, всего лишь час назад носил замызганный фартук и услужливо склонялся перед каждым посетителем со словами: «Чего изволите?» Все, что она могла сделать, чтобы продемонстрировать свое раздражение, – это вытереть обмусоленную кисть о платье.

– Ну, Алекс, – бодро начал Уорд. – Я же могу называть вас теперь Алекс, не так ли? Все-таки скоро мы станем братом и сестрой. – Не дожидаясь разрешения, он продолжил: – Клис так провинциален. Вы не находите? Мы с Лес считаем этот город настоящей дырой.

Именно таким и был Клис в понимании Алекс, но она просто физически не могла поставить себя на одну доску с этим приторно-липким мелким лавочником с царскими замашками.

– И все же есть что-то освежающее в том, чтобы заново открыть для себя маленькие радости жизни без затей, – солгала она с улыбкой на устах. – Мне немного не хватает Бостона с его культурными ценностями, но бесконечное вращение в высшем обществе бывает утомительно.

Алекс хватила через край, и ей стало стыдно за себя. В конце концов, Уорд не виноват в том, что она находила его непривлекательным – его губы слишком узкими, глаза посаженными чересчур близко, а выражение лица постным и скучным.

– С вашего разрешения, я удаляюсь на покой, – сказала Алекс, улыбнувшись Лес и кивнув Уорду.

Алекс повернула колесо, направляясь к двери, но Уорд преградил ей путь.

– Я нахожу ваши слова странными, Алекс. Я уверен, вы помните, какая удушливая атмосфера в этом Богом забытом городишке, жители которого большей частью люди второго сорта. В конце концов, вы воспользовались первой же представившейся возможностью, чтобы покинуть это место.

Его беззастенчивое напоминание о тех обстоятельствах, при которых она оставила Клис, заставило Алекс покраснеть от раздражения. Кроме того, преградить ей путь было по меньшей мере проявлением грубости и невоспитанности. Она восприняла этот жест как личное оскорбление.

– Спокойной ночи, мистер Хэм, – сказала Алекс ледяным тоном, взглянув на Уорда так, как она привыкла смотреть на нерадивых, совершивших оплошность слуг. – Прошу вас освободить проход.

У Уорда, к счастью, хватило ума понять, что он ее обидел. Отступив в сторону, он бросил на Лес негодующий взгляд.

– Мне вам помочь, сестра?

При слове «сестра» Алекс поморщилась, как от боли.

– Нет, благодарю вас.

Несмотря на то что руки у нее устали, она с независимым видом покачала головой и налегла на колеса.

– Спокойной ночи, Лес.

– Спокойной ночи, – упавшим голосом ответила младшая сестра.

Оказавшись за дверью, вне поля зрения помолвленных, Алекс остановилась, чтобы смахнуть с бровей выступивший пот. Ну что же, как только начнется перегон, она больше не будет встречаться с мистером Хэмом. Всего-то и надо, что уговорить себя выносить его в течение нескольких коротких недель, оставшихся до начала апреля. И тогда в их отношениях смело можно будет поставить жирную точку.

– Весь город говорит о вас, идиотках, нанявших Дэла Фриско!

Алекс прислушалась.

– О чем, скажи на милость, вы думали? Если вам так хотелось, чтобы Лола заграбастала все денежки, почему бы не отдать ей их прямо сейчас? Зачем ждать?

Тон Уорда быстро менялся от подобострастного до гневного. Алекс, поколебавшись немного, все же снизошла до вульгарного подслушивания. Ей не было дела до того, о чем они говорят, но ей была небезразлична Лес.

– О, Уорд! С твоей стороны было так неосмотрительно упомянуть о побеге Алекс. Я говорила тебе, что из-за этого между ней и па возникло отчуждение, и напоминание о том давнем случае ей неприятно.

– Ты меня слушаешь? Я с тобой разговариваю!

– Прошу тебя, Уорд, мне больно!

Что он делал? Алекс страшно хотелось посмотреть, но она боялась шевельнуться из страха, что скрип колес по деревянному полу выдаст ее.

– Отвечай мне! Почему вы наняли Фриско после того, как я велел тебе не делать этого?

– Потому что больше никто не хотел браться за эту работу. Пусти, Уорд, мою руку. Мне больно!

– Больше никого не осталось, говоришь? Ты когда-нибудь пробовала употребить голову по назначению, а не просто как болванку для шляп? Твой отец был богатым человеком. Вы могли бы предложить за работу столько денег, что из трейл-боссов выстроилась бы очередь! За круглую сумму они согласились бы работать, даже если все работники до последнего были бы женского пола. Завтра же вели сестрам уволить Фриско и потратить столько, сколько нужно, чтобы нанять того, кто не потеряет половину скота, находясь в пьяном беспамятстве!

Лес сказала что-то, чего Алекс не расслышала, затем раздался звук, как от шлепка. Алекс застыла от шока, и глаза ее потемнели. Первым ее побуждением было вернуться на веранду и вызволить Лес, но потом ей пришло в голову, что не стоит торопиться с выводами.

Точно ли то был звук от удара?

На самом деле Лес была уже не ребенком, а взрослой женщиной, способной самостоятельно принимать решения и постоять за себя. Если бы Лес потребовалась ее, Алекс, помощь, ей стоило только крикнуть.

Очистив таким образом совесть, Алекс откатилась от двери, направляясь через прихожую в гостиную. Там, к стыду своему, она увидела Фредди, сидящую на безобразной софе из конского волоса. В руках у нее были какие-то записи, и голову она склонила в сторону окна, выходящего на веранду. На какое-то время взгляды их встретились. Они обе поняли, что были взаимно уличены в подслушивании. Алекс первой отвела глаза и поспешила к выходу и далее по коридору – в спальню на первом этаже.

Оказавшись у себя в спальне, она сняла шаль и, сложив ее, убрала в ящик трюмо. Ей, как никому другому, был известен смысл поговорки «Как постелешь, так и поспишь». Лес сама выбрала мистера Хэма, теперь ей и расхлебывать. У Алекс хватало своих проблем, решение которых она никому не собиралась перепоручать.

Взяв с тумбочки поваренную книгу, она положила ее на колени, затем подкатила коляску к окну и стала смотреть на землю, которую ненавидела всей душой.

Господи, как сможет она выдержать этот перегон? Во рту стоял кисловатый металлический привкус: привкус паники.

Было совершенно очевидно, что Алекс слышала то же, что и она, Фредди. Отложив в сторону исписанные листы, те, что она читала до того, как разговор на веранде привлек ее внимание, Фредди приникла ухом к окну. Жаль, что Уорд и Лес ушли с веранды и голоса их превратились в невнятный шум.

Нахмурившись, Фредди смотрела на низкие язычки пламени в камине. Интуиция подсказывала ей, что она должна найти Уорда и прогнать его с ранчо. Но Алекс не считала нужным вмешиваться, и поведение сестры заставило Фредди усомниться в том, что она правильно расценила услышанный звук. В конце концов, Лес упорно повторяла, что Уорд ее не бьет. Вполне вероятно, что кто-то из них просто прихлопнул муху или жука. И тех, и других на ранчо было в избытке.

Зачем вообще так терзаться по поводу Лес, с досадой думала Фредди. Если бы они с Лес поменялись местами и тип вроде Уорда достался Фредди, а не ей, та не стала бы так переживать.

Взяв в руки листок с заметками, Фредди попыталась сосредоточиться, но мысли упорно уходили в сторону. Жаль, что родных не выбирают. Если бы у них с Алекс не было общего отца, скорее всего они никогда бы не оказались в одной комнате. У них не было почти ничего общего, очень редко им нравились одни и те же вещи и одни и те же люди. Понятно, что они не любили друг друга.

Откинув голову на высокую спинку дивана, Фредди, закрыв глаза, в сердцах выругалась, проклиная тот день и час, когда она согласилась пожить на ранчо, пусть лишь на время подготовки к перегону. Ее раздражало то, что Алекс заняла самую просторную спальню, что Лес постоянно разыгрывает из себя хозяйку, следит за меню и дает указания домоправительнице и горничным, а потом спрашивает у всех и каждого, правильно ли она поступила. Вновь, как в детстве, Фредди чувствовала себя незаметной, бесплотной субстанцией, чье место находилось между ее величеством старшей сестрой и любимицей па – младшей.

Ну что ж, как только этот безумный перегон, плод больной фантазии па, закончится и отпадет необходимость видеться с Алекс и Лес, все снова будет хорошо.

Оставив заметки на диване, Фредди отправилась подышать воздухом на веранду. Ночная прохлада дохнула ей в лицо, и Фредди с жадностью глотнула чистого воздуха. Проходя мимо огорода, разбитого сеньорой Кальвас возле кухни, Фредди бросила взгляд на старую магнолию, на которую любила забираться ребенком. Испытывая необъяснимое беспокойство, она обошла дерево кругом, затем побрела к забору, отделявшему усадьбу от остальной территории ранчо. Интересно, Джек и Лола сегодня проводят ночь вместе или нет? Скорее всего вместе…

Беда ее состояла в том, решила Фредди, что ее всегда тянуло не к тем мужчинам. Если бы ей пришлось выбирать из ста мужчин, из которых девяносто девять были хорошими людьми и только один негодяй, она бы выбрала того самого сукина сына. И так всякий раз, сколько ни выбирай. Вздохнув, Фредди прислонилась к ограде.

Скорее всего именно эта ее роковая черта, склонность к порочным типам, и стала причиной того, что она продолжала думать о Дэле Фриско. Думала и ненавидела себя за это. Что ее бесило больше всего, так это твердая уверенность в том, что отцу Дэл точно понравился бы. Па было бы наплевать, что он бывший пьяница. Па тут же признал бы в нем человека одной с ним крови, заядлого скотовода, хозяина, которого уважают и боятся. По крайней мере так относились к Фриско до того, как он потерял два стада подряд. Но па и с этим фактом не стал бы слишком считаться. Он бы сказал, что у каждого человека есть право отыграться. Но конечно, па не пришлось ставить все свое будущее на Дэла Фриско.

Как-то само собой ей подумалось о том, чем мог бы заниматься в этот вечер Дэл. Что на самом деле может делать в свободное время непьющий мужчина, не обремененный семьей и прочими заботами? Успел ли он найти себе в Клисе подружку для развлечения? Если нашел, то Фредди это не удивляет. Мужчина приятной наружности, со столь мощным мужским началом вряд ли испытывает проблемы с женщинами определенной категории.

«С такими женщинами, как я, – тяжко вздохнув, подумала Фредди. – Проклятие!»

Ну что ж, она получила урок. Больше никаких мужчин. Для Фредди Рорк их не существует. И уж тем более никаких скотоводов, упаси Бог. Она выросла рядом с человеком, от которого постоянно несло воловьей кожей и воловьим навозом, человеком, который готов был говорить о своей скотине за завтраком, обедом и ужином. Во дворе бродил скот, стулья из воловьего рога стояли на веранде, и голова лонгхорна смотрела на нее со своего почетного места над каминной полкой.

Не этого она ждала от жизни. Если она когда-нибудь и заведет роман с мужчиной, то лишь с тем, кто будет в состоянии процитировать «Гамлета». Но она не стала бы возражать, если бы он двигался и выглядел, как Дэл Фриско.

О Господи! Минуту назад она готова была навечно забыть о мужчинах, а теперь размышляет о том, любовник какой профессии ее устроил бы больше и как он должен выглядеть.

Наследство па открывало перед Фредди некоторые перспективы. С приличной суммой в банке она могла позволить себе отправиться в Сан-Франциско, туда, где на людей искусства не смотрят как на законченных дегенератов. Там, в Сан-Франциско, мог бы найтись добрый человек, которому будет все равно, появлялась ли она на подмостках или нет.

Конечно, она зареклась иметь дело с мужчинами, но все же…

И вновь Дэл Фриско возник в ее мыслях, и вновь Фредди тяжко вздохнула. Она готова была поставить на кон свою лучшую шляпку и коллекцию пьес, бережно собираемых в течение нескольких лет, за то, что Дэл Фриско не прочтет на память ни строки из «Гамлета», даже если от этого будет зависеть его жизнь или смерть. Он грубый, нахальный эгоист, к тому же неблагодарный и черствый. Настоящий скотовод: ему что люди, что скотина – все едино. И от того, чтобы навсегда скатиться в пропасть, его отделяла всего лишь рюмка виски.

И он был самым симпатичным парнем из тех, которых Фредди встречала за последние несколько лет.

И сукин сын, какого свет не видывал.