Текст книги "Пока ты со мной"

Глава 6

В доме горели две лампы, а это означало, что Энджи забыла поставить одну из них в раковину, чтобы не пугать Дейзи темнотой, и задуть вторую лампу, или это могло значить, что она ждала его. В случае, если Энджи его ждала, Сэм не знал, как на это реагировать – радоваться или огорчаться.

Он тихо открыл дверь в кухню, заглянул и оторопел. Энджи сидела за столом и выглядела так, что было любо-дорого посмотреть, а пахло от нее розами. На ней была темная юбка и накрахмаленная белая блузка, прекрасно обрисовывавшая грудь, и Сэм только диву дался, какая у нее великолепная фигура. Размышления о теле Энджи, посещавшие его слишком часто, были бессмысленным занятием, столь же вздорным, как желание изменить прошлое.

– Садись, – сказала она, поднимаясь с места. – Я приготовлю тебе поесть.

Теперь он заметил, что она накрыла для него стол. Он прикрыл глаза, вздохнул, потом посмотрел на нее:

– Я поужинал в «Бонтоне».

После почти недели, когда он ложился спать голодным, он решил, что она никогда не будет оставлять ему еду и, раздражаясь на это, неохотно потратил пятьдесят центов на обильный ужин. Именно в этот вечер она решила сжалиться и накормить его. Женщины оставались загадкой. В тот самый момент, когда мужчина воображал, что может предсказать их поведение, они его резко меняли.

– Нам надо поговорить, Сэм.

Он принял это как еще один дурной знак. Ничего хорошего не могло выйти из беседы, начинавшейся словами «нам надо поговорить».

– Кофе еще горячий?

– Теплый.

Не похоже было, что она собирается налить ему кофе. Поэтому он налил его сам и вернулся к столу, стараясь сосредоточиться на запахе кофе и не замечать аромата роз.

– Что у тебя на уме?

– Ты знаешь, который час?

Ее каштановые волосы блестели в свете лампы и казались шелковистыми, как у ребенка. Несколько прядей выбились из прически и обрамляли лицо, делая его более нежным и женственным. Он старался не думать о том, что она красива. Но все же бывали моменты, когда при взгляде на нее у него захватывало дух. Тогда он сознавал, что упустил возможность заниматься любовью с женщиной.

– Почти одиннадцать, – сказал он, хмуро поглядывая на часы.

– С тех пор как я здесь, ты пришел домой достаточно рано, чтобы пожелать доброй ночи своим дочерям, только два раза. – Ее лицо выразило неодобрение. – Думаешь, это правильно, что ты проводишь со своими детьми только час в день за завтраком?

– Ты устала присматривать за ними?

Как раз сейчас он хотел бы, чтобы их разговор не носил враждебного характера.

– Это несправедливо, – ответила Энджи, цепенея от обиды. – Вечером они хотят видеть не меня.

Она была права.

– Если бы я мог, я проводил бы с ними больше времени, но я работаю на стройке по десять часов, а потом еще на своем старательском участке. После этого я заглядываю в «Башмачок» или в другой салун, чтобы узнать новости.

– Думаешь, сидеть в салуне важнее, чем побыть со своими детьми?

Его лицо вспыхнуло от гнева.

– Нет ничего важнее моих дочерей. Все, что я делаю, имеет одну цель – собрать денег и сделать Дейзи операцию. Даже сидение в салуне. Там я узнаю новости о находках золотых жил, если такое случается поблизости от моего участка, а также каковы цены на золото, какие синдикаты покупают заявки и есть ли поблизости те, кому улыбнулась удача. Ты не имеешь представления о старательском деле. Поэтому можешь положиться на мое слово. Эта информация очень важна.

– Ты нужен своим дочерям, – сказала Энджи, будто и не слышала ни единого сказанного им слова. – Разве это не важно?

– Черт возьми, Энджи! Я стараюсь изо всех сил. Не могу я быть в двух местах сразу. И я никогда не разбогатею, если буду работать от и до. Не смогу, как бы я этого ни хотел.

– Молли Джонсон говорит, что ты прежде приходил домой раньше.

– А Молли, часом, не сказала тебе, что до недавнего времени дни были короче и темнело раньше, чем теперь? – Он ответил пристальным взглядом на ее взгляд. – Теперь я могу работать больше, потому что вечерами светлее. Кроме того, раз ты здесь, мне не надо спешить домой к тому времени, когда девочки ложатся спать.

Ему не нравилось, что приходится с ней объясняться или отчитываться в том, как он проводит время. Это был один из минусов, связанных с браком.

– Я не против того, чтобы заботиться о твоих дочерях. Я хочу оправдывать твои затраты на мое содержание, пока живу здесь. Но я не собираюсь платить лишнего. Это не входило в наш договор.

– О чем ты?

Она рассказала ему о покупке провизии и о том, что заплатила человеку, привозящему лед, из своего кармана. Неделей раньше она предлагала ему все свои деньги до последнего цента, чтобы оплатить операцию Дейзи. А теперь ее рассердило то, что ей пришлось потратить пару долларов на еду и лед. Доживи он до ста лет, Сэм все равно не научился бы понимать женщин.

– Ладно, – процедил Сэм сквозь зубы. – Конечно, я не хочу, чтобы ты тратила хоть малую толику своих денег. – Сунув руку в карман, он извлек свою субботнюю получку; – Сколько я тебе должен?

– Ничего, на этот раз ничего.

Откинувшись на спинку стула, она изучала его конверт с деньгами, и лицо у нее стало задумчивым.

– Справедлива ли моя догадка о том, что ты не умеешь обращаться с деньгами?

– Что?

Эта женщина имела склонность наносить ему оскорбления. Она пожала плечами.

– Я основываюсь на факте – ты слишком мало скопил на операцию Дейзи.

Это замечание больно обожгло его. Ей не следовало напоминать ему, как далек он был от своей цели. В каком-то темном уголке его сознания эхом отдались слова ее отца; «Ты никогда ничего не добьешься». Сейчас она сказала почти то же самое, только по-другому. В груди его закипели ярость и гордость, и это, должно быть, отразилось на его лице.

На языке его висели десятки язвительных ответов, но он сдержался и сказал:

– К чему ты клонишь, Энджи?

– Я хорошо умею считать деньги. – Румянец окрасил ее щеки. – Думаю, нам удалось бы скорее собрать необходимую сумму, если бы деньгами распоряжалась я.

Он оторопел от ее наглости. Да, он знал мужчин, которые доверяли заработанные деньги женам. Но он не знал своей жены, не знал, бережлива она или расточительна. И не мог знать, будет ли она выплачивать одни долги и пренебрегать другими. Или потратит его недельный заработок на парижскую шляпку.

– Я управлялась с хозяйством по смерти матери, даже после того как доходы папы сократились в несколько раз. И хорошо управлялась. – Не дождавшись его ответа, она ринулась в атаку: – Я и здесь могла бы распоряжаться нашими деньгами.

– Нашими деньгами? – Он решительно не мог понять, о чем она толкует. С которых это пор его деньги стали и ее деньгами? Из того, что она только что сказала, следовало, что есть их общие деньги, а есть только ее. Он не услышал никакого упоминания о его деньгах. Господи, да она просто наглая баба!

– Я бы завела тетрадь со списком кредиторов и следила за тем, чтобы всем выплачивались долги. Потом я разделила бы остаток на части. Я откладывала бы деньги на провизию, особые непредвиденные расходы, на салуны для тебя, немного для себя и девочек, а также на операцию Дейзи и еще чуть-чуть на бракоразводный процесс.

Она уже обо всем подумала и разработала план. По крайней мере это звучало разумно. И это удержало его ярость и заставило промолчать.

Сэм провел рукой по волосам, потом по лицу. Если бы ему удалось совладать со своей гордостью и он беспристрастно взвесил свои достоинства и недостатки, если бы ему в самом деле было все равно, уважает она его, одобряет или нет, тогда, вероятно, он согласился бы, что не слишком умело обращается с деньгами.

Возможно, Энджи смогла бы лучше распоряжаться деньгами, и это ускорило бы операцию Дейзи. В таком случае он готов был предоставить ей это право и был бы благодарен. И не важно, как ненавистна была ему такая перспектива.

Он вертел конверт с деньгами в руках, не желая сдаваться. Лора никогда не высказывала таких претензий. Но Энджи так же не походила на Лору, как горох не походит на пудинг.

– Не знаю, как будет лучше, – сказал он наконец.

– Единственный способ узнать – это сделать такую попытку.

Это вовсе не означало, что она одержала верх. За двумя или тремя исключениями все женатые мужчины отдавали заработок женам. У женщин была сноровка. Они умели распорядиться деньгами с толком. По крайней мере большинство из них. Конечно, он ничего не знал о талантах Энджи, если не считать того, что она говорила о них сама.

– Думаю, можно попробовать, – медленно и нехотя согласился он. Он напомнил себе, что делает это ради Дейзи. – Ну, на неделю или две. И посмотрим, как это сработает.

– Отлично! – Ее темные глаза сузились и заблестели в свете лампы. – Ты не пожалеешь!

Черт возьми! Да он уже пожалел.

– Но разумеется, ты сам должен расплачиваться со своими рабочими. Мне было бы неловко это делать.

Он сделал над собой усилие, чтобы глаза его не выкатились из орбит:

– Да я стал бы посмешищем, если бы моя жена расплачивалась с моими людьми. Но должен тебя предупредить, что сейчас мне приходится переплачивать им за лишнее время, и это будет продолжаться еще несколько недель.

Энджи протянула руку, и он неохотно вложил в нее конверт с деньгами. Черт возьми! Менее чем за неделю она взяла в руки его дом, завладела его дочерьми, а теперь и его деньгами. В его распоряжении теперь оставался только задний двор. И непрестанные жаркие размышления о женщине, питавшей к нему омерзение. И это лишало его сна.

– Мы закончили? – хмуро спросил он.

Она сунула конверт в карман юбки и вздернула подбородок.

– Каждое утро ты задаешь девочкам вопросы, чтобы выяснить, как я с ними обращаюсь. У меня такое впечатление, что ты заглядываешь мне через плечо и осуждаешь меня за то, что я делаю или говорю им.

– Да, ты чертовски права. Так и есть! У меня нет выбора. Я оставляю своих дочерей на твое попечение. Но пока я не узнаю тебя как следует, чтобы быть уверенным, что ты не причиняешь вреда моим дочерям, это будет продолжаться. Я в самом деле заглядываю тебе через плечо и слежу за тем, что и как ты делаешь.

Энджи оцепенела от оскорбления, расправила плечи и застыла.

– Я никогда не была матерью, но знаю достаточно, чтобы не вредить ребенку!

– В таком случае у нас нет проблем. – Справедливости ради надо признать, что она не делала ничего такого, что позволило бы думать, будто она обращается с девочками грубо.

– Послушай, – сказал он мягко. – Я для Люси и Дейзи – вся семья. Я их отец и герой для них. Я стою между ними и остальным миром. Моя задача – защитить их. Было бы неправильно, если бы я не заглядывал тебе через плечо.

Видение нежного округлого плеча молнией сверкнуло в его сознании. Бледная улыбка появилась на его губах, но Сэм нетерпеливо тряхнул головой, отгоняя видение. Эти мысли появлялись у него совершенно неожиданно и заставали его врасплох.

– У них ведь есть бабушка с дедушкой. Разве не так? – нахмурилась она.

– Откуда ты знаешь? – Сэм застыл на месте и устремил на нее пристальный взгляд.

– Молли сказала, что родители Лоры живут в Колорадо-Спрингс.

– Черт возьми, как я только что сказал, я их единственный родственник.

Он поднялся и теперь смотрел на нее сверху вниз, и взгляд его стал холодным.

– Я и не представлял, что Молли Джонсон так много болтает.

– Молли – друг. Она только старается помочь.

Энджи тоже встала, и теперь их разделял всего фут пространства. Он вдыхал аромат роз, исходивший от ее кожи, и запах крахмала от блузки. Если бы он опустил глаза, то мог бы увидеть, как поднимается и опускается ее грудь и какая тонкая у нее талия.

Неизвестно откуда явилось воспоминание о том, что он трижды поцеловал ее. Два раза в день их свадьбы. И один раз до того. Это были жесткие, страстные поцелуи с сомкнутыми губами, поцелуи двух неопытных людей, едва расставшихся с детством.

– Ты когда-нибудь целовала кого-нибудь, кроме меня? – спросил он вдруг.

Ее щеки зарделись ярким румянцем.

– Конечно, нет!

– Это очень плохо.

Открытие, только что сделанное им, что он был единственным мужчиной, которого она целовала, воскресили в памяти все зря потраченные годы. Ей было двадцать шесть лет, и она была замужней девственницей, которую никто никогда не целовал по-настоящему. Неудивительно, что она почти всегда была не в духе.

– Я сожалею, Энджи.

Он и прежде говорил это, но сейчас его слова не были пустым звуком. Жизнь была к ней неласкова. Он покачал головой:

– Много лет назад мы были так молоды. Так чертовски молоды!

Из ее глаз исчезла вся воинственность, и она порывисто села.

– Как мы могли вообразить, что достаточно взрослые для брака?

Из ее груди вырвался вздох, и на мгновение она закрыла глаза.

– Теперь поздно, Сэм. Давай не будем говорить о прошлом. Это только разозлит нас обоих.

Он согласно кивнул и попытался отогнать мысль о том, что было бы, если бы она уехала с ним на Запад много лет назад. Были бы они счастливы? В такую ночь, как сегодня, стали бы они бросать нетерпеливые взгляды на дверь спальни? Все это были пустые мысли.

– Спокойной ночи, Энджи.

Он уже дошел до двери кухни, когда она окликнула его.

– О, я должна тебе напомнить. Будь готов утром к половине десятого.

– Готов к чему?

– Чтобы отправиться в церковь.

Оглянувшись через плечо, она подняла бровь и скользнула взглядом по его джинсовому костюму и рабочей рубашке.

– Думаю, что сначала ты захочешь пойти в баню.

Обычно в церковь девочек водила Молли. В тех случаях, когда они туда ходили. Но едва ли он мог отказаться от этой обязанности, после того как Энджи почти открыто обвинила его в пренебрежении родительскими обязанностями. Он тотчас же понял, что нет возможности провести воскресное утро на Голд-Хилл, работая на своем участке. Чертыхнувшись сквозь зубы, он хлопнул дверью. Потом повернулся и снова вошел в кухню.

– Мой костюм и парадные башмаки в твоей комнате.

– Я их приготовлю завтра утром, – кивнула она.

– Ты многое изменила, – сказал он через минуту.

Пахнут ли розами ее волосы? Стали ли ямочки, появлявшиеся при улыбке на каждой ее щеке, глубже? Впрочем, теперь он не знал, улыбается ли она когда-нибудь вообще.

– Я вовсе не собиралась ничего менять.

Он был готов поклясться, что она смотрела на его рот с каким-то странным выражением.

– Мне не нравится Лора, и я никогда не буду ее уважать, и хочу, чтобы на этот счет между нами была ясность. Но когда я смотрю на девочек, то спрашиваю себя, что бы она сделала, чего бы она хотела. И я думаю, она хотела бы, чтобы они проводили время со своим отцом. Она хотела бы, чтобы они ходили в церковь.

Он не стал спорить. Просто повернулся и вышел.

То, что ему приходилось спать в палатке, он не воспринимал как невзгоду. Сэм много лет жил в палатке, когда бродяжничал по Западу в поисках удачи и богатства. Ему был знаком затхлый запах полотна, напоминавший о надеждах и разочарованиях.

Но в те годы у него не было дома, тем более дома, расположенного рядом. И тогда у него не было постели с периной, которой теперь его жена пользовалась одна, без него.

Заложив руки за голову, он смотрел на потолок палатки. Ему было неприятно, что Энджи вновь вошла в его жизнь, у него вызывали досаду чувства и желания, которые она в нем пробуждала. В том числе ощущение собственной неполноценности, которое, как ему казалось, он давным-давно преодолел.

Случалось, что он вел молчаливые разговоры с ее отцом, в которых объяснял, что мог бы процветать, если бы осел, вместо того чтобы искать счастья в лагерях старателей. Но раз его жена отказалась покинуть Чикаго, он не видел причины для оседлой жизни. Поэтому он был волен искать сначала серебро, а теперь золото. Ничто его не сковывало, и у него были грандиозные мечты и возможность реализовать их. И он поступил правильно, не стараясь экономить на самом насущном, но, к сожалению, не преуспел.

Люди говорили, что Голд-Хилл уже истощился, что из него выкачали большую часть сокровищ, но Сэм этому не верил. Хулители и скептики говорили, что дни великого везения миновали, но он не верил и этому. Только в прошлом месяце Морт Джаблонски продал свой участок одному из синдикатов за восемьдесят тысяч долларов. Это был не миллион, но и на такую сумму не следовало презрительно фыркать, особенно учитывая, что руду Джаблонски не анализировали, чтобы проверить концентрацию золота в ней.

Сэм перекатился на бок и закрыл глаза. Все последние годы, когда он занимался золотоискательством, он мечтал сделать состояние. Теперь же он просто нуждался в этом. Между мечтой и необходимостью большая разница. Случалось, что он не мог спать ночью, потому что слышал тиканье невидимых часов, – это истекало лето.

А бывали такие ночи, как сегодняшняя, когда он не мог уснуть, оттого что запах роз дразнил его обоняние, а воображение его рисовало сверкающие черные глаза, и ямочки на щеках, и губы, казалось, созданные для поцелуев.

Девочки вышли из своей комнаты опрятными и чистенькими. На них были коленкоровые платьица, простые, ничем не украшенные соломенные шляпы и повседневные потрепанные башмаки.

Энджи теребила перчатки и смотрела на них прищуренными глазами. Неужели это снова был вызов? Или мятеж? Их нежелание идти в церковь было очевидным. Во всяком случае, никакого энтузиазма заметно не было. И они сопротивлялись всему, что она велела им делать.

Пока Энджи предавалась размышлениям, из задней двери появился Сэм, поправляя галстук. На мгновение Энджи забыла о Люси и Дейзи и уставилась на него. Боже всемогущий! До чего же он был красив! Она думала, что он не станет лучше, сменив свой рабочий костюм. Но его вид в праздничной одежде напомнил ей о мужчине, за которого она вышла замуж.

Если не считать того, что теперь он не носил усов, зрелость придала ему новое обаяние, он стал еще интереснее. Время сделало более заметным выражение упрямства в очертании его подбородка и подчеркнуло выразительность его взгляда. В его осанке появилась уверенность, будто он не рассчитывал увидеть что-нибудь, чего бы не знал прежде или с чем не мог справиться. Если бы Энджи встретила его сегодня, она бы вообразила, что он удачливый бизнесмен, чуточку жесткий и слегка расчетливый.

Когда она осознала, что они пристально смотрят друг на друга, Энджи с независимым видом кашлянула и дотронулась до полей шляпы, поправляя ее, прежде чем вновь переключила внимание на девочек.

– Пожалуйста, вернитесь и наденьте парадные платья, – сказала она вежливо, но твердо.

– У нас нет парадных платьев, – ответила уязвленная Люси.

– Думаю, вы не обидитесь, если я проверю это. – Пройдя мимо них, она вошла в их спальню, потому что ни на секунду не поверила заявлению Люси. Рывком распахнув старый платяной шкаф, она заглянула внутрь, потом оглядела комнату. Разгневанная, Энджи метнулась обратно в кухню и встала, упираясь кулаками в бока.

– У них нет воскресных платьев!

Сэм недоуменно заморгал, потом воззрился на своих дочерей.

– По мне, так они выглядят прекрасно.

Люси и Дейзи просияли и посмотрели на отца с благодарностью.

– Если не считать шляп, они выглядят так, будто собрались в школу! Это чудовищно! Это неприемлемо!

Наконец Сэм заметил, что на Энджи ее ярко-синий весенний костюм и столько нижних юбок, что они придали ее силуэту необходимый шик и модный облик.

На лбу его обозначились морщины, он помрачнел и обернулся к дочерям:

– Почему вы мне не сказали, что вам нужны выходные платья?

Энджи заметила, как Люси ломает руки, а глаза Дейзи наполнились слезами. Она повернулась к Сэму:

– Это не их вина!

Его глаза сузились и превратились в щелочки холодной синевы.

– Я вовсе не хочу сказать, что кто-то из них виноват. Я просто хотел бы знать о том, что им нужны новые платья.

– Все, что тебе требовалось сделать… – начала Энджи с упреком и тут же осеклась. Ведь ее отец никогда не обращал внимания на ее одежду. Следить за ее туалетами было обязанностью матери. Но у Люси и Дейзи не было матери. И ясно, что Сэм не видел разницы между повседневными платьями и воскресной одеждой.

– Ладно, – сказала она, сжав губы. Она поманила девочек в свою спальню.

– Давайте-ка посмотрим, не сможем ли мы как-нибудь поправить дело и принарядить вас.

– Мы прекрасно выглядим, – сказала Люси, вздергивая подбородок. – Так сказал папа.

– Да, это верно, – помедлив минуту, ответила Энджи. – Но в церкви надо быть одетой по-особенному тщательно.

Она принялась рыться в ящике с украшениями, надеясь найти что-нибудь подходящее для детей.

– Вот. Этот кружевной воротничок очень подойдет к твоему платью.

Она с облегчением заметила, как расширились глаза Люси и как она провела пальцем по кружеву.

– Повяжи его вокруг шеи.

– Ты ссоришься с папой? Мне не нравится, когда вы ссоритесь. – Дейзи смотрела на нее повлажневшими глазами.

Энджти до сих пор не приходило в голову, что напряжение, возникшее между ней и Сэмом, могло расстроить девочек. С чувством вины она смотрела, как серые глаза Дейзи наполняются слезами.

– Я просто забыла, что мужчины ничего не понимают в женской одежде, – сказала она, похлопывая Дейзи по худенькому плечику. Ее попытка успокоить девочку была неуклюжей, потому что она была новичком в обращении с детьми, но каждый день она узнавала что-то новое. Сегодняшний урок научил ее, что не следует спорить с Сэмом в присутствии его дочерей.

– Дай-ка мне твою шляпу.

Поработав пять минут иглой, она пришила к шляпе Дейзи ярко-синюю ленту, опоясавшую тулью, а поля украсила крошечными шелковыми розовыми бутончиками. Девочки молча сидели на кровати рядом с Энджи, наблюдая за преображением шляпы.

– Я тоже умею шить, – робко сказала Дейзи. – Но не так хорошо, как ты.

– А я в прошлом году сделала вышивку, – похвасталась Люси.

– Рада это слышать, – сказала Энджи, водружая преобразившуюся шляпу на голову Дейзи. – Шитье – полезное дело.

Девочки встали во весь рост на ее кровати и оглядели себя в зеркало на секретере.

Люси потрогала кружевной воротничок, который, по мнению Энджи, выглядел нелепо на коленкоровом платье.

– Мисс Лили иногда носит кружевные воротнички.

– Ну, если знаменитая мисс Лили носит такие воротнички, то мы можем быть спокойны, что не отстали от моды.

Похоже, они не заметили ее иронии. Энджи вздохнула. В последнее время она вздыхала слишком часто. В качестве последнего штриха она решила подушить девочек и себя за ушами розовой водой.

– Думаю, мы наконец готовы.

Они были вполне готовы, если не считать их коленкоровых платьев и поношенных башмаков, а также белых перчаток, из которых они выросли. И плетенных из шнура сумочек, не подходивших ни к чему из их одежды.

– Ваши волосы выглядят особенно красиво, – сказала Энджи, когда они спрыгнули с ее кровати. Они их тщательно расчесали, и теперь бледно-золотые плащи волнистых волос ниспадали на их спины до самого пояса.

– Спасибо, – сказала Люси, явно удивленная.

В смущении Энджи пошла вперед в кухню, где Сэм нетерпеливо ожидат их. Неужели Люси так редко и мало хвалили, что она поблагодарила ее за столь рядовое замечание? Энджи почувствовала замешательство. Несомненно, посидеть некоторое время на церковной скамье ей необходимо и принесет пользу, как, она надеялась, и девочкам. Черт возьми! Опять эта мисс Лили!

– Вам надо надеть пальто, – сказал Сэм, подозрительно оглядывая Энджи прищуренными глазами, в которых она прочла ответ на безмолвный вопрос: «Видишь, я забочусь о своих дочерях». Но даже он нахмурился, заметив, что пальто Люси слишком коротко и руки торчат из рукавов.

– Прошлой ночью шел снег.

– Снег? В апреле? – У Энджи отвисла челюсть.

– Совсем легкий снежок. Он растает еще до полудня. – Дейзи взяла его за руку:

– Папа, понюхай меня! Энджи подушила нас настоящими духами!

Когда Энджи открыла парадную дверь, она не могла отвести недоверчивого взгляда от земли. Варварское место! Она не могла здесь оставаться. В Чикаго погода в это время бывает мягкой и теплой. Тюльпаны и желтые нарциссы уже успели появиться и отцвести, и в ее саду должны были расцвести всевозможные многолетники. Если не считать того, что этот сад больше ей не принадлежал. Домом, в котором она выросла, теперь владели чужие люди.

Но она не могла себе позволить думать об этом. Иначе тоска по дому отдалась бы невыносимой болью в груди и вызвала слезы.

Она шагнула на тонкий слой похожего на сахарный песок снега и остановилась, ожидая остальных. Стайка облаков проплыла на юг, оставив позади себя ясное холодное небо. Ветер холодил щеки Энджи и бодрил ее.

На Карр-стрит начали появляться семьи, одетые в воскресное платье. Люди смотрели на Энджи доброжелательно, изучающе, с любопытством. Она отвечала улыбками. Сравнивают ли они ее с Лорой? Вероятно. И скорее всего они знали, что Сэм спит на заднем дворе, и размышляли, что бы это значило.

Она скользнула по нему взглядом, когда он зашагал рядом и робко взял ее под руку. Он дотронулся до нее впервые с того дня, когда она приехала и они зашли в кондитерскую. Первым ее порывом было резко отстраниться. Ее взволновало, что рука Сэма держит ее под локоть. Но когда они поднялись по двум улочкам к церкви, она остро ощутила, что пальцы Сэма словно прожигают ее сквозь рукав.

И, как только они устроились внутри, она могла думать лишь о том, что его плечо касается ее плеча. От него чуточку пахло мылом, чувствовался легкий аромат тоника для волос, но главное – был специфический запах, исходящий от мужчины.

Его руки лежали на коленях. Это были сильные широкие кисти с длинными пальцами. Странно, что она никогда не замечала, насколько артистичными выглядели руки Сэма. С такими руками он мог бы быть каменщиком. Или музыкантом.

Подавшись вперед, она робко спросила:

– Ты играешь на фортепьяно?

Его темные брови взметнулись вверх. Улыбаясь, он ответил:

– На скрипке.

Господи! А она и понятия об этом не имела. Их глаза встретились, и некоторое время они смотрели друг на друга. Улыбка Сэма стала шире, когда он понял, о чем подумала Энджи. Они так мало знали друг о друге.

Смущенная и взволнованная, Энджи отстранилась и хмуро взглянула на девочек, болтавших ногами и вытягивавших шеи, чтобы посмотреть, кто идет по проходу. Вне всякого сомнения, они надеялись увидеть мисс Лили.

– Перестаньте ерзать и сосредоточьтесь на проповеди, – пожурила она их и тотчас же вспомнила, что то же самое ей говорила мать.

Энджи повернула голову и стала смотреть на кафедру, когда хор занял свои места. Она мысленно выбранила себя. Что она за женщина, если, сидя в церкви, любуется артистичными руками Сэма, ощущая теплоту его плеч, запах лавровишневой воды и думая о его ярко-синих глазах? Мысли о плотском невольно вторгались в ее сознание. Но ведь между ней и Сэмом не было ничего, кроме нежеланной, но необходимой договоренности.

После службы Энджи присоединилась к стайке женщин, а Сэм – к Кеннеди Джонсону, мэру, своему поверенному и полудюжине других мужчин, собравшихся в дальнем конце кладбища возле большой ели. Мужчины курили сигары и разговаривали о соревнованиях по боксу на приз, запланированных на лето.

Сэм курил и слушал, наблюдая за женщинами, толпившимися у дверей церкви. Молли Джонсон взяла на себя заботу об Энджи и представила ее группе женщин. Все они были по-воскресному принаряжены, заметил Сэм и поморщился. Точно так же были приодеты и дети, прыгавшие и носившиеся друг за другом. Кроме его детей. Черт возьми! Ладно, Энджи о них позаботится. Он не сомневался в этом ни минуты.

Десять лет назад он и представить себе не мог, что она превратится в зрелую женщину, способную противостоять мужчине. К тому же он и не предполагал, насколько будут его смущать ее требования. До тех пор пока Энджи Бертоли не вошла снова в его жизнь, он считал, что успешно растит дочерей. Теперь же он испытывал чувство вины, оттого что не мог проводить с ними больше времени и у них не было нарядных платьев. Но самым большим огорчением было то, что теперь он ничуть не был ближе к операции Дейзи, чем год назад.

Выпустив кольца дыма, он посмотрел сквозь них на Энджи. Сколько раз в день Сэм вспоминал, как ее отец кричал на него: «Ты никогда ничего не добьешься!» Думала ли она об этом предсказании так же часто, как он? Благодарила ли она свою счастливую звезду, глядя на него, за то, что все эти годы оставалась в Чикаго, вместо того чтобы попусту растрачивать свою молодость, прозябая с ним?

Кеннеди Джонсон покачивался на каблуках и смотрел на Сэма смеющимися глазами.

– Ну и красотку жену ты себе отхватил, Холланд! – Мужчины повернулись, чтобы лучше разглядеть Энджи.

– Она итальянка? Я слышал, что итальянки…

Что бы ни собирался изречь Пик Джемисон, слова замерли на его устах, когда его взгляд натолкнулся на ледяные глаза Сэма.

Коул Кридер прервал затянувшуюся паузу:

– Моя первая жена была итальянка. Она была самой лучшей стряпухой, когда-либо колдовавшей над томатным соусом, упокой, Господи, ее душу.

– Кстати, Сэм, о твоей новой жене нам надо поговорить. – Это вступил в разговор Марш Коллинз, поверенный Сэма.

Он отступил от остальных на некоторое расстояние и поманил его. Сэм догадывался, что рано или поздно им придется поговорить об Энджи, и кладбище было не самым худшим местом для такого разговора, ничуть не хуже Годд-Хилла.

– Это правда, что ты женат на ней много лет?

– Это старая история, но это правда.

– Правильно, что ты перевез ее сюда. Может помочь в случае, если истечет последний срок, когда можно сделать операцию Дейзи, – кивнул Марш.

Взгляд Сэма метнулся к детям. Он попытался скрыть волнение, Дейзи гналась за полудюжиной маленьких девочек, и было больно видеть ее хромоту. Она отважно утверждала, что ей вовсе не тяжело ходить и бегать, опираясь на кость щиколотки, но видеть ее, верить ее утверждениям было невмоготу.

Он почувствовал стеснение в груди, откусил кусок сигары и, чертыхнувшись, выплюнул откушенную часть. Иногда ему казалось, что сама судьба против него. Три раза ему удавалось накопить деньги на операцию Дейзи. В первый раз какой-то негодяй украл его сбережения. Он и второй раз накопил достаточно, но один из его рабочих упал с крыши на груду кирпичей и умер. Сэм отдал свои сбережения его вдове. В последний раз он потратил скопленные деньги на похороны Лоры. Он купил шелковое платье, в котором ее похоронили, и заказал самый лучший гроб Мэла Джексона с медными украшениями и ручками. Гранитный памятник обошелся бы дешевле, но он предпочел мраморный. И не сожалел об этом. Единственное, чего бы ему хотелось, – это сделать операцию Дейзи. И он знал, что сделает это, чего бы это ему ни стоило, черт бы его побрал.

– Если дела пойдут не так, как мы надеемся, – сказал Марш Коллинз, стараясь облечь свою мысль в несвойственную ему деликатную форму, – мы не сдадимся. И то, что у тебя есть жена, может помочь. Теперь, похоже, у тебя есть семья и дом, и все это стабильно. Кроме того, все в городе готовы постоять за тебя.