Электронная библиотека » Мегха Маджумдар » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Сожжение"


  • Текст добавлен: 14 октября 2022, 08:32


Автор книги: Мегха Маджумдар


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

· Лавли ·

Утром по дороге на церемонию благословения в ближайшей деревне на меня уставились ребята возле лавки портного. Я их дразню:

– Хотите ко мне в постель? Так просто скажите!

Они смутились, хихикают, опустив глаза в землю, в руках у них ножницы.

Каждый в этой жизни знает, как меня пристыдить. Так что я учусь, как возвращать этот стыд обратно.

На предсвадебной вечеринке мы будем раздавать благословения и тем зарабатывать деньги. Взбираемся на крышу – там, под единственным старым одеялом, сохнущим на веревке, сидит старуха. Бабка невесты. Ее колени касаются земли, она накачивает воздух в старую гармонику [21]21
  Индийская гармоника – видоизмененная европейская фисгармония. Играют на ней, сидя на полу. Корпус гармоники – деревянный, сзади расположены ручные меха. Музыкант нагнетает воздух левой рукой, а играет на клавишах – правой.


[Закрыть]
и играет на клавишах цвета слоновой кости. Золотые браслеты у нее на руках тихо позвякивают, а она качает воздух и играет, качает и играет. На мягком зимнем солнышке, на ветерке, она кажется молодой женщиной, которая учится играть на гармонике. И утро для меня становится мягче.

Потом поет матушка Арджуни, потом я выхожу на середину и расслабляю плечи, прихватывая уголок сари левой рукой, чтобы приподнять подол от земли. В воздухе вспыхивают звезды и солнца. Матушка Арджуни поет старую романтическую классику. Я поворачиваюсь туда и сюда, и при каждом повороте сари струится потоком, бликуя в солнечном свете. Я стараюсь взглядом передать выразительность песни, я по-настоящему «эмоционирую», как сказал бы мистер Дебнат. Мои глаза то светятся любовью, то излучают соблазн, то застенчиво смотрят вниз, будто здесь среди женщин сидит Азад. С тех пор как я ему сказала взять себе в супруги женщину, он больше не появляется, ни разу не пришел меня увидеть. Ужасная ошибка! Я думала, что буду чувствовать, как благородно поступила, но нет – чувствую я только печаль.

Хотя церемония не публичная, какие-то сельские ослы все равно торчат в дверях, высыпали на лестницу, смеются, показывают пальцами, снимают меня на мобильники. А что делать? Это моя работа – выступать.

Будущая невеста застенчиво сидит на полу, глядя на танец. Она завернута в накрахмаленное желтое сари и ест очищенный огурец, посыпанный розовой солью.

Когда я устаю танцевать и пот стекает по спине, я наклоняюсь, беру невесту за подбородок и говорю: «Бог да хранит эту красавицу в рисе и золоте».

Наконец мать невесты – она стоит в дверях – видит, как я любуюсь девушкой и жалуется: «Девочка стала такая смуглая! Вы ей скажите, пожалуйста, она всегда на своем велосипеде по самому солнцепеку разъезжает, ни зонтика, ничего».

Я смотрю на невесту искоса и говорю:

– Зачем, дитя мое? Немедленно намажь лицо йогуртом с лимонным соком! Посмотри на меня, смуглую и некрасивую. Как ты думаешь, меня кто-нибудь хочет взять в жены?

– Вот именно! – подхватывает мать невесты. – Ты слушаешь? Слушай, что она говорит! Она ведь говорит по опыту! Для твоего же блага.

Вот такая она, моя работа. Пусть вы надо мной смеетесь, но скажите, вы бы сами с этой работой справились?

· Физрук ·

– Обнаружены новые антигосударственные высказывания! – надрывается репортер на станции Колабаган. – Команда «Ваши новости, ваши взгляды» изучила принадлежащую Дживан страницу в соцсети. Она там размещала подрывные изречения – без сомнения, для проверки, не может ли…

Жена Физрука берет пульт и убавляет громкость.

– Ох уж эта твоя ученица! – жалуется она. – Это будет тянуться вечно. Ты ходил в полицию, ты свое дело сделал. Когда мы уже хоть как-то развлечемся?

Так что после ужина Физрук и его жена покидают дом и идут в местный видеопрокат – заведение на одну комнатушку с названием «Динеш электроникс». Внутри перед полками с лампочками и проводами сидит владелец и смотрит что-то из собственных запасов, тайно хранимых на флешках размером с половину большого пальца. Эти записи новейших фильмов он и дает напрокат.

– Вот это попробуй, сестра, – предлагает он жене Физрука. «Что-то происходит с моим сердцем, когда я вижу ее!» На этой неделе очень популярно, только что мне ее один клиент вернул. Там новая актриса, Рани Сараваджи. И снято все целиком в Швейцарии!

Жена Физрука принимает флешку и сует в сумочку. Воздух на улице пахнет жареной пищей. Продавец окунает чечевичные шарики в темный вок, наполненный маслом, и подает готовую еду в бумажных мисках, с кинзой и зеленым чатни. Рядом работает сапожник, под тусклым светом лампочки приклеивает отвалившуюся подошву.

Тротуар в трещинах, неровный, и Физрук с женой идут вдоль края дороги, мимо высохшей канавы. Фары машин то приближаются, то уносятся прочь. Часто нет места, чтобы двоим идти рядом.

* * *

Когда по экрану бегут финальные титры, Физрук сообщает жене главную новость дня.

– Да, чуть не забыл, – говорит он фальшиво.

Жена смотрит на него, все еще улыбаясь хеппи-энду, где герой и героиня фильма нашли наконец друг друга и обнимаются на альпийском лугу.

– Мне прислали приглашение на ланч, – говорит Физрук. – Бимала Пал пригласила меня в свой дом.

Он говорит спокойно, но сам замечает, что сердце его бьется чуть быстрее. И сон бежит прочь от глаз.

– Бимала Пал? – спрашивает удивленная жена. – На ланч к себе домой? Надо же. Интересно, что ей нужно?

Физрук напрягается. Наверняка жена будет его отговаривать. Пока что она еще ничего не сказала о школьной инаугурации, для которой он брал полдня отгула, но…

Жена смеется.

– Ты смотри, – говорит она. – Сперва она к тебе в школу приходит, потом вот это. Может, ты ей действительно нравишься!

Физрук смеется с облегчением.

– Не забудь взять коробку приличных конфет, – говорит ему жена, – а не тех дешевых, что ты обычно ешь.

· Дживан ·

Во время телепросмотра, когда наши комментарии заглушают телевизор, появляется мадам Ума. Она медленно, с чувством поедает грушу.

– Ты. – Надкушенной грушей указывает на меня. – Там к тебе посетитель.

Я вскакиваю. Спину сводит судорогой, вдоль позвоночника бежит боль. Держась за спину, я выхожу в комнату посещений, где меня ждет адвокат Гобинд.

– Куда вы делись? – напускаюсь я на него. – Каждый раз, как пытаюсь вам позвонить, стою полчаса в очереди, кучу денег плачу за звонок, а потом ваш помощник берет трубку, и…

Адвокат разводит руками:

– У меня в работе семьдесят четыре дела, – говорит он. – Я не могу сидеть и ждать вашего звонка. Но работу-то ведь я делаю! Вот вышел на руководительницу группы хиджр этой вашей Лавли. Ее зовут Арджуни. Знаете такую?

Я качаю головой.

– Она мне сказала, что Лавли уехала, – говорит Гобинд.

– Что?

– Она сказала, что Лавли поехала в свою родную деревню…

– Где это?

– Где-то на севере. Она не знает точно.

Я смотрю на него долгим взглядом. Он кашляет в кулак и спрашивает:

– Вы хотите мне что-то рассказать?

– Думаете, я вру? – говорю я. – Врет эта руководительница. Да и вы вполне можете врать, как я погляжу. Вы вообще искали Лавли? Или вы думаете, будто она – вымышленный персонаж, которого я состряпала на этот случай?

Я понижаю голос.

– Скажу матери, чтоб она нашла Лавли. Наверняка она здесь. Она никогда ни про какую деревню не говорила. И будет свидетельствовать, если я ее попрошу. Лавли расскажет, что как раз тогда я ее учила и что в пакете, который я тогда несла, были книги. Книги для нее.

– Ну попробуйте, – вздыхает Гобинд.

· Интерлюдия ·

ГОБИНД ПОСЕЩАЕТ ДУХОВНОГО ГУРУ

К обеденному перерыву в пятницу офис начинает меня раздражать. Никак не пристроить живот за письменным столом, чтобы было удобно. Дорожка термитов на стене как будто растет каждый раз, как я отворачиваюсь. Мой помощник со все большей целеустремленностью лечит простуженное горло сигаретами. Звонит телефон – это из школы моей дочери сообщают, что ее отстранили от уроков за то, что разбила очки другому ученику. Я звоню ее матери – пусть заберет из школы. У меня работы слишком много.

В такие дни помогает лишь одна вещь: я иду к моему гуру. Мой гуру, мой духовный наставник – женщина за семьдесят, и живет она на первом этаже дома, и дверь у нее всегда открыта. В гостиной на всех поверхностях стоят идолы богов. Пахнет утренними цветами. Она не ест мяса, не выходит из дому, не смотрит телевизор. Однажды я увидел у нее на коленях айпэд, но она его сразу убрала. Она занимается медитацией. Единственная ее плохая привычка – она подкармливает бродячих собак.

– Я думала, что ты сегодня придешь, дитя мое, – говорит она, поднимая глаза от коричневой собаки, которую гладит.

Собака гавкает. Я поднимаю руки, и она запрыгивает мне на колени. Не люблю собак. Моя гуру зовет ее, и псина тут же устраивается у ее ног, глядя на меня.

– Я видела в твоей жизни тучи, – говорит моя гуру. – Но тучи рассеиваются.

Передо мной появляется стакан с водой, и я начинаю рассказывать все. Даже то, что не собирался открывать. Моя жена мной недовольна, она считает, что я трачу слишком много денег по рекомендациям гуру: сегодня кольцо с ониксом, завтра дымчатый кварц. Но гранат на левом мизинце помог выиграть мое первое дело, в этом я уверен. А белый коралл, который на самом деле красный, помог избежать смертельной опасности: на пути домой – а я всегда там езжу – прямо передо мной на какое-то такси свалилось дерево. Я ношу на груди зеленый турмалин и еще лунный камень. В тот день, когда я начал носить золотой цитрин, результат тревожного медицинского анализа оказался благоприятным. Только не говорите мне, что все это чушь. Наш мир создан из негатива, проблем, притеснений – можете мне поверить, юристы это знают, – а самоцветы несут в себе хорошую энергию.

У меня все время на руках шестьдесят-семьдесят дел. И если дело крупное, как вот дело Дживан, то это сулит только хлопоты и беды. За мной круглые сутки гоняется десяток ищеек из прессы, на меня давят все политические партии, ежедневно приходится общаться с полицейскими чинами, им лишь бы прикрыть свои неумелые действия. Каков бы ни был результат, полно народу будут мной недовольны. Сплошные неприятности. Чем скорее это дело кончится, тем для меня лучше.

– Скоро ли оно кончится? – спрашиваю я. – Мне невмоготу.

Моя гуру говорит, что да, скоро, но…

Пауза.

– Твоя роль, – говорит она с ласковой улыбкой, – будет куда больше, чем тебе сейчас видится.

– В хорошем смысле? – спрашиваю я.

– В хорошем, – подтверждает она. – Когда откроются пути, не страшись по ним следовать.

Меня будто волной подняло и вынесло на берег. Встаю. Думаю, что надо позвонить жене, узнать, как дочь переносит свое наказание. И вернуться в офис, пока мой помощник не превратил его в пепельницу. А по дороге я съем яичный рулет.

– Пусть твоя жена и не разделяет моих предположений, – говорит гуру, – но у меня есть сильное чувство, что в это время для тебя будет особенно ценной одна вещь. На правый указательный палец, – она поднимает руку, демонстрируя этот палец, – нужен аметист.

· Дживан ·

Пурненду принес мне пакетики шампуня, бельевые прищепки и эластичные резинки для волос. Я держу подарки на коленях. Это – валюта.

– Спасибо, – говорю я по-английски. Пусть знает, что я, хоть и получаю от него предметы гигиены, могу быть ему равной.

* * *

Нас переселили в казенное строение в каком-то городе, километров за пятьдесят от нашей деревни. В том доме были стены, разбухшие от сырости, открытые желоба стоков, краны, кашляющие ржавой водой. И больше ничего. Но это был первый и единственный период моей жизни, когда я жила в многоквартирном доме, и я своим жильем гордилась.

Я слышала, как соседский мальчишка, тоже из выселенных, топает вниз по лестнице каждый вечер. Смотрела из окна, как он выходит на улицу, где собирается компания поиграть в крикет. Вместо биты – кусок фанеры, а филдеры [22]22
  Филдер – полевой игрок в крикете.


[Закрыть]
гоняются за пустым пластиковым шариком. Моего возраста ребята. У меня руки-ноги чесались бежать к ним, играть, орать, скользить на гальке улицы, раз уж моих привычных полей больше нет. Мать сказала – нельзя.

Я девочка. И я оставалась присматривать за отцом, когда мать уходила на рассвете в поисках поденной работы и возвращалась вечером. Несколько дней она проработала на стройке, но потом работа кончилась.

Потом мать готовила, скрывшись в кухне. Атмосфера дыма и чили препятствовала общению.

Как-то ночью я услышала ее разговор с отцом.

– Где я возьму работу? – говорила мать. – Все тут такие же переселенцы, как мы. Кто меня наймет?

– Погоди пару дней, – ответил отец. – Я возьму ссуду и куплю новую рикшу.

– Новую рикшу, – передразнила мать. – И кто будет на твоей рикше ездить в этом проклятом городе?

Было невыносимо все это слышать. Невыносимо смотреть, как моя мать погружается в мрачное настроение.

Как-то раз я подобралась к ней, когда она готовила.

– Бу! – крикнула я у нее за спиной.

Она дернулась, хотела огреть меня по ногам, но я отскочила. И уже из дверей сказала страшным голосом:

– Ого-го! Чую, чую, человечьим духом пахнет!

И подобралась ближе, чтобы мать все-таки смогла огреть меня по ногам и на этот раз попасть, но она не стала.

* * *

Так что вот так, Пурненду, я и росла. Когда подошла папина очередь на рентген, я его туда отвезла. Поехали мы на автобусе, он несся по хайвею, сигналил и привез нас в клинику с кондиционированным воздухом. Там я стала пристально всматриваться в одну женщину, и она наконец убрала сумку с соседнего стула, чтобы отец смог сесть. У нее руки были белые и пухлые, на пальцах сверкали бриллианты. Перекрещенные ремешки кожаных сандалий, ногти на ногах с розовым лаком. Похожие на леденцы. Она на нас посмотрела. Я попыталась прикрыть потрескавшуюся грязную ступню другой такой же.

В темной комнате лаборант поставил папу к холодной стеклянной пластине и скрылся. Папа вздрогнул.

– Стоять спокойно! – прикрикнул на него лаборант из какой-то камеры, нам не видной. – Прямо стоять!

Но снимок не получился, и лаборант вышел снова, раздраженный.

– В чем дело? – спросил он.

Отец потер голую кожу, ему было холодно. И все равно он улыбался так, будто просил прощения.

– Холодно…

– Эта пластина должна быть холодной! – пояснил лаборант. – А вы должны стоять твердо, прижимаясь к ней, и я это вам говорил. Ну невозможно работать с этими неучами…

Потом у меня оказался в руке большой конверт, а в нем – призрачное изображение папиной спины и плеч. Я несла его домой как родитель – детский портфель из школы: слишком тяжелый, чтобы доверить ребенку.

Дома я стала показывать снимок маме, но она закричала:

– Сунь его обратно, быстрее! На эти вещи можно смотреть только при специальном свете, иначе они портятся! Дитя неразумное!

Права ли она была? Но я сделала, как она сказала.

– Сегодня рентген, завтра еще что-нибудь, – бурчала мать. – Погоди, этот доктор тебя еще погоняет – работа у них такая. Им платят, если они тебя гоняют на анализы или заставляют покупать лекарства. Ты этого не знала? А где же мы деньги возьмем?

Отец сидел на кровати, стараясь держать шею прямо. И слушал, что говорит мать.

Но я понимала, что так нельзя. Если ничего не делать, папа будет страдать. По крайней мере снимки рентгеновские надо показать доктору.

Один друг отца, тоже водитель рикши, как-то утром нас подвез, стараясь объезжать рытвины на дорожке, ведущей от жилого квартала к главной дороге. У отца глаза были полны слез, и в больницу он приехал, совершенно измученный поездкой.

– Угу, – сказал доктор, когда мы прождали три часа и отец чуть не упал и чудом не сломал себе еще что-нибудь, когда ходил в местный скользкий туалет. – Сломана кость. Видите, вот тут?

Он авторучкой показал на призрачное изображение:

– Но есть проблема посерьезнее. Вот этот диск поврежден, а это не шутка. Требуется строгий постельный режим, иначе возможен паралич. И я вижу, что у него боли, значит, нужны лекарства посильнее. Вот это будете принимать два раза в день, во время еды.

– Я же говорила, что у него боли, – сказала я, подаваясь вперед. – У него еще тогда были боли, когда мы к вам первый раз пришли.

– Слушайте, что вы так нервничаете? – Врач положил ручку и посмотрел на меня сердито. – Многие люди укус муравья считают серьезной болью.

И он продолжил выписывать рецепт. В стаканчике для карандашей стояла ручка, поблескивающая названием фармацевтической компании.

– А как же рикша, господин доктор? – спросил отец. – Мне надо поскорее снова работать.

– Работать? – переспросил врач. – Нет, мистер, потерпите. Хорошо еще, что вы сюда на своих ногах вошли. В ближайшее время вам рикшу водить не придется.

* * *

Неделями мы с мамой бегали каждое утро к водоразборной колонке и таскали воду на пятый этаж, а потом стали ходить в офис водопроводной компании и жаловаться на ржавую воду, которой плевался кран.

В офисе человек с венчиком волос вокруг лысины стал махать руками уже при нашем появлении – он начал нас узнавать.

– Потом, потом приходите! – говорил он. – Я же вам сказал, что раньше чем через два-три дня ничего не смогу сделать.

– Сэр, мы приходили семь или даже десять дней тому назад.

– Правда? – сказал он. – Вы мой график лучше меня знаете?

– У нас все еще нет чистой воды, сэр, – сказала моя мать, – а нам говорили, что к июлю…

– Кто вам говорил? – взорвался он, перестав жевать резинку. – Нет, кто вам такое говорил? Июль там, август – я, что ли, должен воду таскать отсюда прямо к вам домой?

Мама ничего не сказала, а я себя почувствовала рядом с ней маленьким ребенком, хотя была такая же взрослая, как все в этом офисе.

С меня хватит, подумала я.

– На самом деле, сэр, вы нам говорили в прошлый раз, что водоснабжение скоро наладят. Мой отец болен, он не может пять этажей спускаться к водоразборной колонке, чтобы помыться. – У меня щеки горели, голос охрип. – Пожалуйста, сэр, сделайте что-нибудь.

Он уставился на меня, выпучив глаза, потом взялся за телефон.

– Да, доброе утро, – заговорил он негромко, голосом вежливого профессионала. – Что там случилось с нарядом на замену труб…

Он продолжал говорить, а мы стояли и смотрели на него. У меня в душе был восторг, хотя на лице застыло молящее выражение.

Через три дня, когда краны в нашем здании стали лить в ведра чистую воду, мать всем рассказала, что это моя работа.

– Дживан с этим человеком из водоснабжения поговорила, – рассказывала мать соседям. – Ох, вы бы видели, как это было!

Потом, в тишине кухни, когда мы уже поели, она сказала мне:

– Эта система не всегда так работает. Но видишь, иногда можно добиться чего-нибудь хорошего.

А я подумала: только иногда? Я-то считала, что у меня жизнь будет получше.

· Физрук ·

В доме политика суета как на ярмарке, и это всегда так. Все время хлопают двери, лениво ждут репортеры, затягиваясь сигаретами и бросая окурки в канаву. Клерки и слуги присматривают за теми, кто приходит и уходит, а иногда останавливается, чтобы переброситься с кем-нибудь словом. Приходят граждане со своими горестями, держа в руках папки с документами. Реже прибывают пакеты, иногда – цветы или корзины сушеных фруктов. На дороге сидят в машинах приставленные к политику полицейские. У них на спинах автоматы, а дверцы машин открыты, чтобы дышать свежим воздухом.

На крыльце, где Физрук снимает туфли, радуясь, что надел чистые носки, помощник политика его спрашивает:

– Вам назначено?

– Нет, – отвечает Физрук. – То есть у меня приглашение на ланч, вот я и…

– А! – говорит помощник. – Вы тот самый учитель.

Дом выглядит обычно. Кроме нескольких фотографий родителей и их родителей, в рамках, украшенных ароматными белыми цветами, на стенах ничего нет. Два дивана с довольно дорогой обивкой лицом друг к другу, за ними – обеденный стол и шесть стульев. Пол выложен крапчатой плиткой, как в любом доме среднего класса. Некоторые плитки треснули.

Физрук в носках идет по этому холодному полу, не слишком в себе уверенный, но тут из кабинета выходит Бимала Пал. Она приглашает Физрука присесть к столу – его фанерная поверхность покрыта пластиковой скатертью, изображающей кружево. Из кухни выносят блюда. Еда скромная – рис, дал [23]23
  Дал – индийский пряный суп-пюре из бобовых.


[Закрыть]
и жареные баклажаны, потом рыбное карри. Когда же, думает Физрук, Бимала Пал скажет, зачем его пригласили? Но ее это, судя по всему, не волнует.

– Я только вчера была в округе Банкура, – говорит Бимала Пал, – знаете, что там? Обеденные фонды для школ исчезают в карманах школьных администраторов. Детям дают рис с камешками, чечевицу готовят лишь с капелькой масла. Я им сказала…

Рассказ оканчивается слезами благодарности бабушки одной из школьниц. Та бабушка рыдала на груди у Бималы Пал.

Тарелки уже почти пусты, когда Бимала Пал говорит:

– Вы наверняка гадаете, зачем я вас сегодня пригласила.

Физрук смотрит на нее, на ее тарелку, где осталась кучка рыбьих косточек, изогнутых, как маленькие сабли.

– Понимаете, у меня сейчас есть одна проблема, – говорит она. – Я подумала, что образованный человек вроде вас может с этим помочь.

Физрук видит в открытую дверь, как в солнечном свете появляется темная фигура с ребенком на руках. Подошедший клерк почтительно говорит:

– Мадам, общество матерей, которые…

– Иду, иду, – отвечает Бимала Пал.

– Там еще инженеры ждут…

Бимала Пал кивает, и клерк отступает.

Времени не так чтобы много.

– Для меня будет честью помочь вам в чем бы то ни было, – слышит Физрук свои слова. – Скажите, что я могу сделать?

* * *

И таким образом через несколько недель Физрук оказывается в суде. Здание эпохи британского величия перекрашено в кирпично-красный цвет. Вокруг большой сад, где рядами высажены гибискусы и ноготки. Даже в столь ранний час здесь происходит какая-то кипучая деятельность. Через двор шагают юристы в черных мантиях, проходят мимо Физрука, не замечая. Под растущими в ряд дубами сидят машинистки за машинками, рядом с ними стопки писчей бумаги. Тут же продавцы самос, разносчики чая, расставляющие на земле чашки и чайники, все заняты делом.

На Физрука никто не смотрит, поэтому никто не замечает, как он мощно потеет, на блейзере под мышками расползаются пятна. Дергается большой палец левой руки – раньше такого никогда не бывало. Физрук прячет руки в карманы.

Он входит в здание суда, идет по длинному балкону, с которого видна – поскольку двери распахнуты настежь – библиотека, где вовсю вертятся потолочные вентиляторы. Он минует лабиринты адвокатских контор, битком набитых штабелями папок, достает из кармана штанов платок и промокает вспотевший лоб. Перед залом с номером «А6» он прикасается к плечу охранника у двери, откашливается и говорит:

– Я свидетель.

Потом садится на твердую деревянную скамью и озабоченно смотрит, как быстро в суде проходят и решаются три других дела.

Через полчаса Физрука вызывают. В горле у него першит, и хотя левый большой палец перестал дергаться, эстафету подхватило правое веко. Физрук идет медленно, стараясь излучать спокойствие. Останавливается возле свидетельской трибуны, и клерк предостерегает его, чтоб не опирался на перила – шатаются.

Перед ним появляется юрист в мятой мантии и поношенных босоножках. Физрук смотрит на ноги юриста, потом на зал, где дремлющие люди ждут своих слушаний.

Бимала Пал кажется сейчас очень далекой, ее влияние – так, легкое воспоминание.

Физрук думает в панике, как он из этого выпутается. Есть ли способ выпутаться? Может, изобразить сердечный приступ?

Юрист спрашивает:

– Дилетгочвека?

– Э-гм? – переспрашивает Физрук, кашляет, прочищает горло.

Изобразить приступ прямо сейчас?

Юрист повторяет, и на этот раз Физрук разбирает слова: «Вы видели этого человека?»

Ему показывают на мужчину за передним столом. Он одет в просторную рубашку с короткими рукавами, доходящими до почернелых локтей. В полуоткрытом рту видны окрашенные красным зубы [24]24
  Красный цвет зубам придает постоянное жевание паана (бетеля).


[Закрыть]
.

Физрук никого из этих людей не знает: ни юриста, ни этого, с красными зубами, но его задача, как объяснил ему помощник Бималы Пал, сказать: да, он видел этого человека. Видел, как тот бежал по улице, когда ограбили скобяную лавку возле школы.

Конечно, Физрук никогда этого человека не видел, но знает – ему сказали, – что краснозубый живет грабежами и кражами, просто ни разу не был пойман. Улик никогда не было, хотя соседи и друзья знали правду. Верно также, что он принадлежит к неправильной религии, религии меньшинства, которая подстрекает есть говядину, но это, по словам помощника Бималы Пал, дело маловажное. Самое важное – что грабителя надо остановить. И станет ли достойный человек возражать против участия в исполнении правосудия?

Физруку теперь нужно заговорить или упасть в обморок. Нужно заговорить или оставить все надежды продвинуться в жизни милостью Бималы Пал.

И поэтому спокойно, с четкой дикцией учителя, с аккуратно причесанными волосами и застегнутой рубашкой под черным блейзером, бог с ними, с влажными подмышками, он стоит перед преступником с грязной физиономией и красными зубами и говорит:

– Его – да, этого человека я там видел. Он бежал прочь от скобяной лавки.

И потом, после разговора юриста и судьи, за которым Физрук не следит, дело кончено. Преступника уводит полицейский: платить хороший штраф, а нет – так в тюрьму. Ясно, что платить у него нет средств. Проходя мимо Физрука, человек вглядывается в него, щурясь, будто очки потерял. Физрук отворачивается. Клерк объявляет следующее дело, юрист исчезает, и к скамье выходят другие люди.

Физрук небрежно выходит из зала, расстегивая блейзер. По шее бегут мурашки, кажется – вот сейчас вернется этот юрист и окликнет его. Или судья вызовет к себе и спросит, кто он такой на самом деле. Проходя мимо охранников, патрулирующих территорию, Физрук ждет, что вытянется рука и преградит ему путь.

Но вместо этого он оказывается на улице, где единственное, что происходит неприятного – это резкий взлет копавшегося в земле голубя, едва не задевшего хлопающими крыльями лицо Физрука.

* * *

В следующие месяцы, когда помощник Бималы Пал звонит Физруку и дает ему дело, он готовится: покупает антиперспирант и мажет этим белым гелем подмышки. Рано ложится спать накануне. Берет с собой бутылку воды и пьет из нее. Может быть, дело в этих мерах, но к четвертому разу Физрук обнаруживает, что практически не волнуется.

У дверей в зал суда охранник привычно приветствует его:

– Все норм?

– Все норм, – отвечает Физрук. – Мое дело еще не началось?

– Малость задерживается, – говорит охранник. – Не волнуйся, посиди в буфете, я кого-нибудь пошлю за тобой.

Проходя по уже знакомому коридору, мимо библиотеки в буфет, Физрук размышляет, не платит ли партия еще и охраннику. А кстати, и клеркам в зале суда, и судьям, и адвокатам? Никто из них ни разу не сказал: «Какой выдающийся человек! Где ни случись ограбление, избиение в семье, драка между соседями – он каждый раз там мимо проходит! Бэтмен он, что ли?»

Но сейчас не время думать о таких вещах.

Спустя час и куриную котлетку Физрук занимает свидетельскую трибуну напротив человека, одетого в лунги [25]25
  Лунги – тип саронга, мужская юбка.


[Закрыть]
с рисунком в шахматную клеточку – пояс завязан под тощим животом. Физрук говорит:

– Этого человека я видел на дороге. Он приставал к даме. Делал отвратительные жесты, не просите меня их повторить. – Физрук укоризненно цокает языком и качает головой. – Бог один знает, что случилось бы с этой дамой, если бы я там не проходил.

У обвиняемого недоуменный вид. Он открывает рот – что-то сказать, – и судья призывает его соблюдать тишину.

* * *

Так объясняла это ему Бимала Пал, так он объясняет это своей жене. Все такие дела – случаи, когда полиция на сто десять процентов уверена, что обвиняемый виновен. Просто у нее нет доказательств, вот и все. Но обвиняемые известны у себя в районах. У них уже есть плохая репутация. И что, выпускать таких опасных людей на улицы из-за формальных придирок? Лучше их устранить, отыскав свидетеля, и быть уверенным, что преступник будет сидеть в тюрьме.

Физрук не может с этим не согласиться. Правда ведь, в жизни есть много такого, что закон упускает из виду. И уж точно нет вреда в том, что после каждого такого дела приходит «подарок» – раз в месяц его доставляет помощник или, быть может, помощник помощника, который подъезжает к дому на шумном мотоцикле и передает аккуратный белый конверт.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации