Текст книги "Взаимоотношения Ирана и Центральной Азии. Тенденции и перспективы"

Суфийский орден «Иасавийа» является одним из самых влиятельных братств в Казахстане и во всей Центральной Азии. Ходжа Ахмад Иасави был выходцем из Казахстана. Вдохновившись учением Накшбандийа, он основал новое суфийское братство. Ходжа Ахмад Иасави и его последователи оказали заметное влияние на процесс распространения ислама на юге Казахстана. Мавзолей этого видного исламского деятеля был построен по велению эмира Тимура и стал местом паломничества множества паломников. Находится он в Чимкентской области на юге Казахстана, его построили иранские архитекторы и мастера-строители в ирано-исламском архитектурном стиле (подробнее см: [39]).

Ходжа Ахмад Иасави пользуется среди мусульман Центральной Азии огромным уважением, к его мавзолею стекаются многочисленные почитатели не только из Казахстана, но и из других республик. Подобно тому, как люди из различных частей региона отправляются на паломничество к мавзолею Баха’ ад-дина Накшбанда в Бухаре, молясь об удовлетворении своих нужд, огромное количество паломников направляется к мавзолею ходжи Ахмада Иасави, преодолевая часть пути до города Туркестана пешком. Автор этих строк лично был свидетелем глубоко уважительного отношения множества людей к обеим святыням. Казахи считают паломничество к мавзолею ходжи Ахмада Иасави малым хаджжем и обращаются к каждому совершившему паломничество со словами: «Пусть Бог примет твое паломничество!». Правительство Казахстана также высоко чтит память ходжи Ахмада Иасави и после обретения независимости уделяет огромное внимание тому, чтобы Туркестан был признан духовным центром мусульманского мира.

Накшбандийа – крупнейший в мире суфийский орден. Последователи этого ордена встречаются от Центральной Азии до Балканского полуострова, а также до Индии. Данное братство оказало исламу огромные услуги по сохранению и распространению веры в различных точках земного шара. Одним из принципов этого братства является проявление уважения к праведным предшественникам (салафе салех), что заметно сближает данное братство (хотя оно принадлежит к суннитам) с шиитской школой. Как было указано, мавзолей имама Баха’ ад-дина Накшбанда в Бухаре весьма почитаем. Многие паломники, что обращаются к нему со своими нуждами, уважительно проделывают часть пути к мавзолею пешком.

Разъяснение роли суфизма в Центральной Азии нуждается в отдельном исследовании. Однако следует заметить, что все суфийские братства выступали в качестве ревностных и весьма эффективных защитников ислама. В них получили воспитание многочисленные духовные лица, которые пользовались среди народа большим влиянием в разные исторические периоды Центральной Азии.

Для примера: в Кыргызстане имамом Бишкекской соборной мечети со стороны Духовного управления мусульман республики (казийат) был назначен Абдулмаджид Кари. Фактически мусульманской общиной руководят признанный всеми мусульманами города праведник и суфий Ильяс Таксир и его ученики. Ильяс Так-сир – религиозный ученый дагестанского происхождения – внес огромную лепту в дело защиты ислама в Кыргызстане и воспитал множество учеников. Он живет в селе на расстоянии 25 км от Бишкека, где у него есть медресе, в котором воспитываются десятки учеников. Подобное положение, когда неофициальное духовенство пользуется большим уважением, чем официальное, очень часто встречается и в других республиках [85: 64].

Таким образом, вопреки многочисленным мерам, принимаемым центральной властью против ислама, мусульмане республик Центральной Азии и Кавказа не предали веру забвению, но хранили и сохраняли ее различными способами. В течение семидесяти советских лет предпринималось немало усилий, чтобы заменить ислам научным атеизмом, однако ислам состоялся как маркер культурной и этнической идентичности народов Центральной Азии; в последнее же десятилетие СССР произошло возрождение ислама.

С одной стороны, возрождению ислама содействовали движения, которые, пользуясь атмосферой свободы и открытости, направили все силы пропаганду веры. Эти движения ассоциированы с Ферганской долиной и с кружками, организованными вокруг преподавателей религиозных дисциплин.

С другой стороны, руководители Советского правительства в борьбе с исламской угрозой, которую они считали привнесенной из-за рубежа, старались опереться в регионе на традиционный ислам. Именно в этот период руководителями Духовных управлений в республиках Центральной Азии стали такие лица, как Мухаммад Садык Мухаммад Юсуф, Акбар Тураджонзода, Насруллах ибн Ибадуллах, которые обучались в высших учебных заведениях, в том числе за рубежом. В этот период были предприняты более действенные меры по строительству мечетей и изданию религиозной литературы [56: 117].

Исламские процессы в регионе в конце 80-х и начале 90-х годов XX века делятся на три этапа. Сначала наблюдалось тяготение к традиционному исламу, который пребывал в тесной связи с этническими традициями и национальной идентичностью жителей Центральной Азии. Атмосфера открытости, воцарившаяся в последние годы существования Советского Союза и далее в 90-е, позволила духовным предводителям заняться возрождением религиозных структур, которые ранее были уничтожены. Люди с большим энтузиазмом приступили к учреждению религиозных учебных заведений и строительству мечетей, активно участвовали в религиозных праздниках и обрядах. В Узбекистане за период с 1994-го по 1987-ый год количество мечетей возросло с 78 до 3000, а количестве медресе с 2 до 50 единиц. За этот же период количество мечетей в Кыргызстане увеличилось с 34 до 1000.

Регулярное совершение праздничных и иных намазов с участием огромного количества верующих, широкая деятельность отечественных и зарубежных религиозных миссионеров, издание большими тиражами Корана и другой религиозной литературы, даже прикрепление к ветровым стеклам автомобилей этикеток и наклеек религиозного содержания – всё это свидетельствовало о возрождения ислама [85: 65].

Другая тенденция, связанная с исламом в постсоветский период, заключалась в том, что ислам попал под защиту правительства. Защита ислама со стороны руководителей центрально-азиатских стран фактически означала, что в постсоветской атмосфере могли получить распространение самые экстремистские и радикальные течения ислама. Вместе с тем в период, когда независимые республики Центральной Азии были заняты поисками собственной идентичности, нельзя было пренебречь исламом как важнейшим фактором, формирующим национальную идентичность – в противовес интернациональной и атеистической концепции советского народа.

В то время, когда конституции республик закрепляли положение об отделении религии от государства, руководители постсоветских центральноазиатских стран, особенно в начальные годы независимости, открыто выступили за религиозное обучение и распространение исламских знаний. Нурсултан Назарбаев, который руководит страной, половину населения которой составляют немусульмане, лично отдал приказ о строительстве новой мечети в Алма-Ате. Впоследствии президент Казахстана вместе с супругой присутствовали на праздничном намазе ‘Ид аль-Фитр [85: 66].

Президенты центральноазиатских республик стремятся к тому, чтобы с защитой того, что на их взгляд считается «хорошим исламом» (т. е. официального ислама, который не противоречит общей политике этих стран), получить возможность контролировать и экстремистские тенденции. В конце 90-х годов XX века в большинстве республик были приняты законы о контроле над религиозной деятельностью (и особенно над деятельностью иностранных организаций). Во всех пяти центральноазиатских странах религиозные центры должны заручиться официальным разрешением для своей деятельности.

Государственные органы стремятся к тому, чтобы одновременно с оказанием поддержки муфтиятам, которые после распада СССР отделились от регионального Духовного управления, не вмешиваться в дела этих центров. В Казахстане некто Абсаттар Дербисали, не имевший религиозного образования, но занимавший пост советника Посольства Казахстана в Саудовской Аравии, при поддержке правительства занял пост Верховного муфтия республики вместо Ратбека Нысанбаева, который до того проработал на этом посту в течение десяти лет. В Кыргызстане при непосредственном вмешательстве правительства в 1993 году верховный муфтий был также смещен со своего поста. В Узбекистане лояльность по отношению к правительству – одно из требований, предъявляемых к духовенству. После смещения в 1993 году с поста и изгнания из страны муфтия Узбекистана Духовное управление мусульман этой страны стало безоговорочно поддерживать государственную политику.

Единственным исключением является Таджикистан, где Партия исламского возрождения (деятельность которой была запрещена в 1993 году) в ходе парламентских выборов в 1999 году вновь была признана законной и получила в парламенте страны два мандата [168].

В любом случае, в условиях отсутствия четкого разграничения между традиционным исламом и исламским фундаментализмом основной угрозой (особенно со стороны государственных органов) считается исламский экстремизм (ваххабизм). Выражение «исламский фундаментализм» не несет религиозного смысла, но указывает на людей, которые расходятся с центральными властями и государственными религиозными учреждениями во взглядах и интересах, а для достижения своих целей готовы к применению насилия. Слова «ваххабизм» и «ваххабиты» имеют такое широкое применение, что зачастую используются некоторыми духовными лицами для дискредитации оппонентов.

Общими для всех экстремистских групп в регионе являются следующие признаки: 1) непризнание легитимности существующих властей или притязания на участие во властных структурах; 2) противопоставление себя «огосударствленному» исламу и требование возврата к истинно исламским социальным институтам и ценностям. В последние годы существования СССР был заключен тактический союз между сторонниками традиционного ислама и экстремистскими группами с общей целью возрождения религии. Однако после распада Советского Союза был заключен новый тактический союз – между сторонниками традиционного ислама и представителями правительственных структур; подобная мера стала ответом на угрозы со стороны экстремистских групп.

В результате принятия в 1989 году законов о свободе религии и религиозной деятельности в некоторых республиках Центральной Азии, в частности в Казахстане, Таджикистане и Узбекистане, была создана почва для активного участия религиозных деятелей, получивших к тому же доступ к средствам массовой информации, в общественной жизни.

Появление влиятельных религиозных лиц и групп привело к тому, что страны региона в первые же годы после распада СССР запретили деятельность религиозных партий, чтобы уменьшить их влияние на общество. Были приняты документы, по которым деятельность политических партий религиозного характера была объявлена незаконной. Однако эти партии, пользуясь одобрением народа, продолжили свою деятельность неофициально, а порою и в нелегальной форме.

К числу партий, на деятельность которых во всех пяти постсоветских республиках Центральной Азии наложен запрет, относится «Исламская партия Возрождения», боровшаяся за создание в регионе единого религиозного государства. Деятельность этого исламского движения базировалась в Узбекистане, Таджикистане и частично на территории Кыргызстана. Общее число членов доходило до 50 тысяч человек. Движение за возрождение ислама выступало против любого проявления национализма и этнической исключительности; примером в большей степени служил опыт Пакистана, нежели Ирана.

Нужно упомянуть еще две весьма активные исламские партии – «Хизб ут-Тахрир ал-Ислами» («Исламская партия освобождения») и «Исламское движение Узбекистана». Их влияние довольно существенно и распространяется на сопредельные страны [85: 68].

Партия «Хизб ут-Тахрир», целью которой является создание всеобщего исламского государства (халифата), происходит от движения «Ихван ал-муслимин» («Братья-мусульмане»). Деятельность партии распространилась по Среднему Востоку, Северной Африке, а затем – по Юго-Восточной Азии. Согласно официальному сайту, «Хизб ут-тахрир» – политическая партия, идеология которой основана на учении ислама. Она борется за возврат мирового мусульманского сообщества к исламскому образу жизни в исламском же обществе, которое управляется на основе законов шариата и под знаменем халифата. Членство в партии является добровольным, не зависит от пола, национальности и цвета кожи, поскольку партия принадлежит всему мусульманскому сообществу. Среди важнейших задач: политическая и просветительская борьба против неверия; отпор странам-колонизаторам, поработившим исламские страны; борьба с правителями арабских и мусульманских стран [244].

Деятельность партии в Узбекистане началась в 1992 году. С тех пор в ее брошюрах Узбекистан значится областью (велаят) мирового исламского государства. Первичным структурным элементом этой партии являются звенья, каждое из которых состоит из 5–7 человек; связь между ними осуществляется через руководителей звеньев. Члены партии проходят серьезное обучение, после чего ведут активную пропаганду ислама; как правило, говорят они вдохновеннее и убедительней, нежели официальные духовные лица. «Хизб ут-тахрир» объявляет себя сторонницей мирных методов, а джихад считает формой религиозной деятельности. Партия дважды (в 1998 и 1999 году) претерпела раскол, в результате чего от нее откололись две группировки («Акрамийа» и «Хизб ан-нусра»).

Согласно взглядам «Хизб ут-тахрир», общество нуждается в нравственном очищении, которое состоит в обращении к исламским ценностям в рамках исламского государства. Такая позиция служит причиной для обвинения партии в стремлении к насильственному свержению властей. Сторонники партии в Узбекистане подверглись жестким репрессиям. Под предлогом борьбы с фундаментализмом на членов партии стали оказывать мощное давление так же и в Таджикистане, Кыргызстане и Казахстане.

Международные правозащитные организации обвиняют «Хизб ут-тахрир» в панисламизме. Между тем данная партия избрала ненасильственный путь – в рамках свобод, представляемых конституцией каждой республики.

«Хизб ут-тахрир», чья основная деятельность сосредоточена в Ферганской долине, ни разу не была напрямую замешана в каких-либо насильственных действиях. Эмоциональное отношение к этой партии служб безопасности региона связано с ее влиянием на экстремистские движения, такие как «Исламское движение Узбекистана», позднее переименованное в «Исламскую партию Туркестана». На рубеже веков это движение организовало в столице Узбекистана несколько террористических актов, после чего перенесло свою деятельность в Афганистан, где некоторые партийцы присоединились к аль-Каиде [85: 68].

Президент Узбекистана Ислам Каримов в отношениях с партией «Хизб ут-тахрир» проявлял разумную осторожность. В отличие от «Исламского движения Узбекистана», она не была включена в список террористических организаций [7]7
  В Казахстане деятельность «Хизб-ут-Тахрир» запрещена судом за экстремизм. В России партия признана террористической организацией. – Примеч. ред.


[Закрыть].

США относят «Хизб ут-Тахрир» к числу исламистов, действующих ненасильственными методами, однако способствующих распространению среди мусульман экстремистских настроений.

«Исламское движение Узбекистана», возникшее в 1996 году, открыто выступает за свержение правительства Каримова, не ограничиваясь религиозной и просветительской деятельностью [187: 244]. Руководители движения Тахир Юлдашев и Джума Намангани были заочно приговорены к смертной казни по обвинению в минировании административных зданий (в 1998 году в Ташкенте). Некоторые аналитики утверждают, что одним из основных направлений деятельности этой группировки, как и для аль-Каиды, является организованная контрабанда наркотиков (преимущественно героина) транзитом из Афганистана в Европу.

«Партия исламской справедливости» и «Партия исламской демократии» также являются сравнительно активными политическими образованиями, деятельность которых властями республики запрещена [169].

Казахстан и Кыргызстан применительно к исламским экстремистским группировкам во многом находятся под влиянием своих южных регионов, граничащих с Таджикистаном и Узбекистаном. Единственной активной исламской партией, возникшей в Казахстане, была партия «Алаш», созданная в 1990 году и придерживающаяся шовинистических и пантюркистских взглядов. Деятельность этой партии казахскими властями была запрещена.

В Туркменистане деятельность экстремистских групп незначительна и сосредоточена вокруг Хорезма, который находился под влиянием «Исламской партии возрождения». Введенные в Туркменистане жесткие ограничения, а также этнические и культурные особенности самих туркмен не позволили сформировать почву для деятельности исламских фундаменталистов.

В Таджикистане действовали две партии – «Партия исламского возрождения Таджикистана» и «Исламская партия возрождения». Первая в процессе гражданской войны в республике вступила в конкурентную политическую борьбу с правительством – на основе и в рамках конституции [187: 257–259] вторая боролась против любого национального правительства. [8]8
  29 сентября 2015 году Верховный Суд Таджикистана признал «Партию Исламского Возрождения Таджикистана» экстремистско-террористической организацией, прекратил деятельность партии и ликвидировал ее в качестве юридического лица, закрыл партийный интернет-сайт и запретил ввоз литературы, газет и листовок партии. – Примеч. ред.


[Закрыть]

Исламские движения в Центральной Азии пока еще недостаточно хорошо изучены. Часть из них преследовалась властями, поэтому теперь они работают нелегально, а статистические данные о них отсутствуют. С учетом возникшей реальности сложно провести четкую разграничительную линию между легитимными требованиями данных движений, которые могут быть разъяснены в рамках конституции, и актами насилия, которые они подчас практикуют. Ограничению деятельности подобных движений также способствуют проблемы, связанные со структурой и финансовым обеспечением, а также наличие этнических и иных конфликтов между участниками [85: 69].

Несмотря на вышеперечисленные проблемы, в течение всего периода после обретения независимости и на всех уровнях постоянно наличествовали стимулы для усиления роли ислама в центральноазиатских странах. Большинство населения региона составляли последователи ислама (казахи, узбеки, таджики, туркмены, киргизы, каракалпаки и дунгане). Распад СССР породил атмосферу, в которой жители региона продемонстрировали готовность возвратиться в лоно ислама – вопреки навязываемому в течение многих лет атеизму.

В настоящее время возврат народов Центральной Азии к нормам идентичности досоветского периода, привел к такой ситуации, что жители региона, даже если они не исповедуют ислам, все же считают себя обязанными поступать как мусульмане. Поэтому возврат региона к исламу в значительной степени рассматривается как необходимое условие для восстановления культурной преемственности. В то же время, когда жители региона не желают отказываться от исламского наследия, руководители региона используют тактические средства ислама, не желая, чтобы будущее определялось прошлым.

Помимо религии, которая в посткоммунистический период имела в народе беспрецедентный рост, наблюдалось широкое возрождение старинных обычаев и нравов. Одной из важнейших традиций народов Центральной Азии является празднование Навруза, которое в последние годы отмечается с особенным волнением. Праздник, который многие годы находился в противоречии с целями коммунистической партии, после прихода к власти Горбачева и проведения масштабных политических реформ, после распада СССР и обретения республиками независимости снова занял в народной жизни достойное место. По всему Центрально-Азиатскому региону Навруз и связанные с ним традиции и ритуалы стали предметом всеобщего внимания: не только народы, но и руководители государств проявляют особую заинтересованность в праздновании Навруза. С приходом весны в знак уважения к Наврузу объявляются официальные выходные дни, сам праздник имеет национальное значение.

Перестройка и гласность, а также распад Советского Союза дали толчок и культурным преобразованиям в регионе. В эти годы наравне с яркими литературными талантами современных таджикских литераторов, таких как Мумин Каноат (род. в 1932), Бозор Собир (род. в 1938), Лоик Шерали (1941–2000), Аскар Хаким (род. в 1946) и Гулрухсор Сафиева (род. в 1947), зажглись таланты нового поколения поэтов и писателей Мавераннахра, в частности на территории Узбекистана (в таких древних городах, как Самарканд, Фариш, Термез, Ташкент и Фергана).

Б) Регион на арене международной политики и его значение для внешней политики Ирана

Международные отношения до 60-х годов прошлого века в основном определялись двумя позициями: идеалистической (особенно в период между мировыми войнами) и реалистической (особенно начиная с 40-х годов). Сторонники первой позиции анализировали все мировые события через призму глобальных идей, таких как «мир», «война», «идеи», «интересы», «власть». Однако новые реалии и новейшие социальные теории вызвали к жизни понятия куда более прагматические, диктуемые объективными нуждами, потребностями и реальностями нового мира.

Вместо попыток истребить корни конфликтов и войн и ограничить гонку вооружений (что едва ли представляется возможным), государствам следует приступить к созданию массовых неполитических организаций в области науки, техники, экономики, социальной и культурной жизни. Создание подобных организаций в таких, к примеру, отраслях, как производство и распределение энергии, транспорт и медицинское обслуживание, является более легкой задачей, нежели создание международных политических организаций, которые ограничивают интересы национальных правительств, в связи с чем последние не спешат принимать в них участие и такие организации могут просто оказаться невостребованными. Однако постоянное расширение сети государственного сотрудничества, необходимого для совместного решения объективных проблем, может понудить государства к принятию некоторых ограничений во властных полномочиях. Возникает надежда, что по мере умножения различных видов межгосударственных связей, по мере появления неполитических организаций, не ограниченных национальными границами, национальные институты также станут постепенно меняться. Сотрудничество между различными странами будет происходить на доминирующем фоне международных отношений – двусторонних, региональных и общемировых. Европейская практика (с 70-х годов прошлого века), практика стран юга и запада Азии (начиная с 80-х), а также опыт стран Северной Америки говорят об эффективности данной точки зрения [227: 72].

Теория регионального сотрудничества попала в современный период под влияние функционализма, а позднее и неофункционализма. Однако и ранее вопросам сотрудничества также уделялось особое внимание – с точки зрения права и правовых институтов. Под эгидой федерализма сотрудничество рассматривалось как законотворческая деятельность и установление общих правовых институтов.

Позднее, в 60-е годы прошлого века, вопросы регионального сотрудничества рассматривались исходя из теории коммуникации. Процессы интеграции изучались на примере межгосударственного обмена в таких отраслях, как торговля, туризм, почтовое дело и миграция. Данная теория, несомненно, полезна для получения информации об определенном уровне сотрудничества в конкретно взятом регионе или между группой стран, однако она не работает в том случае, когда нужно исследовать причины возникновения сотрудничества или дать рекомендации по его укреплению. Теория функционализма, напротив, весьма пригодна для изучения конкретных этапов сотрудничества, интеграции и сближения стран. В дальнейшем эта теория подверглась серьезной критике за чрезмерную технократичность, неспособность к прогнозированию и пренебрежение по отношению к политической элите и политическим институтам. Неофункционализм ревизовал теорию функционализма и внес в нее необходимые поправки: на первый план выступила политика и стремление к политическому сотрудничеству, но через сотрудничество экономическое. Сильная сторона неофункционализма – стремление к управляемой интеграции на региональном уровне.

Объективные и реальные потребности наций и государств отдельно взятого региона, которые вытекают из их географического положения, обеспеченности запасами энергоресурсов, культурных и иных особенностей, порождают вопросы и проблемы, в решении которых заинтересован весь регион. Чтобы извлечь выгоду из решения общерегиональных проблем, следует налаживать взаимное сотрудничество.

Сотрудничество не может начинаться на пустом месте, для этого необходимо наличие ряда условий, таких как общие экономические интересы, сходство экономических систем, некоторая степень взаимозависимости, политический плюрализм. Если эти условия присутствуют, установление связей между государствами на двустороннем или многостороннем уровне, а также создание нужных для обеспечения сотрудничества механизмов и институтов становится насущной необходимостью. Дело пойдет лучше, когда имеется совокупность общих факторов, таких как общая история и культура, добрая воля элиты и принимающих политические решения лиц, а также наличие непротиворечивых политических тенденций. Такое сотрудничество в ходе развития может превратиться в полноценную экономическую и политическую интеграцию [227: 73].

Мы понимаем Центрально-Азиатский регион как группу близлежащих стран, представляющую собой отдельный экономико-географический, близкий по национальному составу и культуре, однотипный по общественно-политическому строю район мира. Развитие регионального сотрудничества в 80-е и 90-е годы прошлого века шло через процесс формирования экономических отношений между разными странами, и это стало самым эффективным средством для постепенного развития национальных экономик и их вхождения в мировую экономику. В росте региональной интеграции важную роль сыграли окончание холодной войны и распад Восточного блока. Геополитическая обстановка этого и последующего времени сложилась таким образом, что США обладают большей экономической мощью с меньшими возможностями ее применения, а противники США – меньшей экономической мощью с большими возможностями ее приложения.

Регионализм в международной политике стоит выше национализма и указывает на беспрецедентное расширение экономического и политического сотрудничества между государствами в различных географических регионах. Регионализм может стать результатом принятых в правительственных верхах политических мер в области создания объединяющих территориальных подразделений и упорядочения общих политических линий, но может формироваться снизу – через инвестиции со стороны частных компаний, а также через экономическую миграцию. Однако важнейшей причиной развития региональной интеграции является высокая цена за отказ от вступления стран региона в общие экономические союзы.

Развитие регионализма способствует расширению политических, экономических и культурных связей в регионах. Соответственно, внимание аналитиков сейчас приковано к различным политическим, экономическим и торговым союзам, тогда как раньше их внимание фокусировалось на государстве-нации. Несмотря на то, что национальные экономические структуры пока еще пользуются юридическими привилегиями и самостоятельно отвечают за свои действия на международном рынке, их присутствие постепенно теряет былое значение – по мере развития регионализма и организации всё большего числа политических союзов.

Экономика регионов может через устранение таможенных преград обеспечить доступ компаний к более широким рынкам, устранить заслоны на пути движения капитала и технологий, может открыть для себя обширные горизонты на пути вхождения в глобальную экономику. По этой причине регионализм считается самым эффективным путем быстрого роста национальных экономик.

Развитие регионализма также влияет на анализ текущих процессов экономического и социального развития разных стран региона и их сравнительные классификации. Поэтому область международных экономических отношений подразделяется на географические составляющие, каждое из которых является продуктом развития и изменения мировой экономики (подробнее см.: [89]).

Некоторые авторы убеждены, что регионализм и глобализм являются звеньями одной цепи: первый подготавливает необходимую почву для второго. Действительно, региональная торговля может использовать в качестве эффективного шага к глобальной экономике такие процедуры, как отмена таможенных пошлин, использование производственных мощностей других стран, предоставление доступа к большим и надежным рынкам, создание условий для привлечения иностранного капитала и технологических инвестиций. Четко налаженные региональные коммерческие механизмы считаются фактором поощрения инвестиций и создания новых рабочих мест в регионе. В результате, регионализм открывает новые горизонты для экономического развития региона [11:1147–1154].

Повестку регионализма формируют политические цели и задачи, но одновременно расширение региональной торговли выступает в качестве гаранта мира и стабильности в регионе. В общих чертах региональные тенденции можно разделить на две группы: 1) успешные региональные тенденции, которые по причине торгово-экономической структуры стран-членов и их экономической мощи обладают большим эффектом для торговли как внутри блока, так и вне него, способствуя более быстрому развитию всех участников; 2) малоуспешные региональные тенденции, которые из-за отсутствия структурированности торговли и экономики стран-членов не приводят к ожидаемым результатам, особенно в области расширения внешней торговли и обеспечения экономического развития участников.

С учетом сказанного, ни одна страна мира, в том числе и Иран, не может пренебрегать развитием регионализма. Сопротивление этим тенденциям и выбор изоляционистской позиции в регионе не смогут защитить страну от отрицательных последствий такого выбора, но точно лишат ее возможности воспользоваться выгодами. При этом нужно иметь в виду географическое положение Ирана в качестве звена, соединяющего Персидский залив и Каспийское море, которое играет огромную роль в процессе установления баланса сил между мировыми державами.

Геополитическое, геостратегическое и геоэкономическое положение относится к значимым величинам, которые имеют большое влияние на внешнюю политику и на международные связи Ирана. Это положение превратило Иран в важнейшего регионального игрока и в международную силу. Иными словами, место Ирана в силу его геополитического положения является своего рода геостратегическим ориентиром не только для региона, но и для всего мира, поэтому Иран не может оказаться на периферии ни в международной, ни в региональной системе.