Текст книги "Офелия и янтарные хроники"

Кстати, после встречи с крысиным вором, которого, как я успела выяснить, звали Леандр, я обнаружила дядю Жака позавчера утром в подвале дома, где он складывал покупки в огромную кладовку. Чулан был забит консервами и банками с маринованными овощами и вареньем, как будто родственники готовились к ядерной катастрофе. Впрочем, учитывая их возраст, они уже не раз переживали трудные времена и делали запасы по привычке.

В отеле было много и другого интересного. Например, комнаты. Если предположить, что в некоторых из них были двуспальные кровати, то в «Отеле Пендулетт» могло разместиться человек пятьдесят гостей. Однако большинство комнат пустовало. Дядя Жак занимал одну из больших комнат на втором этаже, тётя Бланш превратила несколько маленьких комнат на моём этаже в подобие квартиры, а Пиппа жила в люксе под крышей, где всегда витали ароматы ладана и французского энергетического напитка. Кроме этого, обитаемыми были только номера 32 и 7, причём крысиный вор, очевидно, почти не выходил за дверь. От Греты не осталось и следа.

Однажды я набрела на уютную маленькую гостиную на четвёртом этаже, где и решила устроиться поудобнее сегодня днём. Я уговорила маму пообщаться по видеочату и уже опаздывала к назначенному времени, когда наконец свернула за угол, подходя к гостиной. В последний момент я увидела, что там уже находились Пиппа и тётя Бланш, которые обсуждали что-то на повышенных тонах…

– Какое невежество! Всегда ты такая! Если чего-то не видишь, не значит, что это не правда! – воскликнула Пиппа и скрестила руки на груди. – Ты никогда мне не доверяла. Ты вообще никогда никому не доверяешь.

Тётя Бланш, вероятно, хотела ответить что-то столь же очаровательное, но, заметив меня у двери, натянуто улыбнулась.

– Офелия, дорогая! Присядь, отдохни. Мне всё равно пора работать.

Она встала и предложила мне сесть в одно из двух кресел рядом с изразцовой печью.

Я нерешительно опустилась в него, пока тётя Бланш делала вид, что вовсе не собирается взрываться от ярости, а Пиппа устремила на меня пустой взгляд.

– Не говори девочке глупостей, – предупредила её тётя Бланш и поспешила прочь, шелестя платьем из переливчатой тафты.

Я посмотрела на ногти Пиппы, украшенные сегодня ярким лаком с блёстками, и на её губы, накрашенные чёрным и синим.

– Если ты действительно моя прапрабабушка, то почему так молодо выглядишь? – наконец спросила я о том, что хотела узнать с самого приезда, но не решалась спросить. Честно говоря, я просто боялась, что ответ может разрушить моё и без того шаткое ощущение мира. Тем временем старенький ноутбук на моих коленях гудел, загружаясь.

Пиппа, сидя в кресле с другой стороны от печки, смотрела, казалось, сквозь меня. Её брови, выщипанные тонкими полумесяцами, медленно поползли вверх по лбу, рот открылся в беззвучном «О». Похоже, пришло время для её странного «сеанса»?

– М… мадам… Розе́? – заикаясь, пролепетала я. Вид у Пиппы был по-настоящему жуткий.

Она моргнула, её голос прозвучал как будто издалека.

– Я выгляжу так молодо, – пробормотала она, – потому что большую часть жизни провела там, где время над нами не властно, Офелия.

Пиппа размеренно покачивалась, её зрачки сузились, как будто она сосредоточила взгляд на чём-то невидимом и неизвестном.

Внезапно она откинулась на спинку кресла и снова моргнула. Потом с хрипом и громким присвистом вдохнула и снова стала собой.

Она прочистила горло.

– Так вот, большинство наших в основном живут там, в Италии, – продолжила она, как будто мы уже давно болтали о том о сём. – Но несколько десятков лет тому назад Жак и Бланш решили переехать сюда, в Париж. Я присоединилась к ним совсем недавно. С тех пор мы стареем, хотя, к счастью, наши тела разрушаются медленно, потому что мы долго пробыли молодыми.

Я дёрнула себя за косу. Вообразить место, где люди не стареют, было выше моих сил.

– Как это? – пискнула я. – И почему? Почему вы уехали оттуда?

– Янтарный дворец прекрасен. Но жить собственной жизнью тоже приятно, и, в общем, мы нужны здесь.

– Для чего?

– Вневременны́е обязаны следить за течениями времени по всему миру, – сказал дядя Жак прямо за моей спиной, и я вздрогнула. Я и не заметила, как он вошёл в комнату. – Мы не можем рассиживаться в роскошной штаб-квартире, кто-то должен присматривать за миром и за пределами Рима. Как у тебя дела, Офелия? Хочешь попробовать ещё раз?

Я взглянула на свои наручные часы. Дома, в Берлине, минут двадцать назад мама отвезла Ларса на урок фортепиано. Если я хотела поговорить с ней, надо было делать это сейчас.

– Так как, Офелия? – снова спросил дядя Жак.

На экране компьютера высветилась мамина фотография (она уже несколько лет коротко стригла свои светлые волосы, носила новую причёску в честь её новой жизни с Марком и Ларсом), но подключиться к интернету не получалось. Я вздохнула. Связь в этом доме работала, прямо скажем, плохо. Я медленно переводила взгляд с экрана на дядю Жака и обратно. Какое-то время я ещё раздумывала, а потом закрыла ноутбук и решила попробовать ещё раз позже.

Дядя Жак улыбнулся.

– Замечательно, – сказал он и вышел из гостиной.

Я уже собиралась последовать за ним, когда Пиппа вдруг прошептала у меня за спиной голосом баронессы:

– Они ждут тебя, Офелия. Будь осторожна.

Я замедлила шаг и у двери повернулась к ней.

– Осторожна – с кем? – спросила я. Но Пиппа ответила мне пустым взглядом. – Знаешь, может, хватит так меня пугать?

Пиппа по-прежнему молчала, странно наклонив голову под неудобным углом. И не моргала она уже довольно давно. Может, уже и не дышит?

– Пиппа?

Вернулся дядя Жак.

– Что происходит?

Я указала на свою прапрабабушку:

– Мне кажется, с ней что-то не так.

Он посмотрел на Пиппу и покачал головой:

– Не волнуйся. С ней так бывает время от времени, говорят, где-то в мозгу у неё застрял осколок снаряда. Лучше всего оставить её в покое, и всё пройдёт. Пойдём, я хочу посмотреть, чему ты научилась.

Через несколько минут мы вышли на крышу. Как делали вчера и позавчера. Дядя Жак прислонился спиной к парапету. Он облокотился о цветочный ящик с кустами герани, а я встала босиком посреди лужи пыли в нескольких метрах от него, пытаясь вытряхнуть из головы все мысли до единой.

– Думай о каждом зёрнышке, – напомнил дядя Жак. – Почувствуй его под ногами, а потом сосредоточься на конкретном моменте.

Я откинула голову. Это был туманный полдень: небо затянуло серыми облаками, похоже, собирался дождь.

Пыль слегка щекотала пальцы ног. Только я… не представляла, что делать дальше.

Меня учили останавливать время. Всего на секунду или вроде того. Но даже это казалось настолько невероятным… непостижимым, что от одной мысли об этом я начинала нервно хихикать. Ещё меня собирались научить перемещать время в любом направлении, вперёд и назад, вбок и кто знает, куда ещё. Безумие какое-то. Я только посмеивалась про себя. Они же не всерьёз!

– Ничего страшного, – сказал дядя Жак со своим бесконечным спокойствием. – Я знаю, ты чувствуешь себя не в своей тарелке. Но здесь только ты и я. Не думай о том, что ты делаешь и зачем. Просто делай.

Я кивнула и снова огляделась. В детстве я воспринимала окружающий мир совсем по-другому. Ближе. Непосредственнее. Только потом я начала понимать и оценивать события, рассуждать и задавать вопросы. А прежде, до того как папа водил меня на уроки плавания, а я изучала главные правила выживания, до всего этого луг для меня был не пространством, заросшим травинками, а просто мятым пятном. А услышав «вторник», я мысленно видела не буквы, а синее, ребристое стекло.

Возможно, в этом был ключ к разгадке?

Трудно было прогнать из головы размышления о смысле и бессмыслице всей этой истории и задуматься о том, что именно происходит в определённый момент времени. Мешала ли сосредоточиться пелена облаков высоко над нами? Может быть, дело в пристальном взгляде, который устремил на меня дядя Жак? Или отвлекал осенний ветер, сдувший чёлку с моего лба?

Нет, я должна была искать момент, оттачивать своё восприятие и в то же время отвлечься, ни о чём не думать. В небе появилась птица. Не знаю какая. Может, ворона, а может, и нет. Неважно. Я сосредоточилась на её серо-голубых крыльях. Она летела прямо надо мной. И вдруг птичьи крылья засияли чуть ярче, чем мгновением раньше.

Я запомнила этот образ, ухватилась за него. Эти крылья, их очертания, мягкость, голубоватый блеск. Я смотрела на них, изгоняя из головы остальные мысли.

Сработало!

Вдруг пыль под моими ногами зашевелилась. Потихоньку гранулы переползли на мои босые пальцы ног и стали парить в нескольких сантиметрах над землёй. Теперь они светились тёмно-серым и полуночно-синим, под цвет крыльев, и собирались в хлопья тумана, как небо над нами. А потом пыль пронеслась по крыше, превратилась в облако, окутавшее нас с дядей Жаком, облаком взвилась в небо и беззвучно разразилась светящимся дождём. Как будто над нами взорвался беззвучный фейерверк.

Дядя Жак, который только что переступил с ноги на ногу, будто застыл в воздухе. А я всё смотрела на птицу, которая давно должна была улететь. Но она по-прежнему висела надо мной, в небе.

Я моргнула и выдохнула.

Получилось! Пыль накрыла нас мерцающим шатром, внутри которого время остановилось. Ого! Я остановила время! Невероятно! Я…

Дверь на лестничную площадку распахнулась, и пыль резко вылетела наружу. Она стекала на землю, срывалась с ветром с крыши и уносилась в город, а время возвращалось к обычному течению так же проворно, как резинка, которая отщёлкивается обратно.

Птица полетела в сторону Сены.

Широко шагая, к нам стремительно ворвалась тётя Бланш в сползшем набок тюрбане.

В руке она держала лист бумаги, которым, не теряя ни секунды, взмахнула перед носом дяди Жака.

– Пора, – выдохнула она. – Пиппа была права!

Конечно, я была слишком занята, восхищаясь своими новыми способностями, чтобы обращать внимание на тётю Бланш и её письмо. Я мысленно проигрывала множество ситуаций, в которых этот трюк со временем оказался бы очень к месту. Например, если я в очередной раз не смогу придумать остроумный ответ на выпад Греты, то можно будет остановить время, чтобы подумать. Или если утром, опаздывая в школу, мне захочется спокойно сделать себе бутерброд. Или быстро просмотреть шпаргалку во время контрольной по грамматике. Да и вообще, может быть, придёт конец моим вечным опозданиям? А вдруг получится? Моё сердце забилось от волнения. Не может быть, у меня голова пошла кругом. Но я же видела это своими глазами!

Я, Офелия Пендулетт, остановила время! Как настоящая волшебница!

– Ты уверена? – спросил дядя Жак у тёти Бланш, которая передала ему письмо. – Я ничего не понимаю. Мне казалось, у нас есть время по крайней мере до зимы… – Он поднёс письмо к самому носу, пытаясь разобрать написанное.

– Но… разве мы не можем создать себе столько времени, сколько захотим? – воскликнула я, однако никто не ответил.

Тётя Бланш с беспокойством взглянула на меня.

– Нас ждут во дворце, – объяснила она, и складка между её бровями прорезалась глубже. – Выезжаем завтра.

Глава 4

Вторая личность Пиппы оказалась права. Прапрабабушка без устали нам об этом напоминала, пока мы готовились к отъезду.

– Я же говорила! – кричала она и от радости надувала особенно большие пузыри жвачки. – Мадам Розе́ – настоящий медиум, и я не сумасшедшая. Ха-ха, а вы мне не верили и теперь удивляетесь, так вам и надо!

Но помимо радости Пиппы, вчерашнее письмо поставило перед нами серьёзную задачу: подвал «Отеля Пендулетт», к сожалению, не владел собственным выходом на Реку времени (так назывались ветви потока времени, достаточно широкие, чтобы по ним можно было путешествовать – и, видимо, дома других Вневременны́х в этом отношении были оборудованы лучше, чем наш).

Проще говоря, это означало, что перед нами стояла задача каким-то образом пронести весь багаж по улицам Парижа и разветвлённой сети катакомб под ним, прежде чем погрузиться в две лодки, на которых мы собирались отправиться в путь.

Поскольку я недавно приехала, то и без проблем уложила свои вещи обратно в рюкзак. У дяди Жака тоже был с собой только маленький старомодный кожаный чемоданчик, как я заметила, когда мы собрались в холле ближе к полудню.

Тётя Бланш, однако, сначала притащила дорожную сумку и несколько шляпных коробок. А потом мы помогли ей спустить по лестнице дубовый сундук, в котором якобы находилось «только самое необходимое». По сравнению же с огромным сундучищем, в который упаковала свой гардероб Пиппа – он был размером с наш гостевой туалет дома в Берлине, – ларь тёти Бланш действительно казался скромной маленькой коробочкой.

– Женщины, – пробормотал дядя Жак, когда весь багаж наконец был собран перед стойкой администратора.

Я оставила при себе комментарий о стереотипах, которых никогда не могла понять, и вместо этого спросила:

– Когда я остановила время, почему я не застыла там же? Почему я могла двигаться, а ты нет?

– Потому что временем управляла ты. В тот момент, когда ты представила, каким оно будет, ты сделала шаг из внутреннего потока. Но ты научишься брать с собой других, не волнуйся, – объяснил он мне, и я благодарно кивнула.

Три дня кряду я засыпала родственников вопросами. Допытывалась о течениях, о жизни вне времени и, конечно, об Янтарном дворце, о котором все вдруг заговорили с тех пор, как нас вызвали туда письмом, – всех, включая меня.

К счастью, дядя Жак был терпеливым учителем. К тому же он не раз путешествовал с моей двоюродной бабушкой и прапрабабушкой и знал, что в этом случае лучше всего просто набраться терпения.

Наконец, тётя Бланш достала мобильный телефон – это была раскладная модель с крупными кнопками, для пожилых людей – и заказала такси с большим багажником. Через десять минут машина остановилась перед стеклянной вращающейся дверью, и водителю пришлось попотеть, загружая наш багаж. Мы помогали ему, как могли, мне пришлось ехать с рюкзаком на коленях, но я не возражала. Вскоре, зажатая между Пиппой и сундуком тёти Бланш, я сидела на заднем сиденье и смотрела, как мимо проносится город.

Такой быстрый отъезд из Парижа навевал лёгкую тоску. Я бы не отказалась пожить ещё немного в «Отеле Пендулетт», поэкспериментировать с моим новым умением и увидеть место рождения папы.

Однако, как меня уверили, раз в несколько столетий всех Вневременны́х созывали в Рим на какое-то важное собрание, которое, похоже, было посвящено особому соревнованию между ними («Янтарный турнир, наконец-то мы едем на Янтарный турнир», – напевала вчера вечером себе под нос Пиппа). И как выглядел этот дворец, в котором никто не старел, мне бы тоже хотелось узнать. Кроме того, тётя Бланш и дядя Жак обещали, что там нас будет ждать Грета.

Сначала мы ехали с нормальной скоростью, но чем ближе к Монмартру, тем больше машин становилось на улицах, и в конце концов нам пришлось остановиться. На проезжей части шёл ремонт, и движение замерло во всех направлениях.

– Это, наверное, шутка? – Тётя Бланш вздохнула, а водитель такси выключил двигатель.

Насколько я понимала, если хочешь перенестись в определённое место, нужно дождаться волны времени. Казалось, что всё происходит по расписанию волшебного автобуса. Интересно, не из-за моего ли проклятия непунктуальности мы опаздывали на нашу идеальную волну?

Тётя Бланш повернулась к нам с пассажирского сиденья рядом с водителем. Через дядю Жака и башню из шляпных коробок она спросила Пиппу:

– Не будешь ли ты так любезна?

Моя прапрабабушка улыбнулась, как кошка при виде блюдца со сметаной, и закрыла глаза. Секунду ничего не происходило, а потом в земле, глубоко под нами, что-то зашевелилось. Пыль на дороге вздыбилась, и мимо окон машины пронёсся порыв ветра. Краем глаза я заметила, что цифры на счётчике такси побежали быстрее. Потом мой взгляд упал на экран мобильного телефона, на котором минуты вдруг потекли как секунды.

Такси же снова устремилось вперёд и быстро набирало скорость, пока мы, наконец, не доехали до Сакре-Кер.

Водитель выставил немаленький счёт и извинился за причинённые неудобства. Вид у него был очень недовольный. Как будто ему пришлось чуть ли не час простоять в пробке.

– Разве он не заметил, что ты перемотала время вперёд? – спросила я Пиппу, когда мы втискивали её огромный сундук в широкий канализационный люк в тихом переулке. Сундук был тяжёлый, и мы все вспотели.

– Он не Вневременной, – ответила Пиппа, облокотившись на багаж. – В крайнем случае удивился, что сидеть в пробке пришлось меньше, чем он ожидал. Чёрт!

Сундук всё-таки накренился.

– Подойди сюда, Офелия, – попросила тётя Бланш. – Нужно немного потянуть его на себя.

Вместе мы потянули это чудовище, но оно не сдвинулось с места. Мысли в моей голове сплелись в тугой узел, который никак не желал развязываться.

– А с часами у меня уже всё в порядке, – пробормотала я.

– И судя по стрелкам на циферблате, на дорогу у нас ушло больше часа. Разве волна не исчезла бесследно?

Тётя Бланш покачала головой.

– Пиппа вызвала только ту часть временного потока, которая находится совсем рядом с нами. Это не означает, что другие потоки также потекли быстрее. Не позволяй часам выбить себя из колеи. Они существуют для измерения времени, но на самом деле его не показывают, понимаешь?

– Нет, не понимаю, – честно ответила я.

– Давайте отложим урок философии на потом, ладно? – произнёс откуда-то снизу дядя Жак, который уже спустился в люк, чтобы принять багаж. – К сожалению, спина у меня уже не та, что раньше.

– Конечно. – Я принялась усердно проталкивать сундук в дыру.

Пиппа тоже удвоила усилия, бросившись на монстра всем весом своего тела, что было, пожалуй, слишком. Сундук пролез, но при этом буквально влетел в тоннель.

Мы услышали стон дяди Жака.

– Извините, – пролепетала Пиппа и повернулась к шляпным коробкам тёти Бланш.

Когда через несколько минут мы втащили весь багаж в катакомбы, я вернулась к мучившим меня вопросам.

– А можно было перемотать время вперёд, когда мы спешили на метро, совсем недавно? – спросила я тётю Бланш. – И ещё, разве нельзя сейчас сделать так, чтобы эта идеальная волна пришла чуть позже?

– Влиять на время – не в игрушки играть, – объяснила тётушка Бланш. – Крупные течения невозможно отклонить силами одного или двух Вневременны́х. Мы с Жаком вообще этого сделать не в состоянии. Мы уже слишком стары, попытка изменить время стоила бы нам слишком много энергии. Чем дольше живёт Вневременной, тем слабее он становится. Первые три года после пробуждения нашего дара мы сильнее всего, Офелия. Потом, с каждым прожитым годом, сила постепенно убывает.

– Поэтому… – пробормотала я.

– Поэтому используй свой дар с умом.

Мы спустились в другой тоннель, на дне которого, к счастью, оказались две большие ручные тележки, на которых можно было везти наш багаж.

– Поэтому Пиппа переехала к вам? – спросила я. – И он тоже? Леандр? Чтобы поддержать вас, потому что ваши силы иссякли? – Крысиный вор и не подумал помочь нам с перетаскиванием багажа, и меня это слегка взбесило. В конце концов, он тоже был Вневременны́м, и нам не помешала бы ещё одна пара рук. Но у него якобы возникли какие-то дела в Париже, и он встретится с нами потом, на месте, – так сказала тётя Бланш. После той короткой встречи в коридоре за последние три дня наши с ним пути больше ни разу не пересеклись.

– Да, – ответила Пиппа, а дядя Жак в это время пробормотал что-то, подозрительно похожее на «Было бы неплохо».

Когда мы наконец добрались до реки, я застыла в изумлении. К этому времени я уже привыкла к вездесущей пыли, и её мерцающие потрескивающие хлопья и зёрнышки не пугали меня, как несколько дней назад. И всё же эта Река времени была особенной, шире, чем мне помнилось с прошлого путешествия. Услышав шорох перекатывающихся зёрен, я вздрогнула, а от затхлого запаха слегка закружилась голова.

Я осторожно приблизилась к берегу.

Вот он, бесконечный поток пыли – Время. Большой, широкий и глубокий. Волны серебристых зёрен. Мерцающие пороги. Кружащиеся паутинки.

Лодки были пришвартованы к узкому причалу, как мы их и оставили несколько дней назад. Одна была бежевая, цвета грецкого ореха, на ней меня и привезли в Париж, а рядом дожидалась точно такая же, но более светлого дерева. Чуть поодаль темнела чёрная лодка поменьше, но более узкая, похожая на гоночную. В чёрной лодке лежала потёртая дорожная сумка и сидел её владелец.

Увидев нас, Леандр спрыгнул на берег и без труда погрузил наши чемоданы и коробки, куда ему сказали. Сегодня на нём снова была поношенная футболка с джинсами, но сверху он натянул толстовку. В сочетании с по-военному короткой стрижкой это придавало ему несколько подозрительный вид.

На меня он даже не взглянул.

– Всё сделано? – поинтересовалась тётя Бланш.

Леандр кивнул.

– Значит, пока всё в порядке, мы можем на время оставить город на произвол судьбы, – заключила тётя.

Джек выглянул из кармана толстовки и одобрительно фыркнул.

– Что тебе нужно было сделать? – спросила я Леандра.

– Проверить потоки времени, – коротко объяснил он и закончил разговор, не успев его начать, демонстративно отвернувшись к реке. Я открыла было рот, но сразу закрыла. И тоже отвернулась. Не хочет разговаривать, ну и не надо.

– Садимся в лодки? – спросила я тётю.

Она взглянула на свои наручные часы и ответила:

– О, да, уже давно пора.

Только сейчас, стоя с ней рядом, я заметила, что на её часах не было ни цифр, ни стрелок. Вместо них на циферблате серебрилась паутина серебристых линий, одна из которых светилась ярче остальных. Это и была наша волна?

Дядя Жак и тётя Бланш сели в лодку орехового цвета, Пиппа вместе с огромным сундуком и я – в более светлую, а Леандр забрался в свою гоночную посудину. Мы отвязали канаты, но лодки продолжали покачиваться у причала, не трогаясь с места.

– Он всегда такой? – шепнула я Пиппе, пока мы ждали, и кивнула в сторону Леандра.

Странный он всё-таки. Мне никогда не нравились парни, которые считали себя этакими красавчиками и забывали следовать простейшим правилам вежливости. Честно говоря, я даже твёрдо решила никогда в таких не влюбляться. Дядя Жак прав, я слишком рассудительна для своего возраста. А заговорить с кем-то два раза подряд и сразу отвернуться – не слишком вежливо, правда?

Пиппа поиграла прядью своей белокурой гривы, намотала локон на палец и снова отпустила.

– Странный мальчик, знаю, – согласилась она со мной. – Предпочитает держаться в тени. Но он…

И в этот момент пришла волна.

С каждой секундой Река времени бурлила всё сильнее. Как и несколько дней назад в Берлине, прилив раскачивал, поднимал наши лодки и швырял в разные стороны. Я вжалась в скамейку, грохот потока заглушил всё остальное: слова Пиппы, биение моего сердца, даже мои мысли. Но шум всё нарастал, даже в ушах зазвенело.

Наша лодка раскачивалась так сильно, что казалось, вот-вот перевернётся. Пыль и паутина били меня по лицу. Я закрыла глаза, задержала дыхание и так крепко ухватилась за скамью, что ушибленное запястье снова разболелось. Ветер трепал мои волосы, дёргал за косу и рвал капюшон моей куртки.

А потом буря утихла. Чёлка снова осела на лоб. Лодки перестали раскачиваться. Шум смолк.

Я моргнула.

Река времени успокоилась так же внезапно, как и взволновалась, и наша лодка легко заскользила по волнам. Дядя Жак и тётя Бланш плыли рядом с нами, а тёмная лодка Леандра мелькала довольно далеко впереди. Он откинулся назад, одной рукой управляя веслом, а другую опустил за борт, кончиками пальцев едва касаясь воды.

Я снова обратилась к прапрабабушке:

– Что ты хотела сказать? Насчёт Леандра?

Лицо Пиппы заметно позеленело.

– Ч… что? – спросила она. – Подожди, я… прости, даже спустя столько лет никак не привыкну к тому, как… О боже! – Она перегнулась через борт и несколько раз сплюнула.

Спустя минут пять Пиппа села ровнее, вцепилась в весло и принялась жевать резинку. Дышала она так прерывисто, что я решила оставить разговоры на потом. В соседней лодке тётя Бланш и дядя Жак распаковали колоду карт и, похоже, играли в покер, чтобы решить, кому садиться за руль. Прекрасно.

Я достала мобильный телефон, но, к сожалению, подключение к интернету здесь, похоже, не работало, часы на экране тоже перестали показывать время. От нечего делать я уставилась на затылок Леандра и стала следить за его рукой, скользившей по волнам пыли. Наше путешествие из Берлина в Париж было невероятно коротким, а значит, вполне возможно, что и до Рима мы доберёмся прежде, чем я успею соскучиться, логично?

Да и путешествие по гигантской Реке времени сквозь потайные пещеры – не самое скучное приключение. Я окинула взглядом стремительно несущиеся волны. Серо-серебристые хлопья кружились и танцевали, окутывая бока лодок, вздымаясь гребнями и мягкими волнами. Мы будто плыли по грозовому облаку.

И вдруг что-то вспыхнуло под верхним слоем пыли совсем недалеко от нашей лодки. Точнее, это была не вспышка, а скорее тень… Тень, мрачно переливавшаяся под пылью.

Мерцающий сгусток приблизился.

Неужели в этой реке водится рыба? Нет, мы же не в настоящей реке, а в потоке времени. Так кто или что может в нём путешествовать?

– П… Пиппа? – заикаясь, проговорила я, не отрывая взгляда от загадочной тени, которая направлялась к нам.

Прапрабабушка тихонько застонала.

– Да? Понимаешь, я не очень хорошо переношу путешествия по времени, так что…

Тень подобралась совсем близко.

– Это нормально? – Мой голос, видимо, прозвучал так пронзительно, что тётя Бланш отвлеклась от игры в карты.

– Что случилось, Офелия? – спросила она.

Прежде чем я успела ответить, тень ударила в лодку с такой силой, что я потеряла равновесие и упала ничком, не успев понять, что происходит. Я перевалилась через борт, головой прямо в пыльные волны.

Твёрдые гранулы мгновенно забились мне в нос и рот, впились в глаза, осели под нёбом и на языке, не давая дышать. Я пыталась откашляться, но становилось только хуже. Я перебирала руками, будто плыла, делая всё возможное, чтобы найти точку опоры.

Как ни странно, ноги мои остались в лодке, и я вдруг почувствовала, что кто-то держит меня за щиколотки и пытается втащить обратно. В то же время с каждым ударом сердца поток затягивал меня всё сильнее, увлекая всё дальше в глубину.

Разглядеть я ничего не могла. В глазах стоял серый туман. Но тень была рядом: что-то острое царапнуло меня по щеке. И тут из кармана куртки выскользнул небольшой прямоугольный предмет, проехался напоследок по моему боку и пропал в волнах. Я попыталась подхватить свой мобильный телефон, но промахнулась.

Вот растяпа!

Мои лёгкие буквально вопили, требуя воздуха. Я щурилась, отыскивая тень или волны. Или и то и другое. Паника охватывала меня всё сильнее, заставляя сердце трепетать в груди. Но я знала, что нельзя терять присутствия духа, надо успокоиться, вспомнить какое-нибудь правило выживания в чрезвычайной ситуации.

Что же мне делать? На поверхность я вынырнуть не могла, слишком сильно меня тянуло вниз. К тому же кружилась голова, и я слышала только рёв волн, доносившийся будто издалека. Если мне не удастся как можно скорее вздохнуть…

Кто-то схватил меня за пояс и плечи и рывком поднял вверх.

Я закашлялась, пытаясь избавиться от пыли, набившейся в рот и нос, и в то же время жадно хватала воздух, снова кашляла и судорожно всхлипывала. Никогда ещё «просто дышать» не казалось мне таким приятным занятием. Воздух был свежим и прохладным на вкус. Вкусным.

Пыль струйками сочилась с моих волос и стекала по щекам. Я вытерла глаза.

– Ну как, жива? – спросил Леандр.

Одной ногой он стоял в своей гоночной лодке, а другой – в нашей. Руками он держал меня за левую руку и плечо, а справа мне в локоть вцепилась тётя Бланш.

Я кивнула, не сводя глаз с потока. Но странная тень больше не появлялась.

– Что это было? – хрипло пробормотала я, потому что в горле ещё скреблись пыльные хлопья.

– Повезло тебе, к гадалке не ходи, – сказала Пиппа где-то позади меня. Её голос звучал устало и немного растерянно.

– Нет, я имею в виду – что было там, в потоке? Кто ударил в бок нашу лодку? Что это было?

– Ударил? – эхом отозвался Леандр. Теперь и он внимательно рассматривал волны.

– Да, большая рыба или что-то в этом роде.

– Но ничто и никто не живёт в Реке времени, – пояснила Пиппа.

Леандр же задумчиво стряхнул кончиками пальцев пыль с моего плеча и отпустил мою руку.

– Тебе, наверное, показалось, – сказал он.

– Полагаю, ты слишком сильно наклонилась, глядя в волны, и потеряла равновесие, юная леди, – предположила тётя Бланш. – Впредь будь осторожнее, хорошо? Река времени бывает опасной. Это не прогулка по тихой маленькой речке, мне казалось, ты это понимаешь. Здесь встречаются пороги и мели. Иногда они возникают как бы из ниоткуда.

– Но… – Я потрогала щёку, кончики пальцев скользнули по царапине на коже. Крови нет, значит, не очень глубокая. Вероятно, не стоило о ней и упоминать. Но царапина была, и я не могла избавиться от ощущения, что получила её не столкнувшись с пыльным порогом. Или я не права? – Мне показалось, что там была тень, – пробормотала я. – Мне показалось, что я что-то заметила.

– Лучше посмотри вон туда, тебе понравится, – вмешался дядя Жак, который развернул третью лодку так, чтобы тётя Бланш могла забраться обратно. Он указал вперёд: – Мы почти у цели.

Я повернула голову и тут же снова закашлялась.

Впереди, довольно далеко, но с каждой минутой всё ближе, Река времени разделялась, налетая на огромную скалу, на вершине которой возвышалось нечто, невообразимое даже в самом жутком сне. Это было здание высотой с небоскрёб, разросшееся вширь, будто старинный особняк, обросший башенками и эркерами, – сказочный замок с колоннами и галереями или древний храм в белых клубах тумана, как будто над облаками в небесах, а не в волнах пыли, глубоко под фундаментом Рима.

Здание росло вверх из скалы и исчезало высоко под сводом пещеры, где между башнями тянулись лестницы и подвесные мосты. В оконных нишах и галереях мерцали бесчисленные огни, заливая волны серебристым блеском. Пристань переходила в широкую, освещённую факелами и уставленную бюстами лестницу, вдоль перил которой выстроились люди в тёмно-синей униформе.

– Позволь тебе представить: Бронзовая скала, неприступная крепость и дом Вневременны́х. Или коротко: Янтарный дворец, – торжественно объявил дядя Жак, а Пиппа бесцеремонно добавила:

– Некоторые у нас ещё называют его просто старым сараем.