Текст книги "Хранители мира. Дорога домой"

3. Большой ветер. Осенняя буря заставляет путников искать убежище

Пока наши друзья шагали вдоль железной дороги, никто не замечал, что ветер становится всё сильней. Даже Вереск, который обычно следил за погодой, сейчас был полностью поглощён раздумьями, как бы уговорить Веспера дойти с ним до самой Ясеневой улицы. У лиса, как и у домовых, до сих пор имелась родня за городом; но сам он давно привык жить в Улье и вскоре собирался повернуть назад. Однако Вереск успел к нему привязаться и хотел бы пригласить в гости.

Небо потемнело; над головой закружились жёлтые листья ясеня. Дома и магазины, мимо которых друзья шагали прежде, сменились футбольными полями, парками и небольшими рощицами. Путники ещё недалеко ушли от Улья, но окраины были совсем непохожи на центр. Станции стали ниже и, кажется, старей; вокруг росло больше деревьев, а воздух пах по-другому. Мох очень радовался этим переменам: с каждым шагом он приближался к дому. А вот Чердак всё больше нервничал, хоть и старался не выдавать тревоги. С тех пор как четвёрка пустилась в путь, его частенько поддразнивали, называли сыном каменных джунглей. Такие шутки не всегда ему нравились – особенно когда шутил Вереск.

– Всем приветик! Что у вас тут творится? – спросил знакомый голосок. Шумно хлопая крыльями, на спину Веспера уселся скворец Лихач. В былые времена лис завертелся бы волчком и щёлкнул зубами, но после совместных поисков Мха он привык к жизнерадостному скворцу и теперь только дёрнул острыми ушами и встопорщил мех, словно говоря: «А, это опять ты?»

Четверо друзей заговорили наперебой, подпрыгивая на месте от радостного возбуждения. Лихач во весь рост выпрямился на лисьей спине, хлопнул крыльями и сказал:

– Эй, эй, не все сразу! Дайте хоть дух перевести.

– Как там Дождевик? – спросил Мох, как только сумел вставить словечко.

– А Шпиль с Гудроном? – вклинился Чердак.

– Все на месте, – ответил скворец, кивая блестящей головкой. – Дождевик увлёкся вязанием. Шпиль и Гудрон здорово научились пинать жёлуди. Кстати, Чип и Бад прячут их по всему парку, чтобы хватило еды на зиму. Я про жёлуди, а не про ваших дружков! – скворец издал смешок, похожий на выстрел из игрушечного пистолета.

– Ох, как хорошо, что с ними всё в порядке! – воскликнул Мох. – Мы ужасно волновались. По крайней мере, я.

– С чего бы? – удивлённо фыркнул скворец и спорхнул со спины терпеливого лиса на землю, где аккуратно сложил крылья за спиной и принялся расхаживать туда-сюда.

– Просто мы думали, что ты прилетишь раньше. Мы идём уже столько дней, и я боялся, что ты нас не найдёшь. Мы ведь так далеко отошли!

– Во-первых, ты забыл, какой я умный. А во-вторых… вы что, ослепли? Я был очень занят, менял перья. Неужели никто не замечает мой новый костюмчик?

В самом деле, щеголеватый летний наряд скворца сменился более скромным оперением: тёмным, с коричневой каймой на крыльях и аккуратными белыми пятнышками на груди и голове. Лихач повертелся туда-сюда, а четверо друзей постарались выразить должное восхищение.

– Знаю-знаю, видок скучноват, – сказал Лихач. – Но ведь у меня всего два наряда на весь год. Яркий нужен на весну, чтобы нравиться девушкам. А на зиму лучше выбрать более… консервативный стиль, понимаете?

Маленькие человечки закивали с глубокомысленным видом, а Веспер засмеялся, показав четыре острых белых клыка.

– Ну так вот, – продолжал скворец. – Я принёс вам паршивую новость. Вереск, наверное, уже догадался.

– Я? – ошарашенно спросил Вереск.

– Ну а кто же ещё? Ты ведь знаешь, что я сейчас скажу?

Вереск смущённо завертел головой, а Чердак с трудом удержался от улыбки.

– Погода! – воскликнул скворец и защёлкал какие-то отборные птичьи ругательства.

– Ах да! Погода, – с важным видом кивнул Вереск и поглядел на небо, после чего торопливо облизал палец и выставил его вверх, чтобы определить направление ветра. А ветер дул уже нешуточный. – Вот именно! Погода… погода скоро… скоро…

– Скоро нас всех сдует! – рявкнул Лихач.

Воздушная воронка, которая закрутилась над морем, росла на глазах и мчалась прямо к Человечьему Улью, вертясь всё быстрей и быстрей. Она уже пронеслась над побережьем, обрушилась на маленькие рыбацкие деревни, отхлестала несколько городов потоками дождя. Птицы разлетались от неё во все стороны, поднимали тревогу на весь Зелёный Мир, и все дети природы, слыша их крики, начинали искать убежище, где можно переждать бурю.

Ранняя осень – опасное время: дуют сильные ветры, а на деревьях ещё есть листва. Листья играют роль парусов; из-за них ветру легче повалить дерево. Некоторые птицы знают это и прячутся поближе к земле – в кустах или зарослях высокой травы. А есть и такие, что укрываются у себя в гнёздах. Это большая ошибка: им приходится в панике мчаться прочь, когда вокруг свирепствует буря.

Мох и Вереск слишком хорошо помнили, что сотворил весенний ураган с их любимым старым ясенем: ослабевшее дерево развалилось пополам. Щавель знал эту историю да и сам немало лет прожил в дупле старого дерева; так что ему тоже стало тревожно. А вот Чердак не понимал, чего все так испугались. Ведь домовые живут рядом с людьми и только слышат про погоду, но сами никогда не выходят на улицу в ненастье.

– Ну что ж, надо искать укрытие, – сказал Вереск. – Лихач, сколько у нас осталось времени?

– От силы пара часов, – сказал скворец.

– Надо уйти как можно дальше от деревьев, – продолжал Вереск. – Лихач, Веспер! Вы у нас самые быстрые. Отправляйтесь на разведку и поищите местечко, куда поместимся мы все. Задача нелёгкая, но посильная. Мох, Щавель! Посмотрите, что у нас с едой, сколько её осталось. Разложите поровну по всем котомкам на случай (не дай Пан!), если кто-то из нас потеряется.

– А мне что делать? – спросил Чердак.

– А ты… просто не мешай, – буркнул Вереск. Мох поднял взгляд и увидел, как у домового вытянулось лицо.

Когда скворец и лис отправились на поиски убежища, свет уже потускнел. Ветер растрепал Весперу рыжий мех и подхватил Лихача, едва тот успел оторваться от земли. Пока Щавель и Мох торопливо раскладывали еду по котомкам, Вереск начал собирать всё остальное: шатры, спальные мешки из паутины, три удочки, нож «Стэнли», ценные кусочки железной проволоки и мотки шпагата, свитого из сухой травы.

Чердак углядел верёвку с узлом посередине и принялся его распутывать.

– Не трогай! – раздражённо сказал Вереск, отнимая у него верёвку.

– Я же просто хочу помочь!

– Не надо! – рявкнул Вереск. – Все вещи должны быть на своих местах, чтобы я мог быстро их найти. Мне надо знать, что где лежит.

– Может, тогда не надо бросать верёвки с узлами? – спросил Чердак. – Если ты так уж любишь порядок.

– Пожалуйста, не спорьте! – взмолился Мох. – Сейчас есть вещи поважней какой-то верёвки!

– Слушай, Чердак, – прошипел Вереск. – Я точно знаю, что надо делать. Незачем мне помогать. Понял?

Проглядев близкую бурю, Вереск винил себя за опасное положение, в котором все они оказались. А чувство вины нередко рождает злость: хочется сделать что угодно – скажем, нагрубить кому-нибудь, – лишь бы не признавать, что совершил ошибку. Вот почему Вереск так раскипятился.

Но и Чердак был настроен не слишком-то мирно: он никак не мог забыть шуточки Вереска и грубые замечания насчёт музыки.

– Вот ты говоришь, что помощь не нужна, – сказал домовой. – Но если бы не Лихач, мы бы никак не успели приготовиться к этой самой буре, которую вы все так боитесь. Так что подумай-ка хорошенько.

– Кто это там про меня вспомнил? – спросил скворец, неуклюже заходя на посадку при сильном ветре.

Мимо прогрохотал пассажирский состав с жёлтыми огнями. От шума и лязга нервы у всех разыгрались ещё сильнее. Вереск сердито затопал прочь по насыпи, бормоча под нос что-то про «домоседов, которые ничего не знают».

– Не обращай внимания, – вздохнул Щавель. – Чердак имел в виду, что ты очень вовремя нас предупредил.

– Вы что, ребятки, поругались? – присвистнул скворец. – А ну-ка, расскажите всё дяде Лихачу!

– Мы просто волнуемся из-за погоды, – ответил Мох. – Ты нашёл местечко, где можно спрятаться?

– Тут рядом есть мусорные баки – возле зелёного пустыря, где люди пинают круглые штуковины, знаете? Можно пролезть через дырку в заборе и спрятаться под баком. Запашок там, конечно, не очень – но ничего лучше поблизости нет.

Щавель затянул ремешки одной из котомок и поднял её, прикидывая вес.

– По-моему, надо идти, – сказал он. – Дождёмся Веспера, и сразу туда!

– Видишь ли, в чём дело… – замялся скворец. – Боюсь, что Веспер не пролезет в ту дырку. Прутья там слишком близко друг к другу. Придётся ему искать что-то ещё.

Трое друзей переглянулись. Вокруг быстро темнело. По земле уже забарабанили первые капли дождя.

– Жаль, что мы уже ушли с его территории, – сказал Лихач. – У лис всегда есть норы для ночлега – в земле или под людскими постройками. Но все местные лазы принадлежат другим лисам, вот в чём штука. Если Веспер залезет в чужую нору, ему не поздоровится.

– Нельзя просто бросить его, чтобы спастись самим! – сказал Мох. – Он уже так много с нами прошёл. Нет уж, давайте держаться все вместе.

В этот самый миг прибежал вымокший лис, плотно прижимая уши к голове. Вся компания сгрудилась у стены семафорной будки. Веспер рассказал друзьям про большую заброшенную нору – видимо, барсучью, – которую нашёл неподалёку. Места там должно было хватить всем. Путь к норе лежал мимо деревьев, поэтому идти надо было как можно скорее, пока ветер не разбушевался всерьёз.

– Барсучья нора? – спросил Чердак с ноткой сомнения в голосе. – А это не опасно?

– Не переживай, барсуки – хорошие ребята, – сказал Щавель. – И очень чистоплотные, то и дело меняют себе подстилки. Там нам будет хорошо. Да и вообще, какой у нас выбор? Не здесь же сидеть.

Путники взвалили котомки на плечи, а лис тем временем объяснил скворцу, как найти барсучью нору. Затем Веспер коротко, отрывисто пролаял три раза: это был условный сигнал, которым они с Вереском пользовались ещё в Улье, когда вдвоём ходили на разведку.

Мох увидел, как из темноты, сердито топая, выходит маленькая фигурка и взваливает на плечи последнюю котомку. Вереск не стал смотреть на Чердака, а Чердак – на Вереска. Вместо этого домовой, который наконец понял, что с ненастьем шутки плохи, подошёл ко Мху и взял его за руку. Когда первый по-настоящему грозный порыв ветра обрушился на деревья и кусты, отважные маленькие путешественники ступили в темноту, навстречу ревущей буре.

4. Под землёй. В тайном убежище кипят страсти

Веспер шёл впереди и указывал путь друзьям: кончик его хвоста белел в дождливой ночи. Лихач перелетал с одного придорожного дерева на другое и подбадривал путников с высоты. В отличие от сов, у которых в сырую погоду быстро мокнут перья, скворец мог легко стряхнуть с себя воду, что и делал время от времени.

Вскоре друзья оказались в маленькой роще. Здесь петляли пешеходные дорожки и стояли урны для мусора, но когда-то эта рощица была частью огромного леса. Люди, которые выгуливали здесь собак, даже не догадывались, какое древнее это место. Но деревья-то всё знали – даже относительно молодые вроде рябин и серебристых берёз. И наши путники, войдя в рощу, сразу ощутили дыхание старины.

Вход в барсучью нору прятался среди вывороченных корней берёзы, которую повалил знаменитый осенний ураган 1987 года. Вообще-то, в норе имелось много входов и выходов, что неудивительно: барсуки жили здесь добрых три сотни лет. Один предприимчивый строитель решил воспользоваться пещеркой, оставшейся после падения дерева, и прокопал ещё один лаз.

Веспер помедлил у входа и оглянулся на друзей. Лихач спорхнул на землю и теперь замыкал небольшую колонну. Лисы иногда спят в просторных барсучьих норах, но городскому жителю Весперу пока не приходилось ночевать в таких условиях. Чуточку поколебавшись, он сунул голову в тёмный лаз, пригнулся и проскользнул внутрь.

У тайного народца, как у многих детей природы, глаза неплохо видят в темноте. Вскоре Мох уже вполне отчётливо различал всё вокруг. Только бедный Лихач то и дело спотыкался и сыпал ругательствами на ходу.

Лаз был довольно широким, с высоким потолком и гладкими стенами: их на славу отполировали толстые барсучьи бока. Сверху свисали корни кустов и молоденьких деревьев. Подземный коридор вёл вниз, и, чем дальше заходили друзья, тем теплей становился воздух и тем слабей слышалось завывание ветра в роще. Время от времени лаз ветвился, и из боковых туннелей веяло свежим запахом дождя или, наоборот, густым ароматом земли, если ход уводил ещё дальше вглубь.

Наконец путники попали в большой подземный грот с двумя тёмными туннелями по бокам. Мощные корни деревьев пронизывали грот от пола до потолка, словно колонны, и составляли часть одной стены. Веспер велел друзьям подождать и хорошенько обнюхал нору, чтобы проверить, нет ли в ней других постояльцев. Однако чутьё сказало ему, что сюда уже несколько недель никто не заглядывал.

– Отличное место! – воскликнул Мох, вертя головой по сторонам. – Может, чуточку сыровато, но для укрытия вполне сгодится.

– То что надо, – согласился Вереск. – Молодчина, Веспер!

– Лихач, а ты как? – спросил Чердак.

Скворец уныло сгорбился и как будто растерял всю свою лихость.

– Не дело это, вот что я вам скажу.

– Как-как? – не понял домовой.

– Птица под землёй. Это неправильно. Говорят, у нас есть какая-то дальняя родня, которая куда-то там закапывается. Но я на такое не согласен. Не дело это, ясно вам?

– Лихач, но это же ненадолго, – примирительно сказал Чердак. – Сунь голову под крыло да подремли. Тебе ведь давно пора спать.

– Если б знал, что оно так будет, нипочём бы за вами не пошёл. Сделал бы как всегда, нашёл бы себе тихий уголочек, – пробормотал скворец. – Ничего бы со мной не стряслось. А теперь я тут, в какой-то дыре, а над головой даже неба не видать. Как жить, я вас спрашиваю.

Мох погладил беднягу-скворца по сгорбленной спинке.

– Пойдём-ка вон к тем корням, видишь? Устроишься на одном из них, как на ветке. Это ведь тоже часть дерева. Представь себе: корень идёт наверх, а там уже ствол, и крона, и листья, и свежий воздух. Ну как, полегчало?

Мох и Чердак подсадили скворца на один из перекрученных толстых корней. Лихач изо всех сил вцепился в него коготками.

– Спасибо, начальник, – пробормотал он. – Так оно и впрямь получше. Утром увидимся, – и с этими словами скворец немедленно уснул.

Неподалёку, в укромном уголке, свернулся калачиком Веспер, пристроив голову на передние лапы.

– Ну что? – спросил Вереск, подбоченясь. – Как будем коротать ночку? Я ничуточки не устал, а вы?

– Я тоже, – сказал Щавель.

Мох и Чердак помотали головами.

– Придумал! Давайте играть в «Догони жёлудь».

– Места маловато, – с сомнением сказал Щавель. – И потом Чердак ведь не умеет.

– Ну так мы втроём поиграем. Чердак, ты же не против? Вот видите, Чердак не против!

– Нет уж, Вереск, – твёрдо сказал Мох. – Так нечестно. Если играть, то всем вместе, или не играть вообще. Знаете что? Давайте лучше рассказывать истории.

– Ну ладно, – кивнул Вереск. – Я начну. Давным-давно, в прежние времена, когда людей ещё не было в Зелёном Мире, наш предок Робин Весельчак сделал нас хранителями самых чудесных мест на свете. А про домовых никто даже и не слыхал…

– Ну всё, хватит. Пойду пройдусь, – сердито сказал Чердак и побрёл к одному из лазов, что вели куда-то в темноту и неизвестность.

– Чердак, постой! Не уходи! – крикнул Мох. Но в ответ донеслось только эхо.

– Что это на него нашло? – невинно спросил Вереск.

Впервые в жизни Мох ощутил настоящий – и вполне справедливый – гнев. Иногда гнев пугает нас и выходит наружу слезами. Но не в этот раз.

– Вереск, ты отвратительно себя ведёшь! Я очень на тебя зол, – сказал Мох, отвернувшись от тёмного лаза и сердито глядя на Вереска.

– Я? А я-то что сделал?

– Ты прекрасно знаешь что! С самого начала пути ты всё время нападаешь на бедного Чердака. Знаешь, как это называется? Травля!

– Что-о? Ни на кого я не нападаю. Что я могу сделать, если мы не ладим?

Никому не хочется считать себя отрицательным героем. Травля – дело гадкое, и всё же многие из нас в нём участвуют – хотя бы раз в жизни. Обычно так бывает, когда мы чего-то боимся или не любим сами себя.

– Мох прав, – сказал Щавель. – Ты всё время оттираешь Чердака в сторону, причём нарочно. По-моему, тебе надо извиниться.

– Чердаку тоже надо извиниться, – сердито буркнул Вереск. – Глупец этот ваш домовой. И причёска у него дурацкая.

– Хватит! – сказал Мох. – Да что с тобой творится? Ты прекрасно знаешь, что Чердак не глупый. И чего ты прицепился к его причёске? Мало ли, у кого какой стиль. Давай-ка по-честному: что ты к нему прицепился?

– Ах, ну да, всё понятно! Чердак – молодец, – сквозь зубы прошипел Вереск. – Хорошо, наверное, когда у тебя такой замечательный лучший друг.

При этих словах Веспер вдруг поднял голову и пристально поглядел на троих спорщиков. Правда вышла наружу, и теперь надо было с ней что-то делать. Откровенность часто даётся нелегко, но в итоге всегда идёт на пользу.

– Ах, так ты ревнуешь! – сказал Щавель. – Вот оно что. Никогда бы не подумал. Ведь я сам у вас почти что новенький.

– Ох, Вереск… – тихонько сказал Мох. Всю его злость как рукой сняло при мысли о страданиях друга.

Когда все трое обнялись на этот раз, слёзы катились по лицу Вереска.

5. Это вам не пирог. Появляется гость с необычными вкусами

Лаз был тёмный, со множеством поворотов и ответвлений. Вереск брёл наугад и время от времени звал Чердака. Барсуки выкопали под землёй самый настоящий лабиринт, и даже Вереск с его безупречным чувством направления побаивался заблудиться.

– Эй! Чердак! – наверное, уже в сотый раз выкрикнул он. – Это я, Вереск. Я пришёл извиниться и отвести тебя назад, к нам!

Но ответа не было.

Страшновато было думать о том, кто ещё бродит в этих закоулках. В одной нише, где сильно пахло лисой, нашлась обглоданная куриная косточка. Рядом валялся мячик для гольфа и блестящий пакет из-под чипсов. Весной здесь подрастали трое лисят, и в покинутой «детской» остались их игрушки. За другим поворотом Вереск потревожил кроличье семейство: оно обустроило себе норку в одном из барсучьих ходов.

– Беда! – воскликнула мать крольчиха, завидев Вереска, и весь её выводок тут же бросился наутёк. Видимо, в лабиринт забредали и хищники: хорьки с куницами.

Когда Вереск начал уже не на шутку тревожиться и за Чердака, и за себя самого, откуда-то из темноты донеслась тихая музыка. Мелодия была не такая затейливая, как у птиц, но очень нежная и печальная. Следом за нею раздался голос, напевавший древние слова:

 
Ясень, дуб и тёрн
Стоят с начала времён.
Под тисом и рябиной
Спит новый век невинный.
 

Вереск пошёл на звуки музыки, миновал несколько поворотов и наконец увидел домового. Тот спокойно сидел на земляном полу и играл на своей белой флейте, которая поблёскивала в темноте.

– Чердак, это я, – сказал Вереск. – Приятный мотивчик. Ты сам его придумал?

– Признаться, не помню, где я его слыхал. Я заблудился и малость испугался, по правде говоря. Так что решил посидеть на месте, чтобы не уйти совсем уж далеко. Я знал, что, если буду играть, кто-нибудь придёт на звук.

– Но не думал, что это буду я? – спросил Вереск, садясь рядом на землю.

– Нет, признаться, не думал.

– Слушай, Чердак, ты уж меня прости. Мы со Мхом и Дождевиком так долго жили вместе – а ещё раньше только я и Мох! А потом мы отправились в путешествие и встретили Щавеля, и у нас было столько приключений! Когда Дождевик остался в Улье, а ты пошёл вместо него, мне стало казаться… ну, что ты пытаешься заменить нашего друга. А может быть, и меня.

– Заменить тебя? Но ты же здесь! Что ты такое говоришь?

– Вы со Мхом теперь лучшие друзья, а я как будто не при делах. Мне никому не хотелось в этом признаваться, даже самому себе. Вот я и вёл себя так мерзко. Ты уж прости. Давай дружить?

– Конечно, давай! – сказал Чердак. – Я с самого начала считал тебя другом, хоть и побаивался иногда. Но, Вереск, ты уж пойми, что Мох тебя любит, а любовь не пирог. Если кому-то другому дадут ломтик, это не значит, что тебе достанется меньше.

– Не пирог… хм! Не пирог. Кажется, понял! – с улыбкой сказал Вереск и встал с земли. – Ну ладно, пойдём к нашим. Я тебя научу играть в «Догони жёлудь» по моим правилам!

Когда Чердак и Вереск наконец выбрались из лабиринта и вернулись к остальным друзьям, все мысли об играх тут же вылетели у них из головы. Едва они ступили в большой грот, как земляной потолок с грохотом осыпался, отчего вся компания испуганно завопила.

На куче рыхлой земли лежал какой-то зверёк в блестящей, чёрной шубке, с острой носатой мордочкой и когтистыми передними лапами.

– Ох, прошу прощения, – забормотал крот, вставая и отряхиваясь. – Иногда бывает, знаете ли. Я тут просто копался… искал червяка.

И тут он застыл на месте, в ужасе глядя на Веспера, чьи янтарные глаза светились в темноте, а хвост азартно подрагивал.

– Не бойся, – быстро сказал Вереск и встал между лисом и перепуганным кротом. – Он тебя не тронет. Это Веспер, наш друг.

– М-м-морис, – представился крот, протягивая четырём маленьким человечкам дрожащую розовую лапу. Хоть он и старался жать осторожно, хватка у него была мощная. Мох поневоле затряс рукой и беззвучно ойкнул.

– Рады познакомиться, Морис, – начал Чердак тоном человека, который собирается неудачно пошутить. – А ты точно искал червяка… или просто решил свалиться как снег на голову?

Мох и Чердак захихикали. Вереск и Щавель дружно скривились, а Веспер закатил глаза, будто говоря: «Ох, ради Пана!»

– Свалился на голову! – продолжил Чердак, пихая Вереска локтем в рёбра и указывая пальцем на потолок. – Он свалился на голову!

И, поднеся к губам белую флейту, домовой сыграл потешную нисходящую гамму. Тут уж со смеху покатились все – даже Веспер обнажил белые зубы и зафыркал. Морис плюхнулся на кучу земли и теперь, рыдая от хохота, барахтался и перекатывался туда-сюда, словно сарделька с лапками. Шутка у Чердака получилась, конечно, глупейшая; но звуковой эффект и облегчение от того, что все опять собрались вместе, вызвали у друзей лёгкую истерику. Общее веселье – отличное дело. Оно пошло всем на пользу и заново сплотило компанию.

– Ой, нет, – простонал Мох, утирая слёзы. – Ой, мамочки. Не смешите меня больше. Я не выдержу.

– Ох, да. Пожалуйста. Так о чём мы говорили? – спросил Чердак, безуспешно пытаясь принять серьёзный вид.

– Морис рассказывал, как искал червяка, – напомнил Мох.

– Да-да, червяка! – сказал крот, вычёсывая землю из усов когтистой лапой. – Всё как положено. Я ловлю червей, потом затаскиваю их к себе в червячную – ну то есть в кладовку – и отгрызаю им головы.

Чердак ойкнул и слегка позеленел. Суровая правда дикой природы часто шокирует жителей Улья; однако самые разумные из них быстро привыкают к новой жизни. А Чердак считал себя разумным домовым.

– Тогда, – продолжал крот, – червяки уже не видят, куда ползут, и не могут сбежать. А потом я за ними возвращаюсь, как захочу перекусить. Знаете, что я вам скажу, ребята? Берите пример с меня. Если идёте в поход, набейте котомки свежими червями. Закуска всегда под рукой!

– Интересная мысль, – осторожно сказал Щавель.

– М-м-м… да, – кивнул Мох. – Но, гм… у нас немножко другие вкусы.

– Не хотите – как хотите, – пожал круглыми плечами Морис. – Ну да ладно. Ужасно рад познакомиться с гномами. Признаться, я думал, что вы все уже вымерли. Жалко, что ваш пернатый друг в отключке, но я его понимаю. Если б меня затащили в небо, я б, наверно, помер! Ну а лис… хм. Спасибо, что не слопал, но у нашего рода с их родом давняя вражда. Пойду-ка я, пожалуй, пока он не передумал!

С этими словами Морис начал раскапывать утоптанный пол грота. Плотная земля разлеталась из-под его лап, словно мыльная пена. Через пару минут он нырнул в прокопанный лаз и пропал.

Веспер встал, потянулся и понюхал воздух, который попадал в грот через туннели. Чутьё подсказало лису, что наверху начался новый день, а буря наконец утихла.