Текст книги "На острие ножа"

Глава 21 ○ Джуд

Утром я лежал в постели и раз за разом прокручивал в памяти события вчерашнего вечера с Карой. Я все пытался понять, что произошло. То есть, в сущности, ничего не произошло. Мы ели, слушали музыку, болтали. И смеялись. И снова болтали. А больше ничего. И все это время я пытался не смотреть ей в глаза слишком долго. Не смеяться слишком сильно на ее дурацкие шутки. Не слишком расслабляться, не слишком долго улыбаться под приятную музыку. И не прикасаться к Каре больше, чем нужно.

И ничего у меня не вышло.

Мы ели и болтали, и я говорил себе, что через полчаса извинюсь и уйду. Почти через три часа Кара проводила меня до порога, и мы застыли в неловком молчании – она ждала, что я сделаю следующий ход.

Предложить еще раз встретиться? Поцеловать ее? Что делать?

Я повернулся к ней и сказал:

– Спасибо за чудесный вечер. Мне было очень хорошо с тобой.

– Мне тоже, – сказала Кара.

Пауза.

– Надеюсь, когда-нибудь повторим, – продолжила Кара.

– Я тоже надеюсь, – ответил я. – Ну, я пойду.

Я открыл входную дверь и вышел в темноту.

Честно говоря, мне не терпелось унести оттуда ноги. Весь этот вечер был сплошной позор – потому что мне слишком уж понравилось. Хорош, нечего сказать: ем, смеюсь и болтаю с какой-то трефой. Когда я двинулся прочь от ее дома, мне пришлось напомнить себе, ради чего я, собственно, с ней связался. Я твердил себе, что цель оправдывает средства. Если потребуется переспать с трефой, чтобы получить деньги, которые мне нужны ради нашего дела, значит, придется стиснуть зубы и сделать все в лучшем виде. Она просто трефа, а трефы всегда получают по заслугам. Я заполучу ее деньги и все остальное, что смогу, а потом обрублю концы. Только не надо с этим затягивать.

До чего же горько и обидно, что мой вечер с Карой оказался лучшим за долгое-долгое время. Он был такой расслабляющий, такой приятный – и лишний раз напомнил обо всем, чего мне не хватало не то что месяцами, а годами. Кара излучала покой, который и мне позволил успокоиться. Умиротворение, которое заставило меня расслабиться. Но мне нельзя терять бдительности. Ни с Карой, ни с кем угодно.

Это будет для меня смерть. Не столько физическая, сколько моральная, а это, пожалуй, даже хуже.

И к этому случаю применимы все правила Джуда с первого по шестое, но особенно – первое.

Никогда не позволяй себе ничего чувствовать. Чувства убивают.

Глава 22 ✗ Сеффи

Милая Калли!

Мы едем домой. Завтра утром. Наконец-то точно назначено время. Вчера говорили, что выпишут меня сегодня, но сегодня такое впечатление, что завтра уж точно. Мы едем домой. Наконец-то вырвемся отсюда. И хотя я мечтаю выбраться из больницы, в глубине души я ужасно боюсь напортачить. Я понимаю, мама будет рядом, но в итоге все упирается в меня. Моя дочь – моя ответственность. Я смотрю на тебя, Калли, как ты спишь у меня на руках, и все равно не могу поверить, что ты моя.

Моя дочь.

Я еще совсем молодая, а у меня уже есть дочь. Я смотрю на тебя – и меня пугает, как мало я знаю. Обо всем. Я медленно поднимаю руки, чтобы лучше уловить твой аромат. Он такой свежий, новенький. Он мне никогда не надоест, твой аромат. Я глажу тебя по щеке, она нежная, как шепоток. Вот так я и провела сегодняшний день, Калли. Глядела на тебя бесконечными минутами, упивалась тобой… И вдруг почувствовала на себе взгляд. Подняла голову – и вздрогнула, когда увидела, кто стоит в ногах моей койки.

Мэгги Макгрегор. Мама Каллума.

Если бы она подошла прямиком ко мне и влепила мне по физиономии мороженой камбалой, я была бы не так огорошена. Челюсть у меня отвисла, я глядела на нее не мигая.

– Привет, Сеффи, – тихо сказала Мэгги.

– Привет… миссис Макгрегор, – пролепетала я.

Раньше я звала ее Мэгги, но это было до того, как я поняла, что у меня на это нет ни малейшего права.

– Как дела?

– Нормально.

Что она здесь делает? Я не видела ее со дня смерти Каллума. Чего она хочет? Наверное, пришла плюнуть мне в глаза за гибель сына. Если она ненавидит меня, как Джуд, я могу ее понять. Чертово объявление. Очередная моя так называемая гениальная идея, которая отрастила зубы и укусила меня за задницу. А у меня тыльная часть и без того вся в кровище из-за так называемых гениальных идей, которые выходят мне боком. Если Мегги пришла отомстить мне или моему ребенку, успею ли я закричать и позвать на помощь? Успеют ли медсестры прибежать и спасти меня? Я покрепче прижала к себе Калли. Никто никогда и пальцем не тронет мою дочь, ни Мэгги, ни Джуд, ни мой отец.

– Можно я сяду? – спросила Мэгги.

Я настороженно кивнула. Мэгги села на стул у койки.

– Дашь мне подержать ее? – Мэгги улыбнулась моему ребенку.

Я растерянно уставилась на нее:

– Миссис Макгрегор, мне…

– Меня зовут Мэгги. А это моя внучка, – сказала Мэгги. – И я ее уже люблю.

Я по-прежнему сомневалась, но что-то в выражении ее глаз заставило меня поверить ей. Я медленно протянула Мэгги ребенка. Она взяла Калли на руки, устроила поудобнее, и глаза ее засияли. Я узнала этот свет. Такой же, какой был у моей мамы, когда она впервые взяла внучку на руки. И тут я поняла, что Мэгги говорит правду. Она и в самом деле уже любит Калли. И еще как.

– У нее голубые глаза. – Мэгги, кажется, удивилась.

– У всех детей сначала голубые глаза, – напомнила я ей.

– Но я думала, у Крестов глаза становятся карими или черными в первые же часы или дни. А ты ведь уже давно в больнице, – сказала Мэгги.

Я хмыкнула.

– Она очень красивая. – Мэгги сияла, не сводя глаз с внучки.

– Кажется, да, – сказала я.

Только тут Мэгги посмотрела на меня:

– Спасибо, что назвала ее Калли.

Я снова хмыкнула, вспомнив, что Каллум этого не хотел. Он предложил Роуз. А Калли придумала я.

– Калли-Роуз ей идет, – улыбнулась Мэгги.

Мы говорили ни о чем – обе слишком боялись сказать, что на самом деле думали. Я перевела дух, набралась храбрости и начала первой.

– Миссис… Мэгги, вы вините меня в смерти Каллума? – спросила я.

Мэгги поглядела на меня и помотала головой:

– Нет, я никогда и не думала, что ты виновата в том, что произошло с моим сыном.

– Почему? Джуд считает, что всё из-за меня.

– Джуд до сих пор все ищет, ищет, да не находит, – заметила Мэгги.

– А что он ищет?

– Сомневаюсь, что даже Джуд это знает. Но пока он не поймет, как распорядиться собственной жизнью, он будет винить тебя и всех остальных Крестов во всем, что в ней не заладилось.

– А вы – нет?

– Нет.

Как было бы чудесно поверить в это хоть на миг… Я со вздохом откинулась на подушки.

– Кроме того, я думаю, что ты винишь себя с такой силой, что хватит на нас двоих, – продолжала Мэгги.

– Вы так хорошо меня знаете, – сказала я без тени иронии.

– Еще бы, мисс Сеффи, ведь я вас вырастила, верно?

И это была истинная правда, ни больше, ни меньше.

– Пожалуйста, не называйте меня мисс Сеффи, – попросила я. – Просто Сеффи, ладно?

Мисс Сеффи… интересно, ей настолько же противно называть меня так, насколько мне противно это слышать? Как будто мама или сестра вдруг назвали меня мисс Сеффи. Вот удивительно: когда я думаю о раннем детстве, мне помнится, что няня Мэгги была со мной гораздо чаще, чем родная мать. Мэгги и Каллум были моими ближайшими друзьями – до того дня, когда Мэгги покинула наш дом вместе с Каллумом и обратно ее не позвали. После этого остались только мы с Каллумом. Мэгги с мамой были лучшими подругами, но потом это в один момент изменилось. Просто поразительно, насколько все в жизни зависит от таких моментов, от простых решений.

– Как ты думаешь, когда тебя отпустят домой? – спросила Мэгги.

– Говорят, завтра утром уже точно выпишут, – ответила я.

Она посмотрела на меня:

– Ты снимаешь все ту же квартиру?

– Да. – Я нахмурилась. – Откуда вы знаете?

– Друзья рассказали.

Какие еще друзья? Джуд?

– Нет, не Джуд. – Мэгги словно прочитала мои мысли. – Я его не видела… не говорила с ним уже давно, с тех пор когда Каллум был еще жив.

Можно ли ей верить? Причин сомневаться в ней у меня не было.

– Есть предложение, – сказала Мэгги.

– Какое?

– Переезжай ко мне.

– Что, простите? – Я решила, что ослышалась.

– Если тебе не нравится мысль, что ты будешь одна на съемной квартире, я подумала, ты можешь переехать ко мне, – сказала Мэгги. – Я бы помогала тебе с Калли-Роуз. Я не собираюсь командовать тобой, просто готова помочь.

– Ой… понимаете, мама уже…

– Ни для кого не секрет, как твоя мать относится к тебе и Калли-Роуз, но со мной-то все иначе, – перебила меня Мэгги. – Выслушай меня. Я много думала обо всем этом, и, поскольку мы с тобой обе остались совсем одни, я решила, что это был бы наилучший выход из положения.

Сердце у меня больно заколотилось – громко-громко забухало, отвечая на каждый вздох.

– А как же ваша сестра? Вы ведь теперь у нее живете? Вряд ли она захочет, чтобы мы с ребенком путались у нее под ногами, – проговорила я.

Скажи ей. Ты возвращаешься домой, к маме. Скажи ей.

– Я теперь живу одна, сама себе хозяйка, – сказала Мэгги. – Дом у меня не большой и не роскошный, но дом есть дом. И я буду рада, если ты со мной его разделишь.

– Почему… почему вы так хотите? – спросила я в полном недоумении.

– Вы с Калли – моя единственная родня, – ответила Мэгги.

Всего несколько слов, но в них прозвучало столько тоски и одиночества, что у меня сразу защипало в глазах. Я смотрела то на Калли, то на Мэгги.

– И я уверена, что Каллум хотел бы этого. – Мэгги зашла с козырей. – Чтобы мы жили вместе, как одна семья.

У меня возникло такое чувство, будто все лицо сейчас пойдет трещинами. Но что мне делать? Я хотела домой к маме. Уже настроилась.

Но мы нужны Мэгги. И маме тоже нужны.

Я внутренне застонала. Что бы я ни решила, обязательно кого-нибудь обижу.

Моя единственная родня…

Правда в том, что мы с Калли нужны Мэгги больше, чем маме. И я перед ней в долгу.

– Прошу тебя, Сеффи!

– Вы уверены, что хотите, чтобы орущий ребенок не давал вам спать по ночам, а в доме воняло грязными подгузниками?

– Я всей душой за! – разулыбалась Мэгги.

– Тогда, похоже, у вас две квартирантки, – ответила я. – Но только при одном условии.

– Каком?

– Вы разрешите мне платить за квартиру и оплачивать половину коммунальных услуг.

Мэгги, похоже, сначала хотела возразить, но поглядела на меня и передумала.

– Хорошо. Тогда договорились. – Она вернула мне Калли. – Спасибо тебе, Сеффи. Завтра утром я за тобой приеду. – Мэгги просияла. – Если вы с внучкой будете жить у меня, я снова пойму, зачем вылезать из постели по утрам.

И с этими словами она зашагала к выходу. Я смотрела ей вслед, пока она не скрылась за двойными дверями, и даже после этого не могла отвести взгляд. Боже мой, что я натворила?!

– Я понимаю, не мое дело, – подала голос Рокси с соседней койки, – но я все равно все слышала, ничего не попишешь. Я думала, ты завтра возвращаешься домой к матери?

– Кажется, нет, – нетвердым голосом ответила я.

– А кто была эта женщина? – уточнила Рокси.

– Мэгги Макгрегор, бабушка Калли.

– Почему ты сказала, что поедешь к ней?

– Я нужна ей.

– А тебе самой что нужно? – спросила Рокси.

Ответа у меня не было.

Глава 23 ○ Джуд

Мы с Карой встречаемся уже недели две. Я решил проявить терпение. Теперь моя цель – гораздо больше, чем дневная выручка местной парикмахерской. Я приметил рыбку покрупнее, вроде денег всей сети салонов «Делани» с банковского счета. Там, наверное, сотни тысяч фунтов. Я видел, что у Кары нет отбоя от клиентов, поэтому она, должно быть, купается в деньгах. Наложить руку на все ее сбережения будет не слишком сложно.

По одной простой причине: Кара на меня запала. Еще как.

Я проверял ее. Иногда по два дня ей не звоню. На третий, как часы, она звонит мне на мобильный и зовет потусить. А я при каждой встрече дарю ей цветы, шоколад или дешевые цацки, и она всему рада-радешенька.

И уже начались вопросы.

«А сколько у тебя братьев и сестер?»

«Стив, а расскажи про маму с папой?»

«Стив, а кем ты работаешь?»

«Кем ты хотел стать, когда окончил школу?»

«Кем ты себя видишь через пять лет?»

Все эти искательные женские вопросы, которые девушки задают, когда решают, заводить ли с тобой серьезные отношения.

А что самое смешное – я ничегошеньки не делаю, чтобы ее поощрить. Определенно никакого секса, всего несколько поцелуев, даже за руки держаться особенно не позволяю.

Но одного у Кары не отнимешь – она умная. Знает, как вести разговор, в отличие от Джины. И у нее на все свое мнение. Джина всегда спрашивала меня, что я думаю, прежде чем высказать собственное мнение, неизменно совпадавшее с моим. Кара не боится спорить со мной. Мне уже давным-давно не приходилось вот так сидеть и разговаривать про политику, религию, кино и жизнь с кем-то вне Освободительного Ополчения. И уж точно я никогда не обсуждал ничего такого с Крестом.

– А к тебе в салон нули часто ходят? – спросил я как-то вечером за ужином.

– Нет, не очень, – ответила Кара. – Гораздо реже, чем мне хотелось бы.

– Наверняка твои клиенты из Крестов недовольны, что ты стрижешь нулей в том же зале, – заметил я.

– Тогда пусть идут в другие салоны, их никто силком не держит, – тут же ответила Кара. – Не выношу людей с таким образом мыслей. И не желаю тратить на них время.

– Так что, если я попрошу тебя заплести мне кафрокосички, ты сделаешь?

– Прямо здесь, в ресторане? Ни за что! – сухо ответила Кара. – Но в салоне или у меня дома – да, конечно. А почему нет?

– Тебе не кажется, что мы, нули, слишком стараемся подражать стилю Крестов? – Я постарался, чтобы голос звучал ровно.

– Стиль Крестов? А в чем это выражается в обычной жизни? – Кара подалась вперед, чтобы лучше расслышать мой вопрос, взгляд у нее был внимательный.

– Ну всякое ваше и не наше, – ответил я.

– Ну например?

– Зайди в любой магазин одежды для Крестов – и там продают женские трусы с накладной попой, чтобы женщины-нули могли выглядеть попышнее, как женщины-Кресты. Все в нашей жизни, стиль нашей одежды, все вплоть до еды – все на свете диктуется Крестовой эстетикой, тем, как Кресты видят мир. Богатые женщины-нули чувствуют себя как голые без коллагеновых имплантов, чтобы губы были пухлее, и меланина в таблетках или дорогих соляриев, чтобы кожа была темнее. А что ты скажешь про Хартли Дюран? – Меня несло.

– А что она?

– Она единственная женщина-нуль, попавшая в этом году в список ста самых красивых женщин планеты. А знаешь почему? Потому что похожа на Креста.

– Да нет же, – возразила Кара.

– Нет, похожа!

– А тебе как кажется, она симпатичная? – спросила Кара.

– Да, она просто роскошная, но дело не в этом, – с жаром ответил я.

– А ты не думаешь, что все это внешнее, а не внутреннее?

– В каком смысле?

– В том смысле, что слишком многие, и Нули, и Кресты, ловятся на то, что яйца выеденного не стоит, – ну, на то, как человек выглядит и сколько у него денег. Какая разница?

– А что тогда важно? – спросил я.

– То, какой человек внутри, – сказала Кара.

Какой же наивной сказочной чушью набита ее голова, кисло подумал я. Ей-то легко говорить.

– Да, я понимаю, мне-то легко говорить, – улыбнулась Кара, прочитав мои мысли. – Я внутри всего этого. Я часть большинства – и знаю это. Почти на всех журнальных обложках – Кресты, а не Нули. Почти все кинозвезды – Кресты, почти все телесериалы – про Крестов. Я все это знаю. Я внутри – но это не означает, что я не вижу, что происходит снаружи. И это не означает, что я одобряю положение вещей.

– Почему? Тебе-то какое дело? – не удержался я от вопроса.

– Потому что мама с папой приучили меня считать, что все люди разные, но равные. И что я должна обращаться со всеми с тем же уважением, какого ожидаю к себе, кто бы это ни был, – ответила Кара.

– Значит, ты со мной, чтобы показать, что можешь применить родительскую философию на практике?

Ох, напрасно я не прикусил язык вовремя.

– Стив, ты правда так думаешь? – серьезно спросила Кара.

Я отхлебнул вина. И без того уже достаточно наговорил.

– Правда? – не отставала Кара.

– Не знаю. – Я посмотрел ей прямо в глаза.

К моему удивлению, она улыбнулась и откинулась на спинку кресла.

– Спасибо за честность. Буду так же честна. Я с тобой, потому что ты мне нравишься, очень сильно. И это начало, середина и конец всего этого.

Но ты же меня не знаешь, невольно подумал я. И от этой мысли мне стало приятно – как и должно было быть.

Иногда, когда мы болтаем и смеемся вместе, я даже забываю, что она Крест. Но только иногда. И когда такое происходит, я заставляю себя посмотреть на нее и сосредоточиться на цвете ее кожи – и больше ни на чем. Обычно помогает. Я сосредотачиваюсь на том, что у нее совсем не такое, как у нас. Меня удивляет другое – что иногда я и в самом деле забываю об этих различиях. Ненадолго, но это происходит. А такого быть не должно. Я собираюсь вскоре сделать свой ход. Это мне здесь грозит опасность. Потому что я начал задумываться не о том, что у нас разного, а о том, что у нас общего. Пора все это свернуть – получить от нее все, что смогу, и сбежать.

Глава 24 ✗ Сеффи

Мама не поняла моего решения. Где уж ей, раз я сама толком не понимаю!

– Ты же сказала, ты вернешься домой, ко мне, – напомнила мама.

– У меня изменились планы. Мама Каллума сказала, что я могу жить у нее, если так решу… И я так решила.

– Почему? – тихо спросила мама. – Чтобы наказать меня?

– Конечно нет! – возмутилась я.

– Сеффи, ты правда хочешь жить у мамы Каллума?

– У нее больше никого нет, – ответила я.

– Это не ответ на мой вопрос, – сказала мама.

Она заметила.

Я, как последняя трусиха, позвонила маме утром, когда меня выписали из больницы. И хотя я не видела ее, я слышала обиду в ее голосе. В каком-то смысле это было даже хуже, потому что воображение заполнило пробелы. Мозг дорисовал картину недоумения у нее на лице и огорчения, затуманившего глаза.

– Мама, прости меня, – начала я снова.

– Я думала, ты серьезно отнеслась к тому, что мы с тобой оставим прошлое позади и начнем всё с чистого листа…

– Я отнеслась серьезно. И отношусь.

Но мама уже не слушала меня. И ее можно было понять.

– То есть ты предпочтешь жить в какой-то нулёвской лачуге, лишь бы не возвращаться домой ко мне? – спросила она.

– Я предпочту жить там, где не буду слышать подобных реплик, – ответила я. – И вообще вы с Мэгги вроде бы дружили.

– Я не это имела в виду, – тут же сказала мама. – Я просто не понимаю тебя, Персефона.

– Ты никогда и не пыталась, а теперь уже немножко поздно! – взвилась я.

Молчание.

– Ясно, – сказала мама наконец.

– Мама, я не хочу ссориться с тобой. Я очень устала. Я приеду к тебе в гости, как только устроюсь, – пообещала я.

– До свидания, Персефона, – сказала мама.

– Пока, мама.

Мама первой положила трубку, но я успела услышать, как она шмыгнула носом, и уловить надлом в ее голосе. Она плакала. От этого мне тоже захотелось плакать. Мама плакала.

Из-за меня.

* * *

Вот, Калли, так я поселилась у Мэгги. Я здесь уже почти месяц. Она живет в крошечном домике, две комнатки наверху, две – внизу, но здесь тепло, чисто и лучше, чем было у меня в квартире, так что жаловаться не на что. Мэгги спит в маленькой спальне наверху. Мне она отдала ту, что побольше. Мы спорили об этом, пока Мэгги не топнула ногой и не сказала, что нас двое, а она только одна, поэтому логично, чтобы мы поселились в комнате побольше. Ванная напротив моей двери, это удобно. Внизу – кухня и гостиная с бордовым диваном и светло-бежевым креслом, которые не сочетаются между собой, но кому какое дело. В одном углу скромно жмется телевизор. В другом – допотопная радиола. У Мэгги есть садик. Он меньше гостиной, но там хватает места, чтобы сушить белье – стиральная машина у нее есть, а сушильной нет. Так что вполне приличный дом. А вот район, увы, так себе.

Когда я позвонила Минерве спросить про новую работу в Daily Shouter и узнать, как там мама, она пришла в ужас, услышав, где я буду жить.

– Там же просто опасно, – сказала она.

– Не опаснее, чем везде, – ответила я.

– Смеешься?! – Минерва фыркнула. – Мое первое задание было взять интервью у одной женщины в двух кварталах от твоего нынешнего жилья. По дороге в редакцию на меня напали.

– Как это? – испугалась я. – Ты цела? Все обошлось?

– Да. Какой-то белый урод прижал меня к стене и велел отдать всё что есть, – с омерзением сказала Минерва.

– И что было?

– Забрал сумку и мобильник и убежал, – сказала Минерва. – Скотина! Но могло быть хуже.

– Ну не повезло тебе… – начала я.

– Сеффи, большинство убийств и изнасилований в нашей стране совершают нули. Не забывай, – с нажимом проговорила Минерва.

– Это упрощенческий довод, и ты сама это знаешь! – выпалила я в ответ.

– Это правда.

– Правда, основанная на играх со статистикой? Кроме того, даже если это правда – а я ни на секунду в это не верю, – из нее не следует, что все Нули обязательно преступники.

– У тех, которые преступники, на лбу ничего не написано, – заметила Минерва.

– Ты хочешь сказать, что мне вообще нельзя доверять Нулям?

– Я хочу сказать, что тебе надо быть осторожнее, – сказала Минерва.

– Я предпочитаю доверять людям, кем бы они ни были, пока они не дадут мне повода для обратного, именно в этом порядке, – ответила я.

– И это тебе постоянно выходит боком, – заявила Минерва.

На это мне нечего было возразить, сколько ни думай. Я решила сменить тему, пока мы опять не начали орать друг на дружку по телефону.

– Поздравляю с новой работой.

– У меня полгода испытательного срока, – сказала Минерва. – Больших сюжетов мне еще долго не поручат. Как я уже говорила, пока я журналистка-стажерка.

– Ты все выдержишь с блеском, – сказала я.

– Надеюсь. Пока что я напечатала две заметки о разбойных нападениях нулей и одну о пожаре на складе, а еще про котенка на дереве и про то, как затопило местную кондитерскую.

– Два разбойных нападения? Что-то тебя сразу бросают на передовую.

– Да нет. Оба раза нули подрались с нулями безо всякого участия Крестов, так что просто заметки из раздела мелких происшествий, – легкомысленно ответила Минерва.

– Для Нулей они не мелкие, – возразила я.

Минерва сама-то слышит, что говорит? Точь-в-точь как отец!

Минерва вздохнула:

– Я неудачно выразилась.

Ладно.

Мы еще немного поболтали, после чего я узнала, что мама в жуткой депрессии, но не пьет.

Что ж, спасибо и на том.

У нас с Мэгги пока не получилось наладить режим жизни. Честно говоря, с ней у меня постоянное ощущение, что я брожу по минному полю. А ты, Калли, – ты все время плачешь. Я тебя кормлю, меняю пеленки, слежу, чтобы ты не зябла и не перегревалась, а ты все равно плачешь. А когда я слушаю твой плач часами напролет, у меня остается одно желание – завизжать на тебя, лишь бы ты замолчала. Не знаю, чего ты хочешь. Не знаю, что я делаю не так, и чувствую себя полной неумехой. Я беру тебя на руки, прижимаю к себе, и это обычно успокаивает тебя – рано или поздно. Но стоит мне попытаться положить тебя в кроватку, и ты снова плачешь.

– Не приучай ее к рукам, – посоветовала мне Мэгги. – Она потому и плачет, как только ты отходишь. Положи ее и оставь в покое, и она поплачет день-другой, а потом поймет, что ее не всегда держат на руках.

– Я ни за что не брошу Калли плакать в кроватке, – возразила я.

– Это помогает, – не отставала Мэгги. – Каллум в детстве был точно такой же, и…

Мэгги осеклась. Что она хотела сказать? Что это ему не навредило, а даже пошло на пользу? Сделало самостоятельным? Независимым?

– Прости, пожалуйста, – вдруг сказала Мэгги. – Я обещала, что так не буду, а сама-то… Делай как считаешь нужным.

Я дождалась, когда Мэгги уйдет из комнаты, а потом подняла тебя на руки, Калли. Ходила кругами по комнате, шептала тебе на ухо успокаивающие слова и молилась, чтобы ты поскорее устала и заснула. У меня было такое чувство, что я сейчас рухну. И не только из-за того, что ночью постоянно приходится вставать. Сильнее всего выматывало гложущее чувство вины, которое терзало меня ежесекундно, сутками напролет. Я кругом виновата. И то, что я даже не могу успокоить ребенка, только усугубляло ощущение собственной никчемности.

Совсем как в тот раз, когда я впервые купала тебя, Калли. Мне было безумно страшно. Мэгги предлагала помочь, но я отказалась наотрез. Не хотела, чтобы она догадалась, что я понятия не имею, как это делается. Я налила в ванну воды, проверила температуру, пока ты лежала в переноске на линолеумном полу ванной. Сделала все как положено. Проверила воду пальцами, тыльной стороной ладони, локтем. Еще раз проверила. Раздела тебя и осторожно опустила в воду. И тут все пошло наперекосяк. Я пыталась держать тебя за руку, положив твою голову себе на сгиб локтя, но ты запищала, и я поняла, что сжимаю тебя слишком сильно. Я ослабила хватку и повернулась, чтобы свободной рукой взять мыло с бортика ванны, но тут твоя голова соскользнула с моей руки, и ты начала сползать в воду. Я в панике поддернула тебя, но получилось слишком резко, и ты возмутилась. Завопила. Я достала тебя из ванны, вода с твоего мокрого тельца потекла мне на футболку – и я разревелась. Я не могу даже выкупать собственную дочку. Жалкое зрелище! Вошла Мэгги – и в наносекунду поняла, что я на грани истерики.

– Давай вместе ее выкупаем, хочешь?

Я кивнула, глотая слезы. Мэгги опустилась на колени рядом со мной и стала смотреть, как я делаю вторую попытку выкупать тебя, Калли. И на этот раз все получилось.

Я и не думала, что это настолько изнурительно – ухаживать за ребенком. Не понимала, что у меня не будет никаких перерывов на отдых, что нужно быть на посту круглые сутки и без выходных. И младенцу не скажешь: «Дай мне пять минут» или «Не сейчас, я устала».

Пока ты спишь, Калли, я пытаюсь делать что-то по дому – стираю, глажу, – но от усталости двигаюсь как черепаха. Не знаю, что бы я делала без Мэгги, которая помогает мне и отправляет поспать, пока спит ребенок. Хорошо все-таки, что мне не пришлось жить с тобой в той студии. Даже представить себе не могу, как бы я справлялась, если бы была одна.

А потом я думаю про Каллума, о том, чего нам всем не хватает просто потому, что мы не вместе. Насколько полнее была бы жизнь, если бы Каллум был рядом и мог разделить все это со мной. С нами. Тогда все мои беды сжались бы до размера многоточия. И это хуже всего, Калли, когда я держу тебя на руках и думаю о твоем папе. Или когда я лежу в постели и вижу его во сне.

Калли, ну почему все обязательно так сложно? Я так хотела, чтобы у тебя была папина фамилия – Макгрегор. Казалось бы, я имею право заявить, что тебя зовут Калли-Роуз Макгрегор, и вписать это имя в свидетельство о рождении – и дело с концом. Оказывается, нет. Оказывается, раз мы с Каллумом не были женаты, мне нужно разрешение Каллума на использование его фамилии. Я объяснила женщине, оформлявшей документы, что Каллум никак не может дать разрешение, но она и слушать меня не стала.

– Тогда обращайтесь к юристу, – заявила она. – Но сразу предупреждаю, это длительный и сложный процесс.

Теперь я жду, когда станет полегче, а потом собираюсь пойти к юристу узнать, как официально поменять тебе фамилию. Но сколько же танцев с бубнами вокруг бумажки, сделать которую должно быть легко и просто!

Я перестала расхаживать и посмотрела на тебя. Ты не спала, но хотя бы не плакала. Стоило мне сделать всего шажок к твоей переноске, как раздался звонок в дверь, и я вздрогнула. И ты тут же расплакалась снова. Я выругалась. К Мэгги редко кто-то приходит, ко мне – вообще никто. Ну почему кому-то приспичило трезвонить в дверь как раз сейчас? Я стала снова ходить кругами по комнате, умоляя:

– Калли, пожалуйста, не плачь!

Ты словно бы услышала меня и начала затихать. Для разнообразия.

– Сеффи, это к тебе! – крикнула Мэгги снизу.

Я нахмурилась и понесла Калли вниз. Неужели мама наконец решила приехать и увидеться со мной лично в попытке заставить меня одуматься? Но это оказалась совсем не мама. Это был Джексон, парень с гитарой, с которым я познакомилась в больнице.

– Привет! – Глаза у меня стали круглые.

– Спорим, ты не ожидала меня увидеть? – Джексон смотрел на меня снизу вверх и ухмылялся.

– Ты пришел меня навестить?

– А то, – кивнул Джексон.

– Что-то случилось с Рокси? – испугалась я.

Должно быть, это Рокси прислала брата ко мне. Она была славная, но мы не общались с тех пор, как одновременно выписались из больницы.

– Нет. У нее все хорошо, даже отлично. – Джексон огляделся. – А можно куда-нибудь сесть?

– Извини. Проходи вон туда. – Я показала налево, в гостиную.

– Чаю хотите? – крикнула Мэгги из кухни.

– Нет, спасибо, – ответила я.

– А я бы с удовольствием! – крикнул в ответ Джексон.

Он уселся на край бордового дивана. Я подумала, что он, наверное, хочет, чтобы я села рядом с ним, но выбрала кресло. Он изучающе рассматривал меня. Я наклонила голову поцеловать Калли в лоб, в основном для того, чтобы Джексон не увидел смятения в моих глазах. Что ему нужно? Я заставила себя посмотреть прямо на него. Он улыбнулся мне. Я не стала улыбаться в ответ и ждала, что он скажет.

– Ну я тогда сразу к делу, – начал Джексон.

– Слушаю.

– У тебя красивый голос.

– Что, прости?

– У тебя хороший певческий голос. Я тебе больше скажу: у тебя классный певческий голос, – пояснил Джексон. – А у меня подобралась группа, но нам нужна солистка. Все заработанные деньги делим на четверых. Поровну.

– Постой, ты зовешь меня в свою группу? – оторопела я.

– Ну да.

Правда, он еще ни о чем меня не попросил.

Я откинулась в кресле – все это не вызвало у меня особого восторга.

Джексон молча поглядел на меня, потом вздохнул:

– Ладно. Давай я лучше еще раз начну.

– Да, пожалуй.

– Я играю на гитаре в группе. Мой дружбан Носорог – ударник, а Сонни – клавишник и бас-гитарист. – Наконец-то Джексон заговорил со мной по-человечески. Я стала слушать. – Нам говорили, что нас будут чаще звать выступать, если у нас будет певица. Когда ты пела со мной в больнице, у тебя здорово получалось.

Ага, до тех пор, пока Джексон не обругал несчастную медсестру-Креста, которая просто исполняла свои обязанности.

– Я поговорил с Носорогом и Сонни, мы все хотим, чтобы ты выступала с нами, – продолжал Джексон. – Как я сказал, все заработанные деньги делятся поровну на четверых.

– Где вы играете?

– В клубах, в пабах, на свадьбах, на вечеринках – везде, где платят, – ответил Джексон.

– А в каком стиле?

– Я же говорю – все что угодно, лишь бы платили, – сказал Джексон.

– То есть вы не пишете песни сами? – удивилась я.

– Пишем, только их никто не хочет слушать. – В голосе Джексона послышалась горечь.

– А почему? Не понимаю.

– Мы поем сплошные каверы. Администраторы клубов любят старые стандарты. Стараемся к концу программы всунуть две-три оригинальные песни, но не всегда получается.

– А почему я? – спросила я.

– Ты умеешь петь…

– Куча девушек умеет петь. Почему я?