Текст книги "Смятение чувств"

Глава 8

Стэдвелл, август 1856 года

Дэвид предполагал, что на вокзале в Стэдвелле их встретит экипаж, поскольку он сообщил домоправительнице точный день и время своего приезда. Так и случилось. Однако это оказалась ободранная, тяжелая старая карета, которую тянула четверка лошадей, выглядевших так, будто им привычнее впрягаться в крестьянскую телегу или даже плуг. Кучер походил на садовника, вынужденного выполнять несвойственную ему роль.

Чего Дэвид не ждал, так это небольшой толпы, встречавшей их на вокзальной платформе, и больших белых бантов, украшавших опорные столбы платформы. Деревенский пастор, преподобный Колин Хэтч, выступил вперед, чтобы представиться, хотя о том, кто он такой, можно было и без этого судить по его церковному облачению. Откашлявшись, он с важным видом зачитал чистым звонким голосом, как это принято в англиканской церкви, приветственную речь, обращенную к виконту и виконтессе, содержащую также поздравление с их бракосочетанием.

– Насколько я понимаю, – спросил он, – вы заключили священные узы брака сегодня утром? – Свои слова он сопроводил поклоном.

Раздались жидкие, робкие аплодисменты собравшихся – жены пастора, владельца гостиницы и его жены, доктора и его жены, школьного учителя, торговцев и их жен, а также нескольких других человек, одежда и манеры которых позволяли предполагать, что они занимают достаточно высокое общественное положение, чтобы претендовать на членство в комитете, организовавшем эту встречу.

Дэвид улыбался. Боже милосердный, он такого совершенно не ожидал. Если бы он подумал о подобной возможности, то подготовил бы приличествующий теплый ответ. Но теперь ему пришлось ограничиться улыбками, нехитрыми словами благодарности и рукопожатиями, которыми он обменялся со всеми присутствовавшими. Он заметил, что Ребекка легко приспособилась к ситуации, не проявив какого-либо смущения, свободно двигаясь в этой небольшой толпе, беседуя и улыбаясь. Впрочем, ничего другого он от жены и не ожидал. Если бы и вправду пределом его желаний было найти подходящую виконтессу и хозяйку, то и в этом случае он остановил бы свой выбор на Ребекке.

Больше народа собралось на площади перед входом на вокзал. Это были люди, которые в силу своего положения в обществе не удостоились места на перроне. Они тоже аплодировали. Двое детей размахивали белыми шейными платками. Некоторые свистели, раздавался смех. Прежде чем помочь жене сесть в карету, Дэвид поднял руку в знак благодарности за оказанный прием и еще раз улыбнулся. Ребекка поступила так же.

Когда за ними закрылась дверь и карета тронулась, Дэвид с удовольствием посмотрел на Ребекку.

– Все это было совершенно неожиданно, – сказал он.

– Но приятно, – прокомментировала она.

– Мне следовало бы знать всех этих людей, – заметил он. – Стэдвелл принадлежит мне с самого моего рождения, а мне, Ребекка, уже почти двадцать девять лет. Уместнее было бы встретить меня шиканьем и возгласами недовольства. Лучшего я не заслужил. Я чувствую себя виновным за то, что пренебрегал своим долгом хозяина.

– Они постепенно с тобой познакомятся, – утешила его Ребекка. – И винить себя не стоит – все это в прошлом. Имело бы смысл терзаться, если бы ты до сих пор ничего не предпринимал, чтобы улучшить положение. Ты же все-таки начал что-то делать. Во всяком случае, ты уже сюда приехал.

– Думаю, ты права, – ответил Дэвид, хмуро разглядывая обветшалую внутреннюю обивку кареты. «Конечно, нет никакого смысла упрекать себя, – подумал он, – ведь все равно ничего уже нельзя изменить. Прошлого не вернешь, и чувство вины просто бессмысленно».

В Стэдвелле царило запустение. Верхушки массивных воротных столбов украшали каменные львы – вернее, некогда украшали. Один из этих самых львов валялся в траве позади столба с опустевшей плоской верхушкой. Казалось, он лежит там уже давно. Железные ворота были незаперты. Квадратная сторожка пустовала. В одном из ее окон было выбито стекло, и окно заколотили досками. Подъезжая к дому, экипаж переехал по мосту через реку. Берега реки поросли высокой травой – такой густой, что воды почти не было видно. Перед главным домом простиралась чистая и опрятная лужайка, которая, правда, больше напоминала красивый весенний луг, чем ухоженный садовый газон. Повсюду пестрели маргаритки. С западной стороны деревья подступили к дому настолько близко, что некоторые окна уже нельзя было разглядеть за их ветвями.

И все-таки дом выглядел именно так, как его помнил Дэвид: величественно и живописно. Выстроенный из серого камня не более ста лет назад, он был выдержан в лучших традициях архитектуры восемнадцатого века. Центральную часть дома выполнили в виде римской триумфальной арки. Четыре ее массивные колонны были увенчаны изваяниями античных богов, по всей видимости, устремленных навстречу победе. К центральной части примыкали по обеим сторонам двухэтажные флигели с высокими узкими окнами. К парадным дверям вела широкая каменная лестница.

Двухэтажный холл, отделанный мрамором, был прибран и чист. Правда, Дэвиду не предоставили возможность внимательно его оглядеть. В холле их встретила домоправительница, миссис Мэттьюз, которая, поприветствовав, представила штат, в большинстве своем вновь нанятых работников. Все они, выстроившись в шеренгу, напряженно вытянулись и приветствовали хозяина и хозяйку.

Дэвид собирался ограничиться кивком и милой улыбкой, а затем сразу проследовать дальше. У Ребекки, однако, были иные намерения. Она направилась к шеренге слуг и прошла вдоль нее, улыбаясь и обмениваясь с каждым из них несколькими словами. Слуги помоложе вначале глядели испуганно, но постепенно тоже заулыбались. Дэвид последовал примеру жены. Да, подумал он, ему, конечно, нужна в доме женщина, которая обучила бы его доброму, приветливому обхождению. В Крейборне, где он вырос, такой женщины не было

Они прошли в сопровождении домоправительницы через ведущую на лестницу арку и стали подниматься вверх по широким ступеням. Миссис Мэттьюз предположила, что его светлость и его супруга хотели бы, вероятно, осмотреть свои комнаты и освежиться перед поздним чаем, который будет сервирован в гостиной. Устилавший ступени ковер показался Дэвиду чересчур поблекшим и затоптанным.

Домоправительница пояснила, что обед подадут в семь, если только это одобрит ее светлость. Нового старшего повара, сообщила миссис Мэттьюз, срочно пригласили из Лондона. У него хорошие рекомендации.

– Семь часов – вполне подходящее время, – заверила домоправительницу Ребекка.

Несмотря на то что окна спальни Ребекки выходили на главный фасад дома и сквозь них светило позднее послеполуденное солнце, сама комната выглядела запущенной и мрачной. Некогда синие шторы на окнах и занавеси над кроватью приобрели к этому времени какой-то неописуемый цвет, больше всего похожий на серый. Так же выглядел и ковер. Но это было отнюдь не самое худшее.

– Простите, миледи, но, когда слуги готовили спальню к вашему приезду, выяснилось, что матрац заплесневел от сырости, – сказала миссис Мэттьюз, пытаясь пошире раздвинуть шторы на окнах, чтобы хоть как-то рассеять мрачное впечатление. – Мы еще не успели его заменить. На всякий случай я подготовила для вас, миледи, другую комнату, но… – Она многозначительно взглянула на Дэвида

Ее взгляд говорил, что господа – новобрачные и что спальня Ребекки соединена дверью со спальней хозяина.

– Это не важно, миссис Мэттьюз, – успокоил ее Дэвид. – Через пару дней моя супруга сама скажет, что она хотела бы здесь переделать. А пока она разделит со мной спальню хозяина. – Он произнес это деловым тоном и пересек комнату, чтобы взглянуть из окна вниз на ровные лужайки, очень старые деревья и протекавшую за ними реку. Через нее был переброшен трехарочный каменный мост, который молодожены едва ли могли заметить некоторое время назад из кареты. Дэвиду казалось странным, что он называет Ребекку «моя супруга». Все это звучало так нереально.

– Комната очень хорошо спланирована, – холодно отметила стоявшая позади него Ребекка. – Со временем она станет уютной, миссис Мэттьюз. – А вот та дверь ведет в мою туалетную комнату?

– Да, миледи, – подтвердила миссис Мэттьюз. – В умывальнике теплая вода, а ваши чемоданы уже доставили наверх. Другая дверь ведет в спальню хозяина.

Дэвид прошел за ними через туалетную комнату Ребекки в помещение, которое он занимал во время нескольких своих приездов в Стэдвелл. Это была большая – в два раза больше спальни Ребекки – комната с обивкой цвета красного вина, золотисто-красными покрывалами на постели и турецким ковром на полу. Комната явно знала лучшие времена. Но сейчас мебель из красного дерева блестела, а в камине горел огонь, хотя на улице стоял теплый августовский день. Было ясно, что с плесенью пришлось бороться и здесь.

– Благодарю вас, миссис Мэттьюз, – сказала Ребекка. – Чай подадут в гостиной?

– Как только вы будете готовы, миледи, – ответила домоправительница, почтительно склонила голову и направилась к выходу.

Дэвид наблюдал за женой, которая явно ждала ухода домоправительницы. Он все время рассчитывал, что они займут одну спальню. Он был уверен, что никогда не смирится с обычаем, согласно которому муж и жена имеют отдельные спальни. Его не интересовали супружеские привычки его родственников и знакомых, и он, например, не знал, спит ли его отец с Луизой всю ночь или только заглядывает к ней ненадолго. Дэвиду не было известно, как вели себя в этом отношении Джулиан и Ребекка.

Была ли она шокирована, размышлял Дэвид, таким поворотом событий, который не оставил им никакого выбора?.. Смущена?.. Расстроена?.. Или именно это она и предполагала?.. Никто обычно не мог определить, что думает Ребекка. Она оставалась всегда истинной леди, и по выражению ее лица, как правило, нельзя было понять ее отношение к тому или иному вопросу.

– Я пойду, Дэвид, умоюсь, – обратилась она к нему с тем выражением холодного достоинства, которое почти никогда не покидало ее лица. – Если не возражаешь, я не стану переодеваться, поскольку для чая все равно уже довольно поздно. Ты постучишь мне в дверь через десять минут?

– Да, – ответил он. Дэвид никак не мог понять, осознает ли она, что, став мужем и женой, они сейчас впервые остались наедине в своей спальне? Если и осознает, то никак это не проявляет.

– Чай будет весьма кстати, не правда ли? – заметила Ребекка, когда Дэвид раскрыл перед ней дверь в туалетную комнату

– Да, весьма, – согласился он и прикрыл за ней дверь.

* * *

Возможно, если бы она поспешила, подумала Ребекка, то могла бы выйти из своей туалетной комнаты и тихонько улечься в постель еще прихода Дэвида. Но хотя она, отнюдь не мешкая, разделась, и облачилась в ночную рубашку, весьма пристойную-с высоким воротом и длинными рукавами, – Ребекка все же потеряла некоторое время, приводя в порядок волосы. Она всегда ложилась спать, распустив волосы, хотя они и опускались ниже талии, и Ребекке было бы легче причесываться по утрам, если бы она перед сном не высвобождала их, однако со свободными волосами она чувствовала себя удобнее.

В пору первого замужества Ребекка на ночь всегда распускала волосы. Ей никогда и в голову не приходило отказаться от этой привычки. Ребекка не знала, почему вдруг сейчас это поставило ее в тупик. Единственная причина, по-видимому, состояла в том, что она, причесываясь, рассеянно посмотрела в зеркало (свою горничную Ребекка отпустила) и внезапно увидела себя глазами другого человека. Глазами мужчины. Вид у нее был… несколько фривольный.

Она не могла появиться перед Дэвидом с распущенными волосами, свободно спускающимися вдоль спины. Она почувствовала бы себя… обнаженной. Эта мысль заставила ее болезненно вздрогнуть и отложить в сторону щетку, чтобы собрать волосы в пучок и перевязать их лентой. Однако проделать это с такими длинными и густыми волосами не так-то легко, особенно когда не видишь себя сзади. Лишь с третьей попытки ей удалось заплести их в узел, которым она осталась довольна.

Медленно повернув ручку двери и тихонько потянув дверь на себя, будто такая осторожность могла в чем-то помочь, Ребекка вошла в спальню Дэвида. Муж был прямо напротив нее. Дэвид стоял у одного из окон, глядя наружу. На нем был парчовый ночной халат. Она тут же ужасно пожалела, что не догадалась надеть такой же.

Ребекка оказалась в совершенно новом для нее положении. Джулиан всегда приходил в комнату к жене, когда она уже лежала в постели, Ребекка не могла припомнить, чтобы хоть раз он пришел раньше. Теперь она постаралась закрыть дверь в свою туалетную комнату так же тихо, как и открыла ее, а Дэвид тем временем отвернулся от окна и посмотрел на Ребекку.

Она не знала, как поступить дальше. Следует ли ей хладнокровно направиться к постели, даже не взглянув на Дэвида, лечь в нее – но с какой стороны? Или же лучше стоять на месте и ждать его указаний? Ребекка чувствовала себя неловко и смущенно. Она вновь ощутила себя девственной невестой.

А каково ей будет спать всю ночь рядом с ним? Джулиан никогда не оставался в ее постели дольше десяти или пятнадцати минут.

К счастью, она не успела принять никакого решения или даже обнаружить свои колебания. Дэвид пересек комнату, устремившись к ней. О мой Боже, как плохо оказаться в одной спальне с Дэвидом, да еще притом, что они оба в ночной одежде.

«Где же Джулиан?» Эта нелепая мысль мелькнула в ее мозгу в короткий миг охватившей ее паники.

– Ребекка. – Дэвид взял обе ее руки в свои ладони. Она даже не знала, что сейчас ее руки холодны как лед, пока не почувствовала тепло рук мужа. Он поднес ее ладони одну за другой к своим губам. – Ребекка, ты не пожалеешь о сегодняшнем дне. Я позабочусь о том, чтобы ты не сожалела о принятом тобой решении.

А она уже сожалела. Сожалела с того самого момента, когда поддалась искушению и сказала ему «да». Но ведь она могла выбирать лишь между зависимостью и полным одиночеством. «Все будет в порядке», – попыталась она успокоить себя. Вот только пройдет еще несколько минут, и она сможет ощутить, что впереди у нее целых двадцать четыре часа для того, чтобы приспособить свои мысли и чувства к новой роли и новой ответственности, прежде чем следующей ночью она окажется в такой же ситуации. И это станет повторяться снова и снова.

На самом деле это не должно быть так уж невыносимо. Во всяком случае, не будет болезненно. Лишь немного дискомфортно и унизительно. Но это – ее основная семейная обязанность. И сегодня утром она вышла за него замуж по доброй воле. Ребекка посмотрела мужу в глаза.

– Я постараюсь сделать то же самое для тебя, Дэвид, – произнесла она. А как быть теперь: высвободить свои руки и отправиться в постель? О, как бы она хотела уже лежать там, чтобы успеть успокоить свое дыхание, прежде чем он придет к ней…

– Ты нервничаешь, – заметил Дэвид, отпуская ее ладони и положив руки ей на плечи. – Не надо, Ребекка. Я не причиню тебе боли.

Какие же синие у него глаза! И как он высок! Для того чтобы смотреть в глаза Джулиану, ей не приходилось так сильно закидывать голову. Ребекка почувствовала себя совершенно беспомощной.

– Я знаю, – промолвила она. – Но думаю, что нервничать для меня сейчас вполне естественно. Прости меня.

Дэвид наклонил голову и поцеловал Ребекку. Это было для нее неожиданно. Джулиан никогда не целовался с ней в спальне. Для этого существовали другие места: поцелуи были частью их любви и романтических отношений, тем элементом физической близости, который доставлял радость ей. Постель же служила иной цели; она предназначалась только для его удовлетворения.

Сейчас первым порывом Ребекки под влиянием смущения и страха было желание отодвинуться в сторону. Но Дэвид теперь стал ее мужем, и она не хотела сравнивать его с Джулианом. Дэвид получил право делать с ней все, что захочет.

Теплые, слегка приоткрытые губы Дэвида ласково коснулись ее губ. Ребекка внезапно почувствовала, что руки мужа поглаживают гладкую парчу на ее талии. Ребекка теперь ощущала грудями и бедрами ткань своей просторной ночной рубашки.

– Этот узел не причиняет неудобства, когда ты лежишь на нем? – спросил Дэвид.

Она изумленно посмотрела ему в глаза, и только потом до нее дошел смысл его слов.

– Обычно я не заплетаю волосы на ночь, – прошептала она, так и не придумав более подходящего ответа.

– И ты это сделала только для первой брачной ночи? – В его глазах промелькнуло веселье.

– Я не знала твоих желаний, – сказала она. Дэвид снова нежно поцеловал жену. При этом прикоснулся рукой к ее затылку и в считанные секунды разрушил все, над чем она трудилась последние полчаса. Ребекка почувствовала, как ее волосы свободно рассыпались по спине и руки Дэвида их ласково поглаживают.

– Ребекка, – произнес он, почти не прерывая поцелуя. – Ребекка, я желаю вот чего. – Он поднял голову. – Идем в постель.

Ребекка успокоила себя, взглянув на часы, стоявшие на каминной полке. Они показывали десять минут одиннадцатого. К без двадцати пяти одиннадцать – самое позднее к без двадцати одиннадцать – все будет на сегодня кончено. Она сможет устроиться на своей стороне постели и спокойно заснуть, зная, что исполнила наконец свой долг, что позволила мужу полностью осуществить свои супружеские права.

Ребекка распростерлась на постели, глубоко дыша, пока Дэвид снимал свой халат и гасил лампу. Спальня, однако, освещалась огнем от камина, встроенного для того, чтобы бороться с сыростью, которая могла накопиться в долго пустовавшей комнате.

Дэвид лег рядом с Ребеккой вместо того, чтобы задрать ее ночную рубашку и немедленно лечь на жену, как это всегда делал Джулиан. Но не стоит их сравнивать. Нельзя их сравнивать. Она не должна – ни в коем случае не должна! – сейчас думать о Джулиане. Видимо, у всех мужчин разные способы получать удовольствие. Зачем ждать непременного сходства? Она обязана привыкать к тем способам, которые по душе Дэвиду.

Осталось десять минут… Только десять… А может быть, и меньше… От силы десять минут…

Он приподнялся на локте и наклонился над Ребеккой, чтобы снова поцеловать ее, на этот раз более страстно. Она оперлась ладонями о матрац, когда почувствовала, как язык Дэвида проникает сквозь ее сомкнувшиеся губы, а потом слегка захватывает ее верхнюю губу. Но вот на нее нахлынул мощный поток непривычных ощущений, от которых она чуть ли не вцепилась ногтями в постель. Язык мужа двигался вправо и влево по ее стиснутым зубам, пока она не поняла – и это обрушилось на нее внезапным потрясением, – что Дэвид ждет, чтобы она открыла рот.

Она сохраняла спокойствие… Девять минут… Возможно, даже восемь… Он ее муж. Он имеет право. Ее долг повиноваться… Медленно, неохотно она открыла рот. И почувствовала, как его язык проскользнул внутрь. Потом Дэвид снова вытащил свой язык наружу. И стал покрывать поцелуями подбородок и шею Ребекки.

«Пусть это произойдет побыстрее, – молила она про себя. – Пусть это закончится. Пусть он скорее приподнимет мою ночную рубашку и ляжет на меня… Пусть это скорее завершится… Да не изменит мне в эти минуты присутствие духа».

Она почувствовала чуть ли не облегчение, когда Дэвид стал приподнимать ее ночную рубашку. «Теперь уже скоро, – думала Ребекка. – Скоро… А потом одна-две минуты неприятных ощущений… И все закончится».

Но он не лег на нее сразу же после того, как обнажил ее до талии. Он положил руку жене на живот и слегка гладил его, в то время как Ребекка напряженно ждала.

– Расслабься, Ребекка. Расслабься, – прошептал он ей на ухо.

Ей стало донельзя стыдно. Она вынудила Дэвида произнести подобные слова. Она заставила его фактически высказать вслух, что не удовлетворяет его, упрекнуть ее в том, что она сопротивляется ему. Она тут же расслабилась. Но ей стоило больших усилий снова не напрячься, когда рука Дэвида двинулась под ее рубашкой, вверх через ложбинку между грудями, а потом вокруг грудей – и слегка сжала одну из них. Джулиан никогда… Она отбросила эту мысль прочь. Дэвид – это Дэвид. Именно он теперь ее муж.

– Расслабься, – вновь услышала она его шепот где-то возле своих губ. Сейчас это не прозвучало упреком…

Она почувствовала, как он гладит своим большим пальцем ее грудь, как напрягается ее сосок. И опять Ребекку охватила волна необычно приятных ощущений. Она изо всех сил старалась не начать извиваться, не отбросить прочь его руку. Так поступать нельзя… Он не должен… Она не должна…

«Господи, пожалуйста, пусть все это поскорее кончится», – думала она

Его рука вновь опустилась, скользнула по ее животу. Потом направилась еще ниже, а затем оказалась между ее ног. Ребекка прикусила нижнюю губу… Это оказалось хуже… Значительно хуже… Но она же предвидела, что так и будет. Первый раз она все-таки вышла замуж по любви. А сейчас-то любви нет и в помине…

Пальцы мужа раздвигали ее плоть, гладили ее. Затем он стал что-то делать своим большим пальцем. Ребекка сначала это даже не осознала. А потом на нее обрушилось пронизавшее ее насквозь незнакомое ощущение; двигаясь от того самого места, к которому притрагивался Дэвид, оно прошло через ее живот, груди, миновало горло и завершилось пульсирующими вспышками где-то у нее в голове… Даже не боль, а какая-то примитивная, постыдная дрожь… В попытке как-то избавиться от этого ощущения Ребекка прижалась к Дэвиду.

И наконец-то – спасибо, о Господи – наконец-то! Дэвид собрался сделать то, что ей было уже знакомо. Теперь она испытает кратковременный дискомфорт, а потом на сегодня все завершится. Она с чувством какой-то благодарности вновь растянулась на спине. Руки Дэвида оказались под ней, и она, уступая его нажиму, послушно раздвинула ноги. Ребекка глубоко вздохнула и положила руки ладонями вниз на постель, справа и слева от себя.

Но не было ни боли, ни дискомфорта – это первое, о чем она подумала, как только почувствовала приближающееся освобождение. Но это продолжалось лишь мгновение. Дэвид вошел в нее. Ребекка этого даже не ощутила. От унижения она уже не контролировала себя, только тяжело дышала, прижавшись к груди мужа. Ребекке с трудом удалось взять себя в руки.

– Успокойся, – пробормотал Дэвид. Он приподнялся на локтях, глядя на нее сверху вниз. Господи, лучше смерть, чем такое унижение. Ей просто некуда было деться от стыда.

– Успокойся, Ребекка.

Дэвид вошел в нее еще глубже… У Дэвида он был гораздо больше… Но ей нельзя сравнивать. Ребекка расправила влажные ладони на матраце, крепко прижав их к постели.

Рот Дэвида впился в ее губы.

– Успокойся, – сумел проговорить муж, не прекращая поцелуя. – Я не сделаю тебе больно.

И оказался прав. У нее внутри было слишком влажно, чтобы почувствовать боль или хотя бы какой-то дискомфорт. Она пыталась ощутить эту влажность, когда Дэвид начал двигаться, и ждала того самого судорожного сотрясения, которое, как она хорошо знала по опыту, окончательно завершит ее унижение. До этого мгновения, подумала Ребекка, осталась только одна минута.

Он двигался медленно, почти полностью выходил из нее, но только затем, чтобы снова проскользнуть внутрь. Его движения и легкие стоны стали постепенно обретать четкий ритм. И Ребекка наконец осознала, что способна расслабиться, полностью отдаться мужу. Отдать ему, не сопротивляясь, то, что он хочет, в чем нуждается. Она пыталась не прислушиваться к звукам. Она хотела лишь определить, насколько велико его недовольство своей женой, до какой степени она ему сейчас противна.

Она забыла о времени. Так вот что значит быть женой Дэвида, подумала Ребекка, когда ритмы его любовных движений расслабили ее и она вновь обрела возможность мыслить и чувствовать. Он старается использовать ее тело как можно дольше и как можно полнее. Сейчас их брачный союз получает окончательное подтверждение. Ребекка знала, что, когда Дэвид испытает пик возбуждения, она почувствует грусть и трепет. А это значит, что она окончательно ощутит себя женой Дэвида.

К этому ли он стремится? Раз и навсегда избавиться от призраков прошлого? С первой же брачной ночи поставить на Ребекке клеймо, как на своей собственности? Сделать так, чтобы она перестала по-прежнему ощущать себя женой другого мужчины? Но она этого уже и не чувствует. Она – жена Дэвида, стала ею по своей доброй воле и собственной клятвой подтвердила это сегодня утром в церкви. И он уже обладает Ребеккой, глубоко и ритмично входя в ее тело.

Если до сего момента она не в силах была окончательно расстаться с прошлым, то теперь это произошло. Дэвид познал ее, она полностью принадлежит ему. У ее тела не осталось никаких секретов от него. У Ребекки возникло ощущение, что сейчас у нее обнажено не только тело, но и душа.

В конечном счете первая брачная ночь с Дэвидом оказалась не столь уж трудным делом. И нельзя даже сказать, что это было так уж неприятно. Несмотря на то что все продолжалось значительно дольше, чем могла предположить Ребекка.

Он крепче обнял жену за плечи, совершил два-три ритмичных движения и успокоился. Ребекка с каким-то изумлением почувствовала, что в нее изливается горячее семя.

Дэвид поднялся и устроился рядом с ней. Одной рукой он потянул вниз ее ночную рубашку, а другой – прикрыл Ребекку простыней, а потом снова обнял жену. Прядь его взъерошенных темных волос упала ему на лоб. Ребекка повернула голову и заглянула в глаза мужу.

«Неужели это Дэвид? – с некоторым удивлением подумала она. – Конечно, Дэвид». Ее супруг. Мужчина, за которого она лишь сегодня вышла замуж. И все равно – это просто Дэвид! Ребекка пыталась осмыслить то, что сейчас произошло, и пребывала в замешательстве. Она не ожидала, что фактическое закрепление брака именно с Дэвидом окажется таким необычным, таким… чувственным.

Она размышляла над тем, насколько это было пристойно. Разрешается ли мужьям использовать своих жен таким образом? Мысль, конечно, абсурдная. Мужьям дозволено получать удовлетворение от своих жен любым способом, который им по вкусу. Жена должна подчиняться мужу, но сама не имеет права на удовольствие. Для женщины чувственные, телесные удовольствия просто непристойны. Так с детских лет учили Ребекку.

Она никогда и не пыталась этим наслаждаться. Просто сейчас обнаружила, что это не так уж неприятно. Во всяком случае, куда менее неприятно, чем казалось ей раньше, хотя сейчас это заняло больше времени и было гораздо чувственнее.

При этой мысли Ребекка закрыла глаза. Джулиан любил ее. Он обращался с ней, как с истинной леди.

Дэвид же ее не любит. И поэтому он обращается с ней, как с… Но он вправе обращаться с женой, как хочет.

Джулиан… Она так и не может выбросить его из головы. Но ведь сейчас с этим покончено. По-настоящему. Она теперь во всех смыслах слова жена другого мужчины. Жена Дэвида… И она уже обещала ему, что больше никогда не будет даже думать о Джулиане. И значит, она действительно не будет думать о нем. Это было бы некрасиво с ее стороны по отношению к Дэвиду. Она не станет думать о Джулиане.

Она жена Дэвида.

Ребекка почувствовала, что Дэвид склонился над ней и прикоснулся к ней губами.

– Благодарю тебя, Ребекка, – тихо произнес он. – Теперь тебе лучше уснуть. Это был для тебя долгий и утомительный день.

Да. Он длился целые века. Утомительный для тела. Утомительный для души. Она не открыла глаза и не ответила. Через несколько мгновений она уже спала.