Текст книги "Немного скандальный"

Глава вторая

Джошуа Мор, маркиз Холлмер, ехал из Йоркшира, где гостил у своего друга, в Бат, намереваясь провести недельку со своей бабушкой, вдовой леди Потфорд. Он мог бы, не напрягая свои мозговые извилины, назвать с десяток других мест, где предпочел бы побывать, однако любил свою бабушку и не видел ее уже пять лет.

Оставив лошадь на извозчичьем дворе, маркиз отыскал нужный ему дом на Грейт-Палтни-стрит, постучался в дверь дверным молотком и с удовольствием отметил, что почтительное выражение лица открывшего ему лакея, выработанное за долгие годы службы, сменилось надменно-презрительным.

– Что вам угодно, сэр? – спросил он, прикрывая дверь и заполняя отверстие между ней и дверным косяком своим облаченным в черную униформу телом.

Расплывшись в улыбке, Джошуа ответил:

– Посмотрите, дома ли леди Потфорд, и спросите, примет ли она меня.

По лицу слуги было заметно, что он собирается ответить, что миледи нет дома, даже не удосужившись проверить, так ли это.

– Скажите ей, что приехал Холлмер, – добавил Джошуа. Похоже, это имя кое-что значило, поскольку выражение лица мужчины вновь претерпело изменение, став вежливо-непроницаемым. Широко распахнув дверь, он отошел в сторону и, поклонившись, произнес:

– Прошу подождать здесь, милорд.

Джошуа вошел в холл, где пол был вымощен черно-белой мраморной плиткой в шахматном порядке, и проводил взглядом лакея – вне всякого сомнения, дворецкого, чья прямая, как палка, спина выражала вежливое неодобрение. Поднявшись по лестнице, тот исчез из вида, но не прошло и двух минут, как снова вернулся.

– Прошу следовать за мной, милорд, – проговорил он, не удосужившись спуститься до конца лестницы. – Ее светлость вас примет.

Леди Потфорд сидела в квадратной, мило обставленной гостиной, окнами на широкую Грейт-Палтни-стрит, где по обеим сторонам стояли элегантные дома. Войдя в комнату, Джошуа заметил, что бабушка по-прежнему стройна, держит спину прямо, модно одета и причесана, однако волосы ее, с тех пор как он видел ее в последний раз, сильно поседели, особенно на висках.

– Бабушка! – воскликнул он, намереваясь броситься к ней и заключить в объятия. Он бы непременно сделал это, если бы она не подняла лорнет, висевший на золотой цепочке у нее на шее, и не поднесла его к глазам. Лицо ее приобрело страдальческое выражение.

– Мой дорогой Джошуа, – проговорила она. – И как только я могла подумать, что с приобретением титула ты приобретешь и респектабельный вид? Неудивительно, что когда Гиббс докладывал о твоем приезде, выражение лица у него было непроницаемым, что свидетельствует о явном неодобрении.

Джошуа уныло оглядел себя. Сюртук и панталоны выглядят вполне пристойно, а вот высокие сапоги после вчерашних ночных приключений покрыты пылью и грязью. Да и сюртук не назовешь чистым. Рубашка несвежая, помятая. Галстук и жилет отсутствуют. Шляпа и перчатки тоже. Щеки заросли щетиной – со вчерашнего вечера он не брился и не причесывался. В общем, видок такой, будто он явился после пьяной оргии.

Он, конечно, целовался вчера вечером с двумя женщинами, однако поцелуи и оргия вовсе не одно и то же, на оргию у него при всем желании не было времени, а жаль.

– Вчера на постоялом дворе у меня случилась маленькая неприятность, – пояснил он. – Пришлось спасаться бегством. Лошадь из конюшни удалось забрать, однако вещи пришлось бросить. Но ничего, камердинер наверняка привезет их позже. Не в первый раз, проснувшись поутру, он увидит, что хозяин уже уехал.

– Я в этом не сомневаюсь, – недовольно проговорила леди Потфорд, выпуская из рук лорнет. – Ну что, дождусь я наконец поцелуя или нет?

Ухмыльнувшись, Джошуа подскочил к бабушке, схватил в объятия, покружил и, пылко поцеловав в щеку, поставил на ноги. Старушка укоризненно покачала головой, однако было видно, что именно этого она и ждала.

– Негодный мальчишка, – прошептала она.

– Как я рад вас видеть, бабушка, – проговорил Джошуа. – Давненько мы не встречались.

– И кто в этом виноват? – строго спросила она. – Вот уже в течение многих лет ты шатаешься по континенту, если, конечно, верить слухам и твоим редким письмам, но как тебе это удается, когда все еще идет война, представить себе не могу. Только смерть твоего дяди заставила тебя вернуться домой, в Англию.

Кончина дядюшки принесла Джошуа титул, состояние и богатство – и все тяготы, с ними, связанные.

– Это не совсем так, бабушка, – возразил он. – В Англию меня привело окончание войны. Теперь, когда Наполеон Бонапарт сидит на Эльбе, англичане снова могут путешествовать по Европе. Опасность никому там больше не грозит, и, откровенно говоря, стало неинтересно.

– Ну, как бы то ни было, – промолвила старушка, вновь покачав головой, – ты теперь наконец дома, или почти дома.

– Я не собираюсь ехать в Пенхоллоу, если вы это имеете в виду, – заявил Джошуа. – Есть много других мест, куда бы я с большим удовольствием отправился.

– Садись, Джошуа. Ты слишком высокий, и мне неудобно смотреть на тебя снизу вверх, – заявила леди Пот-форд, усаживаясь. – Ты теперь маркиз Холлмер. Пенхоллоу принадлежит тебе, и ты несешь за него ответственность, да и дел тебе предстоит там немало. Пора возвращаться туда.

– Бабушка, – ухмыльнувшись, Джошуа уселся на стул, на который она указала, и с отвращением провел рукой по небритой щеке, – если в течение последующей недели вы намереваетесь читать мне нотации относительно моих обязанностей, мне придется сесть на лошадь и ехать на поиски очередных приключений.

– Не сомневаюсь, что далеко ехать тебе не придется, – бросила леди Потфорд. – Приключения сами тебя отыщут. У тебя красные глаза, Джошуа. Наверняка всю ночь не спал. Но я не стану спрашивать тебя, чем еще ты занимался ночью, за исключением того, что ехал в Бат в таком растерзанном виде.

Джошуа зевнул во весь рот, ни мало не смущаясь тем, что в присутствии дамы делать это крайне неприлично, и в этот момент в животе у него громко заурчало.

– Ты выглядишь просто отвратительно, Джошуа, – констатировала бабушка. – Когда ты в последний раз ел?

– Вчера вечером, а в какое время, точно не помню, – смутившись, признался он. – Видите ли, кошелек мне тоже пришлось оставить. – Он не стал упоминать, что ехал в объезд застав, а это долго и утомительно.

– Должно быть, у тебя и в самом деле были крупные неприятности, – заметила старушка и, поднявшись, дернула за шнурок висевшего над камином звонка. – Меня так и подмывает спросить, хорошенькая ли она по крайней мере, однако задавать этот вопрос не позволяет чувство собственного достоинства. Оставляю тебя на попечение Гиббса. Он тебя накормит, побреет, после чего ты отправишься спать. Больше тебе все равно делать нечего до приезда твоего камердинера с багажом. А мне предстоит сделать несколько визитов.

– Поесть, побриться и поспать, именно в таком порядке. Лучше не придумаешь, – согласился Джошуа.

* * *

Леди Холт-Бэррон была просто счастлива оттого, что ей удалось заполучить к себе в гости в Бат леди Фрею Бедвин, сестру герцога Бьюкасла. Шарлотта же была рада просто приезду своей сверстницы, с которой можно пообщаться.

– Мама непременно станет настаивать на том, чтобы снова приехать в Бат, – сообщила она Фрее, когда ранним утром на следующий день после приезда Фреи девушки прогуливались по бювету [1]1
  Зал для питья минеральной воды.


[Закрыть], в то время как леди Холт-Бэррон, усевшись за стол со стаканом знаменитой минеральной воды в руке, сияя от гордости, болтала со своими знакомыми, занятыми тем же. – Она искренне верит, что месяц, проведенный на водах, дает ей заряд бодрости и хорошего здоровья на весь год. Может, так оно и есть, но я бы предпочла сейчас находиться с отцом, Фредериком и мальчиками, которые, как обычно в это время года, отправились поохотиться. Если бы не твой приезд. Я так тебе благодарна, что ты приехала.

Откровенно говоря, поболтать вволю, так, чтобы никто не мешал, у подруг не было возможности. Бювет облюбовали для себя любительницы посплетничать и совершить утреннюю прогулку – и разумеется, при желании выпить стаканчик минеральной воды, – впрочем, Фрея уже успела заметить, что совершить полноценную прогулку в этом зале с высокими потолками, выполненном в георгианском стиле, было не так-то просто. Не успеешь пройти и нескольких шагов, как приходится останавливаться, чтобы поздороваться с кем-то из знакомых, поболтать несколько минут, после чего процедура повторяется, и так до бесконечности. А поскольку Фрея только что приехала, всем не терпелось с ней поговорить, расспросить о том, что происходит в мире, за пределами Бата.

Неторопливое утро сменилось столь же неторопливым днем. После завтрака отправились на Милсом-стрит по магазинам. В отличие от большинства женщин Фрее никогда не нравилось подобное времяпрепровождение. Она тащилась следом за леди Холт-Бэррон, переходя из магазина в магазин – женской одежды, галантерейных товаров, ювелирный… похоже, дама задалась целью обойти сегодня буквально все до единого, рядом с преисполненной искреннего восторга Шарлоттой, и размышляла о том, что сделали бы окружающие, если бы она вдруг остановилась посреди тротуара, открыла рот и завизжала во весь голос, как сделала это две ночи назад. Вообще-то она не была любительницей истерично визжать, однако в ту ночь проделала это с большим наслаждением: интересно было наблюдать за тем, как ухмыляющийся, преисполненный самодовольства незнакомец выскочил из окна.

Способность, которой Господь одарил прекрасную половину человечества, оказалась как нельзя кстати.

– Ой, тебе, похоже, она и в самом деле нравится, Фрея, – проговорила Шарлотта, заметив ее улыбку. Фрея как раз в этот момент примеряла сногсшибательную шляпку с огненно-красным плюмажем, сняв свою, довольно скромную. – Мне тоже. Я бы от такой не отказалась, хотя у меня шляпок полно. Правда, мама?

– Леди Фрее нравятся только первоклассные вещи, – заметила леди Холт-Бэррон. – Шляпка и в самом деле выглядит чудесно.

В течение дня они нанесли несколько визитов, после чего попили чай в верхних комнатах для приемов, где пришлось вести светскую беседу с очередной группой отдыхающих. Был среди них и граф Уиллетт – он остановился в Бате со своим дядей, от которого, по слухам, должен был унаследовать приличное состояние. Фрее он начал оказывать знаки внимания уже после смерти Джерома, однако она не поощряла его ухаживания. Это был молодой человек невысокого роста и довольно невзрачной наружности, с рыжими волосами и такими же рыжими бровями и ресницами. Однако не наружность оставляла Фрею абсолютно равнодушной к нему, а полное отсутствие чувства юмора и стремление всегда поступать так, как положено. В конце концов, Фрея и сама не была красавицей – во всяком случае, не считала себя таковой, – но никто не назвал бы ее занудливо правильной.

Однако в Бате, где в основном жили люди пожилые, граф показался ей более привлекательным уже хотя бы потому, что был молод. Она поздоровалась с ним гораздо теплее, чем сделала бы это в Лондоне, и граф, усевшись за стол леди Холт-Бэррон, завел непринужденную светскую беседу со всеми тремя дамами и, ко всеобщему удовольствию, поддерживал ее более получаса.

– Моя дорогая леди Фрея, – заметила леди Холт-Бэррон, многозначительно вскинув брови, после того как он откланялся, – по-моему, вам удалось его очаровать.

– Вот как? А ему меня нет, мадам, – отозвалась Фрея. Шарлотта весело рассмеялась.

– Мне кажется, мама, ты напрасно тратишь время, пытаясь сосватать Фрею, – проговорила она.

Вечером они вернулись в верхнюю комнату для приемов, где должен был состояться концерт. Музыка никогда не оставляла Фрею равнодушной. А порой вызывала восторг. Но только не оперное сопрано. К несчастью, приглашенная певица, обладательница итальянской фамилии и огромного бюста, имела именно такой тембр голоса, который, похоже, намеревалась продемонстрировать в полную силу, что ей, надо сказать, удалось. Наверное, она считает, подумала Фрея, чувствуя, что от пронзительных воплей не на шутку разошедшейся певицы у нее сейчас лопнут барабанные перепонки, что чем выше взятая ею нота, тем больше нравится слушателям.

После перерыва граф Уиллетт умудрился занять место с ней рядом.

– После подобного пения притупляется слух, – заметила она.

Аллин и Рэнналф едва не прыснули со смеху.

– Совершенно верно, – торжественно провозгласил граф. – Оно просто восхитительно, вы не находите?

«И это лишь первый день», – с тоской подумала Фрея.

Второй начался точно так же, с той лишь разницей, что накануне утром монотонную жизнь отдыхающих нарушило известие о приезде Фреи, а сегодня – о приезде маркиза Холлмера. Все с нетерпением ждали его появления в бювете с вдовствующей леди Потфорд, его бабушкой по матери. Фрея была знакома с леди Потфорд, но маркиза не знала. Однако леди прибыла одна. Присутствующие в зале не смогли скрыть разочарования.

– Он человек молодой, – пояснила леди Холт-Бэррон, – и, говорят, очень красивый. Один из самых завидных женихов в Англии. – Она многозначительно взглянула на Фрею.

«А потому его назовут красавцем, даже если он страшен; как смертный грех», – подумала Фрея.

* * *

Выйдя из бювета, она поехала домой завтракать, с грустью думая о том, что для полного счастья этим людям достаточно узнать, что появился кто-то новенький, желательно с громким титулом. Она совершила страшную ошибку, приехав сюда. Через две недели тут можно рехнуться. Даже через неделю! Но, вспомнив, что ожидало ее, останься она в Линдсей-Холле в ожидании известия из Элвесли, подумала, что хотя бы месяц должна побыть в Бате. Выдержать это изгнание. К тому же неприлично так быстро уезжать от Холт-Бэрронов.

Однако посвятить еще одно утро хождению по магазинам вместе с Шарлоттой и ее матушкой было выше ее сил. Сославшись на то, что ей необходимо написать несколько писем, она отправилась в свою комнату и, чтобы совесть была чиста, уселась за письменный стол и стала писать письмо Морган, своей младшей сестре, через некоторое время поймав себя на том, что описывает приключения на постоялом дворе, где провела ночь по дороге в Бат, значительно их приукрасив, хотя сама по себе эта смешная история была и в самом деле сенсационной. Морган наверняка ее оценит, а показывать письмо Вулфрику не станет.

Уж он-то вряд ли сочтет это происшествие забавным.

Стоял прелестный денек начала сентября, разве что немного ветреный. Фрея с тоской подумала о конной прогулке – холмы, расположенные за Батом, казалось, созданы для того, чтобы мчаться по ним верхом. Но если она отправит слугу взять напрокат лошадь, а потом будет ждать, пока он приведет ее, Шарлотта с матерью вернутся из похода по магазинам и наверняка настоят на том, чтобы их гостья отправилась на конную прогулку в сопровождении конюха. А Фрея этого терпеть не могла. А потому решила отправиться пешком безо всякого сопровождения, переоделась в темно-зеленое платье, уложила густые непокорные волосы и, надев шляпку с перьями, кокетливо сдвинула ее набок.

Фрея шла по центру города, кивая то одному, то другому знакомому и от всей души надеясь, что ей повезет и она не наткнется на леди Холт-Бэррон и Шарлотту, иначе вынуждена будет таскаться вместе с ними по магазинам. Чтобы этого не случилось, она прошла короткой дорогой через церковный двор аббатства, мимо бювета, мимо самого аббатства, после чего свернула к реке, пошла по набережной и внезапно увидела впереди величественный Палтни-бридж, о котором совершенно забыла, поскольку много лет не была в Бате. По другую сторону моста, насколько она помнила, располагалась Грейт-Палтни-стрит, широкая, просторная, красивая улица. Что же находится в конце ее? Ах да, Сидни-Гарденс.

Фрея не собиралась так далеко заходить, однако у нее было такое чувство, будто впервые за много дней она дышит свежим воздухом и никак не может надышаться, и у нее пока не было никакого желания возвращаться домой. Она пошла по мосту, мимоходом заглядывая в витрины маленьких магазинов, и вскоре поняла, что память ее не подвела.

Впереди простирался один из самых великолепных видов города, по праву считавшийся одним из самых красивых в Европе.

В конце Грейт-Палтни-стрит Фрея свернула на Сидни-плейс, намереваясь направиться к Гарденс, и в этот момент слева от себя заметила табличку с надписью «Саттон-стрит». Нахмурившись, остановилась. Однако и нескольких секунд ей хватило, чтобы понять, почему название этой улицы звучит так знакомо. Именно на Саттон-стрит находилась школа мисс Мартин для девочек. Фрея секунду помешкала и решительно зашагала по Саттон-стрит. Она даже помнила номер дома.

Пять минут спустя Фрея уже стояла в обшарпанной чопорной гостиной, дожидаясь появления самой мисс Мартин. Поразмыслив, она решила, что зря сюда явилась.

Мисс Мартин не заставила себя ждать. Она нисколько не изменилась, была такой же, какой Фрея ее помнила: бледное лицо, брезгливо поджатые губы, прямая, как палка, спина. Ее темно-серые глаза, как и прежде, смотрели в глаза Фреи, но теперь во взгляде читалась почти не прикрытая вежливостью враждебность.

– Леди Фрея.

Мисс Мартин наклонила голову. Она не предложила непрошеной гостье сесть. Не выразила ни удивления, ни благодарности. Однако не указала на дверь. Она просто внимательно смотрела на нее.

Фрее она все больше и больше нравилась.

– Я узнала, что у вас здесь школа, – проговорила Фрея, пряча смущение под маской чрезмерной надменности. – Проходила мимо и решила к вам заглянуть.

Идиотские слова!

Мисс Мартин не удостоила их ответом. Лишь наклонила голову.

– Хотелось узнать, как у вас идут дела, – произнесла Фрея. – Нужно ли что-нибудь вашей школе, могу ли я чем-нибудь помочь.

На сей раз в глазах мисс Мартин мелькнула насмешка и уже ничем не прикрытая враждебность.

– Дела у меня идут хорошо, благодарю вас, – сказала она. – У меня есть ученики, которые обучаются и платно, и бесплатно, и несколько хороших преподавателей. Кроме того, есть достаточно щедрый благотворитель. Ваша помощь, леди Фрея, мне не нужна.

– Ну что ж. – Фрея обвела взглядом убогую гостиную, отметив про себя, что благотворитель мисс Мартин не так уж щедр. Либо у него свои понятия о щедрости. – Я думала, мне стоило бы предложить вам помощь.

– Благодарю вас. – Голос мисс Мартин дрогнул, хотя лицо по-прежнему оставалось бесстрастным. – Хотелось бы надеяться, леди Фрея, что за девять лет вы изменились и явились сюда по искреннему велению сердца, а не лелея злобную надежду застать меня в отчаянии и бедности. Как видите, этого не случилось. Даже без помощи моего благодетеля моя школа начинает окупать себя. Так что я не нуждаюсь ни в вашей помощи, ни в ваших визитах. Всего хорошего. Мои ученицы ждут меня. Они не должны пропускать урок истории.

Некоторое время спустя Фрея шла по Сидни-Гарденс, чувствуя, как у нее по-прежнему неистово колотится сердце, а в ушах звенят сказанные напоследок слова, полные явной неприязни и даже ненависти.

Немного успокоившись, она с облегчением заметила, что время прогулки по парку представителей высшего общества, похоже, прошло. Праздно гуляющих было немного, и никого из них Фрея не знала. Похоже, знатной даме не пристало ходить здесь без сопровождения служанки. Но Фрее всегда было наплевать на условности. Она присела на грубую скамейку, стоявшую под древним дубом, ощущая на лице прикосновение еще по-летнему теплых солнечных лучей – лишь в воздухе чувствовалось легкое дыхание осени, – и принялась бездумно наблюдать за парой юрких белочек, сновавших рядом со скамейкой в поисках съестного, забытого или нарочно оставленного посетителями парка. Опасаясь их спугнуть, Фрея сидела очень тихо.

В детстве ей нравилось пугать – только не белочек, а гувернанток. Она терпеть не могла, когда ей приказывали, давали какие-то задания. Если считала, что урок скучный, прямо об этом говорила, гувернантки были ей не указ, она их и в грош не ставила. Вот еще, станет она слушаться каких-то зануд! В общем, не девчонка, а сущий дьявол!

Уволив гувернантку или приняв ее заявление об уходе, Вулф всегда находил ей другое место, а Фрея после их ухода ни разу о них не вспоминала. До тех пор, пока мисс Мартин, показав характер, не вышла из Линдсей-Холла с высоко поднятой головой, отказавшись от какой-либо помощи Вулфа.

Впервые в жизни Фрея была искренне расстроена поведением своей гувернантки, точнее, бывшей гувернантки. Следующую она вытерпела, хотя та оказалась самой нудной из всех, что у нее были.

Впоследствии она случайно узнала о судьбе мисс Мартин. Та открыла школу в Бате, однако дела шли плохо, и после героических попыток удержаться на плаву она была вынуждена закрыть ее. Об этом Фрее злорадно поведала ее знакомая, ожидавшая, что девушка придет в восторг. Однако ничего подобного не случилось. Фрея наняла поверенного и щедро заплатила ему за то, чтобы он отыскал мисс Мартин, разузнал о нуждах школы и сообщил ей, что есть один анонимный благодетель, который готов оказать ей материальную поддержку при условии, что мисс Мартин раз в год будет представлять инспектору отчет об обучении своих учениц в соответствии с требуемым стандартом.

И с тех пор Фрея наслаждалась своей ролью благотворительницы, предоставив мисс Мартин нескольких учеников, которых следовало обучать бесплатно, и даже одну учительницу и сумму денег, необходимую для нормального функционирования учебного заведения.

Бедняжку мисс Мартин хватил бы удар, узнай она, кто является ее благодетелем, вернее благодетельницей.

Да она и сама пришла бы в ужас, подумала Фрея, рассеянно наблюдая за белочками, если бы кто-то узнал о таком проявлении ее мягкотелости. Ведь иначе ее поступок не назовешь. Любая гувернантка, которая не в состоянии справиться со своей работой, заслуживает того, чтобы ее уволили. И любая уволенная гувернантка, из гордости не желающая принять помощь от своего бывшего хозяина, заслуживает того, чтобы голодать.

Фрея тихонько хмыкнула. Мисс Мартин произвела на нее сегодня самое благоприятное впечатление. Если бы она лебезила перед своей бывшей мучительницей, Фрея не испытала бы к ней ничего, кроме презрения.

Внезапно раздался крик, мигом вернувший Фрею к действительности. Кричала женщина, и голос ее доносился с холма, расположенного за поворотом извилистой тропинки. Из-за деревьев кричавшую не было видно. Послышался приглушенный низкий мужской голос, потом снова крик, на сей раз не такой громкий, и пронзительный женский голос. Белочки мигом вскарабкались по стволу ближайшего дерева и исчезли в листве.

Фрея вскочила. Она здесь совершенно одна, в этом почти безлюдном парке, расположенном на холмах и засаженном многочисленными деревьями. Любая нормальная женщина на ее месте со всех ног помчалась бы наутек.

Однако Фрее определение «любая нормальная женщина» не подходило.

Свернув налево, она сначала пошла, а потом и побежала по тропинке, Далеко бежать не пришлось. Сразу же за поворотом ее взору открылась лужайка. На ней стоял высокий детина, а перед ним маленькая, хрупкая девушка, по виду служанка. Руками девушка упиралась мужчине в грудь, а он медленно наклонял голову, явно собираясь насладиться попавшей в его сети добычей: сначала прильнуть к ее губам, а через несколько секунд наверняка потащить бедняжку в кусты.

– Прочь руки от девушки, презренный негодяй! – воскликнула Фрея на бегу. – Отпустите ее!

Мужчина и его жертва отскочили друг от друга и одновременно повернулись к ней: на лицах обоих читалось изумление. Потом девица – похоже, далеко не дура – взвизгнула еще раз и, не оглядываясь, во всю прыть помчалась вниз по холму.

Не останавливаясь, Фрея подбежала к насильнику и с размаху стукнула по носу.

– Ой! – воскликнул он, схватившись рукой за нос, и взглянул на нее слезящимися от боли глазами. – Ага! Узнаю эту нежную ручку. Неужели снова вы?

Незнакомец был одет в изысканный сюртук для верховой езды синего цвета, желтовато-коричневые панталоны и блестящие сапоги. На голове возвышался цилиндр. Фрею будто громом поразило. Да ведь этот молодой человек, великолепно сложенный, с белокуро-пепельными волосами и ярко-синими глазами, не кто иной, как выскочивший из окна ее комнаты на постоялом дворе три дня назад незнакомец! Адонис и дьявол в одном лице. Прерывисто вздохнув, она ринулась в атаку:

– Да, это я. И весьма сожалею, что не сказала седовласому джентльмену, что вы прячетесь в шкафу. Уж он бы вас проучил!

– Ну что вы, дорогуша, – ухмыльнулся незнакомец, делая вид, что ему ничуть не больно, хотя глаза его продолжали слезиться, а нос начал угрожающе краснеть. – Это было бы крайне непорядочно с вашей стороны.

– Вы подлый, трусливый негодяй! – не слушая, продолжала Фрея. – Развратник! Вы недостойны даже презрения! Я все о вас расскажу, и вы будете вынуждены уехать из Бата. Двери всех приличных домов будут отныне для вас закрыты!

– Вот как? – Он наклонился к ней, и его глаза весело блеснули. – И о ком вы собираетесь рассказать, моя прелесть? Вы знаете, как меня зовут?

– Узнаю! – негодующе бросила Фрея. – Вот увидите, в Бате вы из дома выйти не сможете! Все с презрением отвернутся от вас, как только я выясню, кто вы такой, и расскажу о том, как вы себя ведете и что себе позволяете!

– Ну, если вы пока не знаете, кто я такой, то нам с вами обоим известно, что вы никакая не дочь герцога, за которую себя выдавали. Дочь герцога никогда не станет разгуливать по парку в одиночестве.

– Не рассчитывайте, что вам удастся отвлечь мое внимание! – сердито отрезала Фрея. – Неужели вы думаете, что имеете право обращаться с девушкой так, как вам хочется, только потому, что она простая служанка и не может за себя постоять? Или же потому, что вы хороши собой?

– Так вы считаете, что я хорош собой? – Он снова ухмыльнулся. – Может быть, все-таки позволите объяснить, что произошло, моя прелесть?

– Я вовсе не прелесть, и тем более не ваша! – выпалила Фрея. – И никаких объяснений мне не нужно. Я сама все видела и слышала. Я слышала, как девушка кричала, и видела, как вы ее обнимали. Не считайте меня идиоткой!

Скрестив руки на груди, мужчина уставился на нее и поджал губы. У Фреи возникло желание вновь стукнуть его по носу.

– Я не считаю вас идиоткой. Но, не получив того, чего добивался от сбежавшей по вашей милости девицы, я попытаюсь получить это от вас. Вы не боитесь?

– Только попробуйте! – холодно бросила Фрея. – Обещаю, что домой вы вернетесь весь исцарапанный и в синяках!

– Соблазнительная перспектива. – Он расхохотался. – И как я уже убедился, кричите вы гораздо громче той девицы. Так что приставать к вам я, пожалуй, не рискну. Всего хорошего, мадам.

Коснувшись рукой полей цилиндра, мужчина отвесил ей насмешливый полупоклон и, не торопясь, зашагал по лужайке к видневшейся вдалеке тропинке.

Фрея осталась на поле боя победительницей.

* * *

Шагая по тропинке, Джошуа хмыкнул себе под нос. Интересно, кто она такая?

За последние два дня он несколько раз вспоминал о ней, и каждый раз с улыбкой. В ночной рубашке она выглядела весьма соблазнительно. Растрепанные белокурые волосы, ниспадающие на спину буйной гривой, нисколько ее не портили. Ее ярость, смелость, абсолютное отсутствие смущения и страха пробудили в нем интерес. На постоялом дворе она сказала, что выдаст его, чем привела в восхищение, хотя он наверняка сломал бы себе шею, выскочив в окно, если бы вовремя не ухватился за плющ.

Увидев ее сегодня утром, он понял, что она совсем нехороша собой. Правда, фигура отличная – в повседневном платье девица выглядела так же аппетитно, как два дня назад в ночной рубашке. Да и непослушные вьющиеся волосы были весьма привлекательны. А вот брови казались слишком темными на фоне почти светлых волос, а нос – длинноватым и к тому же кривым. Зеленые глаза, взиравшие на него с негодованием, тоже не отличались красотой, а лицо было слишком смуглым, что сейчас немодно.

В общем, незнакомка не обладала изящным женским личиком. Не красавица, даже не хорошенькая, но и не уродина.

Тот, кто учил ее бить в нос, весьма в этом преуспел. Еще пара таких ударов, с беспокойством подумал Джошуа, и нос у него будет таким же кривым, как у нее самой.

Час назад он решил, что неделя пребывания в Бате покажется ему бесконечной, хотя и рад был после долгого перерыва наконец-то повидать любимую бабушку. Вчера он совершил прогулку по Палтни-бриджу и обратно, покатался верхом, то же самое проделал и сегодня утром, а потом, как и сейчас, прошел от платной конюшни через Сидни-Гарденс к Грейт-Палтни-стрит. И все же ему казалось, что он слишком много времени провел дома, мило беседуя с гостями бабушки, которые наносили ей визиты днем. Вечером он сопровождал ее к миссис Карбрет – старушки пожелали играть в карты, слава Богу, не захотели отправиться на концерт в верхние комнаты – тоже не слишком веселое для него времяпрепровождение.

Ему все еще казалось странным, что его представляют как маркиза Холлмера, хотя он получил этот титул уже более полугода назад, и смешно было наблюдать за тем, как меняется отношение к нему людей, стоит дворецкому этот титул произнести.

Джошуа никогда не привлекали ни титул маркиза, ни сопутствующие ему привилегии и атрибуты, к примеру Пенхоллоу – резиденция маркиза в Корнуолле. Он прожил там с шести до восемнадцати лет и ненавидел это поместье лютой ненавистью. Сын брата маркиза, рано лишившийся матери, Джошуа чувствовал, что не является желанным гостем в доме дяди. За эти годы он лишь несколько раз ездил в гости к бабушке и ее сыну, лорду Потфорду, дяде по материнской линии, однако ни разу не пожаловался им на свою жизнь и не попросил, чтобы они взяли его к себе, – гордость не позволяла. А может быть, упрямство. Но при первой же возможности покинул Пенхоллоу. В возрасте восемнадцати лет он попросил местного плотника взять его в ученики, поскольку всегда любил работать с деревом, и переехал в деревушку Лидмер. Там он провел счастливейшие пять лет, пока обстоятельства не вынудили его уехать.

Титул маркиза, Пенхоллоу и все эмоциональные тяготы, оставленные Джошуа в Корнуолле, камнем висели у него на шее. Полгода назад он уволил управляющего дяди и назначил вместо него своего. Ежемесячно он читал отчеты и, если того требовала необходимость, письменно отдавал личные распоряжения. Это единственное, что он делал, а поместье его совершенно не интересовало.

Он пробудет в Бате неделю, решил Джошуа, подходя к дому бабушки, и ни дня дольше. У него полным-полно друзей по всей стране и море денег – единственное, что привлекало его в изменившемся положении, – так что разъезжать можно сколько душе угодно. Зиму он проведет, путешествуя по стране. А с наступлением весны найдет себе более постоянное занятие.