Текст книги "Рок небес"

Глава восьмая

ОБРАЗЦОВЫЕ ЧЛЕНЫ ОБЩЕСТВА

ОБВИНЯЮТСЯ В ПОДДЕРЖКЕ РАСИЗМА

Автор: Фред Поуледж

Канзас-Сити, Канзас, 4 января 1962 г.

Ведущий юрист по гражданским правам обвинил «образцовых членов нашего общества» в нарушении Федеральной конституции. Джек Гринберг, директор и адвокат Фонда правовой защиты и образования НАСПЦН, заявил в годовом отчете фонда: «Те, кто поддерживает расовую кастовую систему, нарушают конституцию и судебные решения силой, обманом, а также путем имитации действия, затягивания судебных процессов и такими законодательными маневрами, как флибустьерство. К сожалению, ответственны за эти действия образцовые представители нашего общества: члены советов школ и университетов, руководители образовательных учреждений, судебные деятели, космонавты и выборные чиновники».

Когда меня наконец привели в конференц-зал, мне навстречу поднялся один из агентов ФБР. Это был мужчина болезненной худобы. Скулы у него были такие острые, что казалось, вот-вот проткнут тонкую пергаментную кожу.

– Доктор Йорк. Я агент Бун. Это мой коллега, агент Уитакер.

Агент Уитакер остался сидеть на месте, что-то черкая в блокноте, и едва взглянул на меня. У него были привлекательные, но малопримечательные черты лица, если не считать уродливого бурого шрама, который пересекал его лоб прямо под линией роста волос.

Бун взглянул на своего коллегу и слегка пожал плечами, как будто был привычен к грубости мужчины.

– Спасибо, что согласились уделить нам время.

– А у меня был выбор? – Я улыбнулась, чтобы смягчить резкость своих слов, но все-таки испытывала неслабое раздражение. После того как меня выдернули из симулятора, мне пришлось еще полтора часа ждать. – Если честно, я была даже рада возможности немного посидеть и почитать.

– Мы постараемся вас отпустить как можно скорее, – он указал рукой на другой край стола. Там стоял повернутый в сторону агентов стул. – Прошу. Может быть, кофе?

– Спасибо, было бы замечательно. – Я не стала обращать внимание на тот факт, что он предлагал мне кофе из запасов МАК. – Со сливками и сахаром, если можно.

– Я тот еще сладкоежка, так что скажите, если я вдруг переборщу. – Он подхватил свою кружку со стола и прошел в заднюю часть помещения. – У нас есть к вам несколько вопросов о приземлении ракеты и о мужчинах, которые взяли вас в заложники.

– Разумеется… Хотя я не уверена, что смогу сообщить вам что-то новое.

Уитакер вывел в своем блокноте четкую линию, но так и не посмотрел на меня.

– А мне кажется, сможете.

– Интересно, что вы имеете в виду.

Я изящно сложила руки на коленях, как учила меня мать. Тот факт, что я была в брюках, а не в юбке, привел бы ее в ужас, но общее впечатление женственности и утонченности все равно могло пойти на пользу.

В другом конце зала Бун насыпал в мою чашку щедрую порцию сахара.

– Что ж… Давайте начнем с установления нескольких параметров.

– Теперь вы говорите, как ракетостроитель.

Он усмехнулся, и пергаментную кожу вокруг рта избороздили глубокие морщины.

– Если бы только я был столь умен.

Уитакер быстро взглянул на своего коллегу.

– Я разделяю твои желания. – Он отложил блокнот в сторону. – Как давно вы знакомы с Леонардом Фланнери?

Я открыла рот и тут же его захлопнула. Прямо как рыба. Подобного вопроса я не ожидала. Я думала, что мне придется снова пересказывать разговоры с захватчиками или припоминать какие-то детали.

– М-м-м… Два года? Примерно? – Я прищурилась, пытаясь вспомнить, в каком классе состоял Леонард. – Да… Кажется, его взяли в 59-м году. Отдел по работе с персоналом вам может сказать точнее.

– Но вы не были с ним знакомы до того, как он пришел в МАК?

Бун поставил чашку на стол передо мной. От кофе шел пар.

– Все верно. – Руки у меня продолжали лежать на коленях. К чашке я не притронулась. Вряд ли он туда что-нибудь подсыпал, но из-за внезапной темы разговора я не чувствовала себя в безопасности. – Почему вы спрашиваете?

– Можете рассказать нам о его характере?

– Прошу прощения. Я думала, что речь пойдет о крушении ракеты.

Уитакер отклонился на спинку стула.

– Какой у него характер?

Какого… черта.

– Вы же с ним полтора часа провели… Что сами думаете?

Уитакер резко наклонился вперед и поставил локти на стол.

– Почему вы не отвечаете на вопрос, доктор Йорк?

– Джон. – Агент Бун отодвинул от стола стул и сел рядом со мной. – Извините. Было долгое расследование. Мы знаем, что вы не обязаны отвечать на наши вопросы, но мы были бы очень признательны вашему содействию. Как бы вы описали ваш опыт взаимодействия с доктором Фланнери?

Его вежливость совсем не отменяла моих чувств по отношению к этому допросу.

– Этот опыт был исключительно приятным. До того, как меня назначили на марсианскую миссию, мы нечасто пересекались, но я никогда от него не слышала ни единого грубого слова. И от остальных я не слышала о нем ничего подобного.

Бун отхлебнул кофе. Вид у него был беспечный.

– Никаких признаков недовольства?

– Нет.

Я все-таки взяла свою чашку. Скорее ради тепла, которое она дарила, чем ради чего-то еще. Руки у меня похолодели, и теперь гладкий фарфор обжигал пальцы.

Бун кивнул, взглянул на Уитакера и пожал плечами. Что бы это ни значило, Уитакер в ответ поднял свой блокнот и перелистнул пару страниц.

– Леонард много говорил с террористами. Что он им сказал?

Бун наклонился вперед и положил ладонь на стол.

– Мы лишь хотим подтвердить показания свидетелей, без ущерба вашим собственным показаниям. Так что просто вспомните все, что можете.

Я заморгала, глядя на него. Я не понимала, чего он хочет.

– Много говорил? Я не… – я покачала головой, пытаясь собрать из уголков памяти воспоминания о том дне: – Я не помню, чтобы он много с ними разговаривал после того, как они только появились на корабле. Он пытался их успокоить, убедить не доводить их план до конца.

– Как вы думаете, почему ему было комфортно с ними говорить?

Я чуть не сказала: «Потому что Рой был чернокожим». Наверняка именно такого ответа они и ждали. Но я только пожала плечами.

– Потому что он сидел через проход от меня, а они остановились в проходе, чтобы поговорить со мной? К тому же не уверена, что хоть кому-то из нас было, как вы говорите, комфортно.

Бун снова глотнул кофе. Я даже ждала, что его бледные щеки окрасятся изнутри.

– Зачитаешь доктору Йорк цитату?

Уитакер кивнул и ткнул пальцем в блокнот, чтобы не потерять нужное место.

– Вы слышали, как он сказал: «Я согласен с вашими действиями и хочу помочь»?

– Что? Нет. – Они что, пытались выставить его соучастников? – Он только сказал…

Но он и правда сказал, что понимает, чем они руководствуются.

– Да, доктор Йорк?

– Он пытался не дать им взять меня в заложники. Он думал, что так будет только хуже. Только такую помощь он предлагал. Я занималась тем же самым. Он не… он не был с ними заодно.

Уитакер сделал в своем блокноте какую-то пометку. Серебряный остов его ручки блестел, как ракета на солнце, оставляя на странице чернильный след. Справа от меня Бун прихлебывал свой кофе, наблюдая за мной поверх чашки.

– Вы же не думаете, что он как-то связан с крушением? – Они совершенно не разбирались в том, как работают ракеты, если серьезно думали, что он мог как-то повлиять на полет из пассажирского отсека. – Он геолог.

– Какое это имеет отношение к делу? – поднял голову Уитакер.

– Такое, что он не пилот. – Я переводила взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь дать им понять, насколько сильно они отклонились от нужного курса. – Он разбирается в горных породах, может найти подземные течения, и у него масса других талантов, но он никак не мог повлиять на то, где мы приземлимся.

– Мы ничего такого и не говорили. – Уитакер снова опустил взгляд на блокнот. – Меняем тему. Расскажите нам о втором пилоте, Вилхарде Брумвелле.

Я чуть не облилась кофе. Все вдруг встало на свои места. Брумвелл тоже был чернокожим.

– Он хороший человек.

– В этом я не сомневаюсь, – пергаментные щеки Буна снова смяла улыбка. – Как давно вы с ним знакомы?

Я осторожно поставила чашку на стол, прямо в центр запотевшего колечка, которое она успела оставить.

– Вы сказали, что я не обязана отвечать на ваши вопросы. Так что, прошу прощения, господа, мне нужно заняться работой.

Я отодвинула стул. Бун тоже поставил свою чашку на стол и провел пальцем по краю.

– Директор Клемонс хочет, чтобы вы оказывали нам всяческую поддержку, – улыбаясь, он поднял на меня глаза, – мы пытаемся найти ответы на некоторые вопросы. Уверен, вы понимаете, как важно Конгрессу прийти к полному пониманию ситуации, прежде чем они придут к решению касательно бюджета.

Мерзавцы. Почему все должно крутиться вокруг финансирования? Как бы мне ни хотелось сойти с их орбиты, они ясно дали понять, что сделают все, чтобы запретить полеты. Я снова придвинулась на стуле к столу. Меня подташнивало, как будто я вернулась на Землю из очередного долгого полета.

– Ладно. Что вам рассказать?

* * *

Честно, я не представляю, как Леонард умудрялся работать после этого случая с ФБР. Мне было очень сложно сосредоточиться в ожидании продолжения, но… ничего не происходило. Шли недели, продолжалась рутина из симуляторов и занятий.

В кабине симулятора марсианского командного отсека в кресле капитана сидел Паркер. Он сердито хмурился.

– Так… Мы только что потеряли связь с центром управления.

Мы все застонали от последней подлянки, которую нам подбросил босс, но не слишком громко, потому что тот сидел снаружи, в белом центре управления, следя за тем, как мы справляемся с тестом.

– Переходим на трансмарсианскую орбиту, – раздался голос Терразаса с кресла второго пилота.

Это означало, что в дело вступала я. Поэтому на борту и должен находиться штурман-вычислитель: на случай, если мы потеряем связь с Землей.

– Я рассчитаю импульс.

– Вас понял, – кивнул Паркер, не отрываясь от своей работы, которая заключалась в сохранении верного курса «полета».

Я начала возиться с секстантом, пытаясь навести его на ненастоящие звезды за ненастоящим иллюминатором, чтобы рассчитать наше ненастоящее положение. Если бы еще моя неуверенность была ненастоящей. Процедура должна быть несложной. Я нахожу три звезды, которые МАК использует для этого полета, навожу на них секстант и вуаля: теперь я знаю, где «верх», благодаря чему могу определить, как мы движемся относительно плана полета, предоставленного МАК. Если мы отклоняемся от курса, я должна вычислить, куда надо направить двигатель и на какой период времени.

Вот только…

Вот только мне нужно было найти «звезды», которые выбрала МАК, отправив нам последние изменения в курсе, и сравнить их с таблицами, которые подготовил центр управления полетами для такого варианта развития событий. Так вот… Где там Бенетнаш?

Сначала ищем Малый Ковш, затем «арка до Арктура, спешим до Спики» и… хорошо. Спику нашла. Это значит, что Бенетнаш… где? Я скрипела зубами и пыталась вытащить эту информацию из недр своей памяти. Вот только дело в том, что карты звездного неба в книгах сильно отличаются от настоящих звезд, которые, в свою очередь, отличаются от ненастоящих звезд симуляции. Надо было остаться в планетарии во время обучения работе с секстантами… но я этого не сделала.

– Йорк, часики тикают.

Я кивнула и дала названия всем известным мне в этом регионе звездам, надеясь, что в процессе смогу идентифицировать и Бенетнаш. Дженах, Акрукс, Спика, Менкент… значит, вон та и есть Бенетнаш! Я направила на звезду секстант и занялась расчетами. Через пять минут я вдруг осознала, что полученные мною числа были совсем уж маловероятными, а значит, вряд ли я все делала правильно. Должно быть, с какой-то звездой я ошиблась. Насчет Спики я была уверена, но вот Бенетнаш… Можно было попробовать снова, но время шло. Если бы все это происходило по-настоящему, то в лучшем случае меня ждал бы позор. Но куда вероятнее был расклад, при котором мы сбились бы с пути, пролетели мимо Марса, и нас бы всех ждала смерть.

Если бы я почувствовала неуверенность в условиях космоса, я бы обратилась за помощью. Я вздохнула и оторвала голову от расчетов.

– Может мне кто-нибудь показать Бенетнаш?

– Есть. – Ко мне пододвинулась Флоренс. Она прижалась ко мне щекой, так что линии видимости у нас практически совпадали. Она прищурилась и указала звезду в трех небесных телах от той, которую выбрала я. – Вот она. Образует вершину прямого угла. Видишь?

Вдруг передо мной ожила картинка из учебника.

– Да. Спасибо.

– Все что угодно, лишь бы ты нас не прикончила.

Она снова села в кресло и вернулась к своим задачам.

Как бы мне хотелось, чтобы ее слова были шуткой.

* * *

Сотрудник службы безопасности ООН сопроводил меня через толпу фотографов, ожидавших у здания, и довел прямо до лестничной площадки. Я была совсем без сил, но материнские уроки помнила наизусть.

– Спасибо. Выпьете что-нибудь?

– Никак нет, мэм, – он улыбнулся и похлопал по спинке кресла, которое мы выставили в подъезд. – У меня с собой отличная книжка, к тому же меня скоро сменят.

– Ладно… Кричите, если что-то будет нужно.

У меня была очень странная жизнь. Неловкость от того, что я оставила человека сидеть в подъезде, никак не проходила, даже когда я оказалась в квартире и закрыла за собой дверь.

Натаниэль сидел за кухонным столом, крутя в одной руке карандаш и согнувшись над стопкой бумаг. Шкаф-кровать был разложен, а белье постелено. Эта конструкция занимала добрую половину нашей студии. Но после моего жилища на Луне комната все равно казалась мне огромной.

Когда я захлопнула дверь, Натаниэль поднял голову и улыбнулся.

– А я уже гадал, отпустят ли тебя сегодня.

– Ну… я всех убила, так что пришлось остановить симуляцию. В противном случае мы бы все еще этим занимались. – Чертово искусственное звездное поле все время меня на чем-то подлавливало. – Завтра будем делать то же самое.

На мгновение улыбка застыла на его лице, потом он вздохнул и рассмеялся над моей неудачной шуткой. Он отодвинул стул и поднялся на ноги.

– Ты ела?

– Да, но только пайки в симуляторе. – Я прошла в кухонную зону и положила папку с документами на стол. Как именно я распознаю, что мой муж что-то от меня скрывает? Выдает ли его несколько натянутое выражение лица? Запоздалая реакция, как будто он задумался, как правильно отреагировать на мои слова? То, как он поворачивается ко мне спиной, притворяясь, что это только для того, чтобы открыть холодильник? – Ты в порядке?

Он потянул на себя дверь морозилки.

– У меня еще суп остался, но я подумал, что тебе не помешает вот это.

Натаниэль повернулся ко мне с двумя мартини. Стеклянные бокалы покрылись инеем после пребывания в морозилке. Он подмигнул.

– Думаю, тебя порадует новость о том, что ограничения в питании почти сняли, так что джин больше не стоит как золото.

– Забудь про джин, – я забрала у него бокал и с облегчением вздохнула, чувствуя под кожей гладкое, холодное стекло: – Где ты оливки взял?

– У губернатора Уоргина. – Он сделал глоток, и часть напряжения в его фигуре как будто спала. – Выиграл их в покер.

Я как-то совсем забыла, что он и мужья других космонавток играют в покер во время нашего отсутствия.

– Как там Рейнард? Ну, учитывая…

Я махнула рукой на мою папку, как будто она одна объясняла всю ситуацию с тем, что Хелен остается на Земле, а я отправляюсь на Марс.

Натаниэль пожал плечами. Между его бровей пролегла морщинка и тут же исчезла.

– Он рад, что она будет дома. Это… Ах да. Суп. Я собирался накормить тебя ужином.

Я сделала глоток прекрасного мартини, наблюдая за ним. Он стоял перед холодильником, спиной ко мне, и вытаскивал кастрюлю. Мой чудесный муж, который изо всех сил притворялся, что все в порядке. Я опустила бокал.

– Помнишь… как я начала ходить к психологу и ничего тебе не сказала?

Натаниэль замер на полпути к барной стойке.

– Да.

Он выпрямился и поставил кастрюлю на плиту. Раздался стук металла о металл.

– Может, расскажешь, что тебя беспокоит?

Он включил плиту и чиркнул спичкой, включая газовую конфорку. С мягким шорохом вспыхнули языки голубого пламени и начали лизать дно кастрюли. Натаниэль достал из подставки для приборов, стоявшей у плиты, деревянную ложку.

– Если честно… если честно, я не очень хочу.

– Хорошо.

Согласие механически слетело с моих губ. Он не хотел об этом говорить? Ладно. Не будем. Я снова склонила голову к бокалу мартини, успокаиваясь соленым запахом. Сделала глоток и села за стол, стараясь сосредоточиться на прохладной, травяной горечи джина и соленых оливках. Но, черт побери, что его все-таки тревожит?

Он стоял, чуть сгорбившись, у плиты и помешивал суп.

– Во сколько тебе надо быть там завтра?

– В семь утра. – Я придвинула к себе бумаги, с которыми сидел Натаниэль, чтобы отвлечься математическими расчетами. «План действий в чрезвычайных ситуациях при аварийном прекращении полета». – Ой.

План действий в чрезвычайных ситуациях… Это был замаскированный вариант вопроса: «Что делать, если кто-то умрет?».

Я поставила бокал на стол и встала на ноги. Подошла к плите, обняла Натаниэля со спины за талию и укуталась в тепло его тела.

– Я просто тебе напомню, что симуляции существуют для того, чтобы мы делали ошибки. То, от чего мы все умерли сегодня, – это минус одна штука, которая нам угрожает в космосе.

– Минус одна. – Он перестал мешать суп, и по краю темно-красной жидкости закрутились клубы пара. Прижимаясь к его спине, я почувствовала, как у него перехватило дыхание. Натаниэль отвлекся от кастрюли и опустил обе ладони на мои руки. – Прости. Я думал…

Я не отрывала щеки от его лопатки и ждала.

– Я думал, что привык. Смотреть, как ты улетаешь в космос, вертеть в голове огромный список того, что может пойти не так, – одной рукой он нащупал мое обручальное кольцо и покрутил его на пальце: – Вот только здесь я знаю, что может пойти не так. А там? Может… может случиться так, что ты никогда не вернешься домой.

– Это может случиться в любой день, – я обняла его еще крепче. – Меня может сбить машина.

– Но тогда я хотя бы буду знать, – вдруг он выпрямился и тихонько усмехнулся: – Господи. Отлично звучит… «Боже, милая, ты можешь умереть, но можешь сделать так, чтобы я узнал обо всем в подробностях? Спасибо!»

Я фыркнула и поднялась на цыпочки, чтобы чмокнуть его в шею.

– Дурачок, – я потянула его за талию, – иди сюда.

– Куда?

Одной рукой Натаниэль выключил конфорку, а другой вытер лицо.

Я повела его вокруг стола в кровать, сделав вид, будто не замечаю, что глаза у него были красными. По правде говоря, я понятия не имела, как его утешить. Сейчас проходило так много полетов, что Натаниэль больше не мог следить за всеми, и Клемонс, спасибо ему за это, постановил, что мой муж не может работать над моими вылетами. Хотя, возможно, на самом деле это было жестоко, ведь так он лишался чувства, что может на что-то повлиять. То, чего он так боялся… Все это были не выдумки. Лебуржуа погиб в прошлом году, когда из-за сломавшегося переключателя тормозные двигательные установки отказали во время дежурного орбитального маневра. Я потянула мужа за собой, усадила на кровать, обвила его руками и просто держала в своих объятиях.

Через мгновение он откинулся на спину, так что мы оба теперь лежали на кровати, переплетя конечности. Его лицо было очень близко, и эти голубые глаза, теперь покрасневшие, внимательно изучали меня, словно я была картой звездного неба. Натаниэль провел пальцем у меня между бровей и затем по щеке. От его руки исходило тепло.

– Я люблю тебя, и… – он осекся и закрыл глаза, тяжело сглотнув, – и поэтому я не хочу об этом разговаривать. Потому что я не уверен, что смогу поддержать тебя и быть с тобой честным…

Внутри у меня все сжалось от горечи. Все, что я могла сделать, – это притянуть его ближе к себе и постараться не заплакать, потому что меньше всего мне хотелось, чтобы он успокаивал меня в тот момент, когда это он нуждался в поддержке. Мы столько всего проговорили, когда решали, стоит мне лететь на Марс или лучше остаться на Земле, но в уравнении не было этих страхов моего мужа. Это была скрытая переменная, которая теперь нарушала все равновесие.

– Что я могу сделать?

Он, задыхаясь, рассмеялся.

– Не умирай?

– Я постараюсь. – Я начала рисовать пальцем на его руке круги. – Что-нибудь еще?

Натаниэль снова вздохнул.

– Проблема главного инженера, женатого на космонавтке, заключается в том, что я прекрасно знаю, как вы юлите в своих отчетах о здоровье. Ты нарисуешь самую красивую картинку в отношении всего, что не сочтешь критически важным.

Я поморщилась. Не то чтобы он ошибался.

– А как насчет…

Он открыл глаза. Зрачки у него были огромными и черными, как космос.

– Как насчет чего?

– Ладно, это глупости.

– Ты не сильно часто делаешь глупости, если только для этого нет особых причин.

Моя рука скользнула вниз по его брюкам, чтобы проверить, выполнены ли условия пуска. Пока нет. Это означало, что мне нужно подкачать топливо.

– Ну… Ты говорил об отчетах. Что если я буду докладывать тебе лично?

Натаниэль повернулся и оперся на локоть.

– Докладывать лично, говоришь, – но потом он покачал головой: – Бесполезно. Вы будете вещать на таком диапазоне частот, что на Земле каждый будет знать о тебе все.

– Не будет, если мы воспользуемся шифром.

– Как только появляется шифр, находится и расшифровщик.

– Ах… – я приподнялась на локте и поцеловала его. Вот тут-то мой опыт работы вычислителем мне и пригодится, тем более если я разузнаю, как будет работать на марсианской миссии система телетайпной связи. – Но если шифр не виден, никто не догадается, что нужно что-то расшифровать. Скажем, если спрятать его в буквенном мусоре в самом начале и в конце телетайпной передачи.

Какое-то мгновение Натаниэль смотрел на меня… точнее, куда-то в мою сторону. Но учитывая пролегшую между бровей морщину и то, как метались туда-сюда его глаза, как будто он гнался за какой-то мыслью, я с уверенностью могу предположить, что он уже программировал телетайп. Потом он резко вернулся в реальность, улыбнулся и наклонился меня поцеловать. Губы у него были теплыми, и от них все еще немного пахло джином.

А где-то в другом месте ожили двигатели, и все было готово к пуску.