Текст книги "Прелестная бунтарка"

Калли начала расчесывать волосы с концов, осторожно поднимаясь выше, чтобы не пропустить спутанные узлы.

– Почему ты решила, что я умер? – удивился Гордон.

– Вскоре после того, как я приехала на Ямайку, отец написал, что ты умер от какой-то ужасной болезни на борту плавучей тюрьмы, которая везла тебя в Австралию, в Ботанический залив.

Тогда Калли плакала горючими слезами от горя и чувства вины.

– Какой милый человек, твой отец!

Гордон расстегнул манжеты и закатал рукава рубашки. У него были сильные руки с легкой порослью золотистых волос. Калли предпочла бы не так остро сознавать его мужественность. Она стала еще более тщательно расчесывать волосы, что дало ей предлог опустить голову.

– Он сообщил мне эту ложь с большим удовольствием.

– Наверное, думал, что говорит правду, – усмехнулся Гордон. – Суда для перевозки ссыльных заключенных лишь немногим лучше судов для перевозки рабов. На корабле, на котором я плыл, распространилась какая-то болезнь, и многие моряки стали ее жертвами. Поскольку я был здоров и имел опыт в морском деле, капитан взял меня в матросы. Я оказался полезным, и он проникся ко мне симпатией. Ты же знаешь мои хорошие манеры.

– И ты его убедил, что ты невиновный молодой джентльмен, кого по трагическому стечению обстоятельств отправил в ссылку враг?

– Я сказал ему правду. Не знаю, слышала ли ты, что меня обвинили в похищении тебя и краже моей лошади, которая формально была собственностью отца. То есть обвинения сфабриковали, чтобы избавиться от меня, но они были не совсем надуманными.

– Представляю, с каким злорадством мой отец стряпал эти обвинения! – Калли даже слегка подташнивало при этой мысли. – И твой отец не возражал?

– Я не знаю, насколько мой отец любил каждого из своих пятерых сыновей, но он понимал, что ему нужен наследник, и был не прочь иметь нескольких запасных. Однако меня он ненавидел. Я очень похож на мать, которую отец поначалу любил, а потом терпеть не мог. Пока я находился рядом с ним, своим обликом напоминал ему о ней и о ее неверности. Отец хотел, чтобы я умер.

– Ужас! – Калли закрыла глаза, ощущая боль, которую испытывал Гордон, но ничем не выдавал своих чувств. – Я тогда не осознавала, какое у тебя сложное положение.

– Я никому не мог рассказать все, даже тебе. Но это было так давно, с тех пор целая жизнь прошла. Я знал, что лорд Кингстон ненавидит меня, так что это не особенно меня потрясло. Я решил остаться в живых просто назло ему. Наша плавучая тюрьма прибыла в гавань Сиднея, я улучил момент, когда капитан отвернется, прыгнул за борт и поплыл к берегу. Вероятно, он включил мое имя в список умерших в пути и похороненных в море. Иных объяснений не требовалось.

Калли слушала и пыталась представить то, о чем Гордон умолчал. Та поездка должна была быть ужасной.

– Как ты выжил и сумел вернуться в Англию?

– Это долгая и запутанная история. Пока скажу лишь, что добирался через весь земной шар, что потребовало много времени, и мне не раз приходилось выбирать обходные пути. И вот я здесь. Мог ли кто-нибудь из нас пятнадцать лет назад вообразить такую сцену, как сейчас?

– У меня богатая фантазия, но не настолько! – Открытие, что Гордон жив, поразило Калли, и она еще не вполне осознала, насколько удивительным было его появление в нужный момент. – А каким чудом ты прискакал на белом коне именно сюда и сейчас?

– Меня наняли спасти одну вдову, некую миссис Одли, и привезти ее в Англию.

– Наняли? – Калли выронила щетку. – Кто? Когда я покидала Ямайку, то оборвала все связи с теми, кто остался в Англии.

– Возможно, именно поэтому кто-то хочет, чтобы тебя нашли и, если потребуется, спасли, – предположил Гордон. – Джентльмен Эндрю Хардинг обратился с просьбой к одному человеку, который умеет решать проблемы, а тот спросил меня, не возьмусь ли я за это.

– Ты согласился плыть за океан и отправиться в зону боевых действий, чтобы спасти совершенно незнакомого человека? Ты стал дерзким и опасным авантюристом!

– Не совсем так, – возразил он. – Я скорее считаю себя человеком, который решает проблемы и готов совершить то, что необходимо. Данное задание – сложное и опасное, но за него предложили хорошие деньги.

Калли нахмурилась:

– У тебя был мой адрес, интересно, откуда он взялся? Уезжая сюда, я сделала все, чтобы меня нельзя было найти.

– Ты никогда не слышала про сэра Эндрю Хардинга? Мне говорили, что миссис Одли приходится какой‑то родственницей жене сэра Эндрю. Наверное, он женат на одной из твоих сестер.

– По-моему, этот джентльмен приезжал в Вашингтон вскоре после того, как я сюда перебралась, и до того, как началась война. Очевидно, он прибыл с какой-то официальной миссией, торговой или дипломатической, потому что в его честь устроили прием в доме президента. Я шила платья нескольким женщинам, которые присутствовали на этом приеме, и в следующие посещения они об этом рассказывали. Было грандиозное мероприятие. Он приехал со своей женой. Как странно думать, что это могла быть одна из моих сестер и она встретила меня где-то в городе и узнала!

– Если так, почему сестра с тобой не заговорила?

– Вероятно, это была сестра, которая выдала меня отцу, когда я сбежала с тобой. Похоже, она боялась моей реакции. И не напрасно! Если бы она этого не сделала, тебя бы не избили до полусмерти и не отправили на каторгу в другую часть света.

– А мне странно думать, что если бы не она, то мы могли бы благополучно добраться до Шотландии и пожениться. Но мы были очень молодыми. Слишком молодыми для брака.

Калли тоже так считала, но она полагала, что несмотря на молодость у них бы все получилось в браке.

– В конце концов я все равно вышла замуж, но за мужчину втрое старше меня.

– Как получилось, что ты носишь фамилию миссис Матиас Одли? Твой муж ведь был не Одли? Ты бы об этом упомянула, когда мы пытались спасти тебя от этого брака.

– Его звали Мэтью Ньюэлл. Я выбрала имя Матиас, потому что оно похоже на настоящее имя, но отличается. – Калли печально улыбнулась. – А фамилию Одли взяла в память о своем давно погибшем друге детства.

– Я польщен. Ньюэлл был плохим мужем? Надеюсь, что нет. Я часто об этом думал. Будь я из тех, кто молится, молился бы за то, чтобы он хорошо с тобой обращался.

Калли замялась, размышляя, как лучше объяснить это.

– Он был добрым. Мне мог достаться муж намного хуже. Но у него было сложное положение на Ямайке, а он предпочитал избегать конфликтов, отчего возникало еще больше проблем.

– По крайней мере, он с тобой нормально обращался. – Гордон чуть заметно улыбнулся. – Я хочу знать, сколько у нас детей. Кто-нибудь из них похож на меня?

– Их двое, и ни один не похож на тебя. – Калли помолчала, думая, как он отнесется к ее следующим словам, а потом произнесла: – Они квартероны.

Глава 7

Внимание Гордона было сосредоточено в основном на том, какой красивой женщиной стала Калли и как мало скрывает ее полупрозрачная сорочка. А еще на усилиях, которые ему приходилось прикладывать, чтобы его интерес не был замечен. Когда они были детьми, он совсем не думал о ее внешности, Калли была для него лишь озорной девчонкой с золотисто-рыжими волосами и веснушками. И услышав, что какой-то плантатор хочет жениться на ней, потому что она очень красива, поразился. В том возрасте, если бы Гордон подумал о внешности Калли, он описал бы ее как хорошенькую, но ничего особенного. Привыкнув к ней, он не замечал классическое совершенство ее черт и плавную грацию движений. С тех пор она немного поправилась, но как раз в нужных местах.

Гордон заставил себя переключить мысли с восхищения Калли на обдумывание того, о чем она только что сказала.

– Квартерон означает на четверть африканец и на три четверти европеец? Твой муж был наполовину африканцем?

– Нет, он был англичанином, как ты и я.

– Значит, его первая жена была наполовину африканкой?

– Нет. – Калли вздохнула: из-за того, что Гордон так спокойно отреагировал, напряжение немного отпустило ее. – Это сложная история. Они мои пасынок и падчерица. Родных детей у меня нет, но я считаю их своими, хотя в них не течет моя кровь.

Гордон подозревал, что на Ямайке вопросы, связанные с их расой, осложняли жизнь Калли. Но она явно любила своих падчерицу и пасынка, и он хотел узнать о них больше.

– Я хочу услышать всю историю, – произнес он. – Мое любопытство с годами не ослабело.

Калли посмотрела на него с улыбкой:

– И это по-прежнему навлекает на тебя неприятности?

– Постоянно. Но я пришел к выводу, что любопытство не лечится. А ты тоже это поняла?

– Вероятно, у меня было меньше возможностей потакать своему любопытству, однако оно все равно не исчезло, – призналась она. – Оно просто было подавлено.

Гордон предположил, что дело было в ее обязанностях и ответственности.

– Ну, так что это за длинная сложная история о твоих детях?

Калли нахмурилась:

– Мне придется рассказать о своем браке, в нем корень всех сложностей.

– Я слышал, как ты поклялась отцу быть хорошей послушной женой, чтобы он не забил меня до смерти. Той ночью ты заплатила высокую цену за нашу общую глупость.

– Мы оба заплатили, но твоя цена была выше. – Калли отбросила со щеки золотисто-рыжую прядь. – Сама я бы не выбрала брак с Мэтью, но он был порядочным человеком. Из того, что слышал, когда находился в гостях у моего отца, он заключил, что у меня бунтарский характер и я соглашусь уехать в новые экзотические края. Он был готов жениться во второй раз, ему понравилась моя внешность, вот он и попросил моей руки.

– А твой отец был рад избавиться от тебя, да еще и с выгодой, – сухо промолвил Гордон.

– Да. К счастью, Мэтью оказался гораздо более приятным человеком, чем мой отец. Кстати, о моем отце, он жив или умер от апоплексического удара?

– Неизвестно. Я даже не знаю, жив ли мой собственный отец. С тех пор, как меня утащили и посадили за решетку, я не слышал никаких новостей ни из Кингстон-Корта, ни из Раш-Холла.

Гордон был так сильно избит, что почти не сознавал, что происходило до того, как его погрузили на корабль, который должен был отправиться в колонию.

– Прежде чем я смог вернуться в Англию, прошли годы, и к тому времени моя семья меня уже не интересовала.

– Если нам повезет, оба наших отца уже отправились в мир иной, в место намного более жаркое, чем Ямайка, – усмехнулась Калли. – Кстати, Карибы показались мне прекрасными, хотя рабство отвратительно.

Гордон поморщился:

– Перевозку рабов из Африки отменили и давно пора запретить само рабство, но у очень многих плантаторов значительная часть их капитала связана с рабами, поэтому они утверждают, будто не могут себе позволить освободить их. Отвратительная ситуация.

– Именно это сказал Мэтью, когда я пыталась убедить его дать его рабам свободу. Плантация, соседняя с нашей, принадлежала квакерам. Они своих рабов освободили и тем, кто пожелал остаться, стали платить жалованье. Но Мэтью заявил, что у него недостаточно денег, чтобы сделать то же самое. – Калли вздохнула. – Если сравнивать с другими рабовладельцами, то он был лучше большинства. Разрешил мне взять деньги на строительство церкви для рабочих и закрывал глаза на то, что я хожу в жилища рабов, чтобы учить их читать и писать.

– Это ведь незаконно?

– Да, но Мэтью не вмешивался. Мы с ним стали друзьями. Ему нравилось иметь хозяйкой дома молодую красивую жену, и он был не очень требовательным. Мы неплохо ладили друг с другом, пока я не обнаружила его любовницу и их детей. Это было… настоящим потрясением.

– У многих мужчин есть любовницы, но неожиданно узнать… Наверное, тебе было больно. Как это случилось?

– Однажды я поехала кататься верхом не в том направлении, как обычно, и наткнулась на милый маленький коттедж, построенный в таком месте, которое было трудно найти, хотя он находился и недалеко от хозяйского дома. Возле коттеджа был Мэтью с Сюзанной и детьми. Она была красивая… и мне стало ясно, что они счастливая семья. – Калли глубоко вздохнула. – Это был один из тех моментов, которые резко меняют жизнь человека.

Гордон кивнул:

– Я понимаю. В таком месте, как Ямайка, рабыня может быть любовницей, но она никогда бы не смогла стать его женой. И как же ты справилась с этим открытием? Я задаю слишком личный вопрос, но мы уже выяснили, что мы оба – любопытные существа.

– От неожиданности я резко дернула поводья, и лошадь чуть не сбросила меня на землю.

– Хорошо, что ты опытная наездница.

– Да. После того, как успокоила лошадь, я увидела, что у Мэтью вид одновременно смущенный и воинственный, а Сюзанна и ее прекрасные дети в ужасе.

– Почему в ужасе? Ты выглядела так, будто готова всех убить?

– Вероятно, – призналась Калли. – У меня была репутация сильной и вспыльчивой женщины, так что Сюзанна со страхом думала, что я могу сделать. То влияние на Мэтью, какое у меня было, я использовала, чтобы убедить его улучшить условия жизни рабов. Я уговорила Мэтью уволить жестокого надсмотрщика и проследила, чтобы работники получали приличную еду и медицинскую помощь. Но это не означало, что у нее не было оснований бояться, что я могу сделать при тех обстоятельствах.

– Мэтью тоже боялся тебя?

– Не исключено. Я всегда обращалась с ним вежливо и уважительно, однако у меня более сильный характер, чем у него. Рядом со мной он робел.

– Что же ты сделала после того, как узнала о тайной семье твоего мужа?

– Сюзанне и ее детям я сказала, что им нечего меня бояться, а Мэтью – что мы поговорим об этом позднее.

Гордон собирался спросить, как прошла беседа Калли с мужем, когда с улицы вдруг раздались громкие голоса. Гордон в два шага пересек комнату и погасил лампу. Калли хотела спросить, что он делает, но он быстро закрыл ей рот ладонью и прошептал:

– Там английские солдаты, подозреваю, что они ищут, чем поживиться. Лучше, чтобы они не обнаружили ни этот коттедж, ни моего коня.

Она кивнула. Гордон убрал руку, но не отодвинулся от Калли. В кромешной темноте он остро чувствовал ее присутствие, ощущал ее тревогу, но и храбрость тоже.

Грубые голоса уже звучали отчетливее – мародеры подобрались ближе. Гордон понял, что солдаты обсуждают, какой из домов лучше ограбить. Его губы сжались. Очень тихо, чтобы голос не было слышно даже на расстоянии ярда, он прошептал:

– Это не те войска, что вошли в Вашингтон с генералом Россом. Вероятно, эти явились из лагеря, который англичане разбили около города.

Раздался чей-то голос с акцентом кокни:

– Гляньте-ка на вон тот белый дом с синей отделкой. Не знаю, какому предателю он принадлежит. У него наверняка полно денег, он должен с нами поделиться!

Калли тихо ахнула.

– Это дом Маркуэндов! Они были мне хорошими соседями. Ты можешь как-то остановить этих людей?

– Мне жаль, однако шансов на то, что удастся отпугнуть солдат, когда они далеко от своих командиров и пьяные, очень малы. Можно было бы рискнуть, если бы речь шла о спасении жизни, но не ради имущества.

– Для дерзкого авантюриста ты весьма прагматичен, – сухо заметила Калли.

– Только так у человека есть шанс когда-нибудь стать старым авантюристом, а я именно к этому стремлюсь.

Громкие голоса не умолкали. Гордон положил руку на плечо Калли, стараясь ее успокоить. Утешить старую подругу казалось правильным, хотя это было бы легче, не стань она взрослой и такой волнующей женщиной.

Страшный грохот раздался совсем близко, посылая сквозь ночь волну жара и летевшие обломки. По крыше что-то застучало, словно кулаки разгневанного великана. Послышались громкие проклятия, это солдаты испугались шума. Калли тихо охнула, и Гордон прижал ее к себе.

– Все хорошо, – прошептал он, обнимая ее дрожащее тело. – Это рушатся сгоревшие стены и балки твоего дома. А стук по крыше – скорее всего, обломки камней, которые от удара разлетелись. Хорошо, что этот коттедж достаточно далеко и защищен деревьями, так что ему никакой реальный вред не грозит. И пожар не должен распространиться, поскольку после недавних дождей земля сырая.

– Извини, обычно я не такая трусливая, как заяц, – пробормотала Калли. – Как же я рада, что моя семья далеко отсюда!

Она не шевельнулась, чтобы высвободиться из его объятий, а Гордон не торопился отпускать ее.

– После такого дня, как сегодняшний, было бы не удивительно, если бы у тебя случилась истерика. Но ночь закончится, и завтрашний день будет лучше.

Солдаты решили, что надо поискать для грабежа другой дом. Их голоса стихли. Калли вздохнула и отодвинулась от Гордона.

– Ты прав. Оставаться здесь и оплакивать то, что потеряла, не имеет смысла. Утром я уеду в Балтимор.

Гордон на ощупь нашел бутылку вина, налил его в два стакана и вложил один в руку Калли, потом потянул ее за собой, чтобы она села на диван рядом с ним. В темноте и тишине он остро осознавал близость ее теплого тела всего в нескольких дюймах от его собственного. Гордон мысленно выругался. Проблема заключалась в том, что он слишком давно не был с женщиной, поэтому его тело реагировало на волнующую красоту Калли слишком сильно. Но она не какая-нибудь случайно попавшаяся ему на пути вдова, которая только и смотрит по сторонам, с кем бы получить удовольствие. Это его подруга Калли, ей выпал тяжелый день, и, судя по всему, жизнь у нее была довольно трудная. Гордон взял ее за руку. Только чтобы подбодрить, не более.

– Как изменилась твоя жизнь после того, как ты узнала о любовнице мужа?

– Я вышвырнула его из своей постели, – ответила Калли. – Первая жена Мэтью, англичанка, по слухам, была ужасной, вероятно, именно поэтому он сошелся с Сюзанной. Я сказала ему, что останусь хозяйкой дома и плантации, но поскольку он нарушил брачный обет, то потерял супружеские права.

Она улыбнулась. Гордон подумал, что узнает ту дерзкую, непокорную Калли, с которой он рос в детстве.

– Большинству мужчин это не понравилось бы, – заметил он.

– Наверное, Мэтью испытал облегчение, что ему больше не нужно вести двойную жизнь. Он действительно любил Сюзанну и их детей, а они любили его.

– А ты тогда не подумала о том, чтобы вернуться в Англию?

– В ад дома моего отца? Или быть жалкой соломенной вдовой без детей, без цели и средств к существованию? Нет. На Ямайке я занималась полезным делом. После того, как улеглись страсти и эмоции, мы с Мэтью хорошо уживались вместе.

– Не похоже, чтобы это был идеальный брак.

Калли пожала плечами:

– Есть много браков гораздо хуже. Мэтью относился ко мне по-доброму и с уважением, и я имела возможность делать то, что хотела. Это мне нравилось. Жизнь приносит женщине гораздо больше удовлетворения, когда у нее нет мужчины, который причиняет ей неприятности.

– Должен ли я оскорбиться от имени мужского пола?

Калли засмеялась:

– Ты всегда делал мою жизнь лучше, а не хуже. Но ты не обычный мужчина.

– Я определенно оскорблен, – насмешливо произнес Гордон.

– Считай мои слова комплиментом. Мэтью был слабым человеком, но у него был добрый характер. Мне повезло, что он не был грубым скотиной и пьяницей, как многие плантаторы.

– А ему повезло, что ты сумела принять ситуацию и изменить ваш брак так, чтобы это пошло на пользу вам обоим.

– Когда я перестала думать о Мэтью как о своем муже, почувствовала себя гораздо счастливее. После того, как вскрылась правда, мы с Сюзанной даже подружились. Она оказалась милой, доброй женщиной, а в детей я просто влюбилась. Я позаботилась, чтобы они получили образование не хуже того, какое получили бы законные дети плантатора. – Калли помолчала, а потом тихо добавила: – Когда Сюзанна умирала, я пообещала ей заботиться о них, как если бы они были моими родными детьми.

– Я полагаю, Мэтью официально освободил Сюзанну и своих детей?

– Он говорил, что освободит, но так и не сделал этого. Мэтью ненадолго пережил Сюзанну, и с его смертью положение детей стало опасным.

– Вот почему ты уехала с ними с Ямайки?

– Да, и взяла с собой родителей Сюзанны. Они оба наполовину европейцы, дети плантаторов и рабынь. На нашей плантации Джошуа был дворецким, а Сара экономкой, и они любят детей Сюзанны так же сильно, как я. Я попросила их поехать с нами и выдала им документы об освобождении. Однако юридические проблемы все равно могли быть, потому что у Мэтью есть законный сын от первого брака. Генри был наследником, а он не из тех, кто отпустил бы на свободу ценных рабов.

Гордон наконец понял ее ситуацию.

– Ты переехала сюда и изменила имя, чтобы он не мог найти ни тебя, ни детей? – уточнил он.

– Да. За время нашего брака Мэтью несколько раз возил меня в Вашингтон и Балтимор, так что я знаю оба эти города. Вообще-то Вашингтон скорее не город, а городок, но у него есть перспективы. Или по крайней мере были до того, как англичане решили сжечь его. Балтимор гораздо больше, там у Мэтью был склад и квартира над ним, и я отправила свою семью жить туда. Теперь мне нужно ехать к ним и позаботиться, об их безопасности.

– Как ты собираешься добраться до Балтимора, когда многие жители Вашингтона сбежали, взяв с собой лошадей, экипажи и повозки?

– Если нужно, пойду пешком, – спокойно сказала Калли. – За два-три дня сумею добраться до города. Надеюсь, меня подвезет какой-нибудь экипаж или повозка.

При мысли, что Калли идет пешком по растревоженной войной стране, Гордон поморщился.

– Я прибыл из Лондона на корабле, который сейчас спрятан в одном из притоков Потомака, так что мы можем отправиться в Балтимор по воде.

– Это тоже непросто, но об этом я подумаю утром. Я так устала, что у меня уже голова не соображает. – Калли вздохнула. – Наверное, мы можем спать по очереди. Один спит, другой дежурит, на случай, если заявятся какие-нибудь солдаты.

– Не беспокойся. – Он встал, потом подхватил Калли и поднял с дивана. – Я сплю чутко, и у меня был не такой тяжелый день, как у тебя. Я подежурю. А теперь ложись спать.

Гордон понес ее в маленькую спальню. Калли сначала ахнула от неожиданности, но потом расслабилась у него на руках. Мебели в коттедже было мало, так что Гордон сумел ни на что не наткнуться и не уронить ее, что несомненно повредило бы его попыткам произвести на нее неизгладимое впечатление своей мужественностью. Он положил Калли на кровать к стене, чтобы было уютнее.

– Там есть легкое покрывало, – прошептала она.

Вечером стало прохладнее, Гордон на ощупь нашел покрывало и укрыл Калли. Она уже спала. Гордон сказал правду: он действительно спал чутко, и сейчас мысленно настроил себя проснуться от любого подозрительного звука.

После этого Гордон спросил себя, почему, собственно, они не могут спать на одной кровати, что гораздо удобнее, чем спать на полу или на диване, и не нашел ни одного довода против. Затаив дыхание, он тихо лег на кровать рядом с Калли, медленно выдохнул, перевернулся на бок и положил левую руку на ее талию. Они были опасно близко друг к другу, особенно если учесть, что на ней была только сорочка, а на нем – рубашка и кальсоны, но это не имело значения. Впервые за много лет Гордон вдруг понял, что в этом мире все устроено правильно.