Текст книги "Буря в Колорадо (Отважный спаситель)"

Он пытался успокоить ее, убедить, чтобы она осталась, подумал, как ему придется держать ее перед собой в охапке – практически без ничего, нагую. Он сразу почувствовал в коленях дрожь. А она рыдала, прижавшись к его груди.

Он поднял руку, чтобы погладить ее по голове, успокоить, словно ребенка… Но она уже далеко не ребенок. Это взрослая женщина, совершенно оформившаяся и красивая. Он отдернул руку, неловким движением вытащив из прически черепаховую шпильку. Перед ним мелькнуло видение, как на кровати он выдернул нечаянно шпильку из ее волос. Шпилька заскользила вниз по ее тугой розовой груди. Его пронзило, словно ударом молнии. Ему и так уже было невмоготу от прикосновения ее горячего живота. Черт возьми, не хватало еще, чтобы она командовала им. Нечего ей попусту лить слезы. Он не может взять ее и – точка.

Ник стиснул зубы, стараясь сохранить контроль над своим разгоряченным телом. Он отдернул руку от ее головы и зацепил гребень. Гребень упал на пол. Ее волосы рассыпались, заструились по лицу, тяжелая шелковистая прядь заскользила по его руке, словно лаская, неясно поглаживая ее. Волосы, сверкающим каскадом, упали на ее плечи, спину.

О, Господи, не хватает еще Нику торговаться с ней. Она обхватила его за шею, пальцы были горячие, вздрагивали. Нику показалось, что от их прикосновения все его тело пронизывает горячий призывный огонь.

Ник дрожал, как осиновый лист. Розовый сосок, показавшийся из прорехи ветхого одеяла, прижался к его обнаженной коже. И Ник прямо-таки закачался. Он часто и тяжело задышал.

– Ну пожалуйста, возьми меня с собой. Я боюсь, что ты не вернешься, – шептала она.

Он смотрел в ее глаза, полные слез и, не выдержав пытки, застонал, когда она высунула розовый язык и облизнула нижнюю губу.

– Пожалуйста, возьми меня с собой на ранчо.

Ник заколебался. Нет. Она не может ехать с ним. И все. Надо что-то сделать, чтобы она заткнулась. Он слегка наклонился, его рот, твердый и повелевающий, прижался к ее губам. Она задохнулась и замолчала, ослабла, поникла в его руках и слегка прогнулась. Губы ее были нежные, горячие, мягкие.

Ник и сам не заметил, что неожиданно его поцелуй стал чувственным, страстным, требовательным. Руки заскользили по нежному телу девушки. Мозолистые ладони ласкали бархатистую мягкость ее кожи. Он обхватил ладонями ягодицы, крепко и нетерпеливо прижав девушку к себе.

Саманта заморгала мокрыми ресницами, слегка приоткрыла губы и чуть слышно прерывисто вздохнула.

Ник дрожал от возбуждения. Его страсть накалилась до предела. Он уже не мог сдерживаться. Одной рукой он гладил ее волосы, а другая двигалась по ее неподвижному телу. Язык проник в ее рот, обследуя его скользил по ее языку, зубам, небу. Кровь стучала в ушах Ника, желание овладеть этим нежным телом помутило его разум. Он приподнял ее, просунул ногу между ее горячими бедрами. Рука нетерпеливо спустилась по плоскому животу вниз. Он нежно провел ладонью по пушистому мягкому треугольнику. Саманта трепетала под его ищущими требовательными пальцами. Ник тяжело дышал и дрожал. Никогда в своей жизни он так не хотел женщину. Он оторвался от нежных губ, распухших от слез и его поцелуев. Ладонь скользила по ее длинным точеным ногам. Чуть откинувшись, повернулся к постели.

Саманта распахнула глаза и окаменела.

– Нет! – пытаясь вырваться из его объятий, она сильно толкнула его. Ник от удивления открыл рот. Покачнулся, выпустил девушку из рук, взмахнул руками, словно хватаясь за воздух. Но было уже поздно. Он попятился назад, набирая скорость. И всей задницей плюхнулся на горячую печь.

– Дьяво-ол! – заорал он, взвился вверх, обеими руками схватился за ягодицы. – Проклятая девка! Зачем ты это сделала?

В комнате запахло паленой шерстью и кожей. Саманта упала и одичалыми глазами выглядывала из-за стула, за который спряталась. Одеяло сползло с нее. Девушка неловко пыталась дотянуться до него. Наконец дотянувшись, подцепила край, медленно потащила к себе. Ник потирая обожженные места, угрожающе шагнул к ней, наступил ногой на край тряпки.

– Не трогай меня! – завизжала Саманта. Не в силах вырвать одеяло у него из рук, она подогнула колени, плотно прижала их к телу, обхватив руками.

Ник нахмурил брови и сделал еще один шаг. Она посмотрела на него снизу вверх, подняла над головой дрожащую руку, заслоняясь.

– Пожалуйста, не надо, – всхлипнула она.

– Успокойся, мисс. Я скорее спутаюсь с дикой кошкой, – он уныло подумал, что это правда. Девчонка знает, как охладить пыл мужчины. Черт возьми, он готов биться об заклад, что на заднице вскочили волдыри. Он осторожно подошел к девушке, присел рядом. Она еще больше задрожала, когда он протянул руку и нежно потрогал красные пятна от укусов на ее ноге.

– Что это?

Она отодвинула ногу и затряслась еще больше.

– Муравьи покусали. Я наступила на муравейник.

– Больно? – спросил он.

– А ты как думаешь? – закричала она. – Конечно, больно. Горит и чешется.

Ник закрыл глаза. Сжав зубы, он покачал головой. Проклятье! Теперь уж точно придется взять ее с собой. Нельзя оставлять ее одну в таком положении. Укусы на ногах вспухли и горели. Похоже, муравьи занесли яд. Девчонка может серьезно заболеть. Вздохнув, с отвращением поднял одеяло и приказал:

– Вставай!

– Не встану! – ответила она, сжавшись в комок.

– Да не собираюсь я тебя насиловать! Вставай! – он потряс перед ней лохмотьями.

Сверкая зелеными испуганными глазами, она протянула руку и вырвала у него одеяло.

– Неужели? А мне кажется, что ты как раз это и собирался только что сделать!

– Неправда, леди! Мне было бы легче иметь дело с тигрицей, чем стоять рядом с тобой.

– Ха! Почему же тогда я оказалась в твоей кровати? Да еще под одним одеялом, – снова закручиваясь в рванье, спросила она, продолжая глазеть на него.

Он ошалело взглянул на нее и ничего не ответил. Черт возьми, он даже и не знал, что она спала с ним в одной постели. Хорош же он был вчера, если ничего не помнит. Снова повернувшись к ней, он медленно и отчетливо произносил каждое слово:

– Не бойся. Я только хочу примерить на тебя эту хламиду, чтобы прорезать отверстие для головы. Сделаю тебе пончо. Седла нет, нам придется ехать на неоседланной лошади. Поэтому нужно, чтобы сзади было подлиннее – подвернешь под себя и сядешь.

– Ох, – вздохнула она поднимаясь. – Не надо разговаривать со мной, словно с дурочкой.

Вздернув вверх подбородок, бросила ему одеяло и повернулась голой спиной.

– Ты – самая настырная из всех девчонок, которых я когда-либо встречал, – прорычал Ник. – За упрямство тебе надо выдать приз, – он поднял с пола злополучное одеяло. Сжав зубы, примерил его к замершей Саманте, измерил ее тоненькую шейку. Руки тряслись от ярости. Ему хотелось задушить ее.

ГЛАВА 3

Саманта вскрикнула, плюхнувшись на спину лошади.

– Зачем ты меня бросаешь? Наверное, я не тюк с ватой?

– А ты хотела вспорхнуть птичкой? – заворчал он, взял в руки веревочные поводья.

– Невыносимая скотина, – брезгливо пробормотала Саманта, с неприязнью глядя ему в затылок. Схватившись за гриву лошади, она раздраженно смотрела, как он шел рядом вдоль тропы, мимо разрушенного загона. Выведя лошадь на лужайку, он остановился.

– Тебе надо попить.

Она кивнула, не сводя с него настороженного взгляда.

– Тогда слезай и иди! – сухо предложил он, поднял руки, осторожно взял ее за талию и бережно поставил на землю. Он насмешливо посмотрел на нее светло-серыми глазами, затем повернулся и показал, как пройти к роднику, скрытому в зарослях папоротника.

Саманта заколебалась, хотя уже совсем успокоилась от его поистине джентльменского обращения. Она ожидала, что он стащит ее с лошади так же, как туда забросил. Недоверчиво оглянувшись на него, пошла к источнику. Зачерпнув воды, помыла руки, долго с наслаждением пила, потом поплескала водой на лицо и зудящие ноги. Поеживаясь от холода, тревожно оглядывалась. Ник внимательно наблюдал за ней со стороны.

– Подойди-ка сюда на минутку, – позвал он, разминая в руке глину, которую зачерпнул из небольшой лужи.

– Зачем? – спросила она, не двигаясь с места.

– Сделаю тебе примочки на ноги. Глина вытянет яд, кожа не будет так сильно зудеть.

Все еще не доверяя ему, она подошла, напряженно села на валун. Он зачерпнул ладонью вязкую грязь, встал перед ней на колени, приподнял ногу и, придерживая ее за пятку, намазал глиной по самую коленку. Так же он вымазал все распухшие места и на другой ноге.

– Тебе не больно? – неожиданно ласково спросил он.

– Нет, – ответила она, взглянув в его глаза. Они смотрели не нее просительно, серебристые искорки таились в их глубине. Сердце девушки забилось чаще, она протяжно вздохнула. Он понимающе усмехнулся. Она отвела смущенный взгляд на вершины деревьев. Она не должна смотреть так долго в лицо, низко наклонившееся над ней.

Наконец он встал, схватил ее за руки, помог подняться.

– Теперь лучше? – спросил он, не отпуская ее рук.

Саманта кивнула, стараясь унять дрожь, пробежавшую по ее телу.

– Ты замерзла, – мягко сказал он. Отпустив ее руки, постарался поплотнее укутать ее в пончо, чтобы хоть как-то защитить от холодного ветра.

Ей показалось, что она сейчас упадет в обморок. Он отвернулся и направился к роднику помыть руки. Он, словно специально, дал ей время, чтобы усмирить сердце. Она выругала себя за то, что ведет себя с ним, словно школьница, которая бредит первым мужчиной, поцеловавшим ее. Но сердце ее снова упало вниз, когда он вернулся и встал рядом с ней. Она вздрогнула, когда сильные руки подхватили ее и посадили на спину лошади. Ее сердце никак не могло успокоиться, потому что он сидел позади нее, прикосновения горячего мужского тела волновали и возбуждали.

Полуденное солнце стояло над головой. Горы отбрасывали длинные изломанные тени на дорогу. Ник повернул коня с укатанной фургонами дороги и направил по тропе, вьющейся вдоль подножия гор. Саманта сидела впереди Ника. Она старалась сдерживать дрожь, когда резкий, холодный ветер поднимал концы пончо, оголяя бедра. Но зубы у нее стучали, тело сотрясалось.

– Подвинься ко мне, я согрею тебя хоть немного, – предложил он.

Она напряглась и отрицательно покачала головой. Ветер стал сильнее, после очередного порыва она обхватила себя руками и затряслась еще больше.

– Какая-то упрямоголовая дама, – пробормотал он и обнял ее рукой, прижал к своей твердой груди.

Она напряглась, затем, словно нехотя, расслабилась, почувствовав, как ее окоченевшее тело постепенно согревается. Он загородил ее от ветра своей широкой спиной. Саманта согрелась и успокоилась.

Ее начало мучать другое. Она сидела на колком одеяле, от которого у нее все чесалось. Плюс ко всему одеяло сползло. Ей было и неудобно, и стыдно. Она стала вертеться, пытаясь поправить под собой одеяло. Но от этого стало еще хуже – она чувствовала, как ее неприкрытые ягодицы трутся о шерстяное одеяние Ника.

– Ну что еще? – со вздохом спросил он.

– Одеяло. Мне надо поправить одеяло, – прошептала она, виновато опустив глаза.

Он остановил мерина. Саманта низко наклонилась к шее лошади и старалась подгрести под себя край одеяла. Торопливо подтыкая его под бедра, попыталась усесться поустойчивее на лошади, крепко обхватив ее бока голыми ногами. Девушка надеялась, что сползшее пончо окажется на месте. Но через мгновение поняла, что так и сидит на голой спине лошади. Ей было стыдно снова просить его остановиться. Она стиснула зубы от боли. Они ехали в гнетущем молчании. Когда боль оказалась непереносимой, она снова наклонилась вперед, снова попыталась подоткнуть под себя тряпку.

Он заворчал, пытаясь отодвинуться от нее. Она чувствовала себя неловко оттого, что между ними в который раз возникала какая-то напряженность.

«Вот, опять с ним что-то не так. Эта чертова штука у него живая, что ли?» Саманта растерялась и стала, наверное, уже в пятый раз возиться, одновременно пытаясь отодвинуться от Ника.

Он заскрежетал зубами и зарычал, словно от нестерпимой боли. Она смутилась, испуганно посмотрела на него. Глаза у него стали злыми, он яростно глянул на нее и заорал:

– Женщина, ты будешь сидеть спокойно или нет?

– Я ничего не могу сделать, одеяло все время сползает, – ответила она, стараясь говорить спокойно. – Не понимаю, почему ты бесишься? Это ведь мой зад не прикрыт, – пробубнила она.

Саманта вновь попыталась обернуться полами пончо, но лоскута явно не хватало. Невыносимо горели и зудели укусы на ногах. Она склонилась, чтобы почесать ноги.

«О, Боже! Опять у него что-то не в порядке».

Ник выругался, сильно дернул поводья, остановив лошадь.

– Что случилось? – спросила она.

– Ни черта не случилось!

– Зачем же мы тогда остановились?

– Я… мне… лошади нужно немного остыть, – пробормотал он.

Она в замешательстве оглядела лошадь. Нагнувшись, погладила ее по густой шелковистой гриве.

– Мне кажется, все в порядке. По-моему Скаут дышит ровно, он не запалился.

Ник пробормотал себе под нос что-то невнятное.

– Что ты говоришь? Я не слышу тебя.

– Ладно, – сказал он и тяжело вздохнул. – Может, ты хочешь слезть и почесать ноги?

Она улыбнулась и помотала головой.

– Нет. Со мной все в порядке.

– Ну а со мной – нет, – проговорил он, слезая с коня.

Она удивленно и недоумевающе смотрела ему вслед. Его высокая фигура исчезла среди белоствольных осин. Она подумала, что он, должно быть, совсем не чувствует холода. Разгоряченный настолько, что на лбу выступили капли пота. И вдруг Саманта осознала, что именно она и есть причина его возбуждения.

«Боже праведный!» – задохнулась она от стыда, ее обдало жаром. Она подумала тоже сойти, с лошади. Ей вовсе не было так удобно сидеть на стертых бедрах, как она уверяла Ника. Застонав от боли, с трудом сползла на землю.

Похлопав мерина по спине, взяла веревку и повела коня в маленькую лощину. Саманта любила лошадей. Она выросла с ними. И начала ездить верхом раньше, чем ходить. Девушка положила голову на шею Скауту, вдыхая теплый мускусный запах лошадиного пота. Этот знакомый запах напомнил ей о раннем детстве. Мерин, требуя к себе внимания, нежно терся мордой о ее плечо. Она почесала ему бархатный нос, ласково поскребла за ушами. Он не был похож на тех гордых арабских скакунов, которых они выращивали в Сторм Хейвене. По росту они были одинаковыми, но этот, казалось, был крепче, сильнее, выносливее и даже темпераментнее. Ник говорил ей, что Скаут – мустанг. Отпрыск лошадей, оставленных первыми испанскими завоевателями.

Пока конь щипал траву, Саманта огляделась и только сейчас поняла, как все вокруг изменилось. Неплодородные каменистые осыпи остались позади. Дорогу окружали пологие склоны, покрытые темно-зеленым сосновым лесом. Яркими пятнами выделялись купы оранжевых и желтых осин и дубов. Они по-праздничному украшали холмы и склоны каньона. Огромные коричневые валуны были разбросаны тут и там на красной пыльной земле. Саманта с наслаждением вдыхала чистый холодный воздух. Пахло сосновой смолой и вянущей листвой. Несмотря ни на что, горы и лес были сейчас невыразимо красивы. Но она неожиданно подумала, что одинокому путнику будет здесь неуютно и тоскливо. Внезапный порыв ветра закачал верхушки сосен и ветки осин. Желтые и оранжевые листья закружились в воздухе. Заунывный звон ветра среди камней и скал показался девушке стоном одинокой заблудившейся души. Ей стало страшно. Она подошла ближе к лошади, тревожно оглянулась. Где же Ник? Но его нигде не было видно.

Ник Макбрайд был самым странным из мужчин, которых когда-либо она встречала. Правда, у нее было не так уж много знакомых мужчин. Она провела в школе не один год.

Странность Ника заключалась в том, что иногда он был приторно-вежливым, ласковым, а иногда непереносимо-грубым. Поистине противоречивая натура. Руки Саманты бессознательно перебирали концы веревки, которой он подпоясал ее пончо. Она вспомнила выражение его лица, когда он укутывал ее в одеяло, чтобы защитить от холода. О себе он ничего не рассказывал, но, чувствовалось, что ему хочется кое-что выяснить о ней. Пока что ей удавалось ускользать от его расспросов. Она не собиралась откровенничать с ним. Но ей стало казаться, что он, скорее всего, принимает ее за какую-то другую девушку. Несколько раз он упоминал имя Молли и ее салон. Почему-то он считает, что Саманта имеет отношение к этой Молли и ее салону. А она знать не знает никакую Молли.

Саманта вспомнила, что Джефф, двоюродный брат Ника, сказал тогда, что пришел снять с дилижанса рыжую. Саманта была больна, хотела пить. Она сказала ему об этом. Джефф дал ей бутылку с какой-то жидкостью янтарного цвета. Она выпила, жидкость обожгла ей горло, у нее перехватило дыхание. А что было дальше, Саманта не помнила. По-видимому, Джефф отвез ее в ту лачугу и оставил там с Ником. Но почему он это сделал, она не знала и не могла понять. И, кажется, Ника это удивляло ничуть не меньше. Если они украли ее, то только не ради выкупа. Ника тоже злила неизвестность. Почему Джефф забрал одежду, седло и уздечку?

Во всем этом была какая-то тайна.

Она поняла, что эти два ковбоя не были посыльными от Билли. И подумала, что они вполне могли быть агентами Люсинды. Ее маскировка под вдову в трауре должна была спасти ее, она в этом уверена. Правда, когда дилижанс сделал последнюю остановку, ветер сорвал с нее черную вуаль. Саманта очень боялась, как бы её не увидел кто-либо из знакомых. Вдруг за ней кто-нибудь охотится? Может быть, шериф? Или еще кто-нибудь похуже? Может, кто-то хочет отомстить, ей за смерть Мэтью? Девушка вздрогнула. Она вовсе не хотела убивать его. Но и не жалела о том, что он мертв. Кем бы ни был Ник, она чувствовала себя сейчас гораздо спокойнее, чем в Сторм Хейвене. Если бы он задумал плохое, то давно расправился бы с ней. И сделал бы он это, когда она толкнула его на горячую печь. Он так разъярился, но не отомстил ей.

Он говорил о том, что не может вспомнить, как они попали в лачугу. И, скорее всего, не врал, хоть это и выглядело довольно странным. Но она ему верила. Саманта понимала: то, что они оказались обнаженными в заброшенной развалюхе, каким-то образом связано с Джеффом. Когда она упомянула имя Джеффа, Ник так свирепо фыркнул, что она испугалась и не решилась ни о чем расспрашивать. И заранее посочувствовала Джеффу.

Он почти соблазнил ее, но она была уверена, она была твердо уверена, что он никогда не возьмет ее силой.

Саманта вздохнула, признав, что попала в какую-то очень запутанную, таинственную историю. Мерин дернул головой, отогнав от нее мысли о странных событиях, произошедших с ней в последние дни.

Ник стоял за спиной, с интересом рассматривая Саманту.

– Нам нужно поторапливаться, – он взял поводья и повел лошадь к дороге. Схватившись за гриву, забрался на спину лошади и прочно уселся на ней.

– А где же поеду я? – спросила девушка.

– Думаю, тебе безопаснее и спокойнее будет ехать позади меня, – сказал он. – Я помогу тебе забраться. Держись, – протянул он руку.

Раньше он сначала подсаживал ее, а сам садился за ее спиной. Саманта протянула руку. Он помог ей подняться. Она удивленно и недоумевающе вскинула брови.

– Безопасно? А мы что – в опасности? – она с тревогой оглядывалась по сторонам.

Он ничего не ответил, пустил лошадь галопом. Местность вдоль дороги была необжитой, дикой. Саманта была рада, что Ник рядом с ней. Она крепко обняла его за талию. И очень удивилась, какие крепкие мускулы у него на груди и животе. Стало уютно и спокойно от ощущения его силы, и так приятно было держаться за него. Он закрыл ее своим крепким и горячим телом от ветра. Она еще плотнее прижалась к его спине и вбирала в себя его тепло. Ей, правда, ничего не было видно впереди, зато холодный ветер не пронизывал ее насквозь.

Она стала разглядывать затылок Ника. Черные волосы, прямые и блестящие, словно вороново крыло, спускались на шею. Широкие плечи, узкая талия, стройные ноги. Прижавшись к нему, она чувствовала прикосновение крепких мышц его бедер. Ноги легко двигались в такт движениям лошади. Он сидел так, будто родился в седле.

«Ник Макбрайд, головорез ты или джентльмен? Кто бы ты ни был, я могла бы попасть и в худшие руки».

Обняв его, она чувствовала под пальцами шелковистые волосы на груди, там где лохмотья не закрывали ее. Бессознательно стала гладить его грудь, перебирать пальчиками волосы. Мышцы были гладкими, теплыми и упругими. Ник громко вздохнул и засопел.

«Что я делаю?»

Саманта испуганно отдернула руку. От резкого движения одеяло снова сползло и теперь развевалось, хлопая ее по голой спине. Она наклонилась к Нику, попыталась приподняться, чтобы подоткнуть его под себя. Ник что-то сердито проворчал и ударил лошадь, пустив ее рысью, от которой, казалось, затряслась каждая клеточка тела.

Саманта пригнулась, как могла, сцепила руки у него на поясе, чтобы не упасть. Трясясь на лошади, она сильно натерла грудь о грубое одеяло. Соски у нее затвердели и встали торчком. Даже через пончо она чувствовала грудью жар тела Ника. Соски попали в прорези, выеденные молью. Она тяжело вздохнула и снова мысленно вернулась к страстным объятиям в лачуге.

Ее дыхание участилось, по телу разлился жар. Но такого сладостного и желанного жара она никогда раньше не испытывала. Прикосновение ласковых ладоней Ника зажгло в ней какое-то новое томительное чувство, заставившее ее отвечать на его ласки с такой страстью, которой она и не предполагала в себе. Он непонятным образом завладел ее сердцем. Ей хотелось, чтобы он целовал ее снова и снова. Он возбуждал ее. Даже сейчас, когда она просто вспомнила об этом, сердце ее забилось чаще, тревожнее. Она была напугана своей страстью. И тем, что смогла опомниться, лишь когда он сделал ей больно, нечаянно зацепив волосы. Он повернулся, чтобы отнести ее на кровать и – боль отрезвила ее, заставила опомниться. Еще несколько мгновений, и она не смогла бы остановиться и остановить его. А может быть, и не захотела бы. Те ощущения, которые он разбудил в ней, были новыми, незнакомыми. Но тело инстинктивно подчинялось им, желало их продолжения и завершения. Саманта не была уверена в том, что сможет справиться с этими чувствами.

Девушка стала рассматривать ту сторону лица Ника, которая была обращена к ней. Довольно удлиненная скула, впалая щека. Он не был красавцем. Особенно сейчас, когда на щеках и подбородке торчала двухдневная черная щетина. Он чем-то напоминал ей пантеру, которую она однажды встретила в заболоченном рукаве реки. Он казался ей диким и невоспитанным. Способным в любое время возвратиться в первобытное состояние. Кожа у него гладкая, цвета темной меди. На груди несколько розовых шрамов. Все тело было удивительно смуглым. Она покраснела, вспомнив, как он лежал обнаженный на кровати, когда она стянула с него одеяло. Да, конечно, он был настоящим мужчиной.

Он обернулся к ней, вопросительно подняв брови. Их взгляды встретились. Щеки Саманты вспыхнули еще жарче. Он расплылся в ласковой и чуть-чуть насмешливой всепонимающей улыбке, от которой она смутилась еще больше и стыдливо опустила голову, словно захваченный врасплох ребенок, ворующий сладости. Ник, довольный произведенным впечатлением, переключил внимание на дорогу.

«Боже милостивый! Похоже, он читает мои мысли».

Интересные у него глаза. Темно-серые, жесткие, как кремень, они прямо пронизывали ее, когда Ник сердился. Искристые, живые, светлые – когда улыбался. Конечно, ей нужно быть настороже с ним. Он озадачивал и иногда казался опасным.

«Будь проклято это одеяло!» Она стерла о спину лошади кожу на бедрах и ягодицах. Стиснув зубы от боли и злости, она снова склонилась к Нику, прижалась, чтобы подоткнуть одеяло и услышала, как бьется его сердце, словно барабанит в ее грудь. Воюя с ненавистным одеялом, опасаясь упасть, Саманта почти подоткнула его под себя, но Ник невнятно выругался и рывком остановил Скаута.

– Нам придется переночевать здесь, – хрипло сказал он.

Наконец-то, усевшись удобно, она огляделась.

– Ты же сказал, что нам надо ехать до темноты.

– Чертова женщина, ты так и будешь мне все время возражать и спорить со мной? Уже и так темно, – прошипел он сквозь сжатые зубы.

Перекинув ногу через шею лошади, бросил поводья и спрыгнул на землю. Саманта рванулась за ним, закричав от боли.

– Что еще случилось?

– Ты сделал мне больно. Волосы зацепились за твою одежду.

Она свесилась с лошади и испуганно тянула прядь к себе. Лохмотья стали с треском сползать с него. Саманта боялась, что одежда разорвется надвое, прежде, чем она сумеет распутать волосы. Она беспомощно смотрела на Ника сверху вниз. Он оглянулся. Рыжая прядь зацепилась за шнуровку, скреплявшую задние полы. Ник потянулся к ней, изловчился, приподнял девушку и поставил рядом с собой. Он принялся сам распутывать волосы.

Прядь шевелилась в его неуверенной руке, была похожа на шелковую скользкую змею. Саманта слышала, как он тяжело вздохнул один раз, затем – другой. Но чем больше Ник старался разобрать узел, тем туже спутывались волосы и тесьма. Наконец он бросил это занятие, свирепо и удрученно посмотрел на девушку.

– Может быть, развязать это? – предложила Саманта, показывая на разлохматившуюся бечевку, связывающую полы его одеяния.

– Я не смогу, – сдавленным голосом отозвался он. У него вздрагивали пальцы. Он сжал их в кулаки. Руки безвольно повисли вдоль тела.

– Дай я попробую, – она просунула пальцы и слегка коснулась его спины. Ник подпрыгнул, словно она дотронулась куском раскаленного железа. Мышцы у него напряглись, он слегка отпрянул от девушки.

– У меня такие холодные руки? – спросила она.

– Да… Нет… – он казался сконфуженным, сказал что-то невнятно, она не разобрала, переспросила:

– Что ты сказал?

– Ничего, – пробормотал он и закрыл глаза.

Саманта просунула вторую руку под спутанный клубок, пытаясь удержать расползающуюся ткань. Но Ник снова задергался от прикосновения ее пальцев.

– Стой же спокойно, – сердито сказала Саманта. Она постаралась сосредоточиться, но все ее старания были напрасными. Разлохмаченная самодельная тесьма и ее волосы сплелись в неразрывный клубок.

– Боюсь, что мне не под силу распутать этот узел, – вздохнула Саманта.

– Адский огонь! – невнятно проворчал Ник сквозь зубы, еле сдерживая участившееся дыхание.

Саманта уставилась на него с любопытством.

– Что это за язык?

– Язык Чиянны, – ответил он скрипя зубами. – Я – индеец, разве ты не заметила?

– Вот это да! А я-то думаю, почему ты весь такой смуглый, – почему-то радостно заговорила она и вдруг покраснела. До нее слишком поздно дошло, что сказала лишнее. Она закрыла рукой рот, как бы преграждая путь неуместным словам, испуганно уставилась на своего, как ей казалось, дикого спутника. То, что она слышала раньше об индейцах, ее, конечно же, не обрадовало. Он как-то нехорошо усмехнулся:

– Не волнуйся, котенок. Я не собираюсь снимать с тебя скальп. А только отрежу прядку от твоих рыжих волос. Нагнись, – приказал он.

«Не собирается снимать скальп?»

Такая мысль не приходила ей в голову раньше. По-настоящему испугавшись, она рванулась в сторону. Волосы удержали ее рядом с ним.

– Надо найти острый камень, чтобы отрезать волосы. Я только наполовину индеец и не пугаю детей. И даже не убиваю их, – проговорил он, усмехнувшись.

Она не понимала, почему он решил успокоить ее, сообщив, что не чистокровный индеец. Она еще больше растерялась, но покорно и как-то обреченно склонилась, чтобы он смог поднять с земли острый камень. Найдя подходящий, он выпрямился и притянул Саманту к себе.

Когда до нее дошли его последние слова, она пристально взглянула в его прищуренные глаза и выпрямилась в полный рост.

– Я не ребенок, – с достоинством сказала она. – Мне восемнадцать лет. Почти.

– Боже, ты даже моложе, чем я предположил. – Он взял камень и резанул по волосам, отхватив больше дюйма выше узла.

– Удача, – ухмыльнулся он, – наматывая на палец оставшуюся на его лохмотьях прядь.

– Удача? – удивилась она. – О чем ты говоришь?

– Индейцы считают удачей, когда снимают очередной скальп. Это вроде трофея.

– Но ты же не снял с меня скальп. Ты только отрезал прядь от моих волос. И вообще, не надо было отрезать так много, – запротестовала она, наблюдая, как он наматывает прядь на пальцы.

Свирепо оскалившись, он поднял брошенный камень и угрожающе шагнул к ней.

Она отступила. Было видно, что она испугалась всерьез. Он засмеялся и отбросил камень подальше.

– Не волнуйся, беби. Я не сделаю тебе больно.

– Я не беби, – топнула ногой Саманта, уперев руки в бедра, презрительно оглядела его с ног до головы. – Сколько же тебе лет, дедуля?

– Двадцать шесть и с каждой минутой я становлюсь все старше и старше, – вздохнул он. – Давай-ка лучше будем устраиваться на ночлег, – он махнул рукой. – Вон там ручеек. Если хочешь, можешь попить и освежиться. А я пока разожгу костер.

Он отвел коня на небольшую лужайку, окруженную огромными валунами и высокими соснами.

Саманта пошла, куда он ее направил, и скоро обнаружила среди камней ручеек. Прозрачные стремительные струи весело прыгали и журчали среди камней. Присев над ручьем, она зачерпнула обеими руками ледяную воду и поднесла ее к губам. Вода была чистой и показалась ей сладкой. Она пила долго и жадно. Потом хорошенько вымыла руки и лицо. Стиснув зубы, опустила ноги в ручей и хорошенько промыла места укусов. Ей показалось, что жар немного спал, кожа на месте укусов не так чесалась и горела меньше. Девушка насухо вытерла ноги пучком травы. Запустив пальцы в волосы, попыталась хоть как-то привести в порядок прическу. Ее шпильки, одна за другой, выпали по дороге. Не могла же она просить Ника останавливаться из-за каждой потерянной шпильки. Почувствовав себя немного бодрее, она вернулась к стоянке. Ник натаскал сухого хвороста и развел небольшой костер. Взглянув на нее, показал на плоский камень, который приспособил вместо скамьи.

– Посиди у огня, обогрейся, – предложил он. – Я скоро вернусь. Не беспокойся.

Саманта наблюдала и удивлялась, как он ходит, грациозно и бесшумно, словно танцор или дикая кошка.

«Да, он индеец».

Присев на скамью, мысленно поблагодарила его за то, что он позаботился о ней. И обрадовано протянула к огню руки. Спустя некоторое время он вернулся с двумя толстыми рыбинами и несколькими зелеными палками. Словно завороженная, она смотрела, как Ник вбил по обеим сторонам костра две рогульки. Нанизал рыбин на заостренный прут и повесил над костром.

– Как ты сумел поймать рыбу? – изумленно спросила она. – У тебя же нет никаких снастей?

– Я щекочу ее, – ответил он.

– Щекочешь? – с сомнением в голосе переспросила Саманта.

– Да. Сажусь у берега и жду. Когда рыба показывает из воды спину, начинаю щекотать ее. Рыбе это очень приятно. И ее можно хватать руками, она прямо сама выпрыгивает из воды, – он весело расхохотался.