Текст книги "Аметист"

– Да, ради Бога, да, Фред, быстрее!.. – теряя голову от волнующего плоть и кровь желания, воскликнула Джесс.

– Не волнуйся, – попытался успокоить ее Фред, – я постараюсь, чтобы тебе не было очень больно.

Фред встал на колени между раскинутых ног Джесс; ворох одеял аркой накрывал его плечи; и в свете уличных фонарей, светивших прямо в незашторенное высокое окно, Джесс впервые увидела его – мощного, вырвавшегося из гнезда густых черных волос.

– Все будет хорошо, – шептал Фред. – Все будет хорошо.

Он крепко обнял Джесс, прижав ее грудь к своей, практически без всякого сопротивления она ощутила его глубоко внутри себя. Фред погрузился раз, второй и тут же содрогнулся всем телом, как раненый зверь, а затем обвис на Джесс, словно упавший с плечиков плащ. Все кончилось.

– Прости, любимая, – смущенно пробормотал Фред, – больше я терпеть не мог, в следующий раз будет гораздо лучше. – С этими словами он крепко уснул.

Фред оказался прав: в следующий раз получилось гораздо лучше. А в третий – еще лучше.

Джесс провела в студии Фреда все воскресенье. Утром она быстренько сбегала за продуктами и вернулась с коробкой, полной яиц, хлеба и масла. На завтрак они съели яичницу, а на ужин – сандвичи из сваренных вкрутую яиц. День постепенно снова сменился непроглядной ночной тьмой. Где-то после обеда появился человек в темном плаще и забрал два телевизора.

– А твоей крошке здесь не холодно? – уходя, хохотнул он с порога.

– Сегодня – это уже восьмой раз, – с гордостью сообщил Фред где-то около семи вечера. – Я считал. Во потеха! – Фред довольно усмехнулся. – Никогда особо об этом не думал. Все времени не было…

Для Джесс два дня и две ночи, проведенные в занятиях любовью с Фредом, были подобны долгому падению с высокой скалы. Она не в силах была остановиться – длительное стремительное путешествие, бесконтрольное, сумасшедшее и еще более замечательное оттого, что с ее рисунками стало происходить что-то потрясающее.

– Неплохо, – проворчал у нее за плечом Доминик Каселли. – Продолжайте в том же духе. Может, еще и не все потеряно.

Глава 8

Глядя в окно поезда, мчавшегося на всех парах в Суиндон, где мамочка должна была встретить дочь на автомобиле, Джесс чувствовала себя чужаком, возвращающимся в мир, где не было ни Фреда, ни Доминика Каселли, а потому в мир совершенно бессмысленный и пустой.

«В самом деле, Джессика. Думаю, ты могла бы время от времени писать или хотя бы звонить. Ты совершенно вычеркнула нас с папой из своей жизни…»

Джесс вспоминала о своей последней ночи с Фредом. «Я люблю тебя, Фред Ригс», – беззвучно шептала она. Теперь ей казалось, что они могли бы жить вместе, чуть позже – весной. Нет смысла ей одной жить в собственной квартире. Джесс представила себе бледно-желтые нарциссы на подоконнике в пещере Фреда, крепкую удобную кровать, электрообогреватель и – больше никаких телевизоров, радио, коробок с тостерами или, как это раз было, огромного рулона королевского голубого ковра, свистнутого с выставки из здания суда палаты лордов. Фред больше не будет перекупщиком. Рука об руку с Джесс он пойдет по прямой дороге. Они вместе будут рисовать, вместе работать, вместе строить жизнь.

Джесс вновь вспомнила тело своего возлюбленного. Господи! Как же ей жить без него все эти долгие три недели! Обнаженный Фред просто прекрасен: гладкая смуглая кожа, фантастически грациозные движения, густые взъерошенные черные волосы, орлиный нос и горящие вдохновением глаза…

Оба они становились все опытнее и искушеннее, следуя по исполненной приключениями тропе сексуального самовыражения. Джесс и Фред перепробовали все возможные и невозможные позы.

– Я не думаю, что кто-то на самом деле делает это, – завела как-то осторожно разговор Джесс. – Я имею в виду, проститутки, конечно, делают, но не нормальные люди, как мы.

– Да? А почему бы нет? – Фред настойчиво и нежно пригнул ее голову к своим чреслам. – Давай попробуем. Не бойся, – подбодрил он Джесс, – не укусит. – А потом, полностью удовлетворенный, предложил: – Хочешь, я сделаю с тобой то же?

– Если тебе это понравится, – согласилась Джесс, чувствуя жар и проворство его языка на мучительно-сладко чувствительной плоти. Со стоном Джесс вцепилась в волосы Фреда и затем, не в силах сдерживаться, закричала.

Фред поднял голову и усмехнулся в темноте.

– Эй, – весело поинтересовался он, – совсем неплохо, а?

Поезд уже миновал Рединг; до Суиндона было рукой подать. Ритмичный перестук колес действовал успокаивающе, почти завораживающе.

В прошлом году Джесс наслаждалась каждой минутой, проведенной с родителями. Теперь же все ее мечты были направлены лишь на то, чтобы поскорее вернуться к Фреду, Доминику Каселли, к настоящей жизни. Поежившись, Джесс сунула руки, чтобы как-то согреть их, между ног и крепко стиснула бедра. Последовавшая вслед за столь невинным телодвижением вспышка горячего сексуального наслаждения заставила ее густо покраснеть. Это, впрочем, не помешало новоиспеченной нимфоманке (как с усмешкой называл Джессику Фред) с новым приступом нежности и страсти думать о своем возлюбленном. Чудесные, чудесные дни и ночи. Много ли им надо? Живопись да любовь. Все сложилось как-то само собой, легко и красиво. Слава Богу, обошлось без месячных. Это бы все испортило…

Джесс почувствовала, как у нее перехватило дыхание, точно она упала со вставшей на дыбы лошади на гравиевую дорожку.

«Нет, – подумала она. – О-о-о, нет, это невозможно!»

Весь оставшийся путь Джесс продолжала убеждать себя, что она никак не могла забеременеть. Она ведь так прекрасно себя чувствует: ни малейшего намека на недомогание.

– Бог мой, Джесс, ты и впрямь прекрасно выглядишь! – с облегчением воскликнула мать.

– Немного похудела, проказница, но при такой нагрузке и немудрено, – чмокнул Джесс в щеку отец.

– Сегодня вечером к ужину приедет Питер, – сообщила леди Хантер. – Он истосковался по тебе. Хоть бы написала бедному мальчику.

Оставшись наконец в одиночестве в своей прелестной детской комнатке, Джесс посчитала недели. Семь. Она уставилась широко раскрытыми глазами в белоснежный потолок и принялась ждать первого шока досады и страха, неминуемо следующего за подобными открытиями. Но шок никак не наступал. Напротив, Джесс чувствовала приятный прилив предчувствий и восторга. Каким же талантливым будет этот ребенок! Он или она станет, должно быть, таким же великим, как Леонардо да Винчи!..

Все каникулы Джесс пребывала в счастливом сиянии тайных ожиданий. Когда рассказать Фреду? Она ни минуты не сомневалась, что, узнав о ребенке, он просто умрет от счастья. Несмотря на то что Джесс писала Фреду каждый день, она приберегла самое важное известие для разговора с глазу на глаз.

Каждый день Джесс ждала ответного письма или хотя бы открытки, но Фред никогда никому не писал. Другого от него, уверяла себя Джесс, она и не ожидала.

Пришла открытка от Катрионы и Джонатана, после чего Джесс позвонила Катрионе и услышала в голосе подруги такую искреннюю радость по поводу этого звонка, что в полной мере осознала свою вину за долгое молчание.

Пришла поздравительная открытка и от Гвиннет: высокий стилизованный небоскреб, из всех окон которого высовывались счастливые люди. В конверте лежала еще и длинная записка, смысл которой при первом чтении Джесс понять не удалось, а потому она вновь и вновь перечитывала послание подруги.

«Дорогая Джесс!

Как там богемная жизнь?

Прости, что до сих пор не писала, но тому были ОЧЕНЬ ВЕСКИЕ ПРИЧИНЫ. Мистер и миссис Верс затеяли бракоразводный процесс, и теперь я оказалась между двух огней. Каждый из супругов делится со мной жалобами на подлость своей бывшей драгоценной половины.

Миссис Верс, весьма чопорная дама (у меня язык не повернулся бы хоть раз назвать ее «Си Си» – помнишь?), забрала детей и вернулась к матери. Кроме того, она прихватила с собой всю мебель. Джон, обрадовавшись этому обстоятельству, как рождественский клоун, набил дом всевозможными цветами, громадными подушками и каким-то бродячим людом. Все они курят марихуану (теперь это называется травкой), играют на гитаре и пишут стихи. Мне кажется, Джон мнит себя эдаким покровителем искусств.

В отношении меня он испытывает некоторое чувство вины, а потому предоставил мне право выбора: идти на все четыре стороны или же остаться у него в доме. Домина огромный (это надо видеть, Джесс), и теперь я имею в полном своем распоряжении весь верхний этаж. Кроме того, Джон нашел мне работу в своем рекламном агентстве. Теперь я администратор. Целый день вишу на телефоне и встречаюсь с забавными людьми. Ах, если бы было время рассказать тебе о них! И как вообще мне хотелось бы иметь здесь настоящего друга, с которым я могла бы поделиться своей счастливой судьбой! И почему тебе не приехать ко мне? Подумай об этом как-нибудь, Джесс. В Лондоне сейчас, должно быть, холоди-и-и-ище!

Люблю, люблю и еще раз люблю… Между прочим, как там дела на любовном фронте?

Гвин».

Письмо было очень живым и веселым, совсем не в стиле Гвиннет. Звучало письмо по-американски счастливо, но не совсем понятно. И куда это только Гвин занесло?

Первые признаки беспокойства овладели Джесс, как только она вошла в собственную квартиру на Онслоу-Гарденз и закрыла за собой дверь.

Три недели Джесс не видела Фреда и ничего о нем не слышала: сегодня-завтра она сообщит любимому свою потрясающую новость.

«Боже мой, – тревожно подумала Джесс, – а относится ли ко мне Фред по-прежнему? Может, за эти три недели он уже забыл меня? Может, Фред успел уже найти себе кого-нибудь еще? – Джесс испугалась. – А вдруг Фред не хочет ребенка? Вдруг он придет в ярость? Вдруг я его потеряю?..»

В конце концов она решила не встречаться с Фредом сегодня вечером – лучше увидит его завтра утром на занятиях. А завтра вечером они опять будут вместе. И тогда он узнает о ребенке.

Но утром Фред на занятия не пришел.

Он никогда не пропускал занятий. Должно быть, заболел. Но он никогда не болел.

На Блоссом-Мьюс дверь в студию была раскрыта нараспашку. Лестница вся завалена мусором, сама студия совершенно пуста.

– Две недели назад за ним приходили копы, – доверительно сообщили Джесс во дворе.

– Полиция? О Боже! Он… он в тюрьме?

– Не-е-еа – удрал.

– А куда?

– Не мое дело.

На следующий день в «Кения кофи хаус» в Найтбридже Виктория отчитывала Джесс:

– Нет, ты совершенно непроходимая идиотка! – Виктория, как всегда, выглядела весьма экстравагантно во французском беретике, ловко сидящем на ее коротко остриженной серебряноволосой головке. Рядом с ней Джесс чувствовала себя неуклюжей, безвкусно одетой и глупой. – Почему ты не пользовалась контрацептивами?

Джесс беспомощно покачала головой:

– Не знаю. Я не думала. Все это случилось так… так быстро…

– И он, конечно же, тоже не пользовался? Они никогда не пользуются.

Джесс обратилась к Виктории, потому что ей больше не к кому было обратиться. К тому же она почему-то думала, что Виктория знает, как следует поступать в подобных случаях.

– Когда я рассказала обо всем дома, мать послала меня в приют для девушек, попавших в беду. Я рожу ребенка, его оставят в приюте, а я вернусь домой, и все будет так, словно ничего и не произошло. Это мать так говорит. Но я… Я понимаю, что мне нельзя иметь ребенка от Фреда, и решила от него избавиться.

Виктория вздохнула. Достав из сумочки небольшую записную книжку в черном кожаном переплете, она принялась листать ее в поисках нужного адреса. Отыскав необходимую запись, Виктория дала Джесс номер телефона врача в Голдерс-Грин.

– Попробуй у него. Одна из моих подруг там уже побывала. Говорит, что все в порядке.

Здание небольшой частной клиники ничем не отличалось от других выстроившихся в ряд каменных коттеджей в стиле короля Эдуарда.

Джесс приехала туда в девять вечера и, расплатившись, отпустила такси. Чувствовала она себя при этом совершенной преступницей.

В восемь утра Джессика уже лежала на операционном столе. К девяти часам она уже снова была в своей палате и отдыхала после операции. Сиделка принесла ей чашку крепкого и сладкого, как сироп, чая.

В полдень Джесс уже вернулась на свою квартиру в Кенсингтоне.

Все прошло быстро, качественно и абсолютно беззвучно. Пришла, ушла – и никакой беременности.

По крайней мере теперь ей не придется бросать ребенка Фреда на произвол судьбы.

Джесс села на аккуратно застеленную постель и окинула взглядом свою узенькую комнату: мольберт, рисовальная доска, большая черная папка для эскизов. Она вдруг с пугающей ясностью поняла, что никогда уже не сможет вернуться в художественный класс – слишком многое там будет напоминать о Фреде. А ей во что бы то ни стало надо о нем забыть и никогда, никогда больше не думать. Иначе она не выживет…

Весь день Джесс продремала в постели. Вечером она написала письмо Гвиннет:

«Если в твоем великолепном замке найдется еще одна «громадная подушка» для твоей старой подруги и если подруга тебе до сих пор все еще нужна, то я в полном твоем распоряжении. К тому же ты права: в Лондоне и впрямь холодно, а я слышала, что самолеты летают в Филадельфию каждый день».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Белый подковообразный пластиковый стол Гвиннет располагался как раз напротив лифтов. Справа на столе стояли телефоны, слева – ваза с живыми цветами, которые менялись каждый день, прямо перед Гвин лежала огромная книга регистраций. Помещение походило скорее на великолепную гостиную, нежели на приемную рекламного агентства.

Гвиннет любила свою работу. Здесь она чувствовала себя в центре внимания. Ее призывали на обсуждение новых макетов рекламы. Она научилась очень правдоподобно врать, отвечая на телефонные звонки, и получала огромное удовольствие от ощущения собственной власти, когда к ней обращались за советом по поводу выбора той или иной новой топ-модели для коммерческой и печатной рекламы.

А в сентябре 1968 года в агентстве произошли два события, навсегда изменившие дальнейшую судьбу Гвиннет.

Первое из них – получение заказа на рекламу только что изобретенного средства для окраски волос «Тони Тресс», обещавшего настоящую революцию в деле ухода за рыжими волосами и предлагавшего целую гамму цветов от нежно-белокурого до огненно-красного. Второе событие – прием на работу Бориса Бейлода, молодого фотографа из Лос-Анджелеса с замечательно живым лицом, каштановыми кудрями и глазами настолько темно-голубыми, что они казались черными.

Борис не стал терять времени зря – к великому ужасу исполнительного директора, он захватил все бразды правления. Несмотря на малый рост, Бейлод был просто-таки одержимой личностью, энергии в нем хватало на десятерых, а честолюбия – и на всю сотню. Вдобавок ко всему Борис был еще и невообразимо требовательным профессионалом.

Бейлод лишь мельком глянул на глянцевую, 8х10, фотографию выбранной уже для рекламы «Тони Тресс» модели, почесал переносицу и коротко бросил:

– Не пойдет. Когда мое творение покидает студию, на нем стоит мой фирменный знак. Мир его видит и говорит: «Этот портрет сделал Бейлод». Вот зачем я здесь. Так что все сделаем по-моему. Я сам займусь поисками моделей.

Гвиннет сидела за своим белым столом и, поочередно откусывая то плавленый сырок, то сандвич с корешками люцерны, то ярко-зеленое огромное яблоко, писала письмо Катрионе.

«Дорогая Кэт.

Прости, что так долго не писала, но в «городе цветов» время летит слишком быстро! Сама не знаю, как мы выдерживаем этот бешеный ритм! Джесс здесь уже полностью обжилась, можно сказать, аборигенка. Носит на голове повязку, мини-юбку, прикрывающую ягодицы только в том случае, если стоять прямо, и покуривает травку.

Мы все еще живем в доме Джона Верса. Я все так же люблю свою работу, а Джесс все так же трудится в нашем отделе искусства, занимаясь рутинной работой. Мне хотелось бы заставить ее вернуться к настоящему рисованию, но она говорит, что и думать об этом не желает».

Гвиннет задумалась, стоит ли писать Катрионе о том, чем еще занимается Джесс.

Как и предполагала Гвиннет, сразу же по прибытии в Сан-Франциско Джессика со всей воинственностью новообращенной погрузилась в пучины сексуальных экспериментов и приключений, пропагандируемых в городе на каждом углу. Со знанием дела покачивая головой, Гвиннет объясняла себе поведение подруги реакцией на ее лондонские злоключения. Ведь ей даже пришлось сделать аборт. Ясно, что теперь Джесс старается поставить между собой теперешней и своими ужасными воспоминаниями как можно больше мужчин.

Откуда-то сверху над столом раздался резкий, требовательный голос:

– Это ваш натуральный цвет волос?

Ну конечно, Борис Бейлод.

– Разумеется, натуральный, – холодно отозвалась Гвиннет.

– Не «разумеется». – Бейлод наклонился над столом и попробовал на ощупь прядь волос Гвин, после чего кончиками пальцев приподнял подбородок девушки и принялся изучать ее лицо. – Кто в этом мире учил вас накладывать макияж? – сердито спросил Бейлод. – Какая-нибудь молоденькая кассирша в Вулворте?

Гвиннет гневно отдернула голову в сторону.

– Мистер Бейлод, это грубость. И вовсе не ваше дело.

– Именно мое. Надевайте пальто. Мы уходим.

– Вы, может быть, и уходите, – раздраженно фыркнула Гвиннет. – А у меня еще есть работа.

– И вы, разумеется, незаменимы. На эти долбаные звонки может отвечать любой. Вызовите кого-нибудь из машинисток.

Гвиннет откинулась в своем кресле и расхохоталась.

– Но почему я должна отпрашиваться? Зачем?

Борис ответил ей тоном, давшим понять, что она, Гвиннет, непроходимая тупица и не умеет читать его, Бейлода, мысли.

– Разумеется, я хочу сделать ваши пробные снимки.

Они прошли уже два квартала, и Бейлод, впихнув Гвиннет в старинные чугунные ворота, поволок ее к солидному зданию с красными дверьми в глубине двора. Салон Элизабет Арден!

– Здесь сейчас работает отличный новый парень из Лондона. Кроме него, в этом городе никто не умеет сделать нормальную стрижку.

Бейлод прорвался в салон, несмотря на бурные протесты и заявления о том, что «у мистера Дирка весь график забит».

– Чрезвычайная ситуация! Да вы и сами видите! – Бейлод выразительно указал на голову Гвиннет.

После салона Борис потащил Гвин по Пауэл-стрит, через Юнион-сквер в «И. Магнин», где сделал ряд странных, по мнению Гвиннет, покупок в отделе косметики.

– Кто за это за все заплатит? – беспомощно спросила Гвиннет. – Я не могу себе позволить стричься у Элизабет Арден и покупать такие дорогие вещи. – Бедняжка даже не совсем ясно себе представляла, как с некоторыми из них обращаться. – И зачем целых три оттенка основы для пудры? – В маленькой коробочке, подобно каким-то ужасным, задравшим лапки насекомым, лежали накладные ресницы. – Мистер Бейлод, ради всего святого, что вы делаете? Я не могу это носить, вы это не серьезно… Бейлод, подождите!

Сидя рядом на заднем сиденье такси, они ехали по Четвертой улице в сторону Харрисона – в тот район города, который Гвиннет никогда не знала да и не стремилась узнать. Это был район дешевых баров, ломбардов, бродяг-оборванцев, пивших прямо из бутылок и спящих в коричневых бумажных мешках. Такси остановилось у ветхого здания товарного склада, окна которого были либо зарешечены, либо просто забиты стальными брусьями. Бейлод извлек из кармана брюк большую связку ключей и отпер три отдельных замка.

Гвин была совершенно одна в этом ужасном здании с человеком, которого едва знала, определенно сумасшедшим, может быть, маньяком-женоненавистником или извращенцем, который измажет ее с ног до головы тональным кремом, наклеит по всему телу накладные ресницы, потом изнасилует и убьет. Тело Гвин будут искать, быть может, несколько дней… От волнения у бедняжки на лбу выступил пот, и она принялась нервно поправлять дрожащими пальцами свою новую, стильную прическу.

– Бейлод, а что это за место? – выдавила Гвиннет, заставив себя при этом неестественно громко хохотнуть.

– А вы что, черт возьми, думаете? Здесь – моя студия.

– Как здесь? В таком районе?

– Это дешево.

Гвиннет села к заваленному косметикой туалетному столику и уставилась в зеркало.

– Ну и что с этим делать? – спросил Бейлод, аккуратно убрав волосы со лба Гвин и пристально разглядывая ее лицо. – Боже правый, как вы думаете, что это такое? Разве это нос?

Гвиннет, которая до сих пор полагала именно так, издала нервный смешок.

Бейлод презрительно фыркнул и принялся за работу. Руки его действовали так профессионально, что прежние страхи Гвиннет как-то сами собой улетучились. Вначале базовый крем на все лицо, затем наложение тона на нос, щеки, лоб и шею. Бейлод то и дело вертел голову Гвиннет, пристально изучая каждую деталь ее лица. Когда с подготовкой было закончено, легкими шлепками он наложил румяна, а вслед за этим, орудуя кисточкой, принялся за тени. Бейлод выбрал мягкий золотисто-коричневый цвет, тон которого в уголках глаз усилил до темно-коричневого. Достав из коробочки накладные ресницы, он нанес на них специальный клей и с поразительной ловкостью прилепил к векам. Гвиннет моргнула. Ресницы казались тяжелыми и неудобными.

– Придется привыкнуть, – констатировал Бейлод.

Гвиннет встала у белого бумажного фона, чувствуя себя без очков совершенно беззащитной, а неутомимый, полный творческой энергии Бейлод занялся установкой света.

Когда с этим было покончено, Борис открыл небольшой холодильник, стоявший в углу студии, и извлек из него бутылку шампанского. Наполнив пенящимся напитком пластмассовый стаканчик до краев, Бейлод вручил его Гвиннет.

– Выпейте! Вы скованны, как бочка. Надо расслабиться. Ну давайте же – пейте. – Борис увещевал Гвин, словно ей предстояло выпить лекарство.

Теперь он делал какие-то свои прикидки, глядя на Гвин сквозь лес расставленных вокруг нее прожекторов и светильников, и мотался взад-вперед, высчитывая необходимое фокусное расстояние.

Гвиннет поставила стакан на столик и в ожидании замерла на месте.

– О Боже! – теряя терпение, воскликнул Бейлод. – Ни дать ни взять – манекен в витрине универмага! Немного выразительности, пожалуйста! Живости! Думайте о чем-нибудь возбуждающем! – Борис пощелкал пальцами. – Ваш любовник. Представьте себе, что вы со своим парнем занимаетесь любовью.

Было ли тому виной шампанское, а может, какое-то химическое излучение, исходившее от самого Бейлода, но неожиданно для себя самой Гвиннет вернулась в тот полдень, в Челси, во время, которое обещала себе забыть. Она ясно видела прекрасный римский профиль Танкреди, освещенный лучами заходящего солнца, чувствовала, как его руки поднимают ее, чувствовала вкус его губ…

– Отлично! – закричал откуда-то далекий голос. – Фантастика! Держите этот взгляд… Потрясающе! – Клик. Клик. Клик. – А теперь давайте сменим тему. Немного злости. Печаль. Вам наплевать на этого парня. Он вас бросил… по-настоящему «кинул» вас.

Зазвучали отчужденно-грубые слова Блайна: «В Шотландию, мадам. Поезд мистера Рейвна отходит через несколько минут».

– Эй! Да это просто сенсация! Вы совсем неплохая актриса, Гвин, вы знаете об этом? – Клик. Клик. Клик.

Гвиннет вернулась на землю. Она помотала головой и дрожащим голосом попросила:

– Я больше не могу. Мне надо домой. Я плохо себя чувствую.

Бейлод нахмурился.

– Не говорите мне, что вы можете, а чего не можете. Вы будете делать то, что я скажу. А я говорю: надо работать, надо вертеть своей задницей до тех пор, пока я не скажу «хватит».