Книга: Рассказы о животных - Сергей Солоух

Вот Солоух не оставляет сюжетные линии висеть в воздухе, а все-таки продуманно их доводит до какого-то одному дьяволу известного логического завершения (замечать это меня научила Юзефович в недавно прочитаной Удивительные приключения рыбы-лоцмана: 150 000 слов о литературе , кстати).

А вот Солоух пишет громоздко и пестро, мутно и тягуче, но при этом нити повествования не теряет, и, бредя по болоту своей прозы, довольно-таки ловко выруливает на сухие опушки. Но мы, те, кто шагает за ним, конечно, хлюпаем сапогами и материмся. Есть и плюсы: в этой топи иногда попадаются сладкие душистые дикие ягодки, всякие там приятные метафоры, образные вещи.

Вот Солоух словно бы пьяно бормочет, но, немного прислушавшись, понимаешь, что речь эта богата и правильна. Так говорят не пьяные и вонючие опущенцы, а люди, которые оправились после тяжелого инсульта, проходили долгую реабилитацию и вообще молодцы.

Трудно сказать, о чем тут вообще речь. Есть истории ужаса и предвкушения экзистенциального поражения, есть его смакование в деталях, а есть вот, смотри-ка, этакий посттравматический синдром у человека, пережившего это самое поражение и как бы уже смерти не боящегося, ибо сам он вроде как не совсем и жив. Смерть всегда и постоянно маячит где-то поблизости главного героя, но самого его неизменно щадит. Не признает за живого. Книга об отчаянии, на которое, словно дырявый мешок, пытаются натянуть какую-то давно прошедшую любовь, деформированную в тухлую марлю, несвежую посудную тряпку...

Хорошая книга! Была бы, правда, лучше, если бы автор не пытался иногда выглядеть непонятым интеллектуалом с восхитительным словарным запасом (совершенно вне канвы сюжета и повествования, ибо рассказчик ничем себя не выдает и безличен полностью). Потому что кое-кто может его и графоманом посчитать. Что, конечно, не является правдой.

3.5/5 Autem, Lucifer melius cognoscit.

Ну ведь, ведь если разобраться... всё это глупо, Леонид, не так ли... если подумать... ведь это же другие люди. Совсем другие. Не те, что уводили.. Почему же мы... - Нет, те! ... Потому... потому что если... если кто-то сделал раз, и два, и три, и тридцать три, то все... однажды он снова повторит.. Вернется на круги своя, как алкоголик... Это не лечится... Это в крови... Как у животных...

Не согласна я. Какая-то вывернутая теория внешнего врага. "Нам она, как та соседка, что химичит самогон. Дрянь, скволыга, но дружить необходимо" (с). Я не припомню, чтобы представители поколения моих родителей так не любили и боялись современных немцев. Финал несколько разочаровал своей нелогичностью и скомканностью. В конце герой сам по себе как по щелчку выходит из депрессии, примиряется с тем, что так душило: неудачной дочерью, немцами, становится терпимым и доброжелательным. Внешнее событие, повлекшее данное освобождение, не очень значительно, на катарсис не тянет. Что мне согрело душу, так это описание суровой красоты Западной Сибири дорожной и туристической. Автор хорошо передал ощущение полета на трассе и близости смерти. В описаниях дороги излишняя поэтичность не режет глаз, в других же местах заставляет спотыкаться и терять нить.

Странная склонность к фигурной, образной речи ... часто мешала понимать его совсем простые мысли

И день за днем, и день за днем плотнее делается, толще белая безвоздушная среда, которая затапливает мозг, как образцово единообразный, густой и плотный слой жира над красным мясом в банке тушенки. Кажется, умер. Спекся, как эта обреченная на вековой анабиоз говядина. Волокна, некогда сжимавшиеся, разжимавшиеся, горы сдвигавшие, моря. Оборваны, порублены, уложены, залиты, запакованы. Круглая банка в идеальной среде без трения может теперь катиться бесконечно, сколь угодно долго.

Хотя, если перечитать...

Снег. Он валил все выходные. И не хотел остановиться в понедельник. Артподготовка наступающего декабря меняла только применяемый калибр. Если вечером в пятницу, когда ещё было в районе нуля, на лобовое стекло шмякались, как мокрый поцелуй, снежинки размером с шапку одуванчика, то утром студеного начала недели уже мелкозернистая плотная дробь, как злая и сухая перхоть, царапал стекло.

Нет, все равно слишком вычурно( Для кого эта книга? Для мужчин, находящихся в разгаре кризиса среднего возраста, для сибиряков, для торговых представителей, для немцефобов, для тех, кто тоскует по доперестроечной России.

Библейский Иов неустанно повторял: "Бог убивает меня, но я буду надеяться". Надежды оправдались, ему таки удалось достучаться до небес. Взглянул на него Всевышний, улыбнулся, и жил Иов долго и счастливо. История эта произошла в земле Уц. А наша земля зовется Безнадёгаточкару. И Бог не улыбается нам. И счастливых финалов у нас не бывает, в лучшем случае открытые.

Солоуховский Иов страдает безмолвно, ни во что не веря, ни на кого не надеясь. Всё, что у него осталось - это воспоминания: о студенческих годах, о знакомстве с будущей женой, о рождении дочери, о преподавательской работе на кафедре. О том счастливом времени, когда само существование, жизнь ещё не была для него повинностью. Когда не нужно было заставлять себя жить.

Догадываюсь, о чем вы сейчас подумали: чернушная книга. Нет, вы не правы. Никакая это не "чернуха", просто Солоух, работая над своим "Иовом", выбирает суровые краски с оттенками безысходности, довольно точно выражающие тоскливое бытие героя. А вам всё "белуху" да "веселуху" подавай. Не, друзья мои, так не проканает. Литература – отражение жизни, а жизнь - штука полосатая. Полоска белая, полоска чёрная. Сегодня ты счастлив - сыт, пьян, нос в порошке, а завтра - фигак! - "Бог убивает меня, но я буду надеяться", или не буду - в зависимости от того, кто во что верит.

Я верю Солоуху. Верю его герою. Верю, что при определённых жизненных обстоятельствах самое трудное - это быть живым.