Текст книги "Непреодолимое черничное искушение"

Я метнула второй дротик, метясь в то же место – в этот раз получилось чуть лучше. И с каждым разом из пяти последующих результат становился все лучше, я даже вдруг обнаружила, что получаю странное удовольствие от этого «внетелесного» опыта: поднять дротик, бросить его, смотреть, как он летит и втыкается в доску…

Последние два тренировочных броска были совсем удачными: дротики летели туда, куда я их кидала. Или почти туда. Достаточно близко для того, чтобы мне стало гораздо легче.

Правда, когда я увидела, как разминается Рой, у меня не осталось сомнений в исходе нашего поединка: он был точен, уверен и аккуратен, и мысленно уже наверняка прикидывал, на что потратит мои сто долларов.

– Думаю, я буду бросать первым, – сказал Рой, когда мы подошли к доске и убедились, что его дротики находятся к яблочку куда ближе, чем мои.

Ничего неожиданного.

Я взяла свою банкноту и свернула ее в три раза, так, чтобы было видно лицо Бенджамина Франклина, затем прикрепила банкноту внутри двойного кольца, ближе к краю доски, за четырехочковым сектором, примерно на два часа от яблочка.

Пожалуйста, пусть все это побыстрее кончится.

– Хорошо, – произнесла я беспечно. – Я готова. Бросаем по очереди, пока кто-нибудь не попадет во Франклина, да?

Рой кивнул.

– Пока кто-нибудь не попадет ему в лицо.

Точно, лицо. Мне бы хоть в доску попасть. Куда-нибудь. Куда угодно.

Рой взял дротик, прицелился – и метнул его в банкноту, промахнувшись буквально всего на дюйм.

– Ого, – сказал кто-то, и стоящие вокруг нас начали перешептываться и негромко переговариваться.

У меня над верхней губой выступили капельки пота при виде того, как близок он был к цели.

– Неплохой бросок, – заявила я самым что ни на есть небрежным тоном.

Теперь была моя очередь. Я взяла дротик, стараясь унять волнение. Желудок у меня сжался в комок, я так нервничала, что кожу словно кололи тысячи маленьких иголочек. Соберись, уговаривала я себя. Соберись.

Рой встал около стены, сунув руки в карманы. Я взглянула на маленькое зеленое лицо на доске – казалось, оно насмешливо мне подмигивает. Мне пришлось отвести взгляд, чтобы избавиться от этого странного наваждения. Просто брось дротик. Просто сделай это – и все кончится.

Я снова подняла голову и поднесла дротик к уху. А потом бросила. Он плавно полетел по дуге и воткнулся в доску с довольно громким стуком. На секунду в баре стало абсолютно тихо, а потом женский голос крикнул:

– Она попала!

Я стояла как вкопанная на своем месте, а толпа вокруг меня безумствовала и вопила.

– Она сделала это!

– Одним броском! Она попала с первого броска!

Ко мне подскакивали и хлопали меня по плечам, хохотали и визжали от радости. Я уставилась на доску, чувствуя, как колени у меня подкашиваются и слабеют, так что я боялась упасть. На этих самых слабых, непослушных ногах я подошла к доске и убедилась, что действительно не просто попала дротиком в лицо Франклину, а даже пробила ему переносицу. Я не верила своим глазам. Даже если бы я тренировалась десять тысяч лет – я все равно никогда не смогла повторить то, что сделала. Я машинально собрала дротики, сняла с доски банкноту и коснулась пальцем изуродованного лица президента.

За спиной у меня кто-то начал скандировать:

– Пловчиха чемпион! Пловчиха чемпион!

Через несколько секунд этот лозунг подхватили все присутствующие в баре. Люди аплодировали и выкрикивали эту фразу, стучали по столам – и кричали ее. Все вокруг меня орали и радовались – и я была в самом центре этого безумия.

Рой вышел вперед, держа в руках пять двадцаток. Улыбки на его лице уже не было, а глаза были более синими, чем обычно. В этих своих потертых джинсах и рубашке, с курткой, переброшенной через руку, он вдруг показался мне таким красивым, что я глаз не могла от него оторвать. Он слегка покачал головой, словно тоже не мог поверить, как и я, в то, что это произошло на самом деле.

– Не тратьте все сразу, – он все-таки улыбнулся, протягивая мне деньги. – Вы их заработали. Никогда в жизни ничего подобного не видел.

Я посмотрела на деньги в его руке. Как самый впечатляющий фокус после разъяснения, как он делается, они вдруг потеряли всякую ценность в моих глазах – я вовсе не хотела брать у него деньги, мне это казалось неправильным, а сам он выглядел таким… словом, я не могла себя заставить взять эти деньги.

Толпа продолжала бесноваться, образовав вокруг меня и Роя кольцо, которое постепенно сужалось. «Пловчиха чемпион! Пловчиха чемпион!» Стало очень жарко и шумно, мне хотелось, чтобы этот шум стих. Они были слишком близко ко мне, все они, и было так жарко…

Мне нужно было присесть.

Я видела, как Рой вкладывает деньги мне в руку – на ощупь они были не как бумажные деньги, а как сухая листва. Вдруг комната начала стремительно вращаться вокруг меня. Я посмотрела на Роя и попыталась что-то сказать ему.

– Я никогда…

Я хотела сказать ему, что тоже никогда не видела в жизни ничего подобного, а уж тем более не делала. Но губы меня не слушались, и я могла объясняться только жестами и мычанием, как будто мы играли в шарады. Перед глазами у меня вдруг поплыли черные пятна, я уже не видела ни людей, ни само помещение – они просто исчезли, как будто мне на глаза надели непроницаемую повязку. Ноги у меня подогнулись – и я начала падать в черную глубокую нору, как Алиса в стране чудес. Какую-то долю секунды я еще видела лицо Роя перед собой – но потом исчезло и оно…

Глава 6. Городская девчонка зажигает

– Дайте еще одно мокрое полотенце, – услышала я женский голос.

А потом мужской голос сказал:

– Все в порядке, она приходит в себя.

Этот голос звучал прямо около моего уха.

Я открыла глаза.

Я лежала на спине, на чем-то твердом, а толпа вокруг смотрела на меня. До меня долетали обрывки разговоров:

– С ней все нормально?

– Она в обмороке.

– Может, позвонить 911?

Я слышала музыку – возможно, я лежала прямо в центре квадратного танцпола, скрипки и банджо сменяли друг друга в весьма жизнерадостном темпе.

– Так, ладно, расступитесь немного, дайте ей воздуха. Это все от волнения.

Голос Роя.

Повернув голову, я увидела, что он склонился надо мной, с тревогой наморщив лоб, взгляд его глаз был мягким и внимательным. Я чувствовала запах его лосьона после бритья – свежий и как будто очень знакомый, но я никак не могла определить, что это был за лосьон. Толпа начала рассеиваться.

– Что случилось? – спросила я, глядя на люстру, свисающую с потолка. На лбу у меня лежало что-то прохладное – я протянула руку и потрогала: это было мокрое полотенце.

Рой поскреб подбородок и улыбнулся едва заметной улыбкой, от чего на щеках у него появились ямочки.

– Я бы сказал, вы упали в обморок.

Я застонала, затем начала подниматься.

– Эй, эй, не так быстро, – он поддержал мне рукой спину и помог принять сидячее положение.

Я огляделась по сторонам и увидела, что нахожусь по-прежнему в баре, где куча людей ужинали за столиками, крутились около стойки, играли в дартс… «Олений рог», точно.

– Вы в порядке? – он слегка тронул меня за руку.

Я глубоко вздохнула и кивнула.

– Думаю, да, – сказала я. – Просто хочу встать.

Он взял меня за руку и помог подняться и слегка отряхнуться. Я провела дрожащими пальцами по волосам и попыталась улыбнуться.

– Спасибо.

– Не за что, – ответил он. – Пойдем, найдем вам стул.

Мы пошли к столу около стены. Я пыталась привести мысли в порядок и понять, что же произошло. Я что, упала ему прямо в руки? О господи, пожалуйста, скажите мне, что это не так.

– Это вы… эээ… поймали меня, когда я упала?

Он кивнул.

Я почувствовала, как у меня вспыхнули щеки. Сначала поцелуй, теперь еще и это. Я просто постоянно позорюсь и ставлю себя в неловкое положение с этим мужчиной.

– Что ж, тогда… спасибо. Еще раз, – произнесла я еле слышно.

Сев на банкетку, обтянутую красной искусственной кожей, я прижала к голове мокрое полотенце. Рой опустился на стул напротив.

– Да не за что. Еще раз, – сказал он.

Музыка по-прежнему играла довольно громко, и я вдруг поняла, что это песня Джона Денвера «Слава богу, я сельский парень».

– Вы просто посидите, соберитесь с силами, – добавил Рой.

– Да я в порядке, честно.

Он махнул в сторону двери.

– Может быть, выйдем на улицу, на свежий воздух? Не хотите?

Единственное, чего я на самом деле хотела – перестать выставлять себя дурой в этом городе.

– Нет, спасибо, – отказалась я. – Со мной все в порядке. Я даже не понимаю, как и почему это произошло.

Подошла официантка и поставила два стакана воды на стол перед нами.

– Похоже, вы появляетесь всегда, когда нужно меня спасать, – сказала я.

– В нужное время в нужном месте, я бы сказал, – Рой сунул руку в передний карман джинсов и вытащил оттуда смятые двадцатидолларовые бумажки и одну стодолларовую. – Вот, это ваше. Вы их уронили, когда… ну…

Я посмотрела на мятые банкноты, на одной из которых у Франклина был продырявлен нос. Нет, я не хотела их брать.

– Вот, – повторил Рой, вкладывая деньги мне в руку.

Я смотрела на них несколько мгновений, потом убрала в кошелек, в самый дальний кармашек.

– А, да, точно. Спасибо.

Джон Денвер закончил свою песню, зазвучала электрогитара, и женский голос с томными нотками заполнил бар. Шания Твейн, «Вперед, девушки». «Эй, мужчина, я же женщина!»

Мы минутку посидели, глядя, как заполняется танцпол, затем Рой сказал:

– «Может быть, все, что нужно – это уйти отсюда»… Прямо ваша песня, да? – Он махнул в сторону танцпола, заполненного танцующими парами. – А как насчет потанцевать?

Голос Шании заполнил все вокруг. Она как раз пела о том, что женщина имеет право на маленькие слабости и развлечения.

Танец с Роем. А мне это надо?

О, черт, черт, думала я, вставая.

– Давайте, – щеки у меня пылали.

– Вы знакомы с тустепом? – спросил он, когда мы вышли на паркет.

– Я знаю техасский тустеп.

– Подойдет.

Одной рукой он взял мою руку, а вторую положил мне на спину, но не прижимая меня к себе, а оставив между нами свободное пространство. Я сразу почувствовала себя снова двенадцатилетней девочкой, которая брала уроки танцев в студии Тримми Тейлор в Пайн-Пойнт.

Тримми, с ее тонкой балетной фигуркой, бесконечными подтяжками, которые делали ее лицо похожим на маску, вечно твердила нам: «Соблюдайте расстояние, соблюдайте расстояние!» У меня перед глазами отчетливо появился ее образ: темные волосы, собранные в высоченный бесконечный пучок, цветочный аромат духов, она кружится в танце, держа своего партнера на правильном расстоянии…

Господи, благослови Тримми, подумала я, когда Рой повел меня по танцполу. Он был так искусен в танце, что, наверно, будь мои подошвы намазаны клеем, даже это не имело бы никакого значения.

– Я знала, что вы умеете плавать. Но не догадывалась, что вы так хорошо танцуете, – сказала я ему после нескольких пируэтов.

– Умение плавать – не единственный мой талант, – сказал он, делая изящный поворот.

Я обратила внимание, что мы единственная пара, которая танцует тустеп, все остальные двигались довольно хаотично, если не сказать неловко. Мы же кружили по площадке, делали сложные пируэты и вообще – не помню, чтобы когда-нибудь в жизни мне приходилось так танцевать. Я даже не знала, что так могу.

– Здесь, в Мэне, что, есть место, где учат так танцевать? – спросила я, притворяясь удивленной. Рой снова закружил меня, потом мы покружились вместе, руки наши на мгновение сцепились в замок, комната приняла нас в свои ласковые объятия.

Он снова положил руку мне на спину.

– Может быть да, а может быть и нет.

– О, он такой загадочный, это что-то.

Рой посмотрел на меня и улыбнулся, и я улыбнулась в ответ, а потом начала смеяться. Как же здорово было танцевать! А ведь я даже не могла вспомнить, когда танцевала в последний раз.

– Похоже, они все нас боятся, – сказал Рой, пока мои ноги двигались как будто сами по себе.

– Что вы имеете в виду?

Он посмотрел по сторонам и засмеялся.

– А они все ушли. Никого не осталось.

Я заметила, что на площадке действительно осталось всего несколько пар – остальные отошли к краю танцпола и стояли там, глядя на нас. Рой сделал поворот и снова взял меня за руку.

– Не думал, что городские девчонки могут так зажигать.

– Я уверена, это не единственное, чего вы не знаете о городских девчонках.

– Ну, одно-то я точно знаю, – сказал он, продолжая меня вращать. – И мне это очень нравится. Я точно знаю, что вы не умеете плавать, потому что…

– Минуточку, – я остановилась, изображая крайнюю степень возмущения, и опустила руки, слегка его оттолкнув. – Я возражаю против вашей характеристики произошедшего. Я отлично умею плавать и как раз именно это и делала, когда вы ко мне подплыли. Просто я немного устала – во всем виновато течение, вот и все.

– Ладно, ладно, – Рой поднял руки, словно сдаваясь. – Могу я сказать по-другому, ваша честь? Перефразировать? Кажется, так у вас, юристов, говорится: могу я перефразировать вопрос? Или что-то в этом роде…

Он снова взял меня за руку, и мы продолжили танцевать.

– Да, что-то в этом роде, – кивнула я. – Ладно, поправка принята. Перефразируйте.

– Так вот, на самом деле я хотел сказать, что это здорово, что вы попали тогда в неприятности. Потому что иначе мы бы не танцевали сейчас здесь, а вы очень достойная партнерша по танцам.

Песня закончилась, и люди, стоящие вокруг танцплощадки, начали аплодировать. Рой отступил на шаг назад и стал тоже мне аплодировать, а я засмеялась и сделала небольшой реверанс. Затем прозвучали несколько фортепианных нот – и стало понятно, что следующая композиция будет более лирической. Это был очень неловкий момент: я стояла и не знала, что мне делать дальше, ждать ли, что он снова меня пригласит, или поблагодарить и сесть на место.

– Спасибо, – сказала я и повернулась, чтобы уйти. Несколько пар вернулись на площадку.

Рой схватил меня за руку.

– Подождите! Вы же не можете просто вот так взять и уйти, Пловчиха. Это очень красивая песня, – он улыбнулся. И на щеках его снова появились ямочки.

Непонятно, как это он определил, что песня красивая, если слышал всего пару начальных тактов. Хотя нет, понятно: я вдруг поняла, что тоже могу это определить – знала эту песню, и она мне нравилась.

– Хорошо, – согласилась я.

Он снова вел, но на этот раз мы были гораздо ближе друг к другу и он прижимал меня к себе. Я положила свою вторую руку ему на шею, когда Вилли Нельсон начал петь «Навсегда в моей душе».

О господи, все становилось совсем странным. И опасным. Медленный танец под красивую песню с мужчиной, которого зовут совсем не Хайден. С мужчиной, который спас мне жизнь. Это было странно, да – но это было к тому же еще и прекрасно. Я чувствовала себя рядом с ним очень маленькой и легкой, как балерина. Его рука казалась такой сильной, она так надежно меня держала, что я невольно подумала: наверно, он сможет поднять меня в воздух одной рукой… И я даже не очень понимала, что там внизу делают мои ноги – я как будто парила в воздухе, а он придерживал меня за талию рукой. Мое лицо было так близко к нему. В его лосьоне после бриться слегка ощущались горьковатые нотки кедра – и это было великолепно.

Рой опустил голову ко мне:

– Так вы всегда такая везучая?

– Что вы имеете в виду? Когда удача улыбнулась мне особенно широко, по-вашему, – когда я не пробила себе голову об пол?

Он засмеялся.

– Ну, вообще-то и это тоже. Но я говорил о дартсе.

Он слегка подвинул руку, лежащую у меня на спине, и вдруг по всему моему телу пробежала волна сладкой дрожи. Я танцевала с кем-то, кто не был Хайденом, и при этом я чувствовала… ну, мне было хорошо, одним словом.

– О, так вы считаете, это мне повезло – я засмеялась в ответ. – Но хочу напомнить вам, что я уже играла в дартс, все время, пока училась в Оксфорде.

– Хм… Оксфорд… и вы и сейчас играете?

Я усмехнулась.

– На самом деле – нет. До сегодняшнего вечера, по крайней мере.

– Что ж, возможно, вам стоит начать. Может быть, это ваше истинное призвание и вы сможете сделать на этом потрясающую карьеру.

Я чуть было не сказала, что дартс не входит в число тех вещей, которые одобряет Хайден, но прикусила язычок.

– Сложно найти на это время, – ответила я. – Очень много работы и все такое…

Я подумала о работе Роя – он был плотником. Как, наверно, хорошо работать четкие восемь часов в день и после этого быть совершенно свободным. Не задерживаться на работе, не брать работу домой, не работать по выходным…

– Вот вам нужно играть в дартс как можно чаще, – продолжила я. – Вы отлично играете.

Он пожал плечами, а потом шепнул:

– Но не так хорошо, чтобы обыграть вас.

Я почувствовала его дыхание на своей шее.

– И вот мы вернулись к вопросу о везении, – шепнула я в ответ и закрыла глаза. И мы танцевали молча до конца песни.

– Хотите что-нибудь поесть? – спросил Рой, провожая меня к столику. – Нужно же закусить «Маргариту».

Интересно, откуда он знает, что я пила?

– На самом деле – я бы поела, – я вдруг вспомнила, что так толком и не поужинала, и задалась вопросом – удастся ли мне вообще сегодня полноценно поесть. – Хочу попробовать здешний мясной хлеб.

– Вам еще стоит попробовать суп из моллюсков. – Слово «суп» Рой произнес так же, как Паула: «сю-ю-юп». – Они здесь его прекрасно готовят.

– Ладно, конечно, – согласилась я, понимая, что это будет моя третья заказанная тарелка супа. Может быть, хотя бы в этот раз мне удастся им наесться.

Он встал и подошел к официантке, которая была в нескольких столиках от нас, и я видела, как она записала что-то в свой блокнотик. Потом он вернулся и сел за стол.

– Итак, где вы учились танцевать тустеп? – спросил он.

На столе около меня стоял контейнер с пакетиками сахара, сахарозаменителя и коричневого сахара. Я выдвинула его на середину стола.

– У Тримми Тейлор.

– Кто это? – у Роя на лице появилась лукавая улыбка, словно он был уверен, что я придумываю на ходу.

Я начала раскладывать пакетики по цветам: белый сахар в одну сторону, сахарозаменитель в центр, а коричневый – в другую сторону.

– Тримми Тейлор. Она учила всех детей в Пайн-Пойнт танцевать. Это Коннектикут, я там выросла.

Рой кивнул, но я все равно сомневалась, что ему знакомо название моего родного города. Он взял один пакетик с коричневым сахаром и положил его в нужную кучку. При этом его ладонь почти коснулась моей руки.

– Пайн-Пойнт это в округе Фейрфилд, – добавила я. – Рядом с Нью-Йорком. Знаете, где Гринвич? Или Западный…

– Я знаю, где находится округ Фейрфилд, – перебил он меня. А потом встал – и я на какое-то мгновение испугалась, что он сейчас уйдет, потому что я его чем-то обидела или сказала какую-нибудь несусветную глупость, которую он уже просто не в силах был вынести. Но он просто перешел на мою сторону столика и сел рядом со мной на банкетку.

Я почувствовала, как по рукам у меня побежали табуны мурашек.

– Вот, – произнесла я, стараясь, чтобы он не услышал, как дрожит у меня голос. – У Тримми была студия, и она учила детей бальным танцам, – я усмехнулась. – Ей был, наверно, миллион лет. И она всех в нашем городке научила танцевать бальные танцы.

Рой улыбнулся.

– Нам не помешала бы такая Тримми здесь.

Подошла официантка, неся две миски с супом из моллюсков и корзинку с булочками.

– А вы где научились танцевать? – спросила я, потому что невозможно было представить себе заведение, подобное студии Тримми, здесь, в Бейконе.

Он пододвинул корзинку с булочками ко мне.

– Ну, конкретно этот танец… дайте-ка подумать… да, меня научила девушка.

– О, – сказала я, беря булочку. – Подружка? – я очень старалась, чтобы голос звучал непринужденно.

Он кивнул:

– Да, – и добавил: – Правда, это было довольно давно.

Вот что я делаю, а? Что я делаю? Флиртую с этим парнем, а в Нью-Йорке меня ждет не дождется Хайден…

Рой подул на свой суп.

– Ну а что вы делаете в Бейконе? Зачем вы здесь?

Я оторвала маленький кусочек от свежайшей булочки и намазала его маслом.

– Я здесь из-за бабушки. Она попросила меня выполнить одно поручение.

– Здесь, в Бейконе?

– Да, – кивнула я. – Она здесь когда-то жила.

– Серьезно? Когда же это было?

– О, очень много лет назад, – сказала я, пробуя суп. В этот раз он показался мне еще вкуснее – эти крохотные веточки укропа делали его поистине совершенным произведением искусства. – Знаете, этот суп действительно потрясающе вкусный.

– Да, это место им славится, – ответил Рой.

И на несколько минут мы сосредоточились на еде.

Я прикончила всю миску целиком в один присест.

– Наверно, я была более голодная, чем думала, – произнесла я, опуская наконец ложку.

Он взглянул на меня и улыбнулся.

– Это танцы виноваты. И дартс.

Я чувствовала идущий от него слабый запах пива, одновременно сладкий и горьковатый. Он сидел так близко ко мне, что дважды задел меня плечом. И я не могла понять, заметил ли он это сам.

Принесли мясной хлеб, и он был фантастический! Я смаковала каждый кусочек, стараясь определить, что же такое они положили в это блюдо, что сделало его вкус настолько потрясающим.

Покончив с ужином, мы заказали кофе. Наконец Рой посмотрел на часы:

– Уже почти одиннадцать. Мне завтра рано вставать, – его рука лежала на столе, и мне до ужаса хотелось до нее дотронуться, просто сжать своей ладонью на секунду.

– Мне тоже, – ответила я. – Мне лучше вернуться в гостиницу, – я все еще была слегка пьяна. – Думаю, прогулка пешком пойдет мне на пользу.

– Пешком? Нет, не стоит этого делать. Я вас подвезу, – Рой поднялся. – Если вы, конечно, не возражаете.

Нет, я не возражала. Я вообще не хотела, чтобы этот вечер заканчивался. Не сейчас. Мне было так хорошо…

– Конечно, это было бы очень любезно с вашей стороны.

Мы направились к выходу, пробираясь сквозь толпу мимо столиков, за которыми посетители болтали, смеялись и рассказывали друг другу разные истории, мимо стойки бара, где сидели парочки, повернувшись друг к другу лицом, и где Скип снимал бокалы с самой верхней полки.

Скип кивнул Рою, а потом, увидев, что я иду за ним, кивнул и мне. Он улыбнулся нам широченной улыбкой от уха до уха.

– Эй, – он жестом подозвал меня к себе. – Не забудьте вот это.

Я подошла к бару, и он протянул мне мой журнал «Форбс».

Я чуть не расхохоталась, вспомнив, о чем думала, когда клала его в свою сумку. «Чтобы не скучать…» Что ж, я действительно не скучала.

– А, да, спасибо, – сказала я, засовывая журнал в сумку.

Снаружи дул легкий солоноватый бриз и было очень тихо, если не считать шума прибоя, который доносился с пляжа.

– Моя машина в паре домов отсюда, – предупредил Рой, и мы пошли по тротуару мимо закрытых уже витрин магазинов.

Небо было усыпано звездами.

– Просто невероятно… какое чистое небо, – сказала я, задрав голову. – Смотрите, вот Орион.

– Вижу, – ответил Рой. – Вот эти звезды – это его туловище, а вон те – его руки и ноги, – он нарисовал в воздухе пальцем линию.

– Здесь звезды гораздо ярче и ближе, – заметила я. Их было очень много, они словно накрыли нас сияющей звездной сетью, удерживая нас на земле.

Рой посмотрел на меня.

– Очень может быть, Эллен. Очень даже может быть.

Он открыл пассажирскую дверь машины, и я скользнула на сиденье. Сам он сел за руль и бросил куртку на заднее сиденье. Мы ехали молча по городу, мимо пляжа и строящегося здания, где он работал, вверх по дороге, вниз по улице по направлению к «Виктори Инн», где приветливо горели мягким желтым светом фонари на лужайке.

Он съехал на обочину.

Я держала на коленях свою кожаную сумку, и Рой вдруг начал разглядывать мои руки. Я чувствовала его взгляд, и все, о чем я могла думать, было «а что скажет Хайден, если узнает, что я сижу с этим парнем в его грузовике и он разглядывает мои руки»? Я понимала, что мне надо выйти из машины и уйти – но не могла двинуться с места.

И тут Рой начал гладить мои пальцы своими. Он гладил каждый палец, каждую фалангу, по суставчику вверх-вниз, вверх-вниз… Я чувствовала себя так, словно через меня проходил электрический провод и каждое его прикосновение как будто усиливало напряжение в сети. Я едва могла дышать, по телу разливалась горячая волна.

Он повернулся ко мне лицом и наклонился близко-близко, взял меня за руку и попытался меня обнять. Но остановился.

– А мы можем убрать отсюда эту бесценную сумку? – спросил он, подталкивая сумку, которая лежала у меня на коленях. И ямочки… снова появились ямочки.

– Конечно, – ответила я хрипло, поскольку была почти не в состоянии говорить. – Я положу ее на пол.

Но он уже потянул ее вверх. Вот только ухватил он ее неудачно, как-то боком, и неожиданно все содержимое сумки посыпалось из нее. Губная помада и карандаши разбежались по полу в разные стороны. Мой мобильник и целая куча мелочи вывалились на сиденье, а кошелек и айпод вместе с долларовыми купюрами полетели под ноги. И наконец, конверт с логотипом «Уинстон Рейд», на котором было написано «Мистеру Каммингсу», с письмом моей бабушки внутри – плавно спланировал на пол.

– Прости, – Рой начал торопливо собирать всю эту мелочевку. – Похоже, я совершенно не умею управляться с женскими сумками.

Я расхохоталась. И тут он поднял конверт с письмом бабушки – и я увидела, как улыбка сползает с его лица, сменяясь выражением тревоги.

– А это что? «Уинстон Рейд Дженнингс, адвокатская контора»?

– Ну да. Юридическая фирма, в которой я работаю, – я подняла айпод.

– Твоя юридическая фирма…

Он злился. А ведь он только что рисовал пальцами созвездие Ориона у меня на руке. И я не могла понять, в чем дело.

– Что случилось?

– Я понял, что ты делаешь, – глаза у него стали просто ледяные. – Мне следовало понять это с самого начала.

Я убрала в сумку телефон и помаду.

– Понять с самого начала? О чем ты говоришь?

Он помахал передо мной конвертом.

– Вот о чем я говорю. Засудить меня из-за причала – свалившись с него.

Причал. Засудить его. Что-то я явно не понимала.

– Я не понимаю, – сказала я. – Зачем мне тебя засуживать? Я упала, ты меня спас, – я хотела было добавить, что если бы уж я и хотела бы кого-то засудить, то имела бы дело с собственником причала и хозяином строительной компании, а уж никак не с ним, наемным работником. Но он не дал мне возможности это сказать.

– Вы, юристы из больших городов, – он презрительно покачал головой. – Вы все одинаковые. Никто не хочет больше брать на себя ответственность. Потому что ответственность подразумевает возможность ошибки. И вы тут как тут. Это все вы виноваты.

Мы все одинаковые? Мы во всем виноваты? Чего это он нападает на меня и на мою профессию?!

– Я все равно не могу понять, почему ты сердишься, – сказала я. – И мне крайне неприятен твой критический настрой в отношении меня и того, чем я занимаюсь.

Он показал на конверт.

– Ты адвокат. Адвокаты выдвигают иски. И ты сама сказала, что кто-нибудь может предъявить иск по поводу причала.

– Причала? – переспросила я. – О господи! Да я имела в виду только то, что его надо починить и укрепить!

Он покачал головой.

– Да нет, не это ты имела в виду.

Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо. Он что, лучше меня знает, что я хотела сказать?! Да что он о себе вообще возомнил?

– Ты в корне не прав, – объявила я. – И то, что в этом конверте, не имеет к тебе ни малейшего отношения.

Рой прищурился.

– Ой, правда? Тогда почему же на нем мое имя, позвольте поинтересоваться?

– Твое имя?

– Да, мое имя. Каммингс.

Каммингс? Его что, зовут Рой Каммингс? О господи, у него та же фамилия… Теперь я начинала понимать. И теперь мне нужно было только объяснить ему, что он вовсе не тот «мистер Каммингс» с конверта. Не тот, которого я искала. И что я вовсе не собираюсь ни с кем судиться, а просто хочу выполнить предсмертную волю своей родной бабушки. Именно это мне и надо было сделать – просто объяснить. Но…

Я была слишком зла. Слишком зла. Поэтому я схватила свою сумку и выскочила из машины.

– Ты ничегошеньки не понимаешь! – крикнула я, стоя у дверцы машины, и голос у меня дрогнул. – Не знаешь ничего ни про юристов, ни про иски, а особенно – про меня. А я скажу тебе вот что: уж лучше быть адвокатом из Нью-Йорка, чем ограниченным придурком из Мэна, который делает поспешные выводы, не разобравшись в сути дела! – И я с силой хлопнула дверцей. – Увидимся в суде!

По дороге в «Виктори Инн» я просто кипела от злости. Надеюсь, он поверил, что я собираюсь подать против него иск! Надеюсь, это станет для него ночным кошмаром! Что за самовлюбленный ублюдок! Господи, какое счастье, что я не позволила ему себя поцеловать. О чем я только думала!

Дверь слегка скрипнула, когда я входила внутрь. В лобби было пусто, только мягко горели два светильника и светился голубым призрачным светом монитор Паулы. Я глубоко вздохнула и стала медленно выдыхать, стараясь успокоиться и привести себя в порядок.

И тут меня стукнуло: а что это за «не позволила ему поцеловать себя»? Подождите-ка минуточку. Я и не собиралась ему этого позволять! Этого и так никогда бы не случилось! Я бы остановила его, уже почти его остановила! Вообще-то я помолвлена, слава Богу. Мое кольцо лежит в комнате десять – или восемь? – какая разница, и у меня есть жених! Которого я люблю и который ждет меня в Нью-Йорке! Да-да, и он просто идеален: нет проблемы, которую он не мог бы решить, и он всегда великолепно одет, и он красивый, и он восходящая звезда в мире большой политики.

У меня перед глазами вдруг появился образ Хайдена, сидящего за своим письменным столом в костюме от Севиль Роу – возможно, в том сером, в тонкую полоску, в белой отглаженной рубашке и галстуке от «Гермес», том, голубом, с маленькими буковками по всей поверхности, такими малюсенькими, что их почти и не видно.

Никакого поцелуя бы не было.