Текст книги "Непреодолимое черничное искушение"

Глава 7. Дом на Комсток Драйв

Снаружи что-то гудело… два длинных гудка. Потом тишина. И снова – длинный гудок.

Я с трудом разлепила веки и приоткрыла глаза. В комнате было темно, только слабые проблески света уличных фонарей чуть разгоняли ночные тени. Я повернулась на другой бок и попыталась снова уснуть, но у меня болела каждая клеточка, а голова просто раскалывалась от боли.

«Маргарита».

Я попыталась глотнуть, но во рту было слишком сухо.

«Маргарита».

Волосы прилипли у меня ко лбу, а пара склеившихся волосков каким-то образом оказались у меня во рту.

«Маргарита».

Стул. Кто-то стоял на стуле и орал.

Я пнула стул ногой.

Это же я стою на стуле и ору! О боже.

Люди хохочут. Люди поднимают бокалы. За меня. А я стою на стуле, тыкаю пальцем в кого-то из игроков в дартс. Несколько парней играют в дартс…

О-о-о-о-о-о-о-о.

Мой желудок совершил довольно болезненный поворот вокруг своей оси.

Там еще были сто долларов, и дырка в носу Бена Франклина, и спор, и я метала дротики, и Рой метал дротики, и…

Рой.

Там был Рой. Теперь я вспомнила. Мы бросали дротики, а потом мы танцевали тустеп и разговаривали о Тримми Тейлор и ее подтяжках лица, и мы ели мясной хлеб, и Скип все подносил нам коктейли, а потом Рой отвез меня домой и поцеловал…

Минуточку.

Я тут же открыла глаза, как только вспомнила: вот моя сумочка падает и из нее высыпаются всякие мелочи, летят на пол машины Роя. А потом он махал конвертом у меня перед носом – конвертом с письмом моей бабушки. Он решил, что я собираюсь с ним судиться. И его зовут Каммингс. И он пытался меня поцеловать.

Снаружи снова кто-то оглушительно загудел, мне захотелось высунуться в окно и заорать. А еще говорят, что в Нью-Йорке шумно и живут одни грубияны! Но орать я не стала – нужно было затратить слишком много сил для этого.

Я накрылась с головой подушкой и застонала. Господи, спасибо, что этого не произошло. Я, наверно, ужасно напилась. Что меня вообще в нем так обольстило – умение обращаться со строительным пистолетом или управляться с трубами ПВХ?! Он же вел себя со мной просто ужасно. Он такой грубиян. С чего вообще ему в голову могла прийти мысль, что я собираюсь подавать на него в суд?! И все эти разговоры о беспринципных адвокатах из больших городов… Ой, я вас умоляю…

Я повернулась и посмотрела на часы: стрелки безо всякого снисхождения указывали на десять тридцать. Как это?! Как может быть сейчас пол-одиннадцатого утра? И какой вообще сегодня день? Мне понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, что сегодня четверг. И что я планировала встать в семь утра.

Голова у меня была как чугунный котел, я с трудом приняла сидячее положение, посидела минуточку, а потом побрела в ванную. Отражение в зеркале меня не порадовало, особенно в свете желто-зеленых потолочных лампочек. Эффект панды налицо – под глазами потеки от косметики и припухлости, а самих глаз практически не видно, лицо мятое. Интересно, вечером я выглядела так же?

Я сняла остатки вечернего макияжа с лица, попутно обещая себе, что больше никогда не буду пить, приняла душ, а потом оделась. Захватив с собой в туалет мобильник, я уже привычно опустилась на унитаз и набрала номер офиса Хайдена. Его секретарша, Дженис, сказала мне, что он на совещании, которое продлится долго. Расстроившись, я попрощалась и прослушала два пропущенных голосовых сообщения от моей матери – она звонила, когда я была в «Оленьем роге»: «Ты что, все еще не доставила письмо?!» и «Что происходит? Когда ты возвращаешься?»

Я начала было набирать домашний номер – но потом придумала вариант получше. Я не была сейчас способна вести долгий разговор с ней, а кроме того – ее шестое чувство ее никогда не подводило, и если вчера я лишь слегка была этим обеспокоена, то сегодня у меня были все основания для беспокойства. Она бы еще до того, как я поздоровалась, поняла, что со мной что-то не так. Поэтому я просто написала ей смс-сообщение: «Все хорошо. Пока не удалось встретиться с мистером К., но собираюсь сегодня. Сегодня точно уеду. Скоро позвоню. Люблю-целую!»

Надеюсь, это ее пока устроит, подумала я, забирая со столика свою сумку и ключи от машины. Совсем скоро я уже смогу дать ей полный отчет. Но не сейчас.

Я спустилась по лестнице на два пролета и прошла через лобби, где Паула была очень увлечена беседой с мужчиной, держащим в руках кусок трубы и гаечный ключ. Она едва заметно кивнула мне, когда я выходила.

Переднее сиденье машины нагрелось на солнце. Я опустила стекла и начала было настраивать навигатор, как вдруг поняла, что вообще-то он мне не нужен – я знаю дорогу к дому Каммингса и так. Он был совсем недалеко – очень скоро я свернула на нужную улицу и остановилась на подъездной дорожке к дому, рядом с зеленой «Ауди», который, как и прежде, стоял на своем месте.

Никто не ответил мне, когда я постучала в дверь. Я подождала минутку и постучала снова, но ответа вновь не последовало. Я барабанила в окна и заглядывала в них – никакой реакции, никаких следов чьего-либо присутствия. Куда этот человек уходит каждое утро? У него есть работа? Я вдруг стала вспоминать – не видела ли я где-нибудь поблизости «Макдоналдс» – говорят, они часто нанимают на работу пожилых и пенсионеров.

Я вынула конверт с письмом бабушки из сумки. Провела пальцем по имени адресата – «мистеру Каммингсу». И остановилась перед домом в нерешительности, пытаясь сообразить, что же мне делать дальше. Что ж, ладно, подумала я, нужно просто оставить письмо здесь. Ты сделала все, что было в твоих силах. Бабушка поняла бы.

К соседнему дому подъехала машина – белый «Вольво», из него вышла соседка. Я помахала ей рукой, но она не помахала в ответ, а направилась ко мне по лужайке Каммингса. На ней был черный топ на бретельках и узкие белые джинсы – и я отметила, что фигура у нее просто отличная. Остановившись перед крыльцом, она уперла руки в боки, словно чувствовала себя здесь хозяйкой.

– Вы кого-то ищете? – осведомилась она, задрав брови чуть не на самый верх лба и глядя на меня темно-карими глазами в упор.

Я так удивилась, что не сразу сообразила, как ответить.

– Ээээ… Да, я ищу мистера Каммингса, – выдавила я наконец из себя.

Она покосилась на конверт в моей руке.

– И что у вас с ним за дела?

Ну, это уже было слишком. Просто даже не верится, что люди бывают настолько бесцеремонными.

– Вообще-то мои дела с мистером Каммингсом касаются только меня и мистера Каммингса, – ответила я.

Она подалась чуть вперед, я почувствовала пряный аромат духов.

– Ну, я его соседка… и его друг. Я за ним… приглядываю.

– Это очень мило, – сказала я, в моем голосе отчетливо слышалось раздражение. – Но это личное дело, а я предпочитаю не обсуждать личные дела с кем бы то ни было.

Я положила конверт обратно в сумку и пошла прочь по лужайке. Да что она о себе думает?! «Я за ним приглядываю…» Теперь и речи не могло идти о том, чтобы оставить конверт здесь: я прямо видела воочию, как она вскрывает конверт, отпаривая его над чайником, и читает письмо. Нет, я пошлю его по почте из почтового отделения Бейкона или опущу его в почтовый ящик по дороге за городом – но ни за что не оставлю его здесь, под дверью…

Вернувшись в гостиницу, я сложила вещи в сумку. В ванной собрала все свои туалетные принадлежности, убрала зарядку для телефона и шнур от ноутбука, а потом сгребла в сумку всю косметику с полочки перед зеркалом.

Окинув комнату прощальным взглядом, я заметила тоненькую, с волосок, трещинку на китайском кувшине на раковине. Смешно, но до этого я ее не видела. Еще раз осмотрев ванную, я убедилась, что ничего моего здесь не осталось. В последний раз бросила взгляд на изображение парусника, уходящего в туманные дали – интересно, раньше я не обращала внимания, но, оказывается, у него было название: у него на боку синими буквами было написано «JE REVIENS».

«Я вернусь».

Закрыв дверь, я пошла вниз по лестнице.

В столовой шла оживленная подготовка к ланчу, когда я вошла. Паула вышла из вращающейся двери с кухни.

– Вы нас покидаете? – спросила она, покосившись на мою дорожную сумку.

– Да, – ответила я, чувствуя себя ужасно из-за того, что так и не сделала то, ради чего приехала. Последняя воля моей бабушки не была выполнена. – Мне пора уезжать.

Я вместе с Паулой подошла к стойке и расписалась в книге регистрации в колонке «Убывающие гости». Затем она провела моей банковской картой по считывающему устройству.

– Надеюсь, наш маленький городок не показался вам слишком скучным, – сказала она, когда я забрасывала ремешок от чехла для ноута на плечо. Я увидела лукавые искорки в ее глазах, как будто она подсмеивалась надо мной.

– Нет, все было чудесно.

Она взяла ручку и заложила ее за ухо.

– Что ж, может быть, еще как-нибудь вернетесь к нам.

Я пожала плечами и выдавила из себя улыбку:

– Вряд ли. Думаю, я закончила здесь со всеми делами.

Я покатила свою сумку к двери, которая сама захлопнулась за мной.

Погода была великолепная, и я открыла все окна в машине, чтобы свежий ветер чувствовал себя в ней вольготно. Настроила навигатор на дом, постаравшись выбрать наиболее живописный маршрут. Я ехала мимо зеленых полей, высоких сосен и двориков, в которых дети играли в салочки, и представляла, как бы я все это сфотографировала, будь жива моя камера. Проезжая мимо черничных плантаций, где на обочинах стояли высокие корзины, доверху наполненные ягодами, а столы были украшены свежими цветами, я подумала о бабушке и ее черничных маффинах, о том, как это ей удавалось – чтобы корочка у них получалась чуть хрустящая, а внутри они оставались такими мягкими и сочными. При одной мысли о черничных маффинах у меня рот наполнился слюной, а в животе заурчало.

Через пятнадцать минут слева от меня появилась каменная стена. Казалось, она бесконечна, но я время от времени косилась в другую сторону: там знаки «Посторонним вход воспрещен!» были понатыканы довольно часто с равными интервалами, когда-то ярко-красные буквы выцвели и приобрели приятный розовый оттенок. Это было чье-то поле, и стена огораживала его, хотя кое-где валуны уже вывалились и лежали на обочине. «Хороший забор – хороший сосед», – произнесла я вслух, процитировав строчку из стихотворения Роберта Фроста.

Наконец стена закончилась, снова пошли дома. Я ехала по дороге, расчерченной голубым и розовым, словно для игры в классики, потом знак сообщил мне, что хайвей находится прямо впереди по курсу. Проехав еще сотню ярдов, я увидела небольшой магазин, вывеска гласила, что это «Продовольственный магазин Эдди» – правда, буква Г в слове «магазин» потерялась, но было хорошо видно, где она была когда-то. Маазин, сказала я про себя. Продовольственный маазин Эдди. Наверно, именно так и говорят некоторые уроженцы Мэна.

Перед магазинчиком стояла одинокая допотопная красно-белая колонка. Я взглянула на индикатор – у меня оставалась всего четверть бака, поэтому я притормозила. Мальчик-подросток, с огненно-рыжими волосами и весь в веснушках, подскочил к машине.

– Заправить? – спросил он, прикрывая ладонью глаза от солнца и глядя на меня.

– Да, спасибо, – я открыла бак. – Я забегу в магазин на минуточку, ладно?

Парнишка равнодушно повел плечом.

В магазине было прохладно и темно, на четырех небольших стеллажах было все: коробки и банки, соки и крупы, овощи и хлеб, молоко, яйца, журналы… Половицы подо мной поскрипывали, когда я шла к холодильнику в дальнем углу. Я не нашла «Перье», зато увидела кое-что, что меня очень заинтересовало – «Рутбир Хиггинса». Этикетка гласила: «Разлито в Мэне – почувствуй истинный вкус Мэна», что бы это ни значило. Я взяла две бутылки, подошла к кассе и поставила их на прилавок. Деревянный прилавок был выкрашен в желтый цвет и весь исцарапан ручкой. «Чарли и Джун были здесь», «Лиза Т», «Пит Ронин – козел».

Девушка за кассой смотрела на меня сонными глазами, лицо у нее было круглое, как луна.

– Это все?

– Все, – я достала кошелек и полезла за деньгами. В самом глубоком его кармашке лежали мои дырявые сто долларов, и пять двадцаток – мой выигрыш. Их я трогать не стала и вынула из переднего кармашка другую двадцатку. Кассирша упаковывала бутылки в бумажный пакет, а я думала о том, как поеду домой, надеясь, что не попаду в пробку. И тут кто-то тронул меня за плечо.

Я обернулась и увидела женщину в красных штанах и голубой рубашке, она стояла за мной и держала в руках коробку замороженной брокколи. Это была Арлен Флетч – та, которая работала в городском архиве.

Она склонилась ко мне.

– Я надеялась, что успею вас догнать, – прошептала она мне прямо в ухо, словно мы говорили о чем-то страшно секретном. – Вы меня помните? Городской архив?

– Да, конечно, – я улыбнулась и потянулась за своим пакетом. – Мы с вами еще обсуждали Федеральную налоговую службу.

Арлен сморщилась, как вампир, которому помахали перед носом серебряным крестом. Потом лицо ее смягчилось.

– Вы оставили это у нас в офисе.

Она протянула мне обрывок бумажки, на котором я лично нацарапала «Фрэнк и Дороти Годдард», имена родителей моей бабушки, те имена, которые я искала в записях. На самом деле я ее не забыла, эту бумажку – я ее выбросила. Очень странно, что эта женщина не только подняла эту бумажку, но и поехала мне ее отдавать. А еще говорят, что в Нью-Йорке люди странные.

– Спасибо, что… сохранили ее для меня, – я выдавила из себя улыбку, забирая бумажку. – И за вашу помощь вообще, – я пошла было к двери.

Но Арлен последовала за мной, мимо корзин со свежей кукурузой и помидорами.

– Ой, да не за что, – сказала она, обходя пирамиду из банок консервированного зеленого горошка в конце стеллажа. – Я так и думала, что мы еще встретимся с вами. Иногда все просто идет своим чередом.

– Да. Что ж… спасибо еще раз, – я толкнула дверь и вышла наружу.

Заплатив мальчику за бензин, я уже шла к машине, как вдруг заметила, что Арлен все еще идет за мной, с коробкой брокколи в руках. Я остановилась у машины и достала ключи из кармана.

– Я чем-нибудь еще могу вам помочь?

На маленьком невзрачном личике Арлен появилась торжествующая улыбка:

– Я нашла.

– Да, я поняла, – я показала ей бумажку, чтобы она убедилась, что та все еще у меня. Может быть, она ждет вознаграждения?

Она склонила голову и прищурилась.

– Нет, вы просто не там искали, – она покачала головой. – Я нашла дом. Нашла дом вашей бабушки. Видите? Там написано «Брэдли Дж. Портер и Сьюзан Х. Портер». Это нынешние владельцы.

Я взглянула на бумажку и увидела, что эти имена она написала на обороте. И там же адрес: «Комсток-Драйв, 14».

– Вы нашли дом моей бабушки?!

Арлен легонько повела плечом.

– Вот именно.

– Но я же просмотрела все записи с девятнадцатого века и… о, не знаю… я же все просмотрела и не нашла ничего!

Арлен снова склонилась к самому моему уху:

– Ну, вы, видимо, что-то пропустили, потому что я-то нашла его, – и она мне подмигнула.

Мне захотелось ее обнять. Хотелось поднять ее и закружить. Хотелось расцеловать ее милое бесцветное лицо. Теперь эта поездка уже не казалась бессмысленной. Но я ограничилась тем, что снова ее поблагодарила.

– Я внесу адрес в свой навигатор и поеду прямо туда, – сказала я ей.

– Ваш навигатор? – переспросила она. – Да вам не нужен никакой навигатор, чтобы его найти. Он буквально за углом! – и она начала жестикулировать, показывая, что мне придется четырежды повернуть, потом преодолеть развилку и переехать шоссе… наверно, она заметила, что я побледнела.

– Вы выглядите какой-то растерянной, – произнесла она. – Подождите.

Арлен сходила к своей машине и вернулась с картой города, сложенной втрое. О господи, простонала я мысленно, просто дай мне воспользоваться навигатором!

Арлен сдула с карты тонкий слой пыли, развернула карту и разложила ее на капоте чьей-то «Тойоты».

– Вот она, вот Комсток-Драйв, – она взяла красную ручку и обвела ею место в кружок на карте. – Вы едете по Роуд 55, потом сворачиваете налево вот тут, направо на Алгонгуин, потом вот тут – на Веррик, потом едете по шоссе вот тут и сворачиваете налево на развилке, – она для наглядности тыкала ручкой в карту. – Потом вы подъезжаете к Кенлин Фарм – такая большая кирпичная стена. Ее точно не пропустите. Проезжаете ферму – а там уже рукой подать, всего несколько улиц направо.

У меня начала кружиться голова. Я таращилась на карту, обращая внимания только на то, как пишется «Комсток», чтобы правильно забить название в навигатор.

– Кенлин Фарм? – спросила я автоматически.

Арлен небрежно махнула рукой.

– Это старая черничная плантация. Там больше ничего не выращивают. Просто большой кусок земли, но его нельзя не заметить. Потому что там кругом эта каменная стена.

Я была абсолютно уверена, что она говорит о том месте, мимо которого я только что проезжала.

– Вот, возьмите, – Арлен протянула мне карту. Я снова ее поблагодарила, села в машину и вжалась в сиденье. Она нашла дом. Она его нашла. Я так хотела увидеть его, прикоснуться к нему, вдохнуть его запах. Хотела стоять перед входной дверью, как когда стояла перед ней моя бабушка. Хотела подняться по тем же ступенькам, по которым поднималась она, держась за те же перила, за которые держалась она.

Открыв одну из бутылок с рутбиром, я сделала большой глоток и снова стала думать о доме и о том, как он может выглядеть. Но в этот раз на ум мне приходило только хорошее: что он маленький и уютный, со скрипучими полами и крутой лестницей, с маленькими комнатами и покатыми потолками. Там должны быть узенькие коридорчики и старинные стеклянные ручки у дверей из красного отполированного дерева. И там я точно должна почувствовать свою бабушку, там она точно поговорит со мной…

Я положила карту на пассажирское сиденье и забила в навигатор «Комсток-Драйв, 14». Он выдал мне целый список улиц с этим названием. Здесь были Комсток Лейн в Лаудервилле и Комсток Сёркл в Толланде, но вот Комсток-Драйв не было нигде, в том числе и в Бейконе. Со вздохом я потянулась за картой Арлен, стараясь разобраться в ее значках и понять, как же все-таки мне ехать.

Затем я выехала с парковки и вскоре уже снова мчалась вдоль каменной стены. Кенлин Фарм, подумала я. На третьей улице после этой фермы я выеду на Комсток.

Номер 14 оказался домом в новоанглийском стиле, стоящим на улице точно таких же домов: белое строение, обшитое досками, двухэтажное, с небольшим палисадником, обнесенным белой деревянной изгородью. На втором этаже – мансардные окна. Перед домом росли клены, на одной из толстых ветвей висели деревянные качели. Женщина лет тридцати с небольшим, одетая в джинсовые шорты и зеленую футболку с логотипом «Дартмута», качала на качелях девчушку, которой на вид было лет семь.

Я вышла из машины и направилась к ним.

– Привет, – помахала я рукой. – Меня зовут Эллен Брэндфорд, – я протянула руку женщине. – Я из Нью-Йорка, но сейчас нахожусь здесь с визитом. Моя бабушка выросла здесь.

– О, правда? – женщина пожала мою руку. – Сьюзан Портер. А это моя дочь, Кейти.

– Извините, что беспокою, – продолжила я. – Но причина, по которой я остановилась здесь, состоит в том… видите ли, моя бабушка выросла не просто с Бейконе – она выросла прямо здесь, – я кивнула на дом.

– В нашем доме?! – глаза Сьюзан загорелись. – Да вы, верно, шутите.

Я покачала головой.

– Нет. Мне дала адрес работница архива. Так что это то место… мне было интересно…

– Хотите его осмотреть? – спросила она, беря Кейти за руку.

Я перевела дух.

– Да, пожалуйста.

Я шла вслед за ними по лужайке к дому, солнце пригревало мне шею, и я думала, что вот и бабушка ходила по этой лужайке точно так же. Много лет назад. А стены этого дома и сейчас, должно быть, помнят ее. И надеюсь, дом поделится со мной воспоминаниями о ней.

Мы поднялись на крыльцо, и Сьюзан провела меня в залитую солнцем гостиную, по которой свободно гулял ветер из открытых окон. Я восхитилась камином из натурального камня, и она сказала, что он был здесь с самого начала. Я пыталась представить себе свою бабушку в этой комнате, как она была юной девушкой – но у меня никак не получалось соединить ее образ и этот дом.

Сьюзан показала мне общую комнату, где пол был усеян игрушками и плюшевыми животными, потом я прошла вслед за ней в кухню и в столовую со встроенными шкафами со стеклянными дверцами.

– Думаю, они тоже тут с самого начала, – сказала Сьюзан, показывая на шкафы. Трогая красное дерево, я все пыталась почувствовать бабушкино присутствие, но тщетно. Не получалось.

Узкая лестница вела на второй этаж. Мне показалось, что я почувствовала слабый аромат лаванды, когда мы ступили на первую ступеньку. Сьюзан провела меня через бледно-зеленую спальню, интенсивно-розовую детскую и комнату для гостей с кушеткой в углу.

Это был старый дом. И очень симпатичный дом. Но и все. Здесь не было того, что я ожидала увидеть. Никаких следов того, что здесь когда-то жила моя бабушка, никаких знаков ее присутствия – совсем ничего.

Мы стояли в холле наверху.

– Спасибо, – сказала я, стараясь не выдать голосом своего разочарования. – У вас великолепный дом, и я очень признательна вам за то, что вы позволили мне осмотреть его, – я взглянула вниз, на первый этаж. – Все пытаюсь представить себе бабушку здесь.

– А как давно она здесь жила? – спросила Сьюзан.

– Около шестидесяти лет назад, – ответила я. – Годдарды уехали отсюда, когда…

Глаза Сьюзан расширились, она схватила меня за руку:

– Годдарды?!

Я кивнула.

– Да, девичья фамилия моей бабушки была Годдард.

– Рут Годдард? – переспросила она. – Она была вашей бабушкой?

Я отступила на шаг назад, слегка ошарашенная ее столь бурной реакцией.

– Да, – ответила я осторожно. – А что? Вы что-то слышали о ней?

– Пойдемте со мной, – сказала она. – Думаю, вам нужно это увидеть.

Сьюзан открыла дверь в коридоре, и они с Кейти повели меня по очень узкой лестнице на чердак. Когда мы наконец залезли на чердак, я чувствовала, как нагрелась крыша.

– Мы тут много чего делаем, – предупредила Сьюзан, – так что не обращайте внимания на беспорядок. Брэд превратил чердак в свою мастерскую.

Я оглянулась по сторонам. Большое квадратное помещение со слуховыми окошками по обеим сторонам, которые прикрыты старыми жалюзи с тонкими металлическими рейками. Жалюзи были наполовину открыты, и солнечный свет ложился ровными геометрическими фигурами на темном полу. Вокруг нас взлетели облака пыли. Около одной из стен валялись пила и другие ручные инструменты и куски гипсокартона.

С другой стены старый гипсокартон уже содрали и были видны шляпки старых гвоздей. А на стене рядом я разглядела сразу два слоя – поверх штукатурки слой гипсокартона.

– Кто-то положил гипсокартон прямо на штукатурку? – спросила я. – Но зачем так делать?

Сьюзан пожала плечами.

– Не знаю. Может быть, штукатурка была в плохом состоянии, и они хотели ее как бы укрепить?

Она прошла в угол комнаты, где свет был не таким ярким.

– То, что я хочу вам показать, здесь, – позвала она меня. И показала на стену.

Это было похоже на картину. Примерно три фута в высоту и четыре фута в ширину. Я подошла на шаг ближе. Молодые женщина и мужчина стоят лицом друг к другу и держатся за руки. На заднем фоне, тщательно прорисованном, старый одинокий дуб, а за ним – рощица молодых дубков и видавший виды красный сарайчик.

У девушки длинное зеленое платье – цвета травы. Юноша – в брюках и в коричневой рубашке. И вокруг – много-много растений, цветов и голубого неба. В этой картине было что-то мистическое, будто бы эти девушка и юноша возникли здесь сами, как будто они были частью самой природы.

Я осторожно коснулась прожилок большого зеленого листа. Краски были теплыми и прохладными одновременно, мягкими и резкими. Лист, казалось, ожил и затрепетал от моего прикосновения – я почти чувствовала его живую энергию.

– Что это? – спросила я.

– Мы обнаружили это, когда оторвали старый гипсокартон. Это было нарисовано на штукатурке, – ответила Сьюзан.

– Это что-то необыкновенное, – сказала я. – Необыкновенное и прекрасное.

Она кивнула.

– А вы прочитали подпись? Вот сюда нужно посмотреть, – она показала. – Тут наверху имена людей, которые нарисованы, и подпись художника, в правом нижнем углу.

Я посмотрела наверх и увидела, что там действительно есть имена – над головами нарисованных персонажей. Над юношей очень маленькими буквами, которые на первый взгляд казались просто стеблями растений, было написано имя «Чет». А над девушкой читалось имя «Рут». И в правом нижнем углу картины была, как и говорила Сьюзан, подпись художника.

И я с легкостью смогла разобрать такие четкие и округлые, такие знакомые мне буквы бабушкиного почерка: «Рут Годдард».