Текст книги "Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник)"

– Ты говорила, что она богата?

– Была. Ее семья разорилась. Сестра Луиза сказала, что она пришла в монастырь с пустыми руками. И если все честно, то почему мать настоятельница ничего не знает?

– М-да, – задумчиво произнес Стивен. – Допускаю, тут какая-то странность. Но возможно все же, что существует вполне легальный источник… Я имею в виду, что нельзя незаметно прибрать к рукам такие большие деньги. Ведь речь идет, наверное, о миллионах франков.

– Миллионы франков… – прошептала Дженни. Она открыла сумочку и вытащила помятый листок бумаги. – Вот, Стивен, прочитай.

– Что это?

Она рассказала, как обнаружила этот листок за рамой триптиха. Он присел у изгороди и осветил письмо зажигалкой. Изменчивый ветерок утих, и пламя горело ровно. Прочитав письмо, он потушил зажигалку и нахмурился.

– Ну, что скажешь, Стивен?

– Я? Ничего. Но конечно, упоминание о сумме в три миллиона франков – есть о чем подумать…

Он вернул ей листок, и она положила его обратно в сумочку. Стивен затушил сигарету о камень.

– Так что же? – опять спросила Дженнифер натянутым голосом.

– Если ты будешь настаивать на детективной истории, это принесет тебе только вред, – сказал он рассудительно. – Но разве тебя остановишь! Да и сам я тоже ни черта не пойму в этой истории.

– Полиция…

– О нет! – Он повысил голос. – Ради бога, Дженни! Ты иностранка, протестантка, к тому же одна в довольно диком районе чужой страны. И Джиллиан – только по мужу француженка, никто не будет поднимать шум без убедительных доказательств.

– Д-да… Понимаю… Тогда мне остается только одно.

Он подозрительно посмотрел на нее:

– Что же?

Дженнифер встала и придавила ногой окурок.

– Жить в монастыре до тех пор, пока не докопаюсь до чего-нибудь.

Он тоже поднялся:

– Дженни, ну как мне убедить тебя, что все это чепуха? Ты просто сама все запутала.

– Нет, – невозмутимо сказала она. – Пойми, я должна выяснить, где Джиллиан.

– Но, милая моя девочка…

Она вспыхнула, ее непрочное спокойствие улетучилось.

– Ради всего святого, Стивен! Можешь считать меня абсолютной дурой, если хочешь, но я все равно не верю, что в той могиле похоронена Джиллиан! Не верю! Неужели ты не понял такой простой вещи? Я не верю, не верю, что она умерла!

Дженнифер, слегка задыхаясь, обернулась к нему. От возмущения ее начало трясти. На фоне неподвижных скал и сгущающихся сумерек ее тонкая фигурка казалась такой хрупкой и уязвимой. Она выглядела на редкость трогательной и очень юной в этом бессмысленном вызове и отчаянии. Стивена вдруг захлестнула такая сильная волна желания, что он сам испугался. И удивился, как же она ничего не замечает, глядя на него своими сверкающими глазами. В смятении Стивен с трудом подыскивал слова:

– Моя милая девочка…

– И перестань называть меня милой девочкой! – оборвала его Дженнифер.

Он рассмеялся и уступил так неожиданно, что ее злость перешла в изумление. Ей, конечно, не пришло в голову, что он хватался за любые доводы, лишь бы удержать ее в Гаварни. Зачарованная принцесса покидает охраняемый будуар…

– Хорошо, мой хрупкий цветочек. Будь по-твоему. Но давай действовать сообща.

– Ты хочешь сказать, что поможешь мне, Стивен?

– Да. Если тебе так хочется неприятностей, то я предпочитаю, чтобы ты не нарывалась на них в одиночку. Только не делай из меня героя этой истории, Дженни. Я сделаю все, что смогу, но мелодрама – не мой стиль.

Она глубоко вздохнула и улыбнулась ему, удивившись, что не встретила ответной улыбки в его глазах: он следил за ней с непроницаемым и отрешенным лицом египетского фараона.

– Я знала, что ты поддержишь меня!

В ее голосе сквозило торжество и облегчение, она приблизилась к нему с сияющими в лунном свете глазами.

Почти не сознавая, что делает, Стивен обнял ее за плечи и привлек к себе. Дженнифер, еще охваченная волнением, не сопротивлялась… Она подняла свое очаровательное личико и спросила с наивным нетерпением:

– Что мы будем делать дальше?

Он на мгновение покрепче прижал ее к себе.

– Ты действительно хочешь знать?

– Конечно!

– Для мужчины с моим неустойчивым темпераментом, – проговорил Стивен сквозь зубы, – я проявил потрясающую выдержку. – Он разнял руки и рассмеялся, глядя на ее озадаченное лицо. – Ладно, милая. Сейчас наша задача – доставить тебя в монастырь в целости и сохранности. – Он мягко взял ее за подбородок и повернул ее лицо к лунному свету. – В монастырь… Это должно подойти вам, Спящая красавица.

Она отстранилась.

– Почему ты так называешь меня? Вообще, ты говоришь сегодня много странных слов.

– Это все луна.

– И я вовсе не «хрупкий цветочек».

– Ну-ну, рассказывай, – сказал Стивен. – Скажу откровенно, в данный момент моя душа исходит жалостью к донье Франциске.

Дженнифер нервно засмеялась, волнение еще не улеглось.

– Что ж, возможно… И уж когда я обоснуюсь в долине Гроз…

– Надеюсь, мне удастся раздобыть машину. Местный жандарм, Аристид Кельтон, мой собутыльник, у него есть старенький «рено», и я уверен, он одолжит мне его на время.

– Чудесно. А то непонятно, что бы я делала с моими чемоданами.

– Ну, если я не достану машину, то кто-нибудь из погонщиков отвезет твои пожитки на муле завтра утром. Один из них живет чуть выше монастыря, его зовут Пьер Бюсак. Думаю, он не откажется, если его попросить. К тому же там есть еще один парень с лошадьми…

– С тремя? Гнедыми?

– А ты откуда знаешь?

– Так, случайно. Кажется, я видела его сегодня.

Они медленно спускались по тропе. Теперь, когда решение было принято и появился хоть какой-то план, Дженни почувствовала, что ее напряжение заметно ослабло. Она скосила глаза на Стивена. Он поймал ее взгляд и улыбнулся. Его отчужденность и замкнутость совсем исчезли. Все встало на свои места. Она взяла его протянутую руку, и они пошли дальше, держась за руки.

– Этот паренек, – спросила она, – он тоже живет в долине?

– Он из Арля, там ферма его дяди, а сюда он приводит стадо на лето и пасет его. Хижина его, говорят, на той стороне долины.

– Ты что, хорошо его знаешь? – удивилась Дженнифер.

– Нет, просто он подходил несколько раз посмотреть на мои акварели. Обычно он снует туда-сюда между Гаварни и долиной Гроз.

– Ты рискнул подвергнуться местной критике? Это очень смело, Стивен. Она, должно быть, беспощадна.

– Она потрясающе искренна. – Стивен ухмыльнулся. – Луис просит только об одном – нарисовать его коней, а я не умею. Мадам Бюсак, увидев мои работы, сказала прямо, что живопись для нее ничего не значит и она предпочитает фотографию… Мы увидимся завтра?

– Не знаю, Стивен. Там видно будет…

– Я приду. Но пойми меня правильно, я приду, если ты захочешь. Знаешь, Дженни…

– Что?

– А если я возьму бутылочку вина, кое-что из еды и мы встретимся завтра, скажем, на повороте к монастырю? Устроим пикник и обменяемся новостями.

– Отлично придумано. Но… насчет новостей, Стивен… Ты-то какие новости надеешься узнать?

– Я, пожалуй, перекинусь парой слов с местным лекарем и священником. Все же оба они видели Джиллиан… ну, эту женщину.

Они вышли на мост. Дженни повернулась к нему:

– Стивен… – Она на секунду задумалась. – Понимаю, ты думаешь, я сумасшедшая, и, наверное, каждый сказал бы так… Но я не могу иначе. Ты понимаешь меня?

– Да, понимаю.

Она почти смущенно коснулась его руки.

– Я ужасно благодарна тебе. И так рада, что ты здесь…

Стивен решительно сказал:

– Ладно, все это чудесно… Ты уже уложила свои пожитки?

– Да.

Он взглянул на светящийся циферблат своих часов.

– Еще не поздно. Пойдем, узнаем у Аристида Кельтона насчет машины, а потом, если хочешь, можно заглянуть к священнику.

– С таким заманчивым предложением трудно не согласиться, – церемонно ответила Дженнифер и пошла вверх по тропинке.

Глава 10
Коллекция святых (сбор и хранение)

Несмотря на то что служба давно закончилась, отец Ансельм еще не пришел домой. Следуя указанию его экономки, Дженнифер и Стивен поднялись на горку к вырисовывающейся темным силуэтом на окраине городка церковке. Трехдольное восточное окно желтело под звездами, изливая какой-то отрешенный и одновременно притягательный свет, в котором словно утверждалась триединая связь между необъятной бездной звездных высей и припавшим к земле и вросшим в нее каменным зданием, что притулилось на склоне горы. Внутри их встретил аромат ладана, смешанный с резким запахом сгоревшего воска, – меланхолическое благоухание, ностальгическое, как pot-pourri[17]17
  Здесь: ароматическая смесь из цветов и благовонных трав (фр.).


[Закрыть]. Оно витало между колонн над ощетинившимися восковыми свечами, высокими подставками перед нишами, в которых прятались раскрашенные гипсовые скульптуры святых.

Казалось, здесь воистину был назначен сбор всех святых. У каждой колонны три ниши, в каждой нише по святому… В боковых нефах тоже стояла череда святых, больших и маленьких, цветных и однотонных, веселых и печальных. Возле одного маленького и печального святого они и обнаружили отца Ансельма за прозаическим занятием – он вытирал со статуи пыль.

Священник был человек хрупкого телосложения, с узким лицом, проницательными темными глазами и изрядной величины носом.

Он был не стар, но волосы, еще оставшиеся на его голове, поседели, и спина сгорбилась, видимо, от постоянных бдений над потускневшими старинными манускриптами. Седина и сутана спасали его от слишком явного сходства с жучком-долгоносиком, которому и мог принадлежать такой нос. Он приветствовал посетителей веселым взмахом пыльной тряпки, немедленно рассеявшей вокруг всю старательно собранную пыль. Они поздоровались, и Дженнифер начала вежливо восхищаться церковью. Отец Ансельм засиял от удовольствия, и не успели они опомниться, как оказались на долгом и тернистом пути жития святых.

– Святой Поликарп… – отец Ансельм набрал побольше воздуха в легкие, – святой Бритий, святой Мартин…

Он задержался, чтобы смахнуть невидимую пыль с пьедестала святого Мартина.

Стивен попробовал вклиниться в его монолог:

– Мы пришли, mon рérе[18]18
  Отец (фр.).


[Закрыть], чтобы узнать…

– Святой Ремигий, епископ Реймсский, – продолжал отец Ансельм, бдительно и проворно взмахивая тряпкой и переходя к следующей колонне. – Святой Иннокентий, – представлял он, – святой Бонифаций, святая Альфегия, святой Луций…

– …узнать об одной женщине…

– Святая Перпетуя, дева и мученица…

– …которая умерла около двух недель назад…

– Святой Власий, епископ… – новый взмах тряпкой, – святой Симон и, конечно…

– Святой Иуда, – машинально закончила Дженнифер.

К ее удивлению, это произвело слегка отрезвляющее действие на отца Ансельма, вставшего на тропу святых. Словно впервые полностью осознав их присутствие, он засиял и обернулся к Дженнифер.

– Да, и святой Иуда, – признал он. – Мадемуазель хорошо знает святцы?

– О нет, нет, – торопливо сказала Дженни, – только немного.

Отец Ансельм заулыбался в предвкушении удовольствия.

– А вы слышали, – взволнованно спросил он, – о святом Бидульфе?

– Нет.

– О святом Онисиме?

– Тоже нет.

– О святом Августине из Гиппо?

– Никогда.

Отец Ансельм торжествующе повернулся к колонне:

– Вот они. Все здесь.

И он с гордостью махнул своей тряпкой.

Стивен украдкой взглянул на часы и хотел было вставить слово, но на него уже не обращали внимания. Дженнифер и отец Ансельм, выказывая живейшую радость от общения друг с другом, скрылись за следующей колонной, вероятно, чтобы лицезреть святого Бидульфа и его еще более редкостных собратьев. Стивен удрученно вздохнул и последовал за ними.

– Крайне интересная церковь, – говорила Дженнифер с видом совершеннейшего восхищения, – и такая необычная. А коллекция статуй… Никогда не встречала ничего подобного, даже во Франции. А дома мы, как правило, обходимся каким-нибудь одним святым.

– Не считая святого Симона…

– И святого Иуды, – кивнула Дженнифер.

Они счастливо улыбались друг другу. Затем Дженнифер сказала будто между прочим:

– А что за удивительная статуя Мадонны в монастыре, не правда ли? Не знаю, видела ли я что-либо более прекрасное.

Сухонький священник выглядел озадаченным.

– Какая статуя? Вы, наверно, имеете в виду ту, что в коридоре второго этажа? Там святая Анна, дитя мое.

– Нет-нет. Статуя в маленьком алтаре церкви. Мне кажется, она просто чудесная, как и триптих в главном алтаре.

– Уж и не знаю, – искренне сказал отец Ансельм. – Ведь это современные вещи, верно? Не скажу, чтобы я внимательно разглядывал эти картины. Вкусы мои достаточно старомодны, к тому же я очень близорук.

Он смущенно кашлянул.

И действительно, несмотря на множество статуй, церквушка была вполне заурядна и не отличалась особой изысканностью вкуса. Весьма вероятно, что отец Ансельм принял за современную живопись удлиненные, возвышенные образы Эль Греко. Но, явно слегка помешанный на статуях, он не мог не заметить бесценной Мадонны. Подняв глаза, Дженнифер прочла то же удивление в глазах Стивена, но в этот момент отец Ансельм добавил:

– Что же это за статуя… Я не помню вообще ни одной… В боковом алтаре Богоматери – там висит картина, очаровательная вещица, голубая с золотом. Как-то раз, помнится, дети возлагали цветы перед ней.

Итак, в приемные дни они прятали свои сокровища. Дженнифер, не осмеливаясь взглянуть на Стивена, подавила в себе желание выяснить, имеют ли золотые светильники такую же способность к исчезновению. Вместо этого она сказала, показав на большую группу святых:

– Да здесь у вас просто изобилие. Все они… малоизвестные, совсем забытые.

Эта попытка направить разговор в другое русло оказалась вполне успешной. Отец Ансельм радостно воскликнул:

– Так и есть! Это стало смыслом моей жизни. Я решил, что в моей церкви никто не будет забыт. Несколько лет назад, – с отсутствующим видом продолжал он, полируя и без того сияющие подсвечники возле святого Августина из Гиппо, – я написал книгу о всех святых этой церкви. Представьте себе, мадемуазель, их жития завели меня в неизвестные и далекие места. Конечно, в переносном смысле.

– Да-да, понятно.

– Многолетний, кропотливый труд… но теперь можно сказать, что он завершен, и в итоге мы имеем свод, а лучше сказать, компендиум, в котором не упущено ни одно имя, никто не забыт.

– Просто потрясающе!

– Получив сан здешнего кюре, я приложил все силы, чтобы почтить память всех, кто принес свою жизнь на алтарь веры и был почти забыт.

– Мне кажется, это замечательная идея, – с теплотой в голосе сказала Дженнифер. – Вы создали действительно уникальную церковь.

– Посвященную, – сказал отец Ансельм с внезапным смешком, – всем святым. И с этим уже ничего не поделаешь.

Он еще раз на прощание прошелся тряпкой по подсвечникам святого Августина и мельком посмотрел на Стивена. Взгляд отца Ансельма стал вдруг удивительно цепким и ясным.

– Итак, – сказал он, взмахнув тряпкой и вытряхивая пыль, – вы хотели задать мне несколько вопросов о той женщине, что умерла в среду, двадцать первого июня, в монастыре долины Гроз? Я слушаю тебя, сын мой…

Но в результате не выяснилось почти ничего нового.

– Сначала думали, что она пошла на поправку, – сказал отец Ансельм. – Но потом, в среду вечером, ее состояние резко ухудшилось. Казалось, она угасает на глазах. За мной послали, но, когда я приехал, она уже умерла. Было около одиннадцати вечера. – Он взглянул на Дженнифер. – Вы говорите, это была ваша кузина, мадемуазель?

Она утвердительно кивнула.

– Мне очень жаль, – просто сказал отец Ансельм.

Дженнифер встретилась взглядом со Стивеном, и он едва заметно кивнул ей.

– Отец… – начала она.

– Да, дочь моя?

– Я надеюсь, вы не сочтете мой вопрос слишком странным. Это сугубо личное дело, понимаете, и…

– Я никому не скажу.

– Мне бы хотелось спросить вас о вполне определенных вещах…

Отец Ансельм слегка отвернулся от нее, устремив вдумчивый взгляд на святого Онисима, и сказал:

– Спрашивай о чем угодно, дитя мое, и я расскажу все, что знаю. Так о чем ты хочешь спросить?

– Мы хотели бы знать, отец, как она выглядела, – сказал Стивен.

Священник на мгновение отвернулся от святого Онисима и удивленно посмотрел на Стивена:

– Сын мой, она была мертва, а умершие…

– Нет, вы меня не поняли, – торопливо сказал Стивен, – я спрашиваю о цвете ее волос, глаз и тому подобное.

– Но ведь здесь мадемуазель… – Отец Ансельм не договорил и вновь обернулся к святому Онисиму. – Она была белокурая, глаза серые или голубые, не помню точно. Что до ее роста, тоже не могу сказать. Она была очень худая, измученная болезнью. Умершие мало похожи на живых, а я видел ее незадолго до смерти. И при свечах, – добавил он.

– Она говорила по-французски?

– Да, конечно. Я бы никогда не подумал, что она не француженка, если бы вы не сказали. Ее имя, тоже… вы понимаете…

Он начал соскабливать воск, накапавший на пьедестал святого Онисима.

– Она была в сознании? Я имею в виду, она не бредила, когда вы были у нее?

– Нет. Она вполне здраво мыслила и знала, что умирает.

– Знала, что умирает? – тихо переспросила Дженнифер.

– Да, именно так.

– И она ничего не просила передать, никого не упоминала?

Он отрицательно покачал головой.

– Я знаю, – смущаясь, сказала Дженнифер, – что вам нельзя разглашать тайну исповеди, но ведь вы можете просто, не называя имен, сказать, вспоминала ли она о ком-нибудь?

Отец Ансельм мельком взглянул на нее:

– Да, могу. Но она ничего подобного не говорила. Мне очень жаль, мадемуазель. – Его голос стал печальным. – Она даже не успела исповедаться. Конец наступил быстрее, чем мы ожидали. Да, слишком быстро…

Все помолчали. Потом священник вдруг взглянул на Дженнифер, в его ясных черных глазах появилась новая мысль.

– А вы видели ее документы? Ведь обычно у всех есть документы.

– Да, я смотрела их.

– Но тогда, – сказал отец Ансельм, внимательно глядя на святого Онисима, – что же еще можно добавить? Боюсь, мне нечего сказать.

Когда они уходили, он был всецело поглощен полировкой колонны, пребывая поистине в святом неведении.

Глава 11
Ноктюрн

У ворот монастыря Стивен пожелал Дженнифер спокойной ночи, и она несколько настороженно позвонила в колокольчик, надеясь, что удастся избежать новой встречи с доньей Франциской. Но боялась она напрасно. Ее встретила незнакомая симпатичная молодая послушница в белом головном уборе. Под звуки пения, доносившегося из церкви, они быстро пересекли дворик и вошли под арку. Пройдя через трапезную, поднялись на второй этаж и оказались в длинном узком коридоре с многочисленными дверьми по обеим сторонам. Послушница остановилась и постучала в одну из дверей. Не дождавшись ответа, она открыла дверь и пригласила Дженнифер войти.

Как и следовало ожидать, комната оказалась маленькой и унылой: там стояли две кровати, два стула, два небольших комода. На стене висела картина, изображающая Мадонну с младенцем, под ней на полу лежала подколенная подушечка. Окно выходило на южную сторону, в сад, и вдали, в горах, таинственно светлели залитые лунным светом снега Испании.

Послушница показала на кровать у окна:

– Это ваша, мадемуазель, и вот этот пустой комод тоже. Я переписала для вас распорядок трапез и служб, но, – она улыбнулась, – вы не должны считать себя обязанной посещать их. Мать настоятельница особо подчеркнула, что вы должны чувствовать себя совершенно свободно и приходить и уходить, когда пожелаете.

Дженнифер поблагодарила ее, и девушка удалилась, закрыв за собой дверь.

Она подошла к окну и выглянула в сад. Слева за стеной сквозь темное сплетение яблоневых ветвей проглядывало кладбище и внешняя стена со спускающимся с нее пушистым ковром роз и голубых вьюнков. Ну вот она и здесь, в самом центре таинственных событий, и ее томило предчувствие, что скоро что-то произойдет. Но для начала в любом случае придет Селеста.

Она отошла от окна, и вновь ее поразил унылый вид безликой комнаты. Ничто не давало ключа к характеру ее обитательницы. Возле двери висел черный плащ, веревочные шлепанцы аккуратно стояли под стулом – вот и все. Даже занавесок на окнах не было. Ни цветов, ни картинок, за исключением Мадонны, ни книг, кроме маленького розового молитвенника, лежащего на комоде. Она взяла его и сразу же насторожилась. Дженни внимательно рассматривала книжицу. Розовая кожа переплета поблескивала золотым тиснением, страницы украшали изящные средневековые арабески в цветовой гамме зеленого, пурпурного и золотого. Дженнифер с легким трепетом перелистывала их, восхищаясь тонкой работой, и вскоре осознала уже знакомое странное несоответствие. Это же чувство она испытала недавно… В церкви… Тусклая скромная церквушка с простыми оштукатуренными стенами, обычными окнами и… сокровищами Италии и Испании, сверкающими перед роскошными светильниками.

Ситуация вполне сходная – прелестная маленькая вещица, которую так беспечно положили на уродливый грубый комод. Она взглянула на Мадонну и, уже не удивляясь, отметила, что склоненное над младенцем лицо улыбается той просветленной улыбкой, которая обычно светится на знаменитых полотнах Мурильо.

Молитвенник лежал на ее ладони, и страницы сами собой переворачивались, пока книга не раскрылась на первой странице, форзаце.

В верхней части была надпись: «Марии Селесте от Марии Франциски, un don en Dios»[19]19
  Дар Божий (исп.).


[Закрыть].

Мадонна улыбалась.

Дверь тихонько отворилась, и в комнату проскользнула Селеста. Дженнифер, с книжечкой на ладони, почувствовала смущение, точно ее застали за неблаговидным занятием. Она улыбнулась девушке и сказала:

– Прости, пожалуйста, я без спросу взяла твой молитвенник, Селеста. Какая прелестная книжечка.

Девушка покраснела, будто от досады, но, пробормотав: «De rien, mam’selle»[20]20
  Ничего, мадемуазель (фр.).


[Закрыть], присела на кровать, повернувшись спиной к Дженнифер, и начала расстегивать сандалии.

Дженнифер, с сомнением глядя на ее спину, решила, что откровенничать лучше в темноте, и не стала пока продолжать разговор. Но когда она, переодевшись, вышла из маленькой умывальной, Селеста уже свернулась под одеялом, лицом к стене. Если она и не спала, то явно притворялась спящей.

Разочарованно вздохнув, Дженнифер задула свечку и легла в постель.

Она проснулась в полнейшей темноте и некоторое время сонно соображала, где находится. Потом мысли стали более связными, и она подумала о разбудившем ее звуке. Ветер? Вечером было тихо, наверное, он поднялся ближе к ночи, и теперь за окном вздыхали раскачивающиеся сосны, а порывы ветра рассыпали по стеклу залпы дождевой дроби.

Но нет, был еще какой-то легкий звук, именно он разбудил ее. Тихий и отчетливый стук, прорезавший тишину комнаты.

Дверь… Как будто дверь закрылась с тихим стуком.

Она села на кровати и, напрягая зрение, всмотрелась в темноту. Вещи постепенно приобрели свои очертания, и она увидела, что кровать Селесты пуста, а из-под стула исчезли сандалии. Порывшись в сумочке, Дженнифер выудила коробок, с третьей попытки умудрилась зажечь спичку и при свете ее дрожащего огонька окинула взглядом комнату. Да, сандалии исчезли, и черный плащ тоже… Конечно, Селеста могла просто выйти ненадолго по вполне естественной надобности, а в коридоре прохладно. Нельзя, уговаривала она себя, во всем видеть тайные мотивы.

Спичка догорела, но то, что она увидела в последнем отблеске огня, заставило ее вновь схватиться за коробок. Что же это? Да, так и есть: ночная рубашка Селесты свешивалась с кровати. Дженнифер осторожно, стараясь не погасить спичку, выскользнула из постели и направилась к комоду, в который Селеста вечером убрала свою одежду. Она выдвинула ящик. Пусто.

Вторая спичка погасла, когда Дженни подошла к подсвечнику. Она стояла в полной темноте и быстро прикидывала варианты. Селеста могла пойти к кому-то в монастыре, скажем в комнату доньи Франциски или, возможно, в церковь. Но стала бы она одеваться для этого? Плащ ведь был достаточно теплый. А что, если она вышла из монастыря… Дженнифер на ощупь подошла к окну и выглянула в сад. Темные очертания гор и лесистых склонов туманно и грозно вырисовывались в обманном свете луны, сосны поблескивали каплями дождя, низкие облака проносились, отбрасывая рваные тени. И тут она заметила длинную черную тень, целенаправленно пересекавшую сад. Она промелькнула мимо яблонь, метнулась в калитку и исчезла в кромешной тьме за стеной кладбища. Дженнифер высунулась из окна и в момент внезапного затишья услышала, как щелкнула задвижка. Это открылась дверь во внешней стене.

Дженни начала действовать чисто машинально – даже позже она не могла объяснить себе, почему приняла именно такое решение. Быстро одевшись, она накинула плащ и уже через несколько минут оказалась у той же стены. Ветер раздувал полы плаща. Она мысленно выругала себя за глупость. Разумеется, Селесты и след простыл – ведь на ее стороне темнота и преимущество во времени. Да разве удастся выяснить что-нибудь – что именно, она и сама толком не знала. Разве что-то разглядишь в такую темень?

Невероятно, но вдруг в отдалении ей померещилось какое-то движение, когда быстро несущиеся в небе тучи на миг поредели. Да, действительно, впереди, ярдах в семидесяти, маячила черная фигура. Она шла против ветра, и плащ за спиной надулся, как парус.

Благодарная теперь и шуму ветра, и темноте ночи, Дженнифер устремилась в погоню.

Ветер был не сильный, но иногда налетали такие порывы, что дух захватывало и трудно было удержать равновесие на каменистой тропе. Селеста скорым шагом поднималась по склону прямо в лес, и вскоре обе они уже окунулись в его спокойную чернильную глубину. Здесь ветра не было, он отдаленно вздыхал в кронах и больше не мешал движению; шаги поглощала теперь мягкая, точно войлок, хвоя. В этой глубокой бархатно-тяжелой темени Дженнифер чуть не заплутала, ее спасла только тропа, бегущая прямо к уже отмеченной бледным светом луны лесной опушке… словно свет в конце туннеля. Она почти бежала по сухой и мягкой тропе, и тут фигура впереди, на мгновение показавшись в просвете на фоне безоблачного неба, свернула влево и исчезла из виду, вновь скрытая косым дождем.

Выйдя из леса, Дженнифер обнаружила, что дорожка действительно резко поворачивает влево, к югу от лесной полосы, и переходит в петляющую вверх по склону каменистую осыпь. Она выбралась на эту едва различимую дорогу и немного сбавила шаг, но не потому, что вдруг задумалась, куда и зачем идет или что собирается делать дальше, а просто осознав, что ей крайне необходимо выяснить, куда направилась Селеста так тайно и спешно. Она должна выяснить причину, какой бы ничтожной та ни оказалась.

И разве эта ночная вылазка недостаточно таинственна? Итак, приподняв намокшие полы плаща, она устремилась навстречу дождю и ветру, надеясь лишь на то, что Селеста не спряталась за выступом скалы, а спокойно продолжает следовать своей дорогой.

Вскоре, однако, Дженни успокоилась: она разглядела в очередном просвете темную фигуру, уже взобравшуюся на гребень горы. Немного позже Дженнифер тоже поднялась туда и остановилась.

Фигура исчезла. Но вдали, чуть правее, виднелся свет. Какие-то небольшие постройки прилепились к скалистым склонам, и в центральном домике горел свет, падая широкой полосой из окна с раскачивающимися ставнями. Где-то громыхнула цепь, залаяла собака, и все стихло.

Значит, Селеста вошла в дом… Дженнифер вспомнила, о чем говорил Стивен, и внезапно почувствовала такое сильное волнение, точно находилась на пороге открытия.

«Этот человек живет в долине, – говорил он, – на ферме за монастырем…» Как же его фамилия?.. Он же называл… Бюсак, да, точно – Бюсак. Пьер Бюсак… Она произнесла про себя это имя, глядя на освещенное окно, и вдруг пробудилось еще одно воспоминание. Официант в отеле тоже упоминал Пьера Бюсака, говорил, что тот был в городке в ту грозовую ночь, три недели назад. В ночь, когда машина Джиллиан сорвалась под откос…

Дженни дрожала от волнения и страха. Конечно, это могло ничего не значить, но интуиция подсказывала ей: что-то важное в этом совпадении определенно есть. И раз уж она зашла так далеко, то, невзирая на страх, должна закончить начатое. Надо выяснить, что за дела у Селесты с Пьером Бюсаком. Дженнифер начала осторожно приближаться к окну, обходя полосу света и стараясь не встревожить собаку. Ветер поскрипывал дверью и хлопал ставнями, и этот аккомпанемент хорошо скрадывал звуки ее шагов. И собака, видимо, привыкла к полуночным посещениям. Во всяком случае, она не залаяла.

Двор был вымощен булыжником, Дженнифер подошла и прижалась спиной к стене дома рядом с окном. Стараясь не слишком высовываться, она изогнулась и заглянула в щель между ставнями.

Ее ожидал второй сюрприз за этот вечер.

Черная фигура, вошедшая в светлую комнату и стряхивающая капли дождя с пышных складок плаща, оказалась вовсе не Селестой.

Это была испанка, донья Франциска.