Текст книги "Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник)"

– Вряд ли, Дженни. В этом случае ей проще было написать тебе и отменить свое приглашение.

После недолгого раздумья она сказала:

– Все же это как-то странно, тебе не кажется?

– Да нет. Хотя… немного странно.

Вдалеке на юго-западе громыхнул гром. Она взглянула на небо.

– Гром… справа… – сказала она каким-то чужим голосом. – Счастливый финал, Стивен. Оказывается, нет тут никакой трагедии. Героиня не желает быть спасенной. Делать больше нечего.

– Ну уж нет. Дел еще вполне достаточно. – Он заговорил быстрее. – Дженни, нельзя же оставить все как есть, слишком много непонятного в поведении Джиллиан. Есть один вопрос, на который я давно ищу ответ. Черт побери, он ноет, как старая рана: почему она пригласила тебя и почему не отменила своего приглашения? У нее было три недели. Куда проще было отправить письмо, которое, конечно, остановило бы тебя. И ей не пришлось бы притворяться, что вы незнакомы.

Дженни провела рукой по лбу, точно хотела отогнать назойливую мысль.

– Естественно! Ведь если Бюсак впутал ее в свои махинации, она должна была сделать все возможное, чтобы попытаться остановить меня.

– И Бюсак, – мрачно добавил Стивен, – должен был лично отправить это письмо. Получается, что мы знаем, какие чувства питает Бюсак к Джиллиан, но не имеем представления о том, как она относится к нему. Донья Франциска, очевидно, держит Бюсака в руках, а он, в свой черед, имеет власть над Джиллиан. Это во многом проясняет его поведение.

Они подошли к стенам монастыря. Дженнифер остановилась, посмотрела на Стивена и тихо сказала:

– Что мы можем сделать? Попытаться задержать их?

– Думаю, да.

– А если они уже ушли?

– Маловероятно. Но чем скорее мы доберемся до полиции, тем лучше. Они наверняка направятся в сторону испанской границы. И есть еще одна немаловажная проблема, которую не мешало бы разрешить, раз уж мы впутались в эту историю.

Дженнифер инстинктивно взглянула в сторону ворот:

– Она?

– Она. Не забывай, она обещала подняться на ферму после вечерней службы. Если она никого там не застанет, то, вероятно, захочет убедиться, что Бюсак еще вернется, и последует за ними. Скорей всего, дорогу она знает. Скажу тебе: мне это совсем не нравится, но она вполне может пойти за Джиллиан по пятам.

Дженни вздрогнула:

– Надо задержать ее. Обязательно. А полиция поверит нам?

– Должна, насколько я понимаю, – решительно сказал Стивен. – Послушай. – Он завладел ее руками и слегка сжал их. – Вполне возможно, что Бюсаку далеко не уйти. Дорога не близкая и, по-моему, достаточно трудная, а ему еще надо собраться. Кроме того, помнишь обморок Джиллиан… это может стать хорошим тормозом и задержать их на пару часов.

– Ты считаешь, есть надежда?

– Надежда есть всегда. Даже если полицейские не успеют задержать его на ферме, у них будет возможность догнать и схватить его. Нам остается только убедить их в необходимости безотлагательных действий. А теперь, – она почувствовала легкое пожатие его рук, – ты сумеешь незаметно пробраться к телефону и позвонить?

– Здесь нет телефона, – сказала Дженни сдавленным голосом.

– Что? О господи, я мог бы догадаться! – воскликнул он с безнадежной усталостью. – Я должен был предвидеть это. Ах, как я надеялся сдвинуть горы, детка. Все надежды лопнули, как мыльный пузырь, чудес не бывает. Итак, нам остается довольствоваться захватом этой волчицы. По крайней мере, у меня будет достаточно времени, чтобы добраться до Гаварни и притащить полицейских на ферму к концу вечерней службы. – Отпустив руки Дженнифер, он взял ее лицо в ладони. Голос его смягчился. – Не волнуйся, любовь моя. Клянусь, Бюсак не причинит ей вреда.

Он склонил голову, словно собирался поцеловать ее, но в этот момент она почувствовала, как он напрягся и, резко обернувшись, к чему-то прислушался. Он опустил руки, выпрямился, и глаза его оживились и заблестели.

– А вот это уже чудо. Слава богу! – сказал он. – Кто говорит, что чудес не бывает?

Теперь и она услышала. Четкий дробный перестук копыт, он приближался с северо-востока.

– Луис? И это чудо?

– Транспорт, – рассмеявшись, сказал Стивен.

Затем они появились, вся троица: первым по пологому склону летел знакомый стройный жеребец с развевающейся гривой, его гнедая масть эффектно выделялась в причудливом мрачноватом освещении. Белело лицо Луиса, обращенное в сторону монастыря. Стивен призывно поднял руку и, прихрамывая, побежал в его сторону. Луис махнул рукой в ответ и развернул жеребца. Стивен остановился в ожидании.

– Дьявольски красив, правда? – сказал он с оттенком восхищения.

– Стивен, – Дженнифер шла за ним затаив дыхание, – что ты собираешься делать?

– Найму лошадку, моя милая.

– Но Луис же пытался убить нас.

– Что? Ах вот ты о чем. Нет, Дженни, это был Бюсак. Ты не обратила внимания на его мула? Он же был весь в испарине. Бюсак едва успел вернуться, а тут и мы пришли. Должно быть, он видел, как ты вышла из монастыря навстречу мне, и обрадовался, получив шанс разделаться с тобой или просто припугнуть. Однако через час мы уже были на ферме, и он понял, что его план провалился… Неужели ты сомневаешься в Луисе? Он мой приятель.

– Но не мой. Он вел себя ужасно грубо, такое впечатление, что он ненавидит меня.

Стивен усмехнулся:

– Должно быть, ты задела его за живое. Не спрашивала ли ты о монастыре?

– Ну да, наверное. Но какая тут связь?

– Громадная! Селеста.

Но Дженни не удалось поразмыслить об услышанном – на них вылетели лошади; ярдах в четырех статный разгоряченный красавец поднялся на дыбы. Не дожидаясь, пока конь успокоится, Стивен подскочил к нему.

– Луис, mon ami…[28]28
  Друг мой… (фр.)


[Закрыть]

– Месье?

– Послушай, Луис, сейчас нет времени на объяснения. Мне надо как можно скорее попасть в Гаварни. Ты не одолжишь мне Фуа?

Юноша сидел неподвижно, как скала, и смотрел на Стивена. Его черные глаза загадочно поблескивали под длинными ресницами. Конь строптиво дернул головой, но Стивен уверенно и крепко держал повод.

– Eh bien, Luis?[29]29
  Ну так как, Луис? (фр.)


[Закрыть]

– Это не касается меня и… или моей?..

Стивен успокоил его взглядом:

– Абсолютно.

– Тогда с радостью одолжу. – Луис широко улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. – Конечно, если вам удастся укротить его, месье. Он у меня и так-то бешеный, а во время грозы становится настоящим дьяволом… Зато он довольно шустрый. – Юноша перекинул ногу и соскочил на землю. – Надеюсь, вы знаете, на что решились? Он может изрядно помучить вас, а то и вовсе сбросит.

– Рискну, – рассеянно сказал Стивен, подтягивая стремена.

Но тут вмешалась Дженнифер.

– Нет, Стивен! – воскликнула она. – Луис прав, это не шутки!

– Знаю.

Луис держал под уздцы всех трех лошадей. Стивен, быстро подойдя к Дженнифер, привлек ее к себе.

– Это, пожалуй, единственная возможность доказать, что и я на что-то гожусь. Надеюсь, этот заезд я все же выиграю. – Он крепко обнял ее и взволнованно сказал: – Иди прямо в монастырь и жди меня там. Остальное – за мной и за полицией, тебе лучше держаться в стороне.

– Хорошо, Стивен.

Его лицо осветила счастливая улыбка.

– То-то же, моя девочка. Конечно, было бы прекрасно, если бы мы успели приехать сюда к службе, а нет, так поднимемся прямо на ферму и организуем торжественную встречу после богослужения… сама знаешь кому. Постарайся не попасться ей на глаза, милая.

– Постараюсь.

– И что бы ни случилось, помни, трагедия на сегодня отменяется, Дженни… Неужели ты не заметила распахнутые золотые врата там, в лесу? Неужели не слышишь, как трубят трубы?

– Со всех сторон?..

Стивен прервал ее быстрым легким поцелуем и поспешил к лошадям. Он принял от Луиса уздечку и легко вскочил в седло. Жеребец, сверкнув белками глаз, поднял голову, прижал уши и начал отступать боком, размахивая хвостом. Луис еще придерживал повод, тихо говоря с гнедым, затем встревоженно глянул на Стивена:

– Вы точно решили, месье? Он не любит чужих, а в грозу даже со мной ведет себя как бешеный.

– Справлюсь. К тому времени, когда я доберусь до Гаварни, он станет кротким, невзирая на погодные условия. Отпускай, Луис, и спасибо тебе!

Луис отступил.

Конь, прижимая уши и с шумом выпуская воздух из ноздрей, попятился и выгнул свою великолепную шею, пытаясь ухватить зубами уздечку. Но твердый уверенный рывок прекратил эти попытки, что вызвало у наблюдавших вздох облегчения и одобрительный возглас.

Стивен старался направить упрямца обратно на дорогу. Пустив в ход левую пятку и натягивая повод, он пытался повернуть строптивого коня в нужном направлении. Фуа сопротивлялся, взбрыкивая и злобно скалясь, он явно выражал горячее желание скинуть всадника со спины.

– Вот дьявол, – ласково сказал Стивен и сильнее натянул повод.

На этот раз конь вроде бы послушался, но потом сделал сногсшибательный прыжок и, подняв облако пыли, встал как вкопанный.

Дженни вскрикнула, зато Луису упрямство коня, да и всадника, очевидно, пришлось по душе. Стивен сдавил пятками бока гнедого и рассмеялся.

– Давай, коняга, – процедил он сквозь зубы, потом сильно хлестнул коня промеж ушей, и они диким галопом унеслись вниз по склону.

Луис бросил на Дженнифер еще один загадочный взгляд, вскочил на одну из лошадей и, не сказав ни слова, продолжил свой путь к реке. Неспешный перестук копыт раздавался в тишине, точно замедленное эхо удалявшегося к северу галопа.

Опустевшая долина, казалось, замерла. Дженнифер решительно подошла к воротам монастыря и толкнула створку.

Глава 18
Терпение (в изменчивом темпе)

Начался дождь. Крупные редкие капли сначала мягко, затем все настойчивее застучали по стеклу. Зеленый жидкий свет, плывущий за окном, казался жутковатым под синевато-серым небом, исчерканным светлыми диагоналями дождевых пунктиров.

Монастырь словно опустел. Кто-то из монахинь в дальнем конце здания давал урок девочкам-сиротам, у других нашлись, видимо, свои личные дела. Не встретив ни единой души, Дженнифер прошла мимо трапезной и поднялась наверх. Она приняла ванну, сменила грязное, помятое платье и теперь сидела, накинув на плечи кофту, на подоконнике в конце прохладного темноватого коридора, напряженно вглядываясь в размытую перспективу долины.

Пусто и тихо, лишь серебристые стрелы дождя сыплются с низкого неба.

Она сидела неподвижно, зажав руки в коленях, и, чтобы унять разбегающиеся мысли, внушала себе: надо спокойно ждать… ждать…

А за окном все та же пустота, дождь и ветер.

Но нет, там что-то движется. Что-то, вернее, кто-то взбегал по склону от реки, спеша к монастырским воротам.

Порыв ветра тряхнул вьющуюся за окном виноградную лозу, и капли, сливаясь в ручейки, заструились по стеклу. Дженни пригляделась к стройной, закутанной в плащ фигурке, легко бежавшей по траве, и струна воспоминаний задрожала в голове девушки. Селеста, подгоняемая ветром, возвращалась с реки после таинственного и явно небезгрешного свидания… Значит, это правда, значит, Селеста и Луис действительно встречаются. Дженнифер невольно поджала губы, заметив, что в руках у девушки цветы – ярко-голубые цветы горечавки для бедного холмика на кладбище? Если предположить, что цветы были только предлогом для любовных свиданий, то становились понятными ее скрытность и виноватый вид. К тому же, когда доньи Франциски не было, Селеста без смущения отвечала на вопросы.

Еще несколько картин промелькнуло перед мысленным взором Дженни: возмущенный, почти собственнический взгляд, которым донья Франциска окинула девушку, явная вспышка ревности при виде цветов, принесенных на могилу, очаровательный миниатюрный молитвенник – «дар Божий»… Когда Селеста подошла к воротам, Дженнифер встала. Не стоило проявлять повышенный интерес к дороге. Она быстро прошла в комнату. Несмотря на то что сама она устала и переволновалась, Дженнифер вдруг пронзило чувство острой жалости к этой девушке, такой юной и такой одинокой. Душа благочестивой воспитанницы подверглась жестокому испытанию, ее раздирали противоречивые желания. С одной стороны – весь мир и страсть гасконца, а с другой – тихое привычное затворничество, в котором прошла вся ее жизнь. Так вот чем были вызваны ее мольбы и слезы в церкви. Живо представив себе красавца Луиса, гарцующего на золотом скакуне, Дженни подумала, что цель оправдывает риск и ничего удивительного нет в стремлении девушки видеться с парнем почаще.

Селесте пришлось расстаться с Луисом на время службы, звон колокола – в каком-то смысле символично – призывал к вечернему богослужению. Ветер разносил по окрестностям все те же три ноты. Она изумленно взглянула на часы. Силы небесные! Шесть? Прошло уже два часа со времени отъезда Стивена, а дорога по-прежнему беспросветно пуста: ни машин, ни спасательного отряда полиции.

Она сильно закусила губу, пытаясь отогнать ужасные мысли, зашевелившиеся в голове. Бюсак не причинит вреда Джиллиан – уж в этом они были правы; а если он увел ее, то его обязательно догонят. Он не сделает ей ничего плохого. Единственная опасность – донья Франциска. Но она бессильна что-либо предпринять до половины десятого, до окончания службы.

Но так ли это?

Настойчивый звон колокола звал к вечерне. Дженнифер бросила быстрый взгляд в зеркало, провела расческой по волосам и вышла, решив все выяснить.

Звук шагов гулко разносился по сумрачному коридору; скрипели деревянные ступени, передавая друг дружке эстафету; безлюдная трапезная огласилась звонким перестуком каблучков Дженнифер, пробежавших по каменному полу. Под аркой завывания ветра смешивались с приглушенным колокольным звоном.

Церковь, согретая мягким мерцанием десятков свечей, казалась совсем иным миром – в атмосфере сплавленного света и тени носились ароматы ладана и горящего воска. Наливались силой аккорды солирующего перед началом службы органа. Над пышными светильниками главного алтаря возвышались святые и парили ангелы. Дженнифер встала на колени в темном уголке у стены, и в этот момент музыка взлетела, разрастаясь в заключительном аккорде, и погасила последний удар колокола.

Донья Франциска сидела в стороне от всех на своем обычном месте, соперничая в неподвижности с резной алтарной преградой. Отрешенное аскетическое лицо в спокойном сиянии свечей напоминало лицо статуи, чуждой и добра и зла. Теперь Дженнифер совсем иначе воспринимала весь ее облик: положение рук, изгиб губ и полуопущенные веки – все носило печать жесткого самоконтроля, все страсти были обузданы и подчинены неизменному терпеливому ожиданию… Ожидание… Но рубин на ее груди пульсировал, как живой.

Дождь все еще продолжался. Снаружи, вокруг освещенного здания, темнота, казалось, стала еще гуще; кромешная мгла ночи, и только в стеклах высоких окон поблескивают отражения горящих свечей перед алтарем. За стенами барабанит дождь, пригоршнями рассыпая по стеклам залпы дождевой картечи, а здесь – недвижные занавеси у входа и ровные огоньки над тающим воском. Музыка возносилась под своды, набирая силу вместе с молитвами католического богослужения. Дженнифер стояла на коленях в своем уголке, вцепившись в спинку скамьи перед собой, и старалась не думать, старалась стереть картинку, маячившую перед ее мысленным взором: маленькая заброшенная ферма с запертой дверью и слепыми окнами и лицо Джиллиан за стеклом, в ожившем мраке. Они уже должны быть там. Стивен с полицейскими уже должны быть там. Ей остается только ждать. Только ждать.

Служба тем временем подошла к концу, и все в молчании потянулись в трапезную. Дженнифер оказалась за первым столом рядом с матерью настоятельницей и даже заставила себя что-то съесть; хотя, в общем-то, давно пора было проголодаться. Отличная тушеная баранина по-монастырски напоминала о бренных останках, а сменившие ее яблоки, казалось, могли быть с гнильцой или привести к грехопадению. Она была искренне рада обычаю, который предписывал благочестивые чтения во время трапез, – не хотелось в присутствии доньи Франциски рассказывать настоятельнице о том, как прошел день. Она украдкой бросила взгляд в сторону ближайшего окна, но там была лишь слепая стрельчатость оконного проема, сдерживающая глухой рев темных сил и охраняющая тихое потрескивание настенных светильников. Звучал монотонный голос чтицы, а черные, полуприкрытые тяжелыми веками глаза следили за Дженнифер с другого конца стола, и сердце ее болезненно сжималось, и она, опустив глаза в тарелку, терпеливо ждала…

Но все когда-то кончается. Загремели стулья, была спета благодарственная молитва, мать настоятельница повела стайку черно-белых монашек из трапезной, и, не оглядываясь, прошествовала донья Франциска. Теперь Дженнифер тоже смогла вернуться на свой тоскливый наблюдательный пост в коридоре. Раньше пустота не раздражала ее, но сейчас, в сгустившейся мгле, звонкое эхо ее шагов звучало почти издевательски. Ее сердце неровно забилось, она на минуту приостановилась на верхней площадке лестницы, глядя на длинный ряд плотно закрытых дверей, и затем вновь устроилась у окна, выходящего на дорогу.

Ничего. Сплошная темнота.

Она побежала в свою комнату. Там она тоже приникла к стеклу, а потом в порыве отчаяния распахнула окно настежь. Придерживая створки, она высунулась и напряженно вглядывалась в черноту южного склона. Но ее встретили лишь шум ветра в кронах деревьев и одуряющий аромат тысячи трав, взбудораженных дождем. Опять никого.

Почему так долго? Она медленно поднялась с подоконника, тщетно пытаясь восстановить утраченное спокойствие. Если они успели захватить Бюсака и спасти Джиллиан, то должны уже спускаться обратно в долину, к следующей цели, то есть к монастырю. Или они выжидали там все вместе того момента, когда трехдольный звон колокола возвестит окончание вечерни? Усталость и тоска навалились на Дженнифер. Она закусила губу и притворила окно. Прошло уже больше трех смертельно медленно ползущих часов…

Заоконная темень вдруг ожила, согретая мягким светом. Сердце Дженни глухо стукнуло, но в тот же миг она осознала, что это лишь отражение – свет появился не за окном, а в комнате. Обернувшись, она увидела стоящую в дверях Селесту. Девушка держала подсвечник и заслоняла ладонью колеблющийся огонек свечи.

Дженнифер закрыла окно на шпингалет, пламя успокоилось. Селеста смотрела поверх него напряженным и странным взглядом.

– Я хотела поговорить с вами, – заявила она резким, почти враждебным тоном.

Дженнифер отошла от окна.

– Что ж, давай поговорим, – устало и не слишком заинтересованно сказала она. Все ее мысли сейчас были там, за окном, где в непроглядной ночной тьме таилась долина. – О чем же?

Она присела в ожидании на кровать. По крайней мере, разговор отвлечет ее на какое-то время.

Селеста закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, не выпуская из рук подсвечника. В теплом живом свете мерцающего пламени она выглядела очень красивой – нежное создание, сотканное из длинных теней и кружевного ореола. Лицо ее, однако, было печальным. Утомленная Дженнифер, сама находившаяся на грани нервного срыва, отметила это с беспокойством.

– Может, поставишь свечу? – сказала она.

Селеста подчинилась, поставив подсвечник на свой комод. Лицо Мадонны на стене осветилось загадочной улыбкой, а лежащий на комоде молитвенник полыхнул золотым обрезом.

Голос Селесты прозвучал неестественно громко и вызывающе:

– Я ходила на свидание с Луисом.

– Да, я видела.

Черные глаза удивленно расширились.

– Значит, вы знаете?

– Знаю. Прошлой ночью я тоже видела тебя, хотя тогда еще не знала, куда ты ходила. Мне кажется, – добавила Дженнифер, и слабая тень улыбки коснулась ее напряженного лица, – что тебе лучше бы видеться с ним не так часто, если не хочешь, чтобы тебя поймали.

Селеста выглядела обескураженной, от прежнего геройского вида не осталось и следа. Она отошла от двери и села на кровать.

– Вы никому не расскажете?

– Я? Зачем? Мне-то что до этого? Но с другой стороны, ничего плохого не случилось бы, если бы я поговорила с матерью настоятельницей.

Селеста раздраженно передернула плечами:

– Конечно, ничего не случилось бы. Мать настоятельница много раз говорила мне, что у меня нет призвания к монашеству. Она считает, что я должна покинуть монастырь, найти работу и жить нормальной жизнью, то есть выйти замуж и растить детей.

Дженнифер была поражена и не скрывала этого:

– Но, боже мой, Селеста, надеюсь, ты не заблуждаешься на этот счет и не считаешь, что мать настоятельница одобрила бы твои бесконечные свидания? Сама подумай…

– Мы не делаем ничего плохого, – мгновенно возразила девушка.

Дженнифер подняла брови и промолчала. Селеста дерзко смотрела на нее своими черными глазищами, потом вспыхнула и отвела взгляд; ее пальцы нервно теребили покрывало.

– Разве только то, что мы встречаемся тайком.

Дженнифер молчала, снова задумавшись о том, что происходит там, за окном, в безлюдной долине. Дела Селесты ее решительно не касались – как уже было сказано, Селеста сама должна разобраться со своей совестью. Потом Дженни взглянула на девушку и встретила почти по-детски испуганный взгляд. Она почувствовала легкую жалость и даже, как ни странно, желание помочь ей. Она сказала мягко:

– Но ведь ты понимаешь, что тебе надо сделать выбор. Так продолжаться не может. Это нечестно и по отношению к Луису, и к матушке настоятельнице. Уж если у тебя нет призвания стать монахиней и она понимает это, почему прямо не сказать ей обо всем?..

Пальцы Селесты зарылись в покрывало. Она резко выпрямилась:

– Вы ведь не расскажете ей?!

– Я уже сказала – нет, – устало произнесла Дженнифер. – Это твое дело. Естественно, ты сама должна рассказать. Надо только решиться. И раз у тебя нет призвания, ради бога, прими совет матери настоятельницы и живи нормальной жизнью. В ней есть свои прелести.

Селеста молчала, но руки ее по-прежнему теребили пикейное покрывало. Потом она нехотя сказала:

– На самом деле призвание у меня есть. Так говорит донья Франциска. Она и слышать не желает о моем уходе.

– Никто не может решать за тебя, – намеренно резко возразила Дженнифер. – Ты любишь Луиса?

– Да, – прошептала Селеста, и ее глаза наполнились слезами.

Дженнифер взглянула на нее. Конечно, любит. Чем же ей можно помочь? Интересно, как к этому относится сам Луис? Она вспомнила огорчение, появившееся на лице юноши, и его слова: «Это касается меня или моей?..» Ему предстоит жестокая борьба, если Селеста не будет слушать никаких советов и полностью подчинится властной и авторитетной монахине с насквозь прогнившей душой. Раньше, в церкви, она была поражена, увидев выражение лица доньи Франциски, обращенного к Селесте. И если она правильно истолковала его, то испанка использует все резервы своей властной и сильной личности, все свое обаяние, чтобы удержать девушку при себе. Однако здесь могли быть и другие сложности.

– Луис говорил что-нибудь насчет женитьбы?

Вопрос прозвучал требовательно.

Селеста подняла голову, на ее губах заиграла гордая и чуть смущенная улыбка – тонкая и очень выразительная.

– О да.

– И он сможет содержать семью?

– Конечно! У его дяди есть ферма под Арлем. Луис говорит, очень богатая ферма с молочным стадом и… в общем, большое хозяйство. У дяди нет детей, и все достанется Луису. Он сказал, что мы могли бы… – Пыл ее внезапно пропал, и она добавила каким-то заученным и нравоучительным тоном: – Но конечно, это невозможно. Невозможно для того, у кого есть предназначение к высшей жизни.

– И ты уверена, что оно у тебя есть?

– А как же? Ведь так говорит донья Франциска.

Дженнифер прикусила язык и попыталась успокоиться.

– Мне жаль Луиса.

– Луиса? – удивленно спросила Селеста.

– А кого же еще? – вопросом на вопрос ответила Дженнифер. – Селеста, вполне естественно, что ты привязана к донье Франциске. Не сомневаюсь, что и она привязана к тебе. Это, конечно, очень важно, но… Ты знаешь, что донья Франциска в течение многих лет стремилась войти в орден, но до сих пор обстоятельства были против нее.

Девушка озадаченно кивнула. Дженнифер говорила, тщательно подбирая слова:

– Это трудно объяснить, Селеста, но мне кажется, я права. Возможно, в тебе донья Франциска видит себя. И потому, не считаясь с твоей личной жизнью, возлагает на тебя свои надежды. Для нее это в некотором роде еще один шанс. – Она немного помолчала. – Мать настоятельница говорит, что у тебя нет призвания. Впрочем, как и у доньи Франциски. А донья Франциска утверждает обратное. Она принуждает тебя, не считаясь – к чему лукавить? – с твоими желаниями. Она надеется, насколько я понимаю, реализовать себя в тебе. – Тут Дженнифер заметила в глазах девушки унылое непонимание и остановилась. Она улыбнулась и добавила мягко: – Пойми, Селеста: мать настоятельница, безусловно, лучший судья в том, что касается призвания. И еще, дорогая, почему бы тебе не довериться собственному сердцу? Тем более что и мать настоятельница склоняет тебя к этому?

Девушка надолго задумалась, но потом упрямо сказала:

– Донья Франциска не согласна с матерью настоятельницей. Донья Франциска говорила, что они не раз беседовали обо мне. Матушка уже стара, очень стара, а донья Франциска моложе и умнее и знает меня лучше всех.

– Она знает о Луисе?

Девочка сжалась и побледнела как полотно.

– Нет.

– Значит, она не слишком хорошо понимает тебя, не так ли? – сухо сказала Дженнифер.

В душе она поразилась той волне отвращения и даже ненависти, которая окатила ее при тихом и почти благоговейном упоминании имени испанки. Резко повернувшись к окну, она сильно сжала руки коленями, точно хотела укротить свои эмоции и обуздать желание разоблачить эту даму в глазах несчастной девчушки. Спорить Дженни не осмеливалась, она была не готова, да и не вправе вмешиваться в проблему, которая представлялась ей просто результатом душевного уродства, тогда как для Селесты решался сложнейший вопрос выбора между миром и Богом.

Селеста тем временем действительно робко пыталась объяснить что-то сама себе, но из ее еле слышного монолога Дженнифер уловила лишь несколько отрывочных и странных фраз, произнесенных по-французски.

– Так мудра, – шептала Селеста с отрешенным лицом. – Донья Франциска… совсем другая жизнь, муж, дети… Грех…

Последнее слово она вымолвила одними губами.

Дженнифер вскочила, резко выдвинула ящик комода и, достав сигареты, со стуком вернула его на место. Она в раздумье прошлась по комнате, прикурила сигарету от свечки и, выпрямившись, с наслаждением затянулась. Дым поплыл по комнате, его едковатая острота противоречила стерильной атмосфере кельи. Табачный запах принес ощущение жизни, обычной грешной жизни и смягчил сильнейшее раздражение, которое вызвала эта невыносимая сцена. Дженнифер сказала:

– Ведь ты не об этом хотела поговорить со мной? Так в чем дело?

Селеста перестала бормотать и ошеломленно уставилась на нее. Дженнифер испытала какое-то злорадное удовлетворение. Она затянулась сигаретой и повторила вопрос:

– Так в чем же дело?

Селеста моментально опомнилась. Она задумалась, потом вспыхнула, точно вспомнив о чем-то очень неприятном, выпрямилась и решительно вернулась к началу разговора:

– Недавно я виделась с Луисом.

– Да, ты уже говорила.

– И он рассказал мне, – она покраснела еще гуще, но ее милые глазки строго взглянули на Дженнифер, – рассказал, что вы опять спрашивали о смерти мадам Ламартин. Вы и ваш возлюбленный.

Дженнифер от удивления забыла о сигарете.

– Я и мой…

Селеста почти с ненавистью посмотрела на нее:

– Ваш парень, как сказал Луис. Разве вы не любите его?

Дженнифер медленно опустилась на кровать.

– Я… ну да, наверное. Я еще не… – Она изумленно смотрела на девушку. – Да, конечно.

На этот раз была ее очередь смущенно улыбнуться.

Едва обратив внимание на ее ответ, Селеста продолжала:

– Зачем вы все выспрашиваете? Почему Луис сказал, что в смерти мадам Ламартин есть какая-то тайна?

– Он так сказал?

– Да! Он говорит, что у вас и у того англичанина есть тайные подозрения. Это правда? Именно поэтому вы тогда расспрашивали меня? В чем вы меня подозреваете?

– Тебя? Ни в чем.

– Неправда!

Она возбужденно дышала, устремив на Дженнифер сверкающие глаза, лицо ее горело. В гневе она выглядела очаровательной. У Дженнифер засосало под ложечкой, когда она осознала, что придется выдержать еще одну эмоциональную атаку.

– Вы считаете, что я отравила ее? – запальчиво произнесла Селеста.

Дженнифер с трудом поборола раздражение:

– Бог с тобой, Селеста, не будь глупенькой! Конечно нет! Все это абсолютно не касается тебя! Уверяю…

– Тогда что за тайна? Что вы подозреваете? Что-то плохое?

– Да ничего! Ничего, ты тут совершенно ни при чем! Поверь, Селеста! Никто ни на секунду не усомнился в том, что ты сделала все возможное и много хорошего для… для мадам Ламартин.

– Но вчера вы расспрашивали меня и подозревали в том, что я скрываю какие-то подробности, хотя я уверяла вас, что ничего не знаю…

– Дело не в этом. Извини, мне пришлось быть настойчивой, но я была в полном недоумении, мне хотелось выяснить как можно больше. Я верю тебе, честное слово.

– Тогда к чему такая таинственность? – настаивала Селеста.

– Послушай, – устало сказала Дженнифер, – во всем, что касается тебя, нет никакой таинственности. Вопросы, которые мы – англичанин и я – задавали, касаются сугубо личных дел. Все они касались обстоятельств смерти мадам Ламартин, но абсолютно не касались тебя. Клянусь тебе. Теперь наконец понимаешь?

Но Селеста все еще не могла успокоиться.

– Я ухаживала за ней, – обиженно сказала она, – и была с ней почти до самой смерти. Значит, это меня касается. И я имею право знать о ваших подозрениях.

Дженни, терпение которой было на исходе, попыталась овладеть собой и сказала спокойно и с достоинством:

– Я ничего больше не могу сказать, Селеста. Если ты согласна принять мои уверения, прими их просто как факт. Больше я не могу сказать тебе ничего… сегодня.

– Сегодня?!

Голос Селесты зазвенел, она вытянулась в струнку, глаза ее сверкали от нетерпения.

Дженни со страхом распознала симптомы близкой истерики и быстро сказала:

– Дорогая, послушай…

Но девушка не обратила внимания. Она подалась вперед, упрямо мотнула головой и, не пытаясь скрыть неприязнь, запальчиво закричала:

– Сегодня? Нет уж, объясните мне, madame l’anglaise![30]30
  Мадам англичанка (фр.).


[Закрыть] Что произойдет сегодня? Что с вами? Отчего вы такая бледная, руки трясутся, а уж глаза… Да, вы определенно чего-то ждете!

– О господи, с чего ты взяла? – резко оборвала ее Дженнифер.

– С самого утра у вас такой странный вид! – пронзительно выкрикивала Селеста. – Я вас раскусила! Вы всюду шныряли, что-то выискивали, вынюхивали! Я видела. О да, я тоже следила за вами! Так что, что будет сегодня? Чего вы ждете? Что высматриваете там, за окном? Что должно произойти в долине сегодня вечером?

– Селеста, ради бога…

– Вы ждете полицейских? – во весь голос выкрикнула Селеста.

В коридоре послышались чьи-то шаги, мягкие скользящие монашеские шаги. Дженнифер, дрожа, поднялась с кровати.