Текст книги "Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник)"

Глава 12
Энигма

Так вот почему она так легко напала на след! Конечно, к тому времени, когда Дженнифер вышла из сада, Селеста уже давно скрылась по своим тайным делам. С другой стороны, с запоздалым испугом поняла Дженнифер, на выходе из монастыря она чуть было не столкнулась с доньей Франциской. Трудно сказать, знала ли донья Франциска о ночном паломничестве Селесты, но в данный момент это не имело значения. То, что происходило сейчас в кухне, оказалось гораздо более важным, и надо было постараться как можно больше увидеть и услышать.

Завывания ветра заглушали голоса, и она приникла к самому окну, напрягая слух.

Испанка сняла плащ и бросила его поперек стола, стоявшего в центре кухоньки.

Дженнифер с досадой обнаружила, что не может разобрать практически ни слова: быстрая скороговорка французской речи заглушалась завываниями ветра и ночными шорохами. Но одно было ясно: донья Франциска чертовски обозлена. Ее побелевшее лицо неузнаваемо исказилось, было ясно, что ею владела жуткая ненависть. Дженнифер даже испугалась – ей сразу представилась картина зловещего полета мстительных фурий.

Испанка умолкла, как будто ее перебили. Откуда-то из-за камина донеслась неразборчивая реплика, произнесенная приглушенным басом.

Неожиданное затишье капризного ветра позволило различить голос испанки, а то, что она говорила, было настолько важно, что от волнения у Дженнифер застучало в висках.

– Ее кузина, – говорила донья Франциска, – все выспрашивает. Я обманула ее, но она слишком подозрительна, а теперь еще считает, что получила доказательства своей правоты. Она не отстанет. – Ее голос стал громче и резче. – И что хуже всего, она остановилась в монастыре, и если мне не удастся придумать объяснения, которые удовлетворят…

Мужской голос забубнил что-то, но донья Франциска мгновенно оборвала его почти змеиным шипением:

– Идиот! Неужели ты не понимаешь, что ты натворил, ты, глупая похотливая скотина! – Эпитеты усугублялись откровенно презрительным тоном. – Obscène béte![21]21
  Грязная скотина! (фр.)


[Закрыть] Животное! Ты соображаешь, что можешь потерять? Если она…

Порыв ветра стер окончание фразы, но теперь Дженнифер, высунувшись чуть больше, разглядела собеседника, который резко шагнул вперед и остановился, рыча что-то неразборчивое. Она увидела крепкого высокого мужчину лет сорока пяти, с типичным замкнутым смуглым лицом пиренейского крестьянина. Черные глаза хмуро смотрели из-под густых бровей; прямой крупный нос и жесткая линия рта, искривленного злобной усмешкой. Суровое хищное лицо, возможно, было даже красивым, но сейчас все черты были искажены злостью. На нем застыло угрюмое и жесткое выражение, а каждое движение мужчины выдавало клокотавшую в нем ярость.

В сравнении с ним донья Франциска выглядела еще более аристократично: породистое лицо с горящими фанатичными глазами не излучало страха перед яростными выпадами, скорее, в нем было выражение легкого отвращения. Презрительно скривив рот, она заговорила снова, роняя какие-то язвительные, жалящие слова. И хотя Дженнифер чуть не выдавила стекло, пытаясь расслышать этот монолог, ветер почти полностью заглушал голос.

– Есть только один выход, и ты это знаешь. Неизвестно, сколько времени эта англичанка намерена рыскать здесь. Она доберется и сюда, ça se voit[22]22
  Это очевидно (фр.).


[Закрыть], раз уж она решила отыскать свою кузину.

Услышав это, Дженнифер прислонилась к стене и закрыла глаза; темнота сгустилась вокруг нее, сердце еще бешено колотилось, но постепенно, подобно порывам ветра, начало затихать. А обличающий голос все звучал:

– С самого начала твоя затея была безумием, но теперь – полный провал. Comprenez, imbécile, le suicide![23]23
  Пойми, глупец, самоубийство! (фр.)


[Закрыть]

Мужчина сказал что-то в ответ, но его голос был настолько тих, что ничего нельзя было разобрать. Донья Франциска едва сдерживалась, к ее язвительному презрению добавилась неприкрытая угроза. Дженнифер изо всех сил старалась понять стремительный французский:

– Vous feriez bien de vous rappeler…[24]24
  Неплохо бы тебе припомнить… (фр.)


[Закрыть] He забывай, Пьер Бюсак, у меня тоже есть права в этом деле! Ты должен понять, что эти игры выходят за рамки твоих личных дел! Есть только один выход, и ты его знаешь. Ты должен – слышишь? – должен избавиться от нее!

Пьер Бюсак рванулся вперед, точно хотел ударить донью Франциску, но она не двинулась с места. Он остановился, опустив тяжелые кулаки на стол, и, явно возражая ей, снова прорычал что-то неразборчивое. Она ответила, равнодушно наблюдая за ним:

– Но ты же понимаешь, что я права. Впрочем, как и всегда. Если ты подумаешь головой, а не другой частью тела, то поймешь, что единственный безопасный путь – избавиться от этой женщины. Мадам Ламартин, – ее голос повысился, а Дженнифер замерла в напряженном ожидании, – мадам Ламартин умерла от пневмонии и лежит на монастырском кладбище. Там она и должна остаться… Один вопрос, одно сомнение, один раз лопатой копнуть – и в этой долине будет не протолкнуться от полицейских. И тут уж тебе крышка, дружок!

– И вам тоже! – запальчиво отпарировал он.

– О, не думаю. – Она рассмеялась. – Я тут ни при чем. Все, что я могу потерять, – мой личный доход.

Бюсак поднял голову:

– «Все»? – У него вырвался ехидный смешок. – Вот именно, моя милая леди, вы можете потерять все. Все, что составляет смысл и мечту вашей жизни… Власть, слава – вот что должны были принести вам эти деньги. Зачем же еще вы прозябаете в этой богом забытой долине, если не для того, чтобы охранять свой «личный доход»? Не думайте, что я не знаю о планах, которые вы вынашиваете в своем алтаре, сеньора Франциска, выжидая и даже моля о смерти старой настоятельницы… Выжидая и надеясь, что добьетесь желаемого, когда она уже не сможет помешать вам. Она-то вас хорошо знает. Разве не так? Мадам приоресса монастыря долины Гроз. Да уж, тогда поминай как звали скромный сиротский приют! Вместо него будут роскошные хоромы с великолепной церковью, в которую потечет толпа туристов со всего света! – Его голос звучал уже откровенно издевательски. – Нет, вы очень боитесь потерять наш испанский трубопровод, ведь он непрерывно качает золото в ваши карманы и дает вам власть! Вы жить без этого не можете!

Она слушала, не реагируя, тяжелые веки прикрывали ее глаза.

Он заговорил снова:

– Да-да. Отлично вас понимаю. Власть, донья Франциска… вот зачем вам нужны деньги… – Его упавший до злобного шипения голос был отчетливо слышен в наступившем безветренном затишье. – И вам плевать, что они испачканы в крови.

Испанка хотела было ответить, но передумала. Дрогнувшее было лицо опять застыло, напоминая неподвижную маску, за которой может скрываться все, что угодно. Она подняла на него глаза:

– Завтра вечером. Ты должен избавиться от нее к завтрашнему вечеру.

Ее горящие темные глаза, казалось, прожгли одеревеневшее лицо.

Бюсак реагировал бурно. Он что-то закричал и, подняв пудовые кулаки, потрясал ими в приступе ярости. Но у доньи Франциски, видимо, был настолько сильный характер, что одного ее горящего взгляда оказалось достаточно, чтобы положить конец бунту. Она сказала все тем же четким и злым голосом:

– Я приду завтра вечером, как обычно, после богослужения и проверю. Тебе придется сделать это, мой бедный друг!

– Как? – спросил он хрипло.

Донья Франциска пожала плечами:

– Это твоя забота.

– Мне же не к кому, как вы понимаете, отослать ее!

Она молчала, не сводя с него глаз. Ветер утих. Дженнифер видела Бюсака, все еще опиравшегося на стол. Он вскинул голову и уставился на донью Франциску. Лица видно не было, но спина вдруг точно окаменела – от ужасной мысли, пришедшей ему в голову. Он заговорил, и в голосе его прозвучал ужас:

– Вы что, предлагаете убийство?

Она резко оборвала его:

– Я ничего не предлагаю. Повторяю, это твоя забота. Сам ввязался в эту историю, сам и выпутывайся. Я ничего не желаю знать.

– Я не пойду на такое, черт вас возьми!

Ее губы скривились.

– Каждый судит о других в меру своей испорченности, дружок. Мне надо только, чтобы ты убрал ее отсюда, из Франции. Езус Мария, тебе ли не знать, какой самый лучший путь для этого!

– Моя переправа? Отвести ее туда и направить в Испанию? В ее-то состоянии? Но это как раз и будет убийством, вы же отлично понимаете! С тем же успехом можно просто перерезать ей горло, и все.

– Ты преувеличиваешь. Если она настолько глупа, что заблудится, – какое нам дело? Ее выпустили на свободу, показали дорогу. Нет, в этом случае ее смерть не будет на моей совести! Повторяю: все, о чем я прошу, – чтобы ты удалил ее из Франции. А что случится дальше… – Она помолчала, черные глаза медленно скользили по его фигуре. – С чего это ты вдруг стал таким щепетильным? Тебе ли говорить об убийстве? Что оно значит для тебя… Пустяк – одним больше, одним меньше…

Он молчал, но не отводил от нее пристального взгляда. В комнате повисла тишина, и тут ветер опять начал завывать и хлопать ставнями, намокший подол плаща Дженнифер прилип к стене дома. Отчетливый голос доньи Франциски произнес:

– Итак, ты понял. Завтра к вечеру. А если не сделаешь… – Она впервые подошла поближе к нему. При этом ее горделивая осанка не изменилась, но в манере появилось нечто странное. Казалось, сейчас она понизит голос, склонится к нему и шепнет какую-то ужасную тайну. – Если не сделаешь…

Ветер грохотал на крыше оторвавшейся жестью. Дженнифер в отчаянии видела, что губы испанки беззвучно шевелятся. Мужчина отрицательно тряс головой, он сделал шаг вперед и стукнул кулаком по столу, точно в подтверждение отказа. Донья Франциска проигнорировала его жест, словно не заметив, и бросила последнюю ядовитую фразу. Затем повернулась к нему спиной и взяла свой плащ.

Дженни, не теряя времени, скользнула в темноту и полетела вниз по каменистой тропе со скоростью, которая оказала бы честь ведьме, летящей на шабаш.

Дженнифер вошла под арку между церковью и жилым корпусом и услышала слабый звук, доносящийся из-за неплотно прикрытой двери церкви. Поколебавшись мгновение, она решила, что достаточно опередила донью Франциску и может позволить себе заглянуть в церковь.

Сначала она ничего не заметила, потом в красноватом свете лампад открылась уже виденная ранее картина. Селеста стояла на коленях перед образом Скорбящей Богоматери. Дженнифер уловила тихий шепот и всхлипывания.

Она заметила капли дождя, блестевшие на плечах девушки, словно россыпь рубинов. Помня о той, которая должна была появиться здесь с минуты на минуту, Дженнифер быстро вышла из церкви и прикрыла тяжелую дверь, оставив Селесту наедине с ее тихими отчаянными мольбами.

Глава 13
Испанское каприччио

Теперь она с легкостью докажет Стивену, что была права. Дженнифер сгорала от нетерпения, но сдерживалась, то и дело отмечая, как медленно стрелка часов отсчитывает утренние мгновения.

Очевидно, сейчас бессмысленно рассказывать обо всем приорессе – разоблачить донью Франциску должен тот, кто сможет немедленно арестовать ее. Нельзя идти на риск, ведь если испанка заподозрит неладное раньше времени, то уничтожит улики, спрятанные на ферме Бюсака.

По той же причине она подавила в себе сильное желание встретиться со Стивеном раньше условленного часа. Ведь она приняла приглашение пожить в монастыре с ясно означенной целью – расспросить обитателей; отказ от этого намерения также мог вызвать подозрения, которых ей хотелось избежать. Но при всем желании ускользнуть из монастыря было нелегко, поскольку приоресса, определенно желавшая загладить их «ошибку», сразу после завтрака послала за Дженнифер и спросила ее в присутствии доньи Франциски о дальнейших планах.

– Донья Франциска, – мягко произнес старческий голос, – сделает все возможное, чтобы помочь тебе.

Испанка, глядя на Дженнифер из-под полуприкрытых век, выразила согласие.

Но у Дженнифер было достаточно времени на обдумывание и подготовку к этой встрече. Выбрав несколько относительно безопасных тем, она нудно и долго выспрашивала донью Франциску об аварии, о грозе, о прибытии кузины в монастырь, затем, конечно, о болезни и в заключение об отце Ансельме и о смерти кузины…

Испанка, не задумываясь, отвечала на все вопросы, голос был ровным и любезным, лицо, как всегда, ничего не выражало, но глаза смотрели очень внимательно. Дженнифер, в свою очередь, сразу дала понять, что нынешним утром уже раскаялась во вчерашнем недостойном поведении. С виноватым выражением лица, робко задавая самые невинные вопросы и словно с неохотой постепенно расставаясь со своими подозрениями, она добилась легкой презрительной улыбки, скользнувшей по губам доньи Франциски. Дженнифер с удовольствием отметила это, как и уменьшившуюся настороженность ее взгляда. Она продолжала разговор, не выходя из своего покорно-смущенного образа, чтобы усыпить бдительность коварной испанки.

Этот спектакль мог бы порадовать и удивить Стивена и до глубины души потрясти миссис Силвер. Завершением беседы стал обмен изящнейшими лицемерными заверениями: Дженнифер без конца расшаркивалась за вчерашние глупости, а донья Франциска признавала явное недоразумение и уверяла, что, как только выяснятся какие-либо факты, она сразу же даст ей знать…

В это время колокол возвестил об утренней службе, и Дженнифер, игравшей двойную роль гостьи монастыря и кающейся грешницы, не оставалось ничего другого, как принять приглашение испанки проследовать за ней в церковь и тосковать там до окончания этой, похоже, бесконечной службы.

После службы веселее не стало. Донья Франциска с любезным видом предложила ей посмотреть вещи кузины и решить, что с ними делать. Дженнифер не смогла придумать убедительных причин для отказа. Ей вдруг пришла в голову мысль, что испанка специально не выпускает ее из поля зрения, и Дженнифер испытала легкий укол страха. Но, к счастью, донья Франциска отправилась по делам, поручив ее сестре Мари-Аннет, круглолицей женщине лет сорока.

Целый час она искала подобающий предлог, чтобы вырваться от сострадательной и явно изголодавшейся по сплетням сестры Мари-Аннет. Но наконец она нашла единственное приемлемое для монахини объяснение и попросила оставить ее одну, чтобы еще раз совершить паломничество на могилу кузины.

Она торопливо покинула залитый солнечным светом коридор, сопровождаемая пристальными взглядами святых, спустилась по лестнице и, пройдя через вестибюль, вышла из здания. Сироты, окружив двух юных монахинь, собрались под аркой возле трапезной перед началом каких-то занятий, поэтому Дженни повернула в другую сторону, чтобы пройти в сад через западную дверь церкви.

Там, дойдя до середины главного нефа, она заметила Селесту и донью Франциску, обе были заняты какой-то работой. Дженнифер тут же пожалела, что пришла сюда.

Но они не замечали ее. Селеста вообще вряд ли могла увидеть Дженнифер. Она сидела на нижней ступеньке перед алтарем и, отогнув край настенного гобелена, штопала его, прокладывая крошечные аккуратные стежки. Донья Франциска устроилась повыше, на стуле, который во время службы, видимо, занимал священник, и протирала один из алтарных канделябров. Ее длинные пальцы касались малейшего изгиба, они не просто до блеска чистили подсвечники, а словно ласкали и нежили его. Но в то же время она не смотрела на то, что делает, ее взгляд был устремлен на склоненную головку девушки, и Дженнифер, в чьей памяти со вчерашней ночи жило разъяренное до безумия лицо испанки, была потрясена его выражением в эту минуту. Сейчас это было лицо, знавшее глубину и тяжесть поражений, исполненное страстного желания забыть все и отдаться горячему, безудержному чувству любви и нежности. Любовь… знавшая лишь бесплодное и всепоглощающее разочарование. На Дженнифер волной накатила острая неприязнь, и она быстро прошла к южным дверям. Донья Франциска на мгновение подняла глаза, проводила ее туманным взором и, словно не заметив, перевела взгляд на подсвечник.

Сердце Дженнифер тревожно забилось, она почти выбежала навстречу милому солнечному саду, где мирно трудилась добрая старушка-садовница.

Монахиня была слишком рада видеть Дженнифер в хорошем настроении, чтобы вновь затрагивать опасную вчерашнюю тему. Дженни немного поговорила с ней, чтобы окончательно успокоить, и прошла через сад на кладбище. Монашка осталась в саду, склонившись в почтительной, почти молитвенной позе перед персиковыми деревьями, занимаясь прополкой.

На кладбище Дженнифер пробыла ровно столько, сколько понадобилось, чтобы проанализировать, что именно вытянула из нее любопытная Мари-Аннет. Затем, бросив взгляд на закрытую южную дверь церкви, она быстро проскользнула через калитку, позволив себе наконец покинуть монастырь.

Но и здесь ей пришлось задержаться. Она услышала стук копыт и, обогнув стену, окружающую сад, увидела юношу, который встретился ей вчера неподалеку от монастыря. Он, как и прежде, скакал на статном гнедом жеребце, и те же две лошади сопровождали его.

Она остановилась в тени монастырских стен рядом с воротами. «Было бы неплохо, – подумала Дженни, – узнать у него побольше о Пьере Бюсаке и его жене». Ведь, по словам Стивена, этот юноша тоже жил в долине и вполне мог удовлетворить ее интерес.

Подъехав, он натянул поводья и окинул Дженнифер небрежным взглядом. Конь под ним норовисто гарцевал, мотал головой и фыркал, с шумом выбрасывая воздух через раздувающиеся ноздри.

Конь и всадник производили довольно сильное впечатление: рельефно очерченная мускулатура животного подрагивала под лоснящейся шкурой, парень непринужденно держался в седле, потертые джинсы и грязноватая голубая рубашка только подчеркивали красоту молодого сильного тела. Он был удивительно хорош собой: темные большие глаза, горделивый и чувственный, изящно очерченный рот с короткой верхней губой. Он выжидающе разглядывал Дженнифер, и она встревоженно заметила в дерзком прищуре его глаз оттенок явной неприязни и недоверия. Это смутило ее, и она сказала с заминкой:

– Вы, должно быть, Луис?

– Да.

Две свободные лошади рванулись в желанную тенистую прохладу под монастырскими стенами. Одна положила морду на спину другой, и та обернулась, прядая ушами и скаля зубы; успокоившись, они просто топтались в тени, опустив шею и лениво помахивая хвостом. Дженнифер на всякий случай отошла в сторону и заметила презрительную ухмылку, промелькнувшую в надменном изгибе юношеских губ.

Разговор явно не получался. Она начала снова, почти наугад:

– Я видела вас вчера вечером.

Это невинное замечание имело поразительный эффект. Ухмылка исчезла, темные глаза сузились. При этом, хотя парень даже не шевельнулся, жеребец ударил копытом и взмахнул хвостом, точно почувствовал легкую тревогу.

– Да?

– Вы прыгали через поток на дне ущелья. Наверное, вы живете на той стороне?

– Да, – в третий раз произнес Луис, но напряжение его взгляда исчезло, и конь тоже успокоился. Луис мотнул головой на запад. – Над ущельем за Пти-Гав.

Этот положительно словоохотливый ответ ободрил Дженнифер. Она подошла поближе и протянула руку к шее лошади:

– Красавец. Это ваш?

– Они все мои, – гордо сказал он. – Тех кобылок я сдаю внаем, но, – он провел рукой по лоснящейся шее, – но не этого, не Фуа.

Она осторожно погладила лошадь по шее. Шкура под ее пальцами была теплой и слегка подрагивала.

– Он кусается?

Легкая улыбка заиграла на губах Луиса.

– Только если я позволю.

– Тогда, пожалуйста, не позволяйте! – Она взглянула на него, нащупывая путь через невидимый барьер недружелюбия. – Вас зовут Луис. Вы, наверное, испанец, а не француз?

– Наполовину, мадемуазель, – ответил он вежливо. – Моя мать была испанкой, это правда, но отец родился в Ортезе.

– Гасконь? Понятно, – сказала она и, делая еще одну попытку сближения, добавила: – Тогда вам, наверное, очень здесь одиноко.

– Когда как.

В его голосе опять появилась легкая настороженность.

– А кроме вас, здесь живет еще кто-нибудь?

– Только Бюсаки. У них ферма там, наверху.

– Вы общаетесь с ними?

Его губы скривились.

– С Пьером Бюсаком не очень-то пообщаешься.

– Но вы бывали у них? У него симпатичная жена?

– Не знаю, не видел.

– Должно быть, ей очень скучно здесь. У нее есть хоть какие-то приятельницы?

– Не знаю. Откуда мне знать?

Его тон стал резким, почти грубым. Словно не замечая этого, она спросила:

– Вы знаете, кто я?

– Да. Вы кузина той женщины, что недавно умерла в монастыре. Это все знают.

– Все?.. Тогда вам, наверное, понятен мой интерес к этим местам. Ведь вы живете здесь все лето и, наверное, в курсе всех дел. Особенно монастырских.

Уздечка в его руке заметно дернулась, конь встрепенулся. Луис, не сводя глаз с Дженнифер, прикрикнул на него и, чтобы успокоить, похлопал рукой по шее. Лошадь быстро утихла, только тогда Луис наконец бросил с притворным равнодушием:

– Может, и так.

– Вы помните ту ночь, когда произошла авария? – не отступала Дженни.

– Конечно…

– А вы… ее вы не видели?

– Нет. С чего бы я стал таскаться в такую ночь по горам, – раздраженно ответил он, и ей вдруг припомнилось, что она видела его вчера вечером: он сидел на лошади в напряженной позе, и голова была втянута в плечи, как у хищной птицы, высматривающей добычу.

– Вы, случайно, не знаете, кто мог ее видеть?

Поводья блеснули и натянулись вдоль лоснящейся шеи коня. Пятки Луиса сжали бока животного. Вздыбившись, жеребец тряхнул гривой и пролетел к воротам, едва не задев Дженнифер. Она отскочила в сторону:

– Поосторожней!

Он не обратил внимания на этот возглас. Его темные глаза загорелись недобрым огнем.

– Вы задаете слишком много вопросов! – бросил Луис через плечо.

Он даже не пытался сдержать коня, но, несмотря на внезапный испуг и раздражение, Дженнифер, затаив дыхание, любовалась картиной, которая ей представилась. Кентавр? Достаточно затасканная тема. Да, у них было какое-то духовное сродство. Они словно стали частью друг друга – конь и юноша, умное животное мгновенно отзывалось на малейшие эмоции седока. Если один вскипал от злости, второй тут же преображал чувство в действие. Горячий свет лоснящейся шкуры, блеск стали, брызнувшая из-под копыт пыль – теплые волны исходили от животного, конь летел вперед, своевольно вскидываясь и явно выжидая момент, чтобы сбросить всадника. Луис дал ему немного порезвиться, затем привычным уверенным движением усмирил коня, и тот, хоть и не совсем успокоившись, вынужден был направиться к монастырским воротам. Там, в тени, погасли и стальной блеск, и испарина на вздымающихся боках, и конь, норовящий пролететь мимо намеченной для него цели, был остановлен легким движением смуглой руки юноши. Другой рукой он вытащил из-за пазухи пачку писем и, все с той же ловкостью и изяществом, небрежно бросил их в почтовый ящик. Рука взлетела к колокольчику и дернула за него, затем Луис натянул поводья – конь, послушный руке хозяина, рванул с места и одним гигантским прыжком вынес седока на яркий солнечный свет. Затихающее треньканье колокольчика перебил резкий свист. Две другие лошади, взбивая пыль, неохотно потрусили в туманную взвесь, поднятую их собратом. Потом, словно тоже получив некий импульс, вскинули головы и устремились вперед. Вскоре все трое, оглашая окрестности глухим перестуком копыт, перешли на привычный бешеный галоп и скрылись из виду.

– Очень интересно, – тихо проговорила Дженнифер, – что это на него нашло?

Она опомнилась, услышав последние вялые трели колокольчика, все еще покачивающегося на воротах и извещающего обитателей монастыря о прибывшей почте. Кто-то выйдет сейчас на этот призыв и заберет письма. Дженнифер не хотелось, чтобы ее вновь задержали, и она торопливо пошла вдоль стены. Уже заворачивая за угол, она услышала за стеной быстрые шаги.

Она притаилась за углом. Ворота открылись, письма были извлечены из ящика. Скрипнули петли, засов, лязгнув, вернулся на место. Шаги затихли.

Дженнифер поспешила вниз по тропе на свидание со Стивеном.