Текст книги "Гончие Гавриила"

Он остановился на середине фразы потому, что вошла Халида с подносом. Она поставила его на стол рядом со мной почта без стука, потом, ни на кого не глядя и не говоря ни слова, удалилась на комнаты. Она воспользовалась моими словами и принесла только кофе. Он был слабым, но горячим и свежим. Я налила чашку, выпила немного и почувствовала себя лучше.

– Более того, – сказал Генри Графтон, – у Халиды, Джона и меня есть общая причина, чтобы предпочитать живую леди Харриет мертвой.

– Вы имеете в виду, что они участвуют в вашем рэкете?

– Можно сформулировать и так.

– Бабушка оставила завещание? – спросила я резко.

Он улыбнулся.

– Она их писала по одному в неделю. Это развлечение стояло у нее на втором месте после кроссвордов.

– Это я знаю, иногда мы получали копии. Что случилось с ними всеми?

– Где-нибудь лежат. – Его это нисколько не волновало. – Она имела обыкновение прятать их в самые неожиданные углы. Боюсь, что здесь не слишком легко искать, но можете попробовать.

Я удивилась.

– Вы разрешите мне ходить, где угодно?

– Естественно. В действительности возможно, что собственность теперь принадлежит вам или, что более вероятно, вашему кузену.

– Или Джону Летману?

– Не исключено. Она была очень к нему привязана.

– Еще одно проявление эксцентричности?

– Очень распространенное. Но, боюсь, здесь не осталось ничего ценного. Могут обнаружиться какие-нибудь сувениры, которые вы захотите вырыть из общего хаоса, если угодно, можете попробовать.

– Например, кольцо Халиды?

Он выглядел удивленным.

– Гранатовое? Вам оно нравится? Оно действительно было ее любимым, и она всегда его носила, но я понял, что она подарила его Халиде… Но, конечно… Возможно, Халиде все равно…

– Доктор Графтон, не думайте, что я наглею, жадничаю и собираюсь нарушать волю покойных родственников, но кольцо имеет, я бы сказала, «сентиментальную ценность», и я уверена, что семья будет биться за то, чтобы получить его обратно. Кроме того, бабушка обещала отдать его мне. Если она отдала его Халиде, то действительно совсем уже сошла с ума, ни один суд такого подарка не признает.

– Оно такое ценное?

– Ничего не знаю о ценности гранатов, – сказала я абсолютно честно, – но можете поверить, что это не безделушка для горничной, какой бы преданной она ни была. Это кольцо принадлежало моей прабабушке, и я хочу получить его обратно.

– Значит, и должны. Я поговорю с Халидой.

– Скажите ей, что я куплю ей что-нибудь взамен, или она может что-нибудь выбрать из того, что осталось.

Я поставила чашку. Наступила пауза. Какое-то большое насекомое, жук, пролетело в дверь, покружилось по комнате и улетело. Я неожиданно почувствовала, что очень устала, разговор ускользал от меня. Я поверила ему… А раз так, все остальное ведь не имеет никакого значения?

– Хорошо, – сказала я, – итак, мы дошли до того, что происходило после ее смерти. Но прежде чем продолжить, покажите, где она.

Он встал.

– Да, конечно. Она покоится в саду принца, как и хотела. – Он провел меня через маленький двор мимо сухого фонтана, через солнце и тень, между клумбами, на которых ранней весной растут тюльпаны и ирисы. С высокой стены свисал белый жасмин, а рядом каскад желтых роз образовал сияющий занавес. Великолепный запах. В тени цветов лежал плоский белый неотесанный камень, в изголовье возвышался каменный тюрбан, как у мертвого мусульманина.

Я смотрела на него минуту, потом спросила:

– Это ее могила?

– Да.

– Без имени?

– На это не было времени.

– Вы так же, как и я, знаете, что это – мужская могила.

Он неожиданно резко двинулся, сразу начал себя контролировать, но я уже опять напряглась и испугалась. Это именно тот человек, который жестоко обращался со мной в машине, это он играет со мной в какую-то мерзкую игру здесь, где у него так много преимуществ… Где-то недалеко от поверхности, прямо под потной кожей, за масляно-черными глазами скрывалось что-то не такое приятное и мягкое, как старался мне внушить доктор Генри Графтон.

Но когда он ответил, в его голосе звучало всего-навсего приглушенное веселье.

– Нет, действительно, ни к чему вам подозревать меня в чем-то еще! Вы же знаете, что она одевалась как мужчина, да и вела себя соответственно. Полагаю, это давало ей свободу, которой женщины в арабских странах не обладают. Когда она была моложе, арабы называли ее принцем, из-за того, как она ездила верхом, каких держала коней и штат. Она запланировала это, – жест в сторону могильного камня, – еще при жизни. Это явно часть той же фантазии.

Я молча смотрела на стройную колонну, увенчанную тюрбаном. Из всего, что я видела, это казалось самым враждебным, самым иноземным символом. Я думала о могильных камнях в старом церковном дворе дома, больших дубах, о грачах, пролетающих мимо. Душ желтых лепестков полился на камень, промелькнула ящерица, замерла на секунду, посмотрела на нас и скрылась.

– Я приобрела замечательный могильный камень.

– Что? – спросил Генри Графтон.

– Извините, не осознала, что сказала вслух. Вы правы, это то, что она хотела. И, по крайней мере, она с друзьями.

– Друзьями?

– В следующем саду. Собаки, я видела их могилы. – Я отвернулась, чувствуя себя все более усталой. Тяжелая, насыщенная запахами жара, жужжание пчел, а может, остатки действия инъекции и напряженный день тяжело давили на меня.

– Надо вам уйти с солнца. – Темные глаза так и ввинчивались в меня. – С вами все в порядке?

– Прекрасно. Немного все кружится, но это не неприятно. Это был только пентотал?

– И все. Вы заснули не надолго, и это совершенно безвредно. Пойдемте.

После раскаленного сада комната показалась прохладной. Я с облегчением села в лакированное кресло и откинулась назад. Углы комнаты утопали в тени. Генри Графтон поднял со стола стакан и налил в него воды.

– Выпейте это. Лучше? Еще одну сигарету, вам это поможет.

Я взяла ее автоматически, он дал мне прикурить и отодвинулся на своем стуле из столба солнечного света. Я положила ладони на ручки кресла. Почему-то изменился тон разговора, его докторская забота обо мне сразу сделала его главнее меня – пациентки. Через наплывающую усталость я попыталась снова атаковать и холодно обвинять.

– Хорошо, доктор Графтон. Первая часть расследования окончена. На какое-то время я принимаю вашу версию о естественной смерти бабушки и верю, что вы сделали все возможное. Теперь перейдем к тому, почему вам нужно было все это скрывать, устраивать маскарад и… делать то, что вы сделали со мной. Вам осталось объяснить еще очень многое. Продолжайте.

Минуту он разглядывал свои ладони, лежащие на коленях, потом поднял голову.

– Когда вы позвонили ко мне домой и узнали, что я уехал, вам что-нибудь рассказывали обо мне?

– Ничего конкретного, но выразительно молчали. Я подумала, что у вас неприятности.

– Действительно, они у меня были, поэтому я исчез, пока обстоятельства позволяли. Могу перечислить массу мест, которые предпочитаю ливанской тюрьме.

– Так плохо?

– Даже весьма. Маленькое дело о незаконной покупке и продаже медикаментов. Здесь к убийству относятся легче.

– Вас не могли просто депортировать?

– Вряд ли это помогло бы. Так получилось, что я гражданин Турции, а наказания там даже еще хуже. Поверьте мне на слово, я должен был исчезнуть, причем быстро, прежде, чем меня схватят. Но у меня в стране были вложены средства, и будь я проклят, если собирался уехать, не реализовав их. Естественно, я боялся, что однажды это может случиться, поэтому кое-что подготовил. Дар Ибрагим был моим центром и, можно сказать, складом уже какое-то время, а за последние несколько месяцев мне удалось заинтересовать Джона. Поэтому мое исчезновение прошло достаточно гладко. Я доехал до аэропорта, прошел таможенный контроль, потом кое-кто другой взял мой билет и улетел. Если вы видели здешний аэропорт, то представляете, что это может быть сделано. Джон ждал меня у аэропорта и сразу отвез сюда задней дорогой, по ней я и вас вез сегодня. Ваша бабушка ожидала меня. Естественно, я не сказал ей правды, преподнес какую-то историю про аборт и бесплатные лекарства для пациента из низшего класса. Как и женщина Стенхоуп, она крайне не одобряла законов этой страны, поэтому приняла меня и держала это в секрете. Она была слишком довольна появлением личного врача и так любила поговорить, что почти не задавала вопросов и не интересовалась другими людьми. Что касается слуг… Халида положила глаз на Джона, как на единственную возможность уехать из Салька, а ее брат уже работал на меня. Молчание Яссима практически не нужно покупать, нужна практика, чтобы понимать у него хотя бы одно слово из двенадцати, и в любом случае он слишком глуп, чтобы осознавать, что происходит. Поэтому я здесь очень мило устроился, с хорошей базой для работы и помощью Джона, как внешнего агента, и приступил к ликвидации своих вложений. Все шло как во сне, никаких подозрений, равномерно, как часы, предстояло появиться деньгам, а мне – окончательно уехать в конце лета…

Он остановился. Я наклонилась, чтобы стряхнуть пепел в блюдце, но промахнулась и добавила новый оттенок к имеющейся пыли.

Он продолжал.

– Потом всего две недели назад умерла леди Харриет. Бог мой, и вы еще думаете, что я ее убил! Я девять часов не отходил от ее кровати и бился за ее жизнь, как тигрица. Вот такая ситуация. Она умерла, ее смерть должна широко распахнуть двери и бросить меня в пасть львам. В конце концов мы решили не поднимать шума и держать ее смерть в секрете. Мы надеялись, что удастся растянуть это на несколько недель, необходимых, чтобы завершить начатую операцию. Я не надеялся на больший срок, риск слишком велик. Оставалось согласиться с неизбежными потерями и с бешеной скоростью подготовить план отступления, и нам это удалось. Но мы не рассчитывали на ваше появление. Ни одно слово вашей бабушки не заставляло предположить, что существует преданная семья, способная ломиться в двери. Но тут, в самый неподходящий момент, появились вы.

Солнце почти село, его последние лучи легли у моих ног. Шевелилась пыль. Я смотрела на нее лениво. Человек напротив казался странно далеким.

– Сначала мы думали, что вас легко отпугнуть, но вы оказались настойчивой девушкой и достаточно крутой. Вам удалось перепугать Джона, и мы боялись, что вы способны, если действительно начнете волноваться, высвистать для помощи самых разнообразных юристов, полицию, войска ООН и Бог знает что еще. Поэтому мы решили устроить маскарад, и если бы он удовлетворил вас, мы бы получили нужные нам несколько тихих дней. Отчаянная идея, но я думал, что несколько минут в темноте да еще в мужской одежде я осилю. Привычки леди Харриет и навели меня на эту мысль. Если бы мы вообще отказались впускать вас к бабушке, вы бы решили, что она больна, и Джон препятствует общению из собственных корыстных интересов. А если бы вы оказались достаточно подозрительной, чтобы привезти из Бейрута доктора и юриста, все бы пропало. Поэтому мы попробовали, и все сработало.

Я кивнула, вспоминая наш разговор. Хриплый шепот, скрывающий мужской голос, мелькание лысого черепа под тюрбаном, ввалившийся рот, из которого он, очевидно, вытащил нижние вставные зубы, напряженные черные глаза. Халида и Джон Летман нервничали совсем не по тем причинам, которые я вообразила.

– Теперь поняла, – сказала я. – Во время ужина Джон Летман выяснил о семье все, что мог, чтобы вы знали и то, что не рассказала вам бабушка Харриет. Вы знали, что я не видела ее с детства, и думали, что легко сможете меня обдурить, а Чарльз общался с ней недавно, поэтому, естественно, бабушка Харриет его принимать не захотела. Да, неплохо придумано, доктор Графтон. – Я выпустила большое облако дыма в воздух между нами. – А между прочим, вы ведь получили от этого удовольствие, правда? Джон Летман пытался меня выпроводить и, видит Бог, я ушла бы, но вы меня не отпускали, вам нравилось делать из меня дурочку.

Он улыбался лицом бабушки Харриет, еле заметным за облаками дыма и летающей в солнечных лучах пылью, так далеко, будто я смотрела через перевернутый бинокль. Я сказала:

– Хорошо, все сработало. Вы обдурили меня и прогнали Чарльза вполне успешно. После моего ухода все у вас стало в порядке, так зачем было тащить меня обратно? Я удалилась, правда ведь, совсем удовлетворенная. Зачем было так меня сюда волочь?

– Потому что мы вовсе не прогнали вашего кузена, и вы это прекрасно знаете. Ой, не изображайте мне абсолютную невинность, этот образ вам не подходит. Рассказать, что случилось? Когда вы первый раз отсюда ушли, вы встретились не с водителем, а с кузеном, и вместе разработали план впустить его ночью. Он пришел, и вы обследовали дворец. Да, дорогая, теперь вы выглядите более естественно.

– Как вы это узнали?

– Ваш драгоценный кузен рассказал мне об этом сам.

Я потеряла дар речи, просто смотрела. И не совсем четко воспринимала слова. Комната кружилась вокруг в дыму и пыльном тумане.

– Когда вы вернулись в комнату, он должен был выйти через задние ворота, не так ли? – Графтон говорил почти нежно. – Так он этого не сделал. Мы с Джоном наткнулись на него в нижнем проходе, когда он пытался открыть одну из запертых дверей. Скрывать, кто он такой, было бы бесполезно, вы очень похожи друг на друга. Поэтому мы… приняли его на постой. С тех пор он благополучно заперт в тюрьме дворца. Вас ведь не удивляет, что во дворце есть тюрьма? К несчастью только одна камера находится в приличном состоянии, поэтому, когда мы поймали и вас, пришлось запереть вас в кладовке.

– Здесь? Чарльз здесь? Я вам не верю. Этого не может быть! – Что-то случилось с моими мозгами, я плохо ориентировалась в комнате, полной дыма, не могла понять, где дверь или как далеко до окна. Я положила руку на лоб. – Вы лжете. Я знаю, что вы лжете. Он написал письмо и оставил его для меня в Бейруте. Он уехал в Дамаск встретиться с отцом Бена… Нет, в Алеппо. И мы видели его, да, мы видели его в пути…

– Он действительно написал вам письмо. Сам предложил это сделать. Если бы он не обеспечил, чтобы вы держались подальше от Дар Ибрагима и не начали искать его, когда он утром не появился в «Фениции», мы бы не отпустили вас утром.

– А почему отпустили?

– Водитель и гостиница. Ваш кузен указал, что легче отпустить вас, чем рисковать, что кто-то начнет задавать вопросы. Кроме того, он нам сказал, что вы убеждены, что видели бабушку живой и здоровой, и можете помочь распространить слухи, что все нормально.

– Значит, он написал письмо, нарочно мне наврал, даже притворился, что видел ее и узнал… Я уже об этом думала, решила, что он видел вас, и так же ошибся, как и я… Значит это письмо написано просто, чтобы держать меня подальше?

– Именно так.

Я ничего не сказала. Разговор почему-то терял смысл. Графтон все шире улыбался, а я с интересом его разглядывала. Верхние зубы у него были натуральные, длинные и желтые. Он продолжал говорить, обрывки информации летали по комнате, как клочья бумага, и укладывались в странный узор. Джон Летман – это несомненно «англичанин», которого издалека видел фавн. Он отвел «Порш» в Бейрут рано утром и спрятал у кого-то на заднем дворе. Потом он нанял кого-то по имени Юсуф и дал ему письмо. И обратно его привез этот Юсуф, а потом доставил письмо в отель и начал меня пасти…

– Но вы, дорогая, не держались вдали от линии огня. Стало ясно, что вы собираетесь задавать крайне неприятные вопросы и входить в крайне неподходящие контакты. Вы позвонили в Англию. И на основе того, что услышал наш человек при вашем разговоре с Дамаском, мы решили вас изъять.

– Араб в соседней будке… – Я это сказала самой себе, не ему.

– Определенно. Ну так вот, поскольку вы сделали ваши планы общеизвестными, а проклятый водитель был уже с вами, а нам не нужно было, чтобы обращали внимание на Дар Ибрагим, мы решили, что лучше всего вам исчезнуть по ту сторону границы. Все очень просто и без особого вреда: машина остановлена, вы ограблены, документы отняты и машина сломана… Где-нибудь достаточно далеко от границы. Юсуф был уверен, что сможет иммобилизовать вас надолго. Поэтому он взял «Порш» и стал вас дожидаться. Это была ловушка, конечно, и вы в нее попались.

– Хамид! Если вы что-то ужасное сделали с Хамидом…

– Ничего, если он разумен. Большинство арабов разумны, если поставить их в соответствующие обстоятельства. – Он засмеялся. – Я сначала подумал, что ваша остановка на границе сорвет наши планы, но все сработало как мечта. Вы не видели меня, но я был там и видел происшедшее. Мой водитель последовал за вашим до здания таможни и все слышал, поэтому я отправил его сказать Юсуфу, что надо ехать на юг и избавиться от машины вашего кузена. Но, к счастью, вы увидели ее с горы и отправили своего водителя в погоню. Моя машина вернулась, и я узнал, что ваша отправилась на ту сторону. Поскольку ни ваш водитель, ни «Порш» не вернулись обратно, можно понять, что Юсуф убедил его или просто осуществил первоначальный план и оставил его где-нибудь остывать до утра. Мы не можем подпустить его к телефону, это вы понимаете. А дальше все было так легко, что трудно поверить. Вы рассказывали всем окружающим, что отправляетесь в отель «Адонис» искать машину в Бейрут, поэтому я просто приехал туда первым и стал вас дожидаться. Новый управляющий не мог меня узнать, но я абсолютно уверен, что ко времени вашего появления поверил, что знаком со мной всю жизнь. Вы никогда бы не сели в незнакомую машину прямо на дороге, но раз встретили человека в отеле и были представлены ему… – Он улыбнулся. – Вы, надеюсь, оценили мои воспоминания. Помните, как вы рассказывали об этом приключении бабушке?

– Очень умно. Вы необыкновенно умны. У вас тут целая империя со шпионами, водителями и машинами. Что-то очень хорошо окупается. Перестаньте улыбаться, вы, сучкозубый гаденыш, что вы сделали с Чарльзом?

– Уже сказал. Он заперт.

Улыбка исчезла.

– Вы его избили?

– Вчера ночь была несколько грубой.

– Вы раздражали Чарльза? Не удивительно, что Летман несколько потрепан. Я заметила, что у него лицо болит, а теперь вспомнила, что он все время отворачивался. А теперь он очень красив, правда? Милый старый Чарльз! И ах, моя бедная бабулечка! А вас он сильно побил?

Даже тени улыбки не осталось. Он густо покраснел, и у него начала биться вена на виске.

– Он ко мне не прикоснулся. У меня был пистолет. Признаю, что от Джона мало толка, но что с наркомана взять.

– Наркоман? – Очень плохо у меня стало с произношением. Графтон от меня отдалился, комнату заполнили тени. Я наклонилась вперед, чтобы все рассмотреть. Я понимала, что должна беспокоиться за Чарльза и вообще бояться, но у меня мысли расплывались. Мозги отказывались работать, взлетели высоко и светились. Свет поднимал меня со стула, я взлетала к потолку и разлеталась по углам.

Графтон оказался очень близко и раздулся до громадного размера. Стоял надо мной и говорил порочным голосом:

– Да, наркоман, глупая, испорченная маленькая ведьма. Наркотики. Я, кажется, говорил про медикаменты? Подвалы забиты коноплей, сегодня она будет отправлена. Еще одно состояние растет в ноле. Если бы леди Харриет не умерла, я бы успел собрать урожай. И не только конопля. В Турции и Иране выращивают опиум, не знали? Это хороший товар. Опиум, морфин, героин. Линия через Сирию работает, как мечта, и все, что нужно, – это спокойствие Дар Ибрагима и время.

Я хотела положить остаток сигареты в блюдце, но оно было очень далеко и доставать до него было так тяжело… Окурок упал из пальцев на пол. Он падал очень медленно, но я не пыталась его ловить, а просто сидела и смотрела на свою руку, которая была очень длинная и отсоединилась от тела.

– Все это у нас было, пока не появились вы. Комната рядом с кладовкой, куда мы вас поместили, – наша лаборатория. Мы трудились как рабы, перегоняя состав, с тех самых пор, как пришла последняя партия. Все равно пришлось бы свернуть дело в этом году, несомненно, и передвинуть базу. Ублюдки из отделения наркотиков ООН стали закручивать гайки, а Национальная Ассамблея обещает взяться за все круче, чем раньше… И, конечно, с тех пор, как умерла старая леди, Дар Ибрагиму конец. Сегодня приходит караван… – Он опять засмеялся, поднял окурок и положил на блюдце. Его лицо плавало рядом с моим. – Странно себя чувствуете, да? Не слишком способны к общению? Это то же самое, что вы курили в машине, а теперь еще две, милашка, и вернешься в свою маленькую комнатку и будешь спать… Пока день не кончится.

Я бы хотела воспринимать все серьезно. Все вокруг было, как обрывки картинок, приснившиеся на рассвете. Вялое тело Летмана, лицо побежденного, и запавшие серые глаза. Пламенный взгляд молодой арабки. Пучок конопли и бегущая собака. Свет пульсировал в ритме моего сердцебиения, чей-то голос бился в воздухе барабанным боем, а я плавала в небесах, красивая и могучая, как ангел, рядом с паутиной на потолке. А внизу в темной комнате на красном лаковом кресле сидела девушка, ее тело в дорогом простом платье обвисло, лицо побледнело, она улыбалась. У нее прямые, хорошо подстриженные волосы. Руки загорелые, пальцы длинные, на одном запястье золотой браслет, который стоил всего восемьдесят фунтов. Он сказал, что она испорченная ведьма, а теперь она на него смотрела. У нее очень большие черные глаза, они стали еще больше от действия наркотика. Бедная глупая ведьма попала в беду, а я для нее ничего не могу сделать, да и все равно… А она вовсе не испугана.

В комнату приплыла тень Джона Летмана, медленно пролетела над полом, остановилась и спросила у доктора Графтона:

– Отрубилась, да?

– Две сигареты. Позаботься о ней. А парень?

– В порядке. В комнате полно дыма, он там все равно что хладный труп. Никаких проблем.

Генри Графтон засмеялся.

– Нигде никаких проблем. Полное спокойствие, пока все не закончилось. А ты, молодой Джон, ограничь свой рацион. Только что принял, судя по виду? Больше не получишь. Можешь курить, если хочешь, но ничего крепче не проси, не дам, пока груз благополучно не пройдет через Бейрут. Слышал? Нормально. Уноси ее.

Молодой человек остановился у кресла. Девушка сонно шевельнула головой и улыбнулась ему, посмотрела туманно. Она пыталась заговорить, но не могла. Голова откинулась назад.

– Должен сказать, – произнес Джон Летман, – что она мне так нравится больше.

– В смысле, она слишком хорошенькая, чтобы иметь язык, как муравьиная задница? Согласен. Господи, что за семья! Она напоминает старую леди в самые плохие дни. Ну что же, все, что она получила, ею заслужено. Боюсь, что придется ее вести.

Летман наклонился над креслом. От его прикосновения наркотические пары на секунду рассеялись, я опустилась с потолка в тело внизу, а Летман в это время тянул меня вперед и просовывая под меня руку. Я сумела медленно и, как мне казалось, с большим достоинством сообщить:

– Я прекрасно себя чувствую, спасибо.

Он нервно ответил:

– Ничего подобного. Вставайте, я не сделаю вам плохо. Не бойтесь.

– Вас? Не смешите меня.

Он прикусил губу, вытащил меня из кресла и перекинул через плечо, как кинематографический похититель. Стыдно сказать, но я испортила всю картину тем, что по-идиотски хохотала вниз головой всю дорогу до своей темницы.