Текст книги "Слишком много и всегда недостаточно"

Мэри, одной из шести дочерей, предложили отправиться в путешествие в Америку, где и возможностей, и мужчин было больше.

В начале мая 1930 года Мэри взошла на борт лайнера «Трансильвания», чтобы воссоединиться с двумя своими сестрами, которые уже осели в Соединенных Штатах. Несмотря на ее статус прислуги, белой англосаксонке Мэри разрешили бы въезд в страну даже по новым драконовским правилам иммиграции, введенным девяносто лет спустя ее сыном. На следующий день после прибытия в Нью-Йорк ей исполнилось восемнадцать, и вскоре после этого она встретила Фреда.

Фред и Мэри поженились в субботу в январе 1936 года. Отметив событие в гостинице Carlyle на Манхэттене, они на одну ночь отправились в свадебное путешествие в Атлантик-Сити. В понедельник утром Фред вернулся в свой бруклинский офис.

Супружеская пара поселилась в своем первом доме на улице Wareham Road, чуть дальше вниз по улице от дома на Devonshire Road, где раньше Фред жил со своей матерью. В первые годы их брака Мэри пребывала в священном трепете от своего головокружительного успеха как в финансовом, так и в социальном плане. Статус прислуги с проживанием сменился на статус хозяйки дома с собственной прислугой, которой не приходится ежедневно бороться за выживание. Обладая свободным временем, которым можно было распоряжаться по собственному усмотрению, и деньгами, чтобы ходить по магазинам, она быстро забыла о своем прошлом, что, вероятно, объясняет, почему она так легко судила других, которые начинали при похожих обстоятельствах. Они с Фредом вели обычную жизнь со строго определенными ролями, отведенными мужу и жене. Он управлял своим бизнесом, который держал его в Бруклине по десять-двенадцать часов в день, шесть дней в неделю. Она занималась домом, но правили в нем он и – по меньшей мере поначалу – его мать. Элизабет была грозной свекровью, которая в первые годы брака своего сына делала все, чтобы Мэри поняла, кто тут на самом деле главный. Она навещала их в белых перчатках и доводила до сведения невестки, чего ждет от нее по части ведения домашнего хозяйства, прозрачно намекая на то, кем Мэри была до замужества.

Несмотря на издевки Элизабет, эти первые годы брака Фреда и Мэри были оживленными и исполненными надежд. Фред насвистывал, спускаясь по лестнице перед уходом на работу, а вернувшись вечером домой, насвистывал, поднимаясь в свою комнату, чтобы переодеться в свежую рубашку перед ужином.

Мэри и Фред не обсуждали имена своих будущих детей, так что, когда родился их первый ребенок – дочь, – они назвали ее Мэриэнн, объединив первое и второе имя Мэри. Первый сын супружеской четы появился на свет полтора года спустя, 14 октября 1938 года, и был назван в честь своего отца – с одним небольшим изменением: второе имя Фреда-старшего было Christ (как девичья фамилия его матери); а сына назвали Фредерик Crist. Все, кроме отца, звали его Фредди.

Создается впечатление, что Фред распланировал будущее сына еще до того, как тот появился на свет. Хотя, повзрослев, Фредди в полной мере ощутил бремя возлагаемых на него ожиданий, в раннем возрасте он сполна пользовался преимуществами своего положения, отличавшего его от Мэриэнн и остальных детей. Ведь у него было особое место в планах отца: он должен был стать тем, благодаря кому империя Трампов будет расширяться и процветать в веках.

Прошло три с половиной года, прежде чем Мэри родила еще одного ребенка. Непосредственно перед появлением на свет Элизабет Фред на длительный период уехал работать в Вирджиния-Бич[7]7
  Вирджиния-Бич (Virginia Beach) – крупнейший город штата Вирджиния. – Прим. ред.


[Закрыть]. Дефицит жилья, образовавшийся в результате возвращения военнослужащих со Второй мировой войны, открывал возможность строить квартиры для военных моряков и членов их семей. У Фреда было время отточить свои навыки и заработать репутацию, позволяющую получать такие подряды: пока другие годные к строевой службе мужчины находились в действующей армии, он, как сын своего отца, предпочел оставаться в тылу.

Благодаря своему растущему опыту одновременного строительства большого количества объектов и врожденному умению использовать в собственных целях местные СМИ, Фред познакомился с влиятельными политиками и научился у них, как правильно просить о содействии, а главное – как получать государственное финансирование. Насколько выгодны правительственные субсидии для его девелоперского бизнеса, Фред понял по проекту в Вирджиния-Бич. Его привлекательность состояла в щедром финансировании, предоставляемом FHA[8]8
  FHA (Federal Housing Administration) – Федеральное управление жилищного строительства. – Прим. ред.


[Закрыть]. К моменту, когда Фред начал пользоваться ее щедротами, эта организация, созданная в 1934 году президентом Франклином Рузвельтом, явно вышла за пределы своей изначальной сферы деятельности. Ее главной задачей было обеспечение постоянно растущего населения страны достаточным количеством доступного жилья. А после Второй мировой войны FHA, судя по всему, в равной мере озаботилась обогащением девелоперов вроде Фреда Трампа.

Проект в Вирджинии был также шансом развить опыт, который Фред начал приобретать в Бруклине: реализовывать крупномасштабные проекты строительства жилья максимально быстро, эффективно и дешево, сохраняя при этом их привлекательность для квартиросъемщиков. Когда постоянные разъезды туда и обратно стали слишком неудобны, Фред перевез в Вирджиния-Бич всю свою семью уже вместе с малышкой Элизабет.

Если не считать непривычного окружения, для Мэри жизнь в Вирджинии мало отличалась от той, которую они вели до переезда. Фред работал допоздна, оставляя ее одну с тремя маленькими детьми. Их социальная жизнь проходила в окружении людей, с которыми муж работал или в чьих услугах нуждался. В 1944 году бюджетные деньги от FHA иссякли, и Фред с семьей вернулся в Нью-Йорк.

После возвращения в Jamaica Estates у Мэри случился опасный выкидыш, на полное восстановление после которого ушли долгие месяцы. Врачи предостерегали ее от последующих беременностей, но год спустя Мэри обнаружила, что снова ждет ребенка. Из-за выкидыша создалась большая возрастная разница между старшими и младшими детьми. Мэриэнн и Фредди были настолько старше двух других детей, что казалось, будто они принадлежали к разным поколениям.

Дональд, четвертый ребенок и второй сын супружеской четы, родился в 1946 году, одновременно с появлением у Фреда планов строительства нового дома для семьи. Он приобрел земельный участок площадью в половину акра сразу за домом на Wareham Road, расположенным на холме с видом на Midland Parkway, – широкую, обсаженную деревьями автомагистраль, которая проходит через весь район. Когда дети узнали о предстоящем переезде, то шутили, что им не придется нанимать грузовик: они могут просто скатить весь свой скарб вниз по склону холма.

Дом площадью более четырех тысяч квадратных футов был самым впечатляющим особняком в округе, но все же меньше и не настолько помпезный, как многие усадьбы, возвышающиеся на холме в северной части района. Расположенный на самом высоком месте участка, в послеобеденное время Дом отбрасывал тень на широкие, вымощенные плитами дорожки, ведущие с улицы к парадному входу, которым мы пользовались лишь по особым случаям. Декоративные фигурки в виде жокеев[9]9
  Lawn jockey – небольшая статуя человека в одежде жокея, обычно устанавливаемая перед домом в качестве символа гостеприимства. Исторически жокеи были афроамериканцами. – Прим. пер.


[Закрыть], напоминающие о расистской эпохе «Законов Джима Кроу»[10]10
  Законы Джима Кроу (Jim Crow laws) – широко распространённое неофициальное название законов о расовой сегрегации в некоторых штатах США в период 1890–1964 годов. – Прим. пер.


[Закрыть], вначале перекрасили в розовый цвет, а потом заменили цветами. Фальшивый фамильный герб на фронтоне над главным входом остался нетронутым.

Хотя со временем Куинс станет одним из самых мультикультурных районов на планете, в сороковых годах, когда мой дед купил эту землю и построил величественный дом из красного кирпича в колониальном стиле с двадцатифутовыми колоннами, его население на 95 процентов состояло из белых. В Jamaica Estates, где проживали представители верхушки среднего класса, население состояло исключительно из белых англосаксов. Когда в 1950-х годах в этот район переехала первая итало-американская семья, Фред был шокирован.

В 1947 году Фред приступил к осуществлению на тот момент важнейшего крупномасштабного проекта своей карьеры: комплекса Shore Haven в районе Бенсонхерст, Бруклин, состоящего из тридцати двух шестиэтажных жилых домов и торгового центра на площади более тридцати акров. На этот проект FHA выделила льготное финансирование в сумме 9 миллионов долларов, которые выплачивались непосредственно Фреду. Схожим образом и Дональд в будущем будет наживаться на налоговых льготах, щедро предоставляемых ему как городом, так и штатом. Будущие съемщики 2201 квартиры этого комплекса относились к социальной прослойке, которую Фред раньше называл «нездоровой», считая, что достойные люди живут только в собственных квартирах или домах на одну семью. В прошлом он специализировался именно на такой застройке, но 9 миллионов долларов – очень убедительная сумма. Примерно тогда же стало очевидно, что состояние Фреда лишь продолжает расти, и они с матерью создали трасты в пользу его детей, призванные вывести деньги семьи из-под налогообложения.

Правивший дома железной рукой, деспотичный Фред очень умело кланялся и приседал перед более могущественными и влиятельными людьми. Я не знаю, как он приобрел этот навык, но впоследствии Фред передал его Дональду. Со временем он установил контакты с лидерами отделения Демократической партии в Бруклине, политической машиной штата Нью-Йорк и представителями федеральных властей. Многие из этих людей были ведущими игроками в секторе недвижимости. Если для получения льготного финансирования нужно подлизываться к местным политиканам, влияющим на принятие решений в FHA, значит, так тому и быть. Он вступил в элитарный пляжный клуб, расположенный на южном побережье Лонг-Айленда, а позднее в North Hills Country Club. И тот, и другой он считал отличным местом для того, чтобы развлекать, впечатлять и заводить знакомства с людьми, способными направить государственные деньги в его бизнес. Примерно тем же в 1970-х годах занимался и Дональд в Le Club Нью-Йорка и в гольф-клубах по всей стране.

Поговаривали, что ради собственного спокойствия Фред тайком сотрудничал с мафией; позднее то же самое приписывали и Дональду с его Trump Tower и казино в Атлантик-Сити. Когда Фред получил финансирование FHA на еще один свой девелоперский проект, Beach Haven, стало очевидно, что его стратегия строительства на дармовые деньги налогоплательщиков работает просто блестяще. Этот жилой комплекс на Кони-Айленд, занимающий территорию площадью сорок акров и состоящий из двадцати трех зданий, принес ему 16 миллионов долларов чистой прибыли.

Хотя бизнес Фреда был построен во многом за счет государственного финансирования, налоги он платил неохотно и делал все, чтобы от них уклониться. На пике роста своей империи он не тратил ни цента без необходимости и никогда не залезал в долги (этот принцип не распространился на его сыновей). Фред, чье мировоззрение сформировалось под воздействием Первой мировой войны и Великой депрессии, владел своими объектами недвижимости без каких-либо юридических или финансовых обременений. Прибыль от арендной платы, которую получала его компания, была огромной. Для человека с состоянием такого уровня Фред, чьи дети говорили, что он был скуп как дядюшка Скрудж, вел относительно скромный образ жизни. Несмотря на уроки фортепиано и частные летние лагеря – в соответствии с его представлением о том, что ожидается от человека его общественного положения, – два его старших ребенка росли, чувствуя себя «белыми бедняками». Мэриэнн и Фредди пятнадцать минут шли пешком до бесплатной государственной школы № 131, а когда хотели отправиться в город, как все живущие в отдаленных районах Нью-Йорка называют Манхэттен, садились на метро. Безусловно, они не были бедными – и, если не считать недолгих затруднений после смерти его отца, Фред тоже никогда не был.

Состояние Фреда давало ему возможность жить где угодно, но он провел большую часть своей взрослой жизни менее чем в двадцати минутах ходьбы от того места, где вырос. За исключением нескольких выходных, проведенных с Мэри на Кубе в ранние годы их брака, он никогда не покидал страну. По завершении проекта в Вирджинии он даже из Нью-Йорка выезжал крайне редко.

Его бизнес, при всем размахе и доходности, выглядел столь же провинциально. Число зданий, которые находились в его владении, приближалось к пятидесяти, но сами строения были относительно малоэтажными и однотипно утилитарными. Его владения оставались почти исключительно в пределах Бруклина и Куинса. Для него Манхэттен с его роскошью, блеском и разнообразием был каким-то другим континентом; правда, в те далекие годы действительно могло показаться, что это недосягаемый другой мир.

К тому времени, когда семья переехала в Дом, все в округе знали, кто такой Фред Трамп, и Мэри наслаждалась ролью жены богатого и влиятельного бизнесмена. Она с головой погрузилась в благотворительную деятельность, включая организацию Women’s Auxiliary при больнице Jamaica, а также Jamaica Day Nursery, председательствуя на официальных обедах и посещая мероприятия по сбору средств со строгим дресс-кодом.

Невзирая на очевидный грандиозный успех этой супружеской пары, и у Фреда, и у Мэри сохранялись противоречия между их устремлениями и инстинктами. У Мэри это было, по всей видимости, результатом детства, отмеченного нуждой, если не просто голодом, а у Фреда – следствием осторожности, проистекающей от массовой гибели людей, включая его отца, во время эпидемии испанки и Первой мировой войны, а также периода экономической нестабильности его семьи после смерти отца. Несмотря на миллионы долларов, каждый год льющихся рекой из Trump Management, Фред все еще не мог удержаться от собирания неиспользованных гвоздей или поиска самого дешевого пестицида на рынке. Несмотря на легкость, с которой Мэри приспособилась к своему новому статусу и положенным ему привилегиям, включая прислугу с проживанием, бо́льшую часть времени она проводила в Доме, занимаясь шитьем, приготовлением еды и стиркой. Как будто никто из них не мог до конца разобраться, как примирить то, что они могли бы иметь, с тем, что по факту себе позволяли.

При всей своей скаредности Фред не был ни скромным, ни смиренным. В начале своей карьеры он лгал по поводу своего возраста, чтобы казаться более зрелым. Он обладал умением произвести эффект и часто играл гиперболами – все было «круто», «потрясающе» и «идеально». Он наводнял местные газеты пресс-релизами о своих новых законченных домах и давал многочисленные интервью, превознося достоинства своей недвижимости. Он обклеивал своими рекламными объявлениями весь южный Бруклин и нанимал обтянутую рекламой баржу, чтобы та плавала вдоль береговой линии. Но в этом плане он и близко не подошел к тому, что впоследствии будет делать Дональд. У него получалось говорить с глазу на глаз и источать любезности в адрес своих влиятельных приятелей, но выступать перед большой аудиторией или управлять телевизионным интервью он не умел. Фред посещал курсы Дейла Карнеги для желающих освоить навыки публичных выступлений, но у него получалось так плохо, что даже его обычно смиренные дети дразнили его по этому поводу. Подобно тому, как некоторые вышли лицом только для радио, уровень социальной уверенности Фреда годился лишь для закулисных переговоров и печатных изданий. Впоследствии этот факт сыграл существенную роль в его поддержке второго сына в ущерб первому.

Когда в 1950-х годах Фред услышал о Нормане Винсенте Пиле, поверхностное послание Пила о самодостаточности произвело на него неизгладимое впечатление. Пастор церкви Marble Collegiate в центре Манхэттена Пил очень любил успешных бизнесменов. «Быть торговцем – не значит получать деньги, – писал он. – Быть торговцем – значит служить людям». Пил был шарлатаном, но шарлатаном, возглавляющим богатую и влиятельную церковь и с посланием на продажу. Фред не читал книги, но было невозможно не услышать о невероятно популярном бестселлере Пила «Сила позитивного мышления». Для Фреда было достаточно одного названия, и он решил ходить в Marble Collegiate, хотя его семья редко посещала службы.

Фред уже имел позитивный настрой и безграничную веру в себя. Хотя он мог быть серьезным и церемонным или с пренебрежением относиться к людям (например, к друзьям своих детей), которые были ему не интересны, он много улыбался, даже в тех случаях, когда говорил кому-нибудь, что он или она отвратительны, и обычно пребывал в хорошем настроении. И на это у него была причина: в своем мире он контролировал все. За исключением смерти отца, течение его жизни было достаточно плавным и наполненным поддержкой семьи и коллег. Начиная со строительства гаражей в юном возрасте, траектория его успеха почти постоянно шла вверх. Он напряженно трудился, но, в отличие от других много работающих людей, его труд вознаграждался правительственными субсидиями, практически безграничной помощью высокопоставленных дружков и чрезвычайно солидным состоянием. Фреду не нужно было читать «Силу позитивного мышления» для того, чтобы впитать (в собственных целях) самые поверхностные и меркантильные аспекты послания Пила.

Предвосхищая евангелие преуспевания, в своей доктрине Пил провозглашал, что для того, чтобы процветать так, как этого желает Бог, требуется всего лишь уверенность в себе. «Препятствия не смогут разрушить ваши здоровье и счастье. Вы будете отступать только в том случае, если сами этого захотите», – писал Пил. Это представление четко подтверждало то, о чем Фред уже думал: он богат, потому что заслуживает этого. «Верь в себя! Полагайся на свои способности!.. Чувство неполноценности и несостоятельности препятствует исполнению ваших надежд, но уверенность в себе ведет к самореализации и великим свершениям». Неверие в собственные силы не было частью характера Фреда, и он никогда не рассматривал возможность своего поражения. Как еще отмечал Пил: «Ужасно сознавать, что существует огромное количество страдальцев, которых сдерживает и делает несчастными недуг, известный в народе как комплекс неполноценности».

Зарождающееся евангелие процветания Пила фактически дополняло ментальность недостаточности, за которую продолжал цепляться Фред. Для него существовало не «чем больше ты имеешь, тем больше ты отдаешь», но «чем больше ты имеешь, тем больше ты имеешь». Финансовая состоятельность была равносильна самооценке, материальные ценности равнялись человеческой ценности. Чем больше имел Фред Трамп, тем лучше он был. Если он что-то кому-то отдавал, ценность того человека возрастала, а его падала. Этот взгляд на жизнь он с избытком привил Дональду.

Глава 2
Первый сын

Если поначалу статус старшего сына защищал Фредди от худших проявлений родительских качеств Фреда, то в дальнейшем он превратился в безмерно тяжелое бремя. Став постарше, Фредди начал разрываться между ответственностью, возложенной на него отцом, и естественным желанием жить собственной жизнью. Фреда противоречия вовсе не терзали: его сыну следует засиживаться в офисе Trump Management, а не со своими друзьями в бухте Пеконик, где он с удовольствием занимался греблей, рыбалкой и водными лыжами. К подростковому возрасту Фредди уже понимал, какое будущее ему уготовано и чего ждет от него отец. Он также отдавал себе отчет в том, что предъявляемым требованиям не соответствует. Его друзья замечали, что их обычно беспечный и веселый друг рядом с Фредом (которого Фредди и его друзья звали Старик) становится тревожным и зажатым. Крепкого телосложения и высокого роста, с зачесанными назад волосами, открывающими залысины, Фред смотрелся внушительно и редко носил что-либо кроме хорошо скроенного костюма-тройки. С детьми он держался холодно и чопорно, никогда не играл с ними в мяч или какие-нибудь другие игры и выглядел так, будто никогда не был молодым.

Если мальчики гоняли мяч в подвале, звука открывающихся дверей гаража было достаточно, чтобы Фредди замирал со словами «Папа дома!». Появление Фреда в помещении вызывало у ребят порыв встать по стойке «смирно» и отдать честь.

«Ну и что здесь у нас?» – спрашивал он, пожимая каждому руку.

«Ничего, папа, – обычно отвечал Фредди. – Все уже скоро уходят».

В присутствии Старика дома Фредди всегда был тих и насторожен.

В раннем подростковом возрасте Фредди начал лгать отцу о своей жизни за пределами Дома, чтобы избежать насмешек или попреков, которые, как он был уверен, обрушатся на него, расскажи он правду. Он врал о том, что они с друзьями поделывали после школы. Он придумывал истории, чтобы сбегать покурить (эту привычку он перенял от Мэриэнн, когда ему было двенадцать, а ей тринадцать), рассказывая отцу, что идет помогать своему лучшему другу, Билли Дрейку, выгуливать несуществующую собаку. Фреду никак не полагалось знать, что Фредди со своим дружком Гомером угнали катафалк, чтобы устроить покатушки. Прежде чем вернуть машину к похоронному бюро, Фредди заехал на заправку залить бак. Когда он пошел к бензоколонке, Гомер, улегшийся сзади, чтобы ощутить, каково быть покойником, привстал. Мужчина у бензоколонки напротив решил, что мертвец восстал из гроба, и возопил благим матом. Фредди и Гомер чуть не умерли со смеху. Фредди обожал такого рода выходки, но баловал братьев и сестер своими рассказами о них только в отсутствие дома отца.

Если для некоторых детей Трампов ложь была образом жизни, то для старшего сына Фреда она была средством защиты – не просто способом уйти от отцовского неодобрения или избежать наказания, как это было у других, но путем к выживанию. Мэриэнн, к примеру, никогда против отца не шла, возможно, из страха обычного наказания в виде домашнего ареста. Для Дональда вранье было в первую очередь одним из видов самовосхваления, призванного убедить окружающих в том, что он лучше, чем есть на самом деле. Для Фредди последствия противостояния отцу были намного более существенными, так что ложь стала его единственной защитой от попыток отца подавить его природное чувство юмора, тягу к приключениям и чувствительность.

Идеи Пила о комплексе неполноценности способствовали формированию у Фреда резких оценочных суждений в отношении Фредди, одновременно позволяя ему избегать брать на себя ответственность за детей. Слабость была, пожалуй, самым страшным грехом, и Фред беспокоился, что Фредди больше похож на его собственного брата, Джона, профессора Массачусетского технологического института: мягкого и, хотя и не лишенного амбиций, однако интересовавшегося такими, с точки зрения Фреда, экзотическими и второстепенными вещами, как инженерное дело и физика. Подобная мягкость в его сыне была бы совершенно недопустима, и ко времени переезда семьи в Дом Фред был уже твердо намерен взяться за него всерьез. Но, как и большинство людей, которые не обращают внимания, куда идут, он перестарался.

«Это глупо», – говорил Фред каждый раз, когда Фредди выражал желание завести щенка или кого-нибудь разыгрывал. «Зачем бы тебе это?» – произносил он с таким презрением в голосе, что Фредди вздрагивал, но это лишь еще больше раздражало Фреда. Фред ненавидел, когда его старший сын допускал промахи или оказывался не в состоянии уловить то, что от него требуется. Но еще больше его бесило то, что, получив выговор, Фредди принимался извиняться. «Папочка, прости», – передразнивал его Фред. Фред хотел, чтобы его старший сын был, как он выражался, «забойщиком» (с какой стати, непонятно – сбор арендной платы на Кони-Айленд в 1950-е годы не был уж слишком рискованным видом деятельности), но тот по своему темпераменту был абсолютно не таким.

Быть забойщиком в действительности означало быть неуязвимым. Хотя казалось, что Фред не испытывал никаких чувств по поводу смерти своего отца, ее внезапность застигла его врасплох и вывела из равновесия. Много лет спустя, рассказывая об этом событии, он сказал: «А потом он умер. Раз, и нет его. Я не мог в это поверить. Не то чтобы я был расстроен. Не так, как это обычно происходит с детьми. Но я огорчался, глядя на то, что моя мать плачет и выглядит печальной. Мне было плохо именно от того, что я видел ее такой, а не от моих чувств по поводу случившегося».

Другими словами, потеря сделала его уязвимым, но причиной этого стали не его собственные переживания, но страдания матери, которые он, скорее всего, воспринимал как обузу, особенно потому, что сам их не разделял. Ситуация, в которой он оказался, должно быть, воспринималась им очень болезненно. Он перестал быть центром вселенной, и это было неприемлемо. В дальнейшем он отказывался признавать или чувствовать утрату. (Я никогда не слышала, чтобы он или кто-либо еще в моей семье говорил о моем прадедушке.) С позиции Фреда, можно было спокойно жить дальше, ведь ничего особенно важного он и не потерял.

Разделяя идеи Нормана Винсента Пила относительно человеческих недостатков, Фред не смог постичь того, что, высмеивая и критикуя Фредди, он создает ситуацию, при которой низкая самооценка становится практически неизбежной. Фред одновременно говорил своему сыну, что тот должен иметь безоговорочный успех и что он никогда его не сможет добиться. Так что Фредди существовал в системе, состоящей только из одних наказаний без каких-либо поощрений. Другие дети, в первую очередь Дональд, не могли этого не замечать.

Для Дональда ситуация была несколько иной. При разнице в возрасте в семь с половиной лет у него было достаточно времени, чтобы извлечь урок, наблюдая, как Фред унижает его старшего брата, а Фредди стыдится. И научился он, попросту говоря, тому, что быть таким, как Фредди, плохо: Фред не уважал своего старшего сына, ну и Дональд не уважал его тоже. Фред считал Фредди слабаком, стало быть, так же думал и Дональд. Пройдет еще много времени, прежде чем оба брата сообразуются с этой правдой, но совершенно по-разному.

Всегда сложно разобраться в том, что происходит в семье, – возможно, тяжелее всего это сделать тем людям, которые ее составляют. Ребенку практически невозможно поверить, что родитель хочет причинить ему вред, невзирая на то, как этот родитель к нему относится. Фредди было проще думать, что отец действует исключительно в его интересах и что проблема именно в нем самом. Иными словами, защищать свою любовь к отцу для него было важнее, чем защищать себя от жестокого обращения отца. Дональд же воспринимал то, как отец обращается с его братом, буквально: «Папа не старается обидеть Фредди. Он всего лишь хочет научить нас быть настоящими мужчинами. А у Фредди не получается».

Жестокость может быть тихой и скрытой от глаз так же часто (если даже не чаще), как бывает яростной и неистовой. Насколько мне известно, мой дед физического насилия не применял, да и особенно злым человеком не был. Это ему и не нужно было; он рассчитывал получать то, что хочет, и почти всегда этого добивался. Его выводило из себя не то, что у него не получается исправить старшего сына, а тот факт, что Фредди просто не был таким, как он хотел. Фред разрушал личность своего старшего сына, обесценивая и принижая каждый ее аспект до тех пор, пока от нее не остались лишь самобичевание и отчаянная потребность угодить мужчине, который его презирал.

Дональду удалось избежать подобной участи только потому, что его характер соответствовал целям отца. Социопаты обычно привлекают на свою сторону других людей и используют их в собственных целях – безжалостно и деловито, не допуская инакомыслия или сопротивления. Фред и Дональда уничтожил тоже, хотя и не подавлял его как Фредди; вместо этого он ограничил ему возможности для развития и не давал испытывать весь спектр человеческих эмоций, многие из которых считал ненужными. Так Фред извратил мироощущение сына. Его способность быть самим собой, а не воплощением честолюбивых замыслов отца, серьезно пострадала. Последствия этого ущерба стали очевиднее, когда Дональд пошел в школу. Никто из его родителей не помогал ему разобраться в своем мировосприятии, что выразилось в его неспособности ладить с окружающими и навсегда осталось непреодолимым препятствием между ним и его братьями и сестрами. Это также существенно затруднило (или даже сделало невозможным) считывание им социальных сигналов – проблема, с которой он сталкивается и по сей день.

В идеале правила, установленные в семье, отражают правила общества, так что, когда дети выходят в мир, они в целом знают, как себя вести. Когда ребенок идет в школу, предполагается, что он знает, что нельзя брать чужие игрушки, а также бить или задирать других детей. Дональд ничего из этого не понимал, потому что правила Дома – по крайней мере, для мальчиков – быть жестким любой ценой; ложь позволительна; признание собственной неправоты или извинения – проявление слабости – вступали в противоречие с порядками, с которыми он столкнулся в школе. Легко читались основополагающие установки Фреда относительно того, как работает этот мир: в жизни может быть только один победитель, а все остальные являются проигравшими (представление, которое, по сути, исключало способность делиться). На примере Фредди Дональд убедился, что несоблюдение отцовских правил наказывается жестоким, часто публичным унижением, так что продолжал их придерживаться и за пределами семейного круга. Неудивительно, что его представление о том, что «хорошо» и что «плохо», расходилось с тем, что обычно усваивается еще в детсадовском возрасте.

Растущая надменность Дональда (в какой-то степени способ справиться с ощущением покинутости и противоядие от низкой самооценки) прикрывала усиливающееся чувство незащищенности. В результате у него получилось держать большинство людей на расстоянии. Для него так было проще. Жизнь в Доме так или иначе повлияла на умение всех детей обращаться с эмоциями – либо выражать их, либо сталкиваться с ними. Возможно, хуже обстояли дела у мальчиков, для которых допустимый уровень человеческих чувств был крайне узок. (Я никогда не видела, чтобы хоть кто-то из мужчин в моей семье плакал или выражал симпатию друг к другу каким-либо иным образом, кроме рукопожатия, которым начинали и заканчивали любую встречу.) Сближение с другими детьми или старшими, должно быть, ощущалось Дональдом как опасное предательство принципов своего отца. Тем не менее его показная самоуверенность, вера в то, что нормы общества к нему неприменимы, и чрезмерная демонстрация собственной значимости кое-кого все же привлекали. Заметное меньшинство людей до сих пор принимает его надменность за силу, фальшивое позерство – за хорошее воспитание, а поверхностный к ним интерес – за харизму.

Дональд очень рано открыл, насколько легко задеть ранимого Роберта и вывести его из себя; в эту игру он никогда не уставал играть. Больше это никого не занимало – Роберт был настолько тощим и тихим, что поглумиться над ним не представляло особого интереса, но Дональду нравилось проявлять свою силу, пусть даже только над тем, кто младше и гораздо слабее. Однажды от отчаяния и беспомощности Роберт пробил дыру в двери ванной комнаты, за что ему попало, несмотря на то что довел его брат. Мать просила Дональда прекратить, он ее не слушал, Мэриэнн и Фредди говорили, чтобы он остановился, но он продолжал свое.