Текст книги "Всегда лишь она"

Он обвивает ее руками и целует в затылок, слезы наполняют его глаза. Он рад, что она не видит его таким.

– Не могу, – грустно отвечает он. – Никто не может.

– Я знаю, – говорит она тихо. – Но ведь я могу побыть здесь немного?

И он отвечает «да», как делает каждый раз. Она может оставаться здесь столько, сколько захочет.

28 мая. Четыре дня до свадьбы

Лорел

Она стоит недалеко от тюремных ворот, ожидая, когда покажется Корделл Льюис. Людей не так много, как она ожидала, – с учетом того, какой фурор новость об освобождении убийцы произвела в городе. Полчища журналистов, толпы родственников и друзей с плакатами «Добро пожаловать на свободу!», а может, даже протестующие с собственными лозунгами – вот кого Лорел рассчитывала здесь найти. Но что она получила? Заседание клуба зануд.

Она видит журналиста из Гринвилла и еще одного из Спартанберга. Эти двое образовали неуклюжий союз, хотя наверняка вгрызлись бы друг другу в глотку при первой возможности поговорить с Льюисом по душам. Стоят и ведут самый нелюбезный обмен любезностями – плоскими односложными ответами, убивая время и пытаясь хоть как-то отвлечься от жары. Ожидание затягивается, и Лорел представляет, как, покончив с работой, отправится в бассейн, где, возможно, даже закажет себе «Том Коллинз» или маргариту из бара. Она потратила львиную долю своей взрослой жизни, притворяясь, что ее семья стеснена в средствах и ей все время приходится отказывать себе в том, что легко получают другие девочки с юга. Сегодня она возьмет свое – пусть даже и на несколько часов.

Если, конечно, ей удастся взять быка за рога, как говорит бабушка Минни. Это ее любимое выражение. «Ну-ка, Глиннис, не пора ли нам взять быка за рога», – говорила Минни Портер, или, как все называют ее, мисс Минни, – и это означало, что пришло время действовать.

Думая о бабушке, Лорел ощущает легкий укол вины. Она навестила ее всего один раз с тех пор, как приехала. Она твердила сама себе, что все дело в работе, но правда была в другом. Она просто не хотела видеть бабушку такой, какой она стала. Были времена, когда Минни Портер правила этим городом и лишь одним своим словом могла решить судьбу любого из его жителей. Теперь же она унылая слабоумная старуха, которая целыми днями пялится в телевизор, пока не засыпает прямо перед экраном, широко раскрыв рот и пуская слюни. Каждый день Клэри Уилкинс – чокнутая – катает ее бабушку одним и тем же маршрутом, а потом кормит ужином. Наверное, Лорел следовало бы чувствовать себя виноватой из-за того, что Клэри за деньги выполняет вещи, которые ее семья должна делать бесплатно. Но, в конце концов, у всех у них своя жизнь, а Клэри не помешает подработка.

Лорел ловит себя на мыслях о Клэри, и ее передергивает. Странно думать о ней, когда убийца ее тети вот-вот должен показаться из тюремных ворот. Она ненадолго задумывается, что семья Лидии Тафт сказала бы обо всем происходящем. Ей позарез нужно поговорить с кем-то из них и выяснить это. Пусть Энни и не перезвонила ей с тех пор, как саботировала встречу в ресторане, Лорел все равно не отступит. От нее не так-то легко отделаться.

Лорел качает головой и носком туфли выбивает кусок гравия из асфальта, который раскалился настолько, что воздух вокруг колеблется от жара. Да, она определенно отправится в бассейн после того, как сдаст статью Деймону. Брр… Деймон. Даже в родном городе ей приходится когтями выцарапывать место под солнцем. Нужно скорее разделаться с этой книгой об Энни, ее матери и освобождении Корделла Льюиса и убраться отсюда снова. Желательно поскорее. И желательно навсегда.

К ней направляется какой-то мужчина, и Лорел узнает его. Она немного нервничает: Лорел уважает и боится адвокатов, потому что они обладают чем-то, чего нет у нее, – особой глубиной понимания правды и справедливости, прирожденным талантом, как склонность к спорту или блестящий ум. Лорел нравится писать новости, но она не хотела бы писать законы. Ответственность пугает ее – чего только стоит причина, по которой они собрались здесь. Целая жизнь – в руках одного-единственного человека, и как она подаст новость об этом, совершенно не важно. А вот от работы Тайсона Барнса зависит все.

Того же, судя по всему, абсолютно не тяготит груз ответственности. Он улыбается и указывает на нее.

– Я вас знаю, – говорит он доброжелательно, и Лорел почти физически ощущает на своей спине руку матери – руку, подталкивающую ее к Барнсу. Он был бы идеален, произносит в ее голове голос Глиннис, но она заставляет мать замолчать и растягивает губы в улыбке.

– Неужели? – спрашивает она, чувствуя, что ее собеседник может клюнуть на флирт. Ради хорошего комментария для книги она пойдет до конца.

– Вы новый репортер «Вестника», – отвечает Барнс. – Я знаю вашего отца.

Лорел закатывает глаза.

– Все знают моего отца.

Он поднимает брови и, напустив на себя комично серьезный вид, изрекает:

– Вы – представитель весьма выдающейся династии.

Против собственной воли она смеется.

– Сомнительная честь. «Выдающаяся династия» из Ладлоу. Звучит как оксюморон. – Его взгляд сверлит закрытые ворота, которые в любую минуту могут распахнуться и отправить в новую жизнь Корделла Льюиса. Она внимательно разглядывает лицо адвоката, пытаясь обнаружить на нем признаки тревоги. Но тот выглядит спокойно, и Лорел задается вопросом, доступна ли Тайсону Барнсу простая человеческая неуверенность. – Впрочем, раз вы здесь, значит, я пришла в правильное место.

Он делает глубокий вдох, и она замечает на его лице слабый проблеск сомнения. Но он тут же исчезает.

Адвокат поворачивается к ней:

– Да. Большое событие. Мы потратили уйму времени.

– И вы правда ни разу не усомнились в его невиновности?

На этот раз – никаких признаков сомнений.

– Нет. Ни единожды.

– И насчет его сегодняшнего освобождения вы тоже не сомневаетесь?

Тайсон скашивает на нее глаза:

– Это пойдет в печать или останется между нами?

Осмелев, Лорел отвечает:

– Пойдет в печать.

Она притворяется, что ищет ручку, чтобы делать пометки, но на самом деле это ей ни к чему. Она и так отлично запомнит их разговор.

Барнс задумчиво наклоняет голову, решая, в какую форму лучше облечь свои слова.

– Нет. Ни секунды. Сегодня вершится справедливость. Отложенное правосудие – тоже правосудие. И он заслуживает его. – Глаза Барнса снова устремляются к воротам, словно призывая Корделла Льюиса появиться, и адвокат добавляет: – Он – тоже жертва.

– Жертва чего? – Лорел слышит вызов в собственном голосе.

– Системы правосудия в маленьком городке, – быстро отвечает Тайсон. – Невежественная полиция, готовая повесить убийство на кого угодно, не утруждая себя тщательным выполнением своего долга. Да, возможно, Льюис был первым подозреваемым, но не должен был стать единственным. Они никогда не копали глубже, а следовало бы.

Его щеки наливаются румянцем, и Лорел понимает, что Барнс жаждет чего-то большего, чем слава и скандальность. Похоже, он действительно верит в то, что делает.

– Что ж, сегодня вы восстановите справедливость, – говорит она.

Он кивает, соглашаясь, и она снова замечает в его глазах едва заметный огонек сомнения.

– Надеюсь на это, – отвечает Барнс.

– А вот и он, – слышит она слова репортера из Гринвилла, обращенные к оператору, и они одновременно бросаются в одном направлении.

Эти слова мгновенно приводят Тайсона в движение. Он забывает о существовании Лорел и спешит вперед, чтобы перехватить своего клиента, пока до него не добралась толпа. Лорел завороженно наблюдает за происходящим с безопасного расстояния, едва не забыв достать фотоаппарат и заснять сцену, которая разворачивается перед ней.

Годы тюрьмы здорово изменили Корделла Льюиса, который, судя по изученным Лорел старым снимкам, был когда-то высоким и крупным мужчиной. Теперь он выглядит слабым и сморщенным, щурится в ярком солнечном свете, изучая лица собравшихся в надежде различить знакомые. Его взгляд скользит в ее направлении, и, прежде чем он отводит его – туда, откуда кто-то зовет его по имени, – их глаза на мгновение встречаются. Она чувствует, как мурашки бегут по спине. Неужели это глаза убийцы, зверя, вырвавшегося на свободу стараниями пронырливого адвоката-умника? Или же ей довелось взглянуть в лицо отчаявшегося, сломленного человека, пронесшего через всю свою жизнь груз чужой вины?

Энни

У нее нет привычки приходить сюда вечерами. Обычно она приходит днем. Ее не должно было быть здесь сегодня, но все-таки она тут, одинокая и испуганная. Крупные капли летнего дождя падают на землю, барабанят по голове, затекают в глаза. Все сложилось совсем не так, как должно было. Она представляла этот вечер совсем другим. Последний раз, думала Энни. Последний невинный момент вместе. Впереди новая жизнь.

Она оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что никто не видит, как она стоит здесь, на полянке в национальном парке Иден-Хилл, в двух шагах от места, на котором, как рассказал Хэл Йорк, ранним утром двадцать три года назад нашли холодное и окоченевшее тело ее матери.

– Мамочка уснула, – пожаловалась тогда трехлетняя Энни Хэлу. – Я очень хотела есть, но она так и не приготовила мне завтрак.

Хэл Йорк сказал, что нашел печенье, обертку которого маленькая Энни безуспешно терзала перед тем, как отправилась за помощью. Хэл признался, что именно оно ужаснуло его больше всего – растерзанное, но так и не открытое, смятое, раскрошившееся под неловкими ручками голодного ребенка. Это печенье сказало Хэлу все, что ему нужно было знать. Это печенье заставило его отправиться на поиски монстра, убившего молодую мать-одиночку, а затем бросившего ее крохотную дочку в холодном темном лесу.

– Я думаю, что сделала ужасную ошибку, мам, – говорит Энни. – Я все испортила. Корделл Льюис вышел на свободу сегодня утром, и, кажется, я видела, как днем в городе он наблюдал за мной. Тогда я пошла поговорить с Кенни, потому что после разговоров с ним мне всегда становится легче. Спокойнее. И я могу сказать ему что угодно, зная, что он не бросится что-то исправлять или контролировать. Он просто слушает, понимаешь?

Ее голос срывается, и она не знает отчего: оттого ли, что сегодня Кенни слушал ее не так внимательно, как обычно, или же потому, что их встречам больше не суждено повториться. Теперь его не будет рядом – таковы правила, которые они установили, но время вышло гораздо быстрее, чем она рассчитывала. «Ушла эпоха», – сказал Кенни сегодня, пытаясь пошутить, но получилось не смешно.

– Но сегодня он не хотел меня слушать, – продолжает она. – Он не хотел говорить о Корделле Льюисе или, как он выразился, о моих «беспричинных опасениях». Он сказал, что хочет… большего. – Энни делает паузу, вспоминая слова Кенни, вспоминая ту ночь много лет назад, что они провели вместе. Думала ли она когда-нибудь о ней? Изменилось ли что-то для нее? Потому что для него изменилось.

– Почему парням всегда требуется нечто большее? – спрашивает она свою мать. – Вот поэтому мне так нужно разговаривать именно с тобой – не с Фэй, не с Клэри, не со Скоттом и даже не с Кенни. Мне нужна моя мать! Я хочу советоваться с тобой насчет отношений, спрашивать, за кого мне выйти замуж – за парня, который знает, что я хожу сюда, или же за того, кому никогда об этом не говорила? – Она прерывается и напрягает слух, услышав чьи-то шаги. Она думает, что здесь может появиться Кенни – он просто не так хорошо знает дорогу, как она, особенно когда темно и идет дождь.

Но что, если это не Кении? Что, если теперь, когда он на свободе, Корделл Льюис решит вернуться на место преступления? Что, если он обнаружит ее здесь и придет в ярость? Она старается подавить в себе «беспричинные опасения» и делает несколько глубоких вдохов.

– Кенни должен был быть моим другом, так почему сегодня он все разрушил? Почему они всегда давят на нас? – Внезапная догадка заставляет ее осечься. – Это ведь то, что случилось и с тобой, мам? Кто-то хотел от тебя большего, чем ты могла дать, и это вывело его из себя? – Она склоняет голову, как в молитве, но на самом деле просто пытается собраться, сфокусироваться. Она снова смотрит наверх, в ту точку, где, как она воображает, сидит ее мать и наблюдает за ней.

– Думаю, он был просто взбешен. Так что я убежала. Мне было больно, я была зла, но еще я испугалась. Я никогда не видела его таким.

– Э-Э-Э-ЭННИ-И-И-И! – Она слышит, как Кенни зовет ее, но его голос едва различим в шуме дождя. Он зовет снова, и еще раз, уже приближаясь. Она понимает, что это Кенни, но чем ближе он к ней, тем больше у нее сомнений. Вдруг это Корделл Льюис? Или даже Скотт? Ее сердце выпрыгивает из груди, и она не уверена, что сможет бежать. Но она должна. Ей нужно найти безопасное место и укрыться там, пока он – кем бы он ни был – не сдастся и не уйдет. Она не может говорить с Кенни – не сейчас, не после того, что он сказал. Она никогда не видела его таким злым, и он напугал ее. Она спрячется на какое-то время, а потом пойдет домой, придумав правдоподобную отговорку для Фэй. Башня из лжи все растет. Она врала Трейси, врала Скотту, врала Фэй и Клэри. Врала самой себе. Но ложь – плохой строительный материал. И когда-нибудь стены рухнут, похоронив ее под собой.

– Теперь мне пора идти, мама. Но я вернусь. – Она уже бежит прочь, но оборачивается. – Кто знает, может, в следующий раз, придя сюда, я уже буду старой замужней дамой.

Она улыбается, поворачивается и убегает.

29 мая. Три дня до свадьбы

Фэй

Она как раз заканчивает с клиенткой, когда замечает, что в зоне ожидания крутится Лорел Хейнс. Фэй отводит взгляд, пока Хейнс ее не заметила, от всей души надеясь, что та зашла просто сделать прическу. У нее нет никакого настроения пререкаться с этой девицей сейчас, когда она не имеет понятия, куда запропастилась Энни и как объяснить ее отсутствие Лорел, если та спросит. Она бросает еще один взгляд на Лорел. Когда она спросит.

И, конечно, как только клиентка отправляется оплачивать заказ, Лорел тут же возникает перед Фэй, подметающей волосы с пола.

– Привет, эм… миссис Уилкинс, – на свой страх и риск начинает та. Она стоит у Фэй прямо под боком, раздражающе близко. Фэй чувствует, как от нее буквально разит целеустремленностью, словно выпивкой от пьянчуги.

Фэй поднимает глаза и смотрит на Лорел, сравнивая ее нынешнюю с той девочкой, что когда-то училась с Энни в одной школе. Лорел заставляла свою мать, Глиннис, возить ее стричься аж в Гринвилл, так как «у стилистов в Ладлоу не из того места руки растут». Фэй могла заткнуть за пояс большинство гринвиллских парикмахеров, но Лорел никогда не давала ей шанса показать свое мастерство. Трудно не затаить обиду.

– Ты хотела записаться? Если да, то это там, – говорит Фэй и указывает на Келси, сидящую за стойкой регистрации и, как всегда, болтающую по телефону. Сколько бы раз она ни просила эту девицу не трепаться в рабочее время, все без толку. Келси заменила Клэри, когда стало ясно, что дочь не пойдет по стопам своей матери. Клэри могли не нравиться правила Фэй, но она, хоть и неохотно, подчинялась им.

– Келси! – рявкает Фэй на весь салон. Лорел подпрыгивает на месте от неожиданности. Когда Келси поднимает глаза, выражение на лице Фэй заставляет ее опустить телефон. Он буквально вываливается у нее из рук.

– Нет… Я… – Лорел бледнеет и осекается, чем вызывает у Фэй серьезные сомнения в ее квалификации как репортера. Глиннис говорила Фэй, что ее дочери пришлось «расстаться» с несколькими газетами, вынужденными «пойти на сокращение». Глиннис считала, что виноваты воротилы-газетчики, но, возможно, дело было как раз в Лорел. Фэй изучающе смотрит на нее и вспоминает, какой пробивной та была в школе. Вряд ли она так уж сильно изменилась за прошедшие годы. Газетный бизнес переживает кризис, и возможно, Лорел правда просто не повезло.

Так или иначе, Лорел вернулась в город и теперь работает репортером «Вестника Ладлоу», городской газеты, принадлежащей одному из самых неприятных Фэй жителей города – Теду Коллинзу. Когда она впервые объявилась в Ладлоу, Тед пригласил ее выпить, чтобы якобы отметить приезд. Фэй, будучи в шоке от горя, приняла его приглашение, затем залпом проглотила два напитка на голодный желудок и так опьянела, что выложила ему все об убийстве Лидии, наивно полагая, что он друг и заслуживает доверия. Естественно, все, что она рассказала, на следующий же день оказалось на первой полосе. Вот почему, напоминала она себе позднее, ей ни в коем случае нельзя пить. С тех пор они с Тедом Коллинзом и двумя словами не обмолвились.

– Не могли бы вы ответить на некоторые вопросы, касающиеся предстоящей свадьбы Энни? – просит Лорел. На этот раз она говорит более уверенно, но Фэй все равно различает нотки нервозности в голосе девушки и решает этим воспользоваться.

– Думаю, эти вопросы тебе стоит задать самой Энни, как ты считаешь? – Фэй перестает подметать и принимает воинственную позу, не обращая внимания на веник в руке. – Почему бы тебе не поговорить напрямую с ней?

– В этом-то и проблема. Я не могу с ней связаться.

– Добро пожаловать в клуб, – язвит про себя Фэй, но ничего не говорит. Вместо этого она поднимает брови. – Полагаю, тебе нужно продолжать попытки, – заявляет она. Ей говорили, что она может выглядеть угрожающе, и Фэй надеется, что сейчас как раз такой случай. – Уверена, в конце концов у тебя получится.

– Да, но газета должна выпустить материал завтра, – возражает Лорел. – И мне нужен лишь небольшой комментарий. – Она смотрит на Фэй, выпрямляет спину и отважно выдерживает ее взгляд. Фэй наблюдает за тем, как молодая женщина наконец набирается решимости: – Эта свадьба важна для города. Я имею в виду, Трэвис Дав возвращается, чтобы провести церемонию, и, кроме того, город любит Энни.

Фэй слышит, как меняется голос Лорел, когда та говорит, что город любит Энни. Ведь это правда. Взяв под крыло сироту, пытаясь помочь ей жить дальше, обрести нормальную жизнь, горожане, безусловно, прикипели к Энни после смерти ее матери. Ладлоу не из тех городов, где убийства в порядке вещей, но трагедия Лидии изменила это навсегда. Теперь городу просто необходимо, чтобы история закончилась хеппи-эндом, и они возлагают большие надежды на свадьбу. Энни – золушка, город – ее добрая крестная, мечтающая сопроводить свою подопечную в объятия прекрасного принца. А вот Лорел – идеальная кандидатура на роль завистливой золушкиной сестрицы, которую силой вынудили вести летопись этого благословенного события.

– Скажу так, – говорит Фэй. – Если – и тут я имею в виду когда — я поговорю с ней, я попрошу ее тотчас же с тобой связаться и лично удостоверюсь, что она поняла всю срочность. – Фэй сладко улыбается Лорел, и ей становится немного жаль девушку. Наверное, тяжело возвращаться в родной город полной неудачницей и работать в захолустной газете, когда так мечтала о карьере в «Нью-Йорк таймс». Фэй лучше других понимает, как хорошо жизнь умеет удивлять – и разочаровывать.

«Ну а теперь у меня клиентка, и она уже ждет», – резюмирует Фэй и указывает на зону ожидания, где Майра Макгерт сидит с нетронутым номером «Сазерн Ливин» на коленях и смотрит на них. Она машет Майре, давая Лорел понять, что разговор окончен и у нее нет иного выхода, кроме как покинуть салон.

Майра ужасно чувствует себя из-за смерти Уилли, но комментарии о состоянии ее волос Фэй оставляет при себе. Она просто суетится над ней, а затем слушает рассказ о том, как голубь Клэри вернулся в палатку и в последний раз взглянул на нее, прежде чем улететь, – словно сам Уилли сказал последнее «прощай». Фэй внимает Майре и ловит себя на том, что смаргивает слезы. Она гадает, та ли эта птица, что не вернулась, – Клэри так и не сказала ей. Ее дочь, видимо, отчаялась найти голубя. А может, думает Фэй, птица и правда улетела на небеса с Уилли и решила не возвращаться.

– Извини, что твержу об этом без остановки, – говорит Майра. – Уверена, ты уже слышала все от Клэри. – Слезы вот-вот выкатятся из глаз Майры, так что Фэй украдкой протягивает ей салфетку.

– Ничего я не слышала, – отвечает Фэй, глядя на волосы Майры и избегая встречаться с ней взглядом. – Ты же знаешь этих детей.

– Ну, я просто так рада, что она выпустила голубей. Это… было… незабываемо. У твоей девочки талант, говорю тебе.

Фэй никогда не думала, что увлечение Клэри птицами – талант. Она просто заплатила за голубятню, похвалила себя за это и забыла. Ничто не напоминало ей о существовании птиц – разве что редкие обрывки разговоров или звук закрывающейся задней двери, означающий, что Клэри вышла во двор. Ей следовало больше расспрашивать о них, больше интересоваться. Может, у ее дочери правда талант, а она этого и не замечала.

Каким-то образом, благослови ее бог, Майра понимает, что пора сменить тему.

– Ну, как продвигается подготовка к свадьбе? Сколько уже осталось – пара дней? Поверить не могу, что ты проводишь их на работе.

– Ну, ты же знаешь, мои постоянные клиенты просто убьют меня, если я не выкрою на них время. И к тому же сегодня мой последний день. Завтра у нас обед для подружек невесты, послезавтра репетиция, а в субботу уже само торжество.

– Ты молодец, что держишься так долго. Мне тоже довелось побывать матерью невесты, хотя это и было много лет назад. Свадьбы стали куда хлопотнее, чем в те времена, когда моя Робин выходила замуж.

Фэй не поправляет Майру и не объясняет ей, что она не мать невесты. Она просто соглашается со словами клиентки о том, как много теперь хлопот, а потом рассказывает, сколько всего взяла на себя Энни, не упоминая снова, что та как сквозь землю провалилась. От мыслей об этом у Фэй поднимается давление. Какая бесчувственность!

На ресепшене звонит телефон, и Фэй надеется, что когда она закончит с Майрой, окажется, что это Энни наконец-то вышла на связь.

– Волнуешься за невесту? – спрашивает Майра, словно прочитав мысли Фэй.

– Да нет, – врет Фэй новоиспеченной вдове. – Энни ждет не дождется. Это счастливейший день в ее жизни. – А правда состоит в том, что ее племянница сама не своя с тех пор, как началась шумиха вокруг Корделла Льюиса, дочь Глиннис почуяла сенсацию, а сама Энни пропала в очередной раз. Фэй уверена, что, если прямо сейчас она решит наведаться в парк, туда, где погибла Лидия, она найдет там свою племянницу. Но она не делает этого. Хотя Энни и думает, что ее секрет никому не известен, Фэй знает, что та предпочитает ходить туда, а не на кладбище, чтобы почувствовать близость с матерью. Фэй это знает, но никогда не вмешивается. Однако если Энни не появится в ближайшее время, ей придется.

– Насчет переезда тоже нет сомнений? Это большая возможность для нее, – интересуется Майра. Фэй не имеет ни малейшего желания обсуждать эту тему, но Майра только что потеряла мужа, а значит, Фэй придется проявить любезность.

– Мы много об этом говорили. Она утверждает, что уверена. – Фэй слышит излишний энтузиазм в своем голосе, словно Майра не единственный человек, которого она пытается в чем-то убедить. Правда же состоит в том, что Энни пререкалась с ней при каждой попытке обсудить переезд и сразу же переводила тему. – Энни думает, что новая жизнь в новом городе пойдет ей на пользу.

– Могу представить, с учетом того, что этот человек теперь свободно разгуливает по улицам. – Майра понижает голос – тема вины или невиновности Корделла Льюиса в последние дни не сходит с языка у горожан, и ей хватает такта не вовлекать в разговор клиентов. – Что я хочу сказать, так это то, что в другом месте ей и вправду будет безопаснее.

– Да. – И это все, что говорит Фэй. Закончив с прической Майры, она поворачивает ее в кресле лицом к зеркалу, чтобы та могла полюбоваться своим отражением.

– Ух ты! Так я выгляжу куда лучше! – радуется Майра, но тень тут же омрачает ее лицо, а рот кривится. – Разве теперь есть для кого?.. – тихо добавляет она. Фэй снова вспоминает о голубе Клэри, который вернулся взглянуть на Майру в последний раз.

– Для себя, – говорит она, слегка сжав плечо Майры. Она подмигивает ей в зеркале перед тем, как отправить расплачиваться, и устремляется к телефону, чтобы узнать, кто звонил. Увы, это не Энни, а Скотт. Фэй нажимает «повторный набор» так быстро, как только может.

– Скотт? Энни рядом? – спрашивает она, едва тот берет трубку. И только услышав нотки отчаяния в собственном голосе, Фэй наконец осознает, насколько она взволнована, хоть все утро и пыталась убедить себя в обратном.

– Н-нет, – отвечает Скотт. – Я, э-э, и сам хотел узнать, не с вами ли она. – Скотт разговаривает иначе, чем обычно. Напряженно. Неуверенно. Совсем непохоже на привычную ей манеру делового человека, держащего все под контролем.

– Скотт, – говорит Фэй, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и размеренно, а не взвивался к пугающе высоким громким ноткам. У нее в салоне клиенты, и каждый из них будет просто счастлив заполучить свежую, сочную сплетню. Она поворачивается к ним спиной и продолжает: – Когда ты в последний раз связывался с Энни?

– Это было… вчера днем? Или вечером? Перед тем как она отправилась к Трейси. Она сказала, что, возможно, не сможет отвечать на звонки, так как ей хочется устроить что-то вроде девичника.

То же самое Энни сказала и Фэй, и Клэри. Фэй показалось, что Клэри в обиде из-за того, что ее не пригласили, но она не стала поднимать с дочерью эту тему.

– Думаете, тем вечером она не пошла к Трейси? – спрашивает Скотт без малейшей обеспокоенности за Энни, но с едва сдерживаемой ревностью в голосе. – Думаете, она была где-то еще?

Это именно то, о чем думает Фэй, но, конечно, она ничего не говорит Скотту. Нет смысла разжигать его ревность, и к тому разве для нее есть причины? Скотт – идеальный мужчина, именно так сама Энни описала своего жениха, прежде чем привести его домой в первый раз. Фэй все еще отлично помнит, как они оба стояли, держась за руки, и Энни с восхищением смотрела на него. Уже тогда они выглядели так, будто позируют для фигурки на свадебном торте.

– Я просто решил, что вы можете быть в курсе. Думаю, если бы она и сказала кому-то правду, это были бы вы, – продолжает он.

Фэй чувствует себя польщенной, хоть и знает, что это неправда.

– Если вы что-то знаете, Фэй, пожалуйста, скажите мне, – просит он.

– Ничего, – вздыхает она. – Хотела бы знать, но не знаю. – Она пытается придумать, что лучше сказать Скотту. Что-нибудь… полезное. – Думаю, сейчас тебе надо сделать вот что: позвони ее друзьям по работе или просто девушкам из ее окружения – кому-то из тех, с кем я не очень хорошо знакома. Ну, кто тебе придет на ум… Хорошо?

– Конечно, обязательно, – отзывается Скотт.

– А я позвоню Трейси. И Клэри, – добавляет она, потому что не знает, что еще сказать. А потом думает кое о ком, кому ей также следует позвонить. Этого человека она хотела бы видеть немедленно – он всегда знает, как ободрить ее. – И Хэлу Йорку, – говорит Фэй скорее себе, чем ему.

– Шерифу? – уточняет Скотт слегка визгливо, отчего становится похож на мальчишку, у которого ломается голос. – Думаете, это необходимо?

– Мы старые друзья, – отвечает Фэй. – И он всегда знает, что делать.

По крайней мере, она надеется, что это так.

Лорел

Вне себя от злости на Фэй Уилкинс, которая так бесцеремонно от нее избавилась, Лорел возвращается по Мейн-стрит в редакцию «Вестника». Прежде чем войти внутрь, она на мгновение замирает перед офисом. Унылый одноэтажный прямоугольник бежевого цвета больше похож на здание какой-нибудь правительственной конторы, нежели на редакцию. Если бы не вывеска городской газеты, никто бы и не догадался. Когда Лорел пришла на свое первое «собеседование» (хотя вопрос о ее трудоустройстве был урегулирован родителями и Тедом Коллинзом еще задолго до того, как она приехала в город), она надеялась, что безвкусный фасад скрывает кипящую жизнь, как в тех редакциях, где ей довелось работать раньше. Вместо этого ее ждал малочисленный забитый коллектив и прогорклый запах убежавшего кофе.

И все же Лорел делает все, что от нее зависит, чтобы улучшить репутацию «Вестника» и превратить его в настоящую газету. Она завела страничку на Фейсбуке, блог в Твиттере и продолжает держать нос по ветру в поисках хоть каких-то стоящих новостей в этом городе. Не важно, что максимум, которого ей удалось достигнуть в попытках создать вирусный контент, – это более тысячи просмотров видео про Дьюи, офисного кота, и несколько сотен репостов ее статьи о горожанке Перле Бост, недавно отметившей свое 114-летие и ставшей старейшей жительницей Северной Каролины.

Она бросает взгляд на свою машину, размышляя, как теперь поступить. Деймон не хочет, чтобы она возвращалась. Он желает, чтобы она поговорила по душам с теткой Энни Тафт, записала результат и выслала ему. А последнее, чего хочет она сама, – это зайти внутрь и признаться Деймону Коллинзу, что не справилась даже с такой примитивной задачей.

Она до сих пор поверить не может, что Деймон Коллинз стал ее начальником. Она вспоминает дни, которые они проводили у бассейна загородного клуба, ей тринадцать, Деймону – двенадцать. Родители сидели у воды, пили коктейли, сплетничали и не обращали ни малейшего внимания на своих детей. Она не была настроена плавать и поэтому лежала на шезлонге, полностью одетая, читала книгу и потягивала «Ширли Темпл». Когда она поднялась, чтобы сходить в туалет, Деймон толкнул ее, и она упала в бассейн. Лорел была вся в белом, и одежда стала прозрачной, когда она, насквозь мокрая, выбралась из бассейна. На ней был один из первых в ее жизни лифчиков, и теперь он просвечивал сквозь промокшие вещи. Деймон показывал на нее пальцем и гоготал, а никто ничего ему за это не сделал. Теперь от Лорел требовалось забыть все это и изображать раболепие.

Хотя отец и поставил Деймона во главе газеты, чтобы тому было чем заняться (то есть сделал почти то же, что и родители Лорел, настоявшие, чтобы она пошла работать в местную газету сразу после своего возвращения), реальной властью тот не обладал. На самом деле всем здесь заправлял его отец, раздающий приказы из гольф-карта того самого загородного клуба, где Деймон столкнул ее в бассейн. Деймон же остался таким, каким был, – избалованный, самодовольный засранец, ни капли не заинтересованный в своей работе. Лорел считает, что он просто играет в игру, задабривая отца и выжидая время, когда можно будет сделать следующий шаг, хотя каким этот шаг будет, неясно. Так или иначе, а Деймона, кажется, не волнует ничто в этом мире, кроме желания вернуть веселые деньки в студенческом братстве. Которые были, по его словам, просто отпадными.

Лорел решает все-таки довести дело до конца, рассказав Деймону, как Фэй заткнула ей рот, и направляется ко входу в здание. Она распахивает дверь – чересчур резко – и проходит прямо к кабинету Деймона, единственному помещению с собственной дверью. Деймон всегда оставляет ее нараспашку, так что она просто может зайти внутрь и покончить с этим. Она сдвигает солнечные очки на лоб, чтобы он мог видеть ее глаза, но он даже не удостаивает ее взглядом.