Текст книги "Два завоевателя"

6

– Куда ты теперь направляешься? – спросил сына дом Рафаэль ди Астуриен. – Как ты представляешь свое будущее, Бард? Каковы твои планы? Ты же еще юнец, ты не понимаешь, что значит остаться без родины, без собственного дома, да еще быть объявленным вне закона. Властелин света! Какое легкомыслие! Какой позор!..

Бард тряхнул головой:

– Что сделано, то сделано, отец! Слезами теперь не поможешь. На меня какое-то помешательство нашло. Твой брат и мой так называемый король наглядно продемонстрировал, что значит справедливость и милосердие. И за что меня наказали? За ссору, которой я вовсе не хотел. Я сделал то, что и должен был сделать, – повернуться спиной ко двору Одрина ди Астуриена и поискать удачу на чужой стороне.

Они разговаривали в комнате, которая была отведена Барду в тот самый день, когда он маленьким мальчиком впервые появился в замке. Здесь он рос, и, даже когда его отправили к Одрину, дом Рафаэль по доброте душевной или из сентиментальности сохранил комнату за старшим сыном. С первого взгляда было видно, что в этом помещении живет мальчишка, а не мужчина, – Бард вздохнул, оглядываясь, – мало, что можно было взять с собой в изгнание.

– Послушай, отец, – он положил руку на плечо дома Рафаэля, – не надо так убиваться. Даже если король проявил бы снисходительность и ограничился высылкой из дворца, я бы все равно здесь не остался. Леди Джерана любит меня еще меньше, чем прежде. Она и теперь едва скрывает радость, что меня изгнали из королевства. Так и сияет… – Бард неожиданно злобно оскалился. – Она все никак не может успокоиться; все трясется, как бы я не прихватил наследство Аларика. Впрочем, так же решил и король… Скорее всего по наущению Белтрана – уж тот, наверное, успел нашептать ему на ухо. Отец, ты-то не держи подобных мыслей. Что по закону принадлежит Аларику, то его. Да, в прежние дни случалось, что старший сын присваивал долю младшего. Но это не для меня!

Дом Рафаэль ди Астуриен долго и серьезно разглядывал старшего сына. Бард был высок, строен, однако отец тоже был еще вполне крепкий мужчина, широкоплечий, с мощной мускулатурой. Ему еще рано на покой.

Наконец он вздохнул и откровенно вымолвил:

– Но ведь так и есть, Бард. Я тоже считаю, что ты именно так и поступишь. После моей смерти… Почему бы нет, сынок?

– Потому что нет! – решительно заявил Бард. – Я знаю, что ты думаешь – раз он там заварил такую кашу, поднял руку на сводного брата, значит, у него нет чести. Где-то втайне ты вполне допускаешь, что в опасении дяди о судьбе трона вполне может быть толика истины. Так вот я заявляю – нет и еще раз нет! Ссора… Далась вам эта ссора!.. Нелепая случайность… Ну, выпил я лишку, с кем не бывает. Не было у меня умысла! В голове в тот вечер что-то словно сдвинулось – сначала одна, потом другая… Ну, это не важно… клянусь Властелином Света, который способен повернуть время вспять, – пусть он сотворит чудо – я бы первым все переиначил. В руки бы не брал проклятый кинжал… А-а, не важно. Что касается Аларика и его наследственных прав, то вот что я скажу, отец: да, большинство незаконнорожденных сыновей выросли париями. Без имени, рядом с ними не было мужчины, не было руки, которая способна наказать и защитить. У них нет будущего, все достается им силой, грабежом и разбоем, а этот путь недолог и ведет он в никуда. Ты воспитал меня в собственном доме, который и стал мне родным. У меня было детство – были достойные товарищи, наставники, учителя. Меня приняли в королевском замке. И там ко мне хорошо относились, я получил образование… – Неожиданно молодой воин смущенно и в то же время страстно обнял отца. – Ты вполне мог бросить меня и без всяких угрызений совести посиживать вечерком у камина; ты мог отослать меня в кузницу или на ферму, приставить к какому-нибудь ремеслу. Вместо этого у меня появился собственный конь, собственные ястребы, я рос как благородный. Представляю, какое сопротивление тебе пришлось выдержать – и со стороны кого? Твоей законной супруги… Неужели ты считаешь, что я могу забыть все это? Или, обуянный гордыней, сочту, что этого мало, и потребую еще. Но я ведь не мальчик, я уже догадался, что если у кого-то прибавляется, то у кого-то отнимается. Неужели я посмею отнять надел у своего младшего брата, таким образом нарушив волю богов? За кого ты меня принимаешь? Аларик мой брат, он считает меня братом, я люблю его. Посягнуть на него… Каким неблагодарным подонком надо быть? Наказывать родного брата и бросать вызов року? Послушай, отец, я очень жалею, что затеял ссору с этим капризным мальчишкой Белтраном, – в этом я виноват. Но неужели в подобных обстоятельствах я решусь обидеть Аларика? Или тебя?.. Ведь тогда я останусь на свете один-одинешенек…

– Обо мне не беспокойся, меня сейчас занимает другой вопрос, – ответил дом Рафаэль. – Я все никак не могу понять, почему Одрин так жестоко поступил с тобой. Проявив пренебрежительное неуважение к годам, которые ты провел у него на службе, к верности, которую ты выказал за это время, он тем самым и меня обидел. Он сам вынудил меня задаться вопросом: так ли уж справедлив наш король? Идет ли его правление на пользу Астуриасу?.. Раньше у меня не возникало и тени сомнения, но если изгоняют лучших, если какие-то тайные соображения начинают подминать законы ради каких-то невидимых подданным целей, то волей-неволей начинаешь спрашивать себя: что же дальше? Мы уже не дети, Бард, и ясно понимаем, что на тропу зла достаточно ступить одной ногой – потом уже не сойдешь.

Он замолчал, долго смотрел в окно. Бард не посмел прервать размышления отца. Наконец дом Рафаэль вымолвил:

– Что касается Аларика… – Он рассмеялся. – Ты можешь сам поговорить с ним на эту тему. Я думаю, он очень обрадуется, увидев тебя. Не важно, почему ты оказался дома. Он только и говорит о тебе, о твоей доблести.

Аларик словно услыхал слова отца. Дверь распахнулась, и мальчик лет восьми, худенький, бледный, вбежал в комнату.

– Брат! – воскликнул Бард. – Как же ты вырос! Когда я уезжал в королевский замок, ты был еще совсем ребенком, а теперь только поглядите, какой большой. Тебе уже пора седлать коня и отправляться на подвиги. – Он обнял мальчика и поднял на руки.

– Бард, позволь, я тоже удалюсь с тобой в изгнание. – Аларик чуть не плакал. – Отец хочет отправить меня в замок старого короля, в заложники. Я не хочу служить королю, который так жестоко обошелся с моим братом.

Бард рассмеялся, и мальчик, обиженный недоверием брата, принялся настаивать:

– Ты еще увидишь, я прекрасно держусь в седле. Я могу быть твоим пажом, даже оруженосцем. Буду ухаживать за конем, чистить оружие и латы…

– Что ты, парень. – Бард опять рассмеялся и опустил его на пол. – Дорога, на которую меня толкнули, трудна. Там мне не понадобится ни паж, ни оруженосец. За всем должен быть собственный догляд. Твой долг в том, чтобы остаться дома и помогать папе, пока я буду в изгнании. Знаешь, сколько у него теперь прибавится забот? Именно так поступают настоящие мужчины. Что касается короля – то он больше любит тихонь, чем храбрецов, способных высказать свое мнение. Он недалек умом, но он – король, и ему следует повиноваться, будь он даже глупее, чем Дураманов осел.

– Куда же ты поедешь, Бард? – требовательно спросил мальчик. – Я слышал, как на перекрестке выкрикивали, что ты приговорен к изгнанию на семь лет и никто не смеет дать тебе ни крова, ни пищи.

Бард снова рассмеялся:

– У меня с собой запас еды на три дня. Мне хватит. За этот срок я должен покинуть пределы Астуриаса. Поеду в такие земли, где людям плевать, что думает по этому поводу король Одрин. К тому же у меня добрый конь и достаточно монет. Думаю, первое время перебьюсь…

– А потом? – Тут глаза Аларика расширились, в них ясно читались ужас и восхищение. – Потом ты станешь разбойником?

Теперь засмеялся и дом Рафаэль.

– Нет, – ответил Бард. – Я стану простым солдатом. На свете много владетельных господ, которым нужны храбрые и умелые бойцы.

– Но куда ты поедешь? Ты пришлешь весточку? – продолжал допытываться мальчик, и Бард, улыбнувшись, спел куплет из старинной баллады:

 
Коня направил на закат,
Где солнце гаснет в море.
Изгнание – мой жребий, брат.
В его теперь я воле.
 

– Как бы я хотел отправиться с тобой, – тихо молвил Аларик.

Бард отрицательно покачал головой:

– У каждого человека своя судьба, братишка. Твоя дорога – в королевский замок. Принц уже взрослый, однако при дворе растет твой ровесник, новый заложник, Гарис из Хамерфела. Не сомневаюсь, вы подружитесь, станете брединами. Не сомневаюсь, что король вызывает тебя именно с этой целью.

– Не совсем так, – усмехнулся дом Рафаэль. – Это сделано, чтобы дать мне понять, что в немилость попал только ты. Прекрасно, если брат желает верить, что я быстро все забыл, пусть так и будет. Что касается тебя, Бард, то, на мой взгляд, тебе лучше двинуться в сторону Эль-Халейна и поступить на службу к Макарану. Приключений и забот на твою долю в том краю выпадет много. Макаран, сидя в Эль-Халейне, сражается со всеми соседями. Кроме того, по его стране погуливают шайки бандитов, а на Вензейских холмах полным-полно диких кошек – они частенько спускаются к стенам города. Главное – Макаран достаточно силен, чтобы не обращать никакого внимания на Одрина, в отношениях с людьми он придерживается законов и рад каждому лишнему мечу.

– Я уже думал от этом, – ответил Бард. – Беда в том, что Эль-Халейн слишком близко к Тендаре, а там правят Хастуры. Родственникам Джереми может взбрести в голову поквитаться со мной. Придется день и ночь опасаться нападения, а это несколько утомительно. Лучше найти убежище, которое было бы равно далеко и от Одрина, и от Хастуров… – Бард вдруг замолчал, опустил голову.

Перед глазами возник образ Джереми – лицо бледное, осунувшееся, нога в лубке, какая-то неестественно скрюченная, лежит на подставке. Дьявол бы побрал этого Белтрана! Зачем он втянул в это дело Джереми? Если уж дошло до поножовщины, почему бы ему не ткнуть лезвием в зачинщика? Глупая ссора! Глупейшая!.. Слов не хватает, чтобы клясть себя, этого обидчивого Белтрана… Совсем как ребенок!.. Жаль, что в скандал оказался втянут Джереми – с ним-то Бард вовек не ссорился; за все то время, что они знали друг друга, слова худого не сказали. Теперь Джереми остался калекой на всю жизнь. Ладно, что сделано, то сделано. Что теперь сожалеть? Поздно! И в этот момент Бард понял – эти несколько лет были лучшей порой в его жизни. Он и сейчас ничего бы не пожалел, чтобы вновь увидеть Джереми, протянуть ему руку, пожать ее…

Юноша невольно сглотнул и поиграл желваками.

– Думаю, стоит двинуться на восток, к Эйрику из Серраиса. Там я смогу отомстить, приняв участие в войне с Одрином. Это будет королю наукой. Надеюсь, тогда он поймет, что лучше дружить со мной, чем враждовать.

Дом Рафаэль ответил:

– Что толку советовать? Тем более тебе. Ты уже заметно повзрослел и скоро будешь так далеко, что не услышишь моих советов. Семь лет ты будешь предоставлен сам себе. Однако не могу не попросить об одном. Лучше, если ты проведешь это время как можно дальше от Астуриаса и ни в коем случае не ввязывайся в войну с родственниками.

– Я как-то не думал от этом, – признался Бард. – Совсем упустил из виду… Стоит мне примкнуть к врагам Одрина, ты тоже станешь его врагом. Выходит, Аларик – заложник не столько за тебя, сколько за меня. Чтобы я не смел делать глупостей и был паинькой. Хитро придумано.

– Опять ты спешишь с выводами. Молод, горяч… Это похвально, однако мозгами тоже надо время от времени шевелить. Зачем же давать волю безрассудному гневу? За семь лет ты станешь настоящим мужчиной и, когда вернешься домой, сможешь заключить мир с Одрином, поступить к нему на службу и добиться признания. Сделать карьеру, наконец. Пойми, ты можешь добиться этого только на земле предков. Кто рискнет доверить важный пост чужаку? И вот что еще… Семь лет, Бард, это и очень много и в то же время мало, чтобы окончательно забыть, откуда ты родом. На все воля богов, никто не может предугадать, что случится за такой срок. Это я говорю к тому, чтобы ты не терял присутствия духа и постоянно ждал вестей из Астуриаса. Семь лет – целая вечность и короткий миг… Запомни эти слова.

Бард презрительно фыркнул:

– Одрин ди Астуриен помирится со мной, когда аларские волчицы станут питаться травой, а кворебни[16]16
  Стервятники.


[Закрыть] – рогатыми кроликами. Отец, пока живы Белтран и Джереми, никто со мной здесь и разговаривать не будет, даже если самого Одрина не будет в живых.

– Как ты можешь знать? – спросил дом Рафаэль. – Придет день, и Джереми вернется на родину, а принц Белтран может погибнуть в сражении. У Одрина нет больше сыновей. Может такое случиться, что Белтран умрет и не оставит наследника? Вполне. Следующим наследником является Аларик. Я думаю, Одрин постоянно держит это в памяти. Вот почему мальчика и призывают во дворец. Чтобы был он под присмотром, чтобы получил соответствующее воспитание и образование. В этой игре ты – невеликая фигура, но в будущем можешь стать козырем. Я тебе еще раз повторяю – за семь лет может произойти что угодно. Семь лет! – Неожиданно дом Рафаэль ударил ладонью по подлокотнику. – Неизвестно, что случится через два дня. Понимаешь, нельзя загадывать. Единственное, что дано человеку, – это подумать, прикинуть и не допустить неисправимых ошибок. И на мой взгляд, такой промашкой будет твое участие в войне против Астуриаса. Тогда ты вовек не сможешь участвовать в семейных делах и Аларик лишается важнейшей поддержки, если, не дай нам боги, начнется смута или, что еще хуже, пойдет дележ наследства Одрина.

– Отец, королева Ариэль еще вполне способна родить ребенка. Вдруг у короля появится еще один сын?

– А я о чем говорю! Кто может знать наперед, что случится? Хорошо, давай разберем и такую возможность. Если новый король сядет на трон, то ему будет нетрудно простить тебя – ведь к этой ссоре он вообще не имеет никакого отношения. А если ты к тому времени прославишься как воин, то он охотно помирится с тобой, с недестро.

Бард пожал плечами, потом кивнул:

– Вполне может быть. – Он помолчал, затем добавил: – Это звучит убедительно. Отец, я клянусь, что не приму участия в военных действиях против Астуриаса или лично короля Одрина. Хотя, конечно, мне больше по сердцу отомстить ему. Разгромить бы Астуриас и взять Карлину в плен.

Аларик широко раскрыл глаза:

– Принцесса Карлина так прекрасна?

– Ну, что касается этого, – криво усмехнулся Бард, – то все женщины, по-моему, похожи одна на другую. Когда потушишь лампу… Карлина – принцесса, мы вместе росли, нас признали сводными братом и сестрой. Я к ней в общем-то неплохо относился, и, согласно обычаям, она мне жена. И если другой мужчина уложит ее в постель, это будет нарушением закона.

Юноша невольно сжал кулаки, в голову ударила ярость – он припомнил все разом: и отказ Карлины последовать за ним в изгнание, как поступила бы верная жена; и довольное лицо Белтрана, когда он услышал приговор; и попытки Джереми остановить его в галерее; и нелепый, невозможный отказ Мелоры. С него все и началось… Это лерони довела его до белого каления, это из-за нее он потерял контроль над собой, из-за нее напился и поднял руку на Карлину…

– Что ты волнуешься, – успокоил его Аларик, – хорошенько послужи какому-нибудь чужеземному королю, и он даст тебе в жены свою дочь.

Бард невольно рассмеялся:

– И половину государства в придачу. Как в сказках?.. Всякое может случиться, братишка…

В этот момент его прервал отец. Дом Рафаэль шутить был не намерен:

– Ты в чем-нибудь нуждаешься?

– Король Одрин, черт бы его побрал, заплатил мне сполна. Пожаловаться не могу… Я после суда совсем расстроился, рассвирепел так, что даже не потребовал, чтобы мне выдали положенное. Так они пригнали сюда лакея и передали все, что было указано: отличный мерин родом с Валеронских равнин, меч и кинжал – оружие, по-видимому, из наследства древних Хастуров. Прислали также кожаные доспехи, в которых я сражался в Снежной долине, кошелек с монетами. Я их пересчитал и нашел, что туда добавили пятьдесят рейсов[17]17
  Мелкая монета.


[Закрыть]. Так что я не могу сказать, что меня обделили. Едва ли такую награду смог бы получить какой-нибудь из его капитанов, выходя в отставку после двадцати лет службы. Хочет остаться чистеньким, Зандру его побери! Я хотел отослать все это назад и приписать, что с того момента, как он лишил меня жены, я не признаю справедливым его суд, но… – Бард пожал плечами, – мне следует быть разумным. Более практичным, наконец. Напиши я что-нибудь подобное – и это сочтут за отказ от обручения. Кроме того, оружие мне тоже пригодится…

Он на мгновение умолк, обернулся к порогу, через который в комнату ступила полная молодая женщина. Волосы ее были заплетены в две медного отлива косы. Бард замер на мгновение – ему показалось, что это Мелора. Нет, эта женщина была моложе, изящней. Чертами лица она очень напоминала лерони, особенно похожи были большие серые глаза. У порога она остановилась и робко сказала:

– Господин, леди Джерана послала меня узнать – не может ли она чем-нибудь помочь вам прежде, чем вы оставите нас. Она просила передать, что если Бард мак Фиана в чем-либо нуждается, то следует сообщить заранее мне или ей, чтобы она могла успеть подготовить все необходимое.

Юноша, в упор глядя на нее, ответил:

– Мне нужен запас продовольствия на три дня. Буду благодарен, если в дорожную суму положат бутылку или две вина. Это все – в дальнейшем я не стану беспокоить госпожу.

Он все еще рассматривал появившуюся в комнате фрейлину. Рыжие волосы были гуще, чем у Мелоры, девушка была куда симпатичнее. Вот покраснела она так же, как и лерони, оттого, может, Бард вновь ощутил одновременно и негодование, и тайное влечение, которое он испытывал при мысли о Мелоре.

– Как видишь, – заметил Рафаэль, – моя жена не так уж плохо относится к тебе, Бард. Она желает облегчить тебе путь; желает, чтобы ты не страдал от нехватки самого необходимого. У тебя есть запас белья? Кроме того, надо взять с собой посуду – в чем ты будешь варить пищу?

Бард засмеялся:

– Ох, как хочется вам, отец, убедить меня, что леди Джерана испытывает ко мне теплые чувства. В этом они с королем одна пара – побыстрее расплатиться со мной и тут же выставить за порог. Однако она великодушнее. Не так уж плохо – целых два одеяла, и если я буду хорошо вести себя, то, может быть, получу и кожаный плащ. Как, дамисела, я могу рассчитывать на накидку? Смотрю, ты новенькая, что-то я тебя не помню. Давно служишь?

– Мелисендра не служанка, а приемная дочь моей жены, – пояснил Рафаэль, – значит, в некотором роде твоя родственница. Она из Макаранов, кстати, твоя мать тоже была из этого клана.

– Неужели? Прекрасно, дамисела, я знаком с вашими родственниками, – сказал Бард. – Например, мастер Гарет. Он был ларанцу, когда я отправился в военную экспедицию, с нами также была ваша сестра Мелора, а также ваша родственница Мирелла…

Лицо девушки вспыхнуло, мелькнула быстрая улыбка.

– Неужели? Мелора куда более искусная лерони, чем я. Она прислала мне весточку, что вскоре должна отправиться в Нескью, – тараторила Мелисендра. – Как себя чувствует отец?

– Когда я видел его в последний раз, на празднике Середины зимы, неплохо. Надеюсь, вы слышали, что он был ранен в бою неподалеку от Морейской мельницы? Клинок оказался отравленным. Пока он не может обходиться без трости.

– Он прислал мне письмо. Мелора тоже приписала – она с восторгом отзывается о вашей храбрости… – Девушка неожиданно опустила глаза и покраснела.

Бард со всей возможной любезностью заметил:

– Я рад, что Мелора так высоко оценила мои скромные заслуги. – Ему пришлось приложить усилие, чтобы скрыть гнев, вновь вспыхнувший в душе. Та самая Мелора, которая отказала ему! С нее все и началось!.. Клялась в дружбе, любви, а на поверку оказалось… Однако эта девица ни в чем не виновата, и он повторил: – Рад, что ваши родственники с уважением относятся ко мне, дамисела. Вы знаете, я подумал, что, возможно, самый лучший вариант для меня, если я поскачу в Эль-Халейн, к вашему родственнику Макарану, и там поступлю на службу.

– К сожалению, Макараны в настоящее время не нуждаются в наемниках. Правитель Эль-Халейна объявил о перемирии с Хастурами и с Башней Нескьи. Они дали клятву, что прекращают всякую междоусобицу, будут хранить мир внутри границ и воевать только за пределами принадлежащих им территорий. Вас, мой лорд, ждут большие неприятности, если вы направитесь туда. Они больше не занимаются наймом солдат за пределами владений.

Бард удивленно вскинул брови. Вот новость так новость! Выходит, Хастуры из Тендары и Хали распространили свое влияние и на Эль-Халейн?

– Благодарю за предостережение, дамисела. Мир, возможно, хорошая новость для крестьян, но для воина – это печальное известие.

Мелисендра простодушно улыбнулась:

– Если мир продержится достаточно долго, если все стихнет, то, может, придет день, когда мужчины займутся и другими делами, а не только войной. Хотелось бы, чтобы такие люди, как мой отец, нашли иное применение своим талантам. Уверена, в этом случае они принесли бы больше пользы.

Тут подал голос дом Рафаэль:

– Ступай, девочка, к моей жене – пусть она приготовит все необходимое. Скажешь, что Бард уедет сразу после захода солнца. – Голос у него был недовольный.

– Зачем, отец? – удивился Бард. – Вы что, гоните меня? Я хотел переночевать в родном доме. Я же не увижу его в течение семи лет. И вас не увижу!

– Гоню тебя? – воскликнул отец. – Ты разве забыл, что тебе отпущено только три дня, чтобы покинуть пределы Астуриаса?

– Мне же хватит одного дня, чтобы добраться до границы! А если я поскачу к северу, к Кадарину, и того меньше. Правда, в той стороне как раз и расположен Эль-Халейн, который, как утверждает Мелисендра, теперь в руках Хастуров… Что ж, подамся в Хеллер – погляжу, не нуждается ли лорд Ардаис в мечах. Или, может, вы полагаете, что ваш дорогой брат пошлет за мной убийц, которым будет дано указание тайно прирезать меня? Так, что ли, отец?

Дом Рафаэль долго не отвечал, потом изрек:

– Искренне надеюсь, что до этого не дойдет. Дело в том, что и так есть кому заняться этим делом. Отомстить за Джереми или за принца – один из них вполне способен шепнуть хватким людям. Думаю, для кое-кого это наилучший выход из положения. Даже через семь лет твое возвращение может прийтись не по душе. Я должен все предусмотреть, сын мой. Я не желаю, чтобы меня поставили перед фактом твоей гибели.

– Я буду осторожен, отец, но я не собираюсь, словно побитый пес, крадучись пробираться к границе!

На какое-то мгновение его глаза встретились с глазами Мелисендры. Девушка покраснела и попыталась было отвести взгляд, но ничего не получилось. Бард по-прежнему вглядывался в ее лицо. Помнится, мастер Гарет предостерегал его насчет Миреллы – посмел устроить ему выволочку, словно мальчишке. Вот и Мелора раздразнила его, разожгла страсть, а потом сбежала. Он продолжал неотрывно глядеть на Мелисендру, пока по телу девушки не побежали судороги. Она густо покраснела и стремительно выскочила из комнаты.

Бард засмеялся и наклонился к Аларику:

– Ступай, там, в игрушках… Можешь выбрать лук и стрелы и еще что хочешь. Да все забирай. Мне они больше не понадобятся, зачем лежать попусту, когда я уеду. Пусть хотя бы мой брат в них поиграет. Ты пока разберись тут с ними, потом я расскажу, как должен вести себя заложник при дворе короля.

Позже, когда мальчик ушел – унес, придерживая обеими руками мячи, воланы, охотничьи луки и прочие игрушки, – Бард подошел к окну, улыбнулся от благостных предчувствий. Никуда она не денется, девица Мелисендра, сама придет. Вряд ли сможет противостоять чарам, которые он наложил на нее. Это только слово такое – наговор, а если по правде, то ей не устоять против него. Все эти чертовы женщины одинаковы – им только кажется, что они могут дразнить его, отказывать. Это только в те минуты, когда он способен дрогнуть, пожалеть их. Стоит ему взять себя в руки – и им не устоять. Бард усмехнулся, когда услышал на лестнице легкие шаги.

Она вошла медленно, робко, едва переставляя ноги.

– Мелисендра, – он повернулся к ней, – что вам угодно?

Она глядела на него широко раскрытыми глазами – с недоумением, испуганно.

– Я… Я сама не знаю. – Она задрожала. – Я решила… Мне показалось, что мне надо прийти.

Чуть скривив губы, он подошел к ней, прижал к себе и крепко поцеловал. Впился в ее губы – надолго, страстно. Услышал, как гулко бьется сердце.

Он должен был поступить так же с Карлиной. По крайней мере, стоило попытаться… Тогда бы ничего не случилось – они не смогли бы навредить ему. И принцесса бы не смогла уже слова против сказать. Ну и осел же он был! Почему он решил, что она сделана из другого теста, что и остальные женщины? Как он мучился – пусть бы и она отведала этих страданий. Он все еще желал Карлину – сам удивился, однако тяга была сильна. Даже неодолима… Может, потому, что она по закону принадлежала ему и вот все сорвалось. Это было поражение, а он не хотел испытывать горечь неудач. Это чувство было не для него. Для других – пожалуйста! Но не для него!.. Вот еще что – она была королевской дочерью, следовательно, неким символом, к которому сам, не сознавая этого, страстно тянулся. Он, недестро, женится на принцессе – это ли не честь, это ли не успех. И в этот момент король Одрин посмел разрушить сказку.

Его руки добрались до кружевных оборок, которыми было обшито нижнее белье Мелисендры. Она ему все позволяла, даже дыхание затаила – стояла не шевелясь, как вкопанная. Словно рогатый кролик под взглядом чудовищной птицы баньши. Потом судорожно вздохнула, когда его рука коснулась сосков. Слезы беззвучно покатились из глаз. Грудь у Мелисендры пышная – не то что у Карлины, едва распустившиеся бутоны. Какой нежный розовый поросеночек, мелькнуло у Барда, совсем как Мелора. И точно так же, как ее сестра, эта девица поддразнивала его, манила… Одним словом, насмехалась… Ну, на этот раз она не убежит! Он легко поднял ее, понес на кровать – сжал так, что Мелисендра не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Мысли тоже оказались под тяжким спудом… Она даже не сопротивлялась, когда он бросил ее на постель, содрал юбки. Просто беззвучно плакала – слезы были крупные, горьковато-соленые, собирались в уголках рта… Потом принялась что-то бессвязно шептать – сопротивляться, что ли, вздумала?.. Еще чего!.. Бард уже взгромоздился на нее. Она жалостно вскрикнула. Всего один раз…

Потом лежала молча, ее колотила дрожь, но она не плакала. Она просто не могла плакать. Ужас сковал ее. Дрожь жертвы вновь возбудила его. Только не надо сопротивляться, ты же не Карлина. Вот так, вот так, вот и будь паинькой!..

Он наконец сполз с нее – теперь лежал отдыхая, усталый и ликующий. Что теперь хныкать! Она так же хотела этого, как и он, и он щедро поделился с ней тем, что женщина жаждет больше всего на свете. Каждая из вас должна пройти через это, так что хнычьте, рыдайте, твердите одно и то же: «Не хочу, не хочу!..» Ну да, не хочешь! Так тебе и поверили. Неожиданно, с острым уколом, он вспомнил, как они сидели с Мелорой неподалеку от лагерного костра. Беседовали… Он не хотел тогда воспользоваться чарами, вот она и обвела его вокруг пальца. Что ж, сама потом пожалеет, что упустила такой удобный случай овладеть им. Женщины – они в душе хоть самую капельку, но шлюхи. Уж он-то знает, его не проведешь! Почему рожденные в благородных домах девицы должны отличаться от крестьянок? Вся разница, что цена у благородных более высокая. Шлюхи требуют оплаты монетами, а благородных надо занимать светскими беседами, ухаживанием, вежливой иносказательной демонстрацией своих мужских достоинств.

Наблюдение, возможно, верное, но какое-то… куцее. По крайней мере удовлетворения оно не принесло – наоборот, породило мрачное, тягучее предчувствие. Внезапно на него навалилась неодолимая, нестерпимая тоска. О чем он размышляет? О женщинах! Это в тот самый миг, когда ему необходимо спасаться бегством, когда ему семь лет не видеть дома. Самое время думать об этих самках, черт бы их всех побрал! Мелисендра по-прежнему лежала рядом и горько рыдала. Теперь она не стеснялась слез. Ну и черт с ней! С Карлиной все должно быть не так. Она же к нему всегда хорошо относилась, обещала полюбить когда-нибудь. А что, вполне возможно, ведь они же дружили с детства. Он ее и пальцем не тронет, даже прикоснуться без ее согласия не посмеет… Здесь, рядом, должна находиться Карлина. Зачем в тот вечер напился, позволил себе облапать ее? Хотел тем самым отомстить Мелоре? Ну что, отомстил? И эта, что лежит рядом… Мелисендра, так, кажется. Тоже месть сконфузившей его Мелоре. Не удалось на ней, поездил не сестре? Его сердце жег стыд, он сам себе на какое-то мгновение стал ненавистен. Что теперь скажет мастер Гарет? Мысль о нем тут же убила всякое раскаяние. Ничего, будет знать, что Бард мак Фиана не мальчишка, которому можно выговаривать – эту женщину не трожь и ту не трожь.

Однако сколько можно рыдать? Он протянул руку и погладил девушку:

– Мелора, не надо плакать.

Наступила тишина. Девушка повернулась к нему, в ее глазах сверкнули отчаяние и боль, лицо исказилось.

– Я не Мелора, – раздельно сказала она. – Если бы вы посмели так поступить с сестрой, она бы уничтожила вас с помощью своего ларана.

Конечно, усмехнулся про себя Бард. Мелора хотела меня, но по каким-то соображениям своими руками разрушила мост, возникший между ними. Да, Мелисендра была девственница, к сожалению, он не подумал об этом, а надо было бы подумать. Известно, что большая часть лерони обладает привилегией самим выбирать любовников. Он хотел, чтобы на ее месте была Мелора. Только эта рыжеволосая, все понимающая толстуха могла утолить его не только телесный, но и душевный голод. Мелисендра не более чем игрушка, покладистое тело. Радует только то, что – и это опять возбудило его – он все-таки взял ее по своей воле, не впадая в сомнения.

– Хватит, – наконец сказал он. – Что сделано, то сделано. Да перестань ты плакать.

Мелисендра попыталась сдержать рыдания, потом с трудом вымолвила:

– Опять не угодила! Что же я должна сделать на этот раз?

Она выговорила эти слова таким тоном, словно совсем не желала того, что случилось. Бард удивленно глянул на нее. Что здесь непонятного – он просто предоставил ей шанс осуществить то, о чем она давным-давно мечтала. Не надо теперь укоров, обвинений. Это по крайней мере глупо.

– Дама сердится, – сказал он, но Мелисендра не приняла его иронического тона.

Не оскорбилась, не ударилась снова в слезы. Просто сообщила: