Текст книги "Король-олень"

Моргауза с головой ушла в размышления; но тут Гвидион коснулся ее руки и едва слышно пробормотал:

– Твои гости, матушка.

Моргауза присела в глубоком реверансе перед Вивианой, которая словно бы усохла. Прежде казалось, что годы не властны над Владычицей Озера, но теперь Вивиана выглядела увядшей, лицо ее избороздили морщины, а глаза запали. Но ее очаровательная улыбка осталась прежней, а низкий грудной голос был все таким же мелодичным.

– Как я рада тебя видеть, милая сестра, – сказала она, поднимая Моргаузу и заключая ее в объятия. – Сколько же мы не виделись? Ах, лучше не думать о годах! Как молодо ты выглядишь, Моргауза! Какие прекрасные зубы, и волосы такие же блестящие, как всегда. С Кевином Арфистом вы уже встречались на свадьбе Артура – он тогда еще не стал мерлином Британии.

Кевин тоже постарел, ссутулился и сделался скрюченным, словно старый дуб. Что ж, подумала Моргауза, это вполне умеет, но для человека, который якшается с дубами, – и почувствовала, как губы ее невольно растягиваются в усмешке.

– Добро пожаловать, мастер Арфист, то есть я хотела сказать – лорд мерлин. А как там благородный Талиесин? Он все еще пребывает среди живых?

– Он жив, – ответила Вивиана. Когда она произнесла это, из паланкина вышла еще одна женщина. – Но он стар и слаб, и ему теперь не под силу подобные путешествия.

Затем она сказала:

– Это дочь Талиесина, дитя дубрав – Ниниана. Так что она приходится тебе сводной сестрой, Моргауза.

Моргауза слегка смутилась, когда молодая женщина шагнула вперед, обняла ее и произнесла певучим голосом:

– Я рада познакомиться с моей сестрой.

Ниниана была так молода! У нее были чудесные золотистые волосы с рыжеватым отливом, голубые глаза и длинные шелковистые ресницы. Вивиана пояснила:

– С тех пор, как я постарела, Ниниана путешествует со мной. Кроме нее – и меня – на Авалоне не осталось более никого, в чьих жилах текла бы древняя королевская кровь.

Ниниана носила наряд жрицы; ее чудесные волосы были перехвачены на лбу тесьмой, которая, однако, не скрывала знака жрицы – недавно нарисованного синей краской полумесяца. Она и говорила как жрица – хорошо поставленным, исполненным силы голосом; но рядом с Вивианой девушка казалась юной и слабой.

Моргаузе стоило немалого труда вспомнить, что она тут хозяйка, а это ее гости; она чувствовала себя, словно девчонка-поваренок, оказавшаяся вдруг перед двумя жрицами и друидом. Но затем она гневно напомнила себе, что обе эти женщины – ее сводные сестры, а что касается мерлина – то он всего лишь старый горбун!

– Добро пожаловать в Лотиан и в мой замок. Это мой сын Агравейн: он правит здесь, пока Гавейн находится при дворе Артура. А это мой воспитанник, Гвидион.

Мальчик изящно поклонился высокопоставленным гостям, но пробормотал лишь нечто неразборчиво-вежливое.

– Красивый парнишка и уже большой, – сказал Кевин. – Так значит, это и есть сын Моргейны? Моргауза приподняла брови.

– Можно ли скрыть что-либо от того, кто наделен Зрением?

– Моргейна сама сказала мне об этом, когда узнала, что я еду на север, в Лотиан, – сказал Кевин, и по лицу его промелькнула тень.

– Так значит, Моргейна снова обитает на Авалоне? – спросила Моргауза. Кевин покачал головой. Моргауза заметила, что Вивиана тоже выглядит опечаленной.

– Моргейна живет при дворе Артура, – сказал Кевин.

– У нее есть дело во внешнем мире, которое следует исполнить, – добавила Вивиана, поджав губы. – Но в назначенный час она вернется на Авалон. Там ее ждет место, которое ей надлежит занять.

– Ты говоришь о моей матери, Владычица? – тихо спросил Гвидион.

Вивиана в упор взглянула на Гвидиона – и внезапно старая жрица показалась высокой и величественной. Моргаузе эта уловка была привычна, но Гвидион видел ее впервые. Владычица Озера заговорила, и голос ее заполнил двор:

– Почему ты спрашиваешь меня об этом, дитя, когда ты и сам прекрасно знаешь ответ? Тебе нравится насмехаться над Зрением, Гвидион? Будь осторожен. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь – и в этом мире немного вещей, которые мне неведомы!

Гвидион попятился, приоткрыв рот и, в одно мгновенье превратившись во всего лишь не по годам развитого ребенка. Моргауза приподняла брови; так значит, он еще способен кого-то и чего-то бояться! На этот раз мальчик даже не попытался ни оправдаться, ни извиниться – вся его бойкость куда-то исчезла.

Моргауза поспешила снова взять дело в свои руки.

– Пойдемте в дом, – сказала она. – Все уже готово для вас, сестры мои, и для тебя, лорд мерлин.

Взглянув на красную скатерть, которую она сама постелила на главный стол, на кубки и красивую посуду, Моргейна подумала: «Да, мы живем на краю света – но не в хлеву!» Она провела Вивиану к креслу с высокой спинкой, которое обычно занимала сама, и усадила рядом с ней Кевина Арфиста. Ниниана, поднимаясь на помост, споткнулась, но Гвидион мгновенно поддержал ее.

«Так-так, наконец-то наш Гвидион начинает обращать внимание на красивых женщин. А может, это просто хорошие манеры? Или он хочет снова снискать расположение после того выговора, который ему учинила Вивиана?»

Моргауза прекрасно понимала, что никогда не узнает ответа на этот вопрос.

Рыба прекрасно удалась (красную рыбу вообще хорошо запекать – она легко отделяется от костей), а медовый пирог был достаточно велик, чтобы его хватило почти на всех домочадцев; кроме того, Моргауза велела принести побольше ячменного пива, чтобы трапеза была праздничной для всех. На столе было вдосталь свежевыпеченного хлеба, молока, и масла, и сыра из овечьего молока. Вивиана, как всегда, ела мало, но оценила угощение по достоинству.

– У тебя воистину королевский стол. Лучше меня не принимали даже в Камелоте. Я никак не ожидала, явившись без предупреждения, встретить такой прием, – сказала она.

– Так ты была в Камелоте? Видела ли ты моих сыновей? – спросила Моргауза, но Вивиана покачала головой и нахмурилась.

– Нет. Пока еще нет. Хотя я собираюсь отправиться в ту сторону к Троицыну дню – так его теперь называет Артур, вслед за церковниками, – сказала она, и у Моргаузы по спине невесть почему вдруг пробежал озноб. Но при гостях у нее не было возможности подумать над этим.

Тут подал голос Кевин.

– Я видел при дворе твоих сыновей, леди. Гавейн получил легкую рану при горе Бадон, но заживает она хорошо, и ее почти не видно из-под бороды… Он теперь носит небольшую бородку, как сакс – не потому, что хочет походить на них, просто он не может сейчас бриться, не тревожа свежего рубца. Возможно, он положит начало новой моде! Гахериса я не видел – он отправился на юг, следить, как укрепляют побережье. Гарета должны принять в число соратников в Троицын день – Артур чтит этот праздник более всех прочих. Гарет – один из самых влиятельных и самых доверенных людей при дворе, хотя сэр Кэй постоянно его задирает и дразнит «красавчиком» за миловидность.

– Его давно уже следовало сделать одним из соратников Артура! – пылко воскликнул Гвидион, и Кевин взглянул на мальчика более доброжелательно.

– Так значит, ты печешься о чести своих родичей, мальчик мой? Воистину, он заслужил того, чтоб войти в число соратников, и теперь, когда его высокое положение стало известно, с Гаретом обращаются соответствующим образом. Но Артур желает оказать ему особую честь и потому отложил церемонию до первого большого праздника, который Гарет встретит в Камелоте, чтобы его приняли в соратники со всей торжественностью. Так что ты можешь успокоиться, Гвидион, Артур прекрасно знает, чего стоит Гарет, хоть он и один из самых юных среди Соратников короля

Выслушав это, Гвидион робко спросил:

– А знаешь ли ты мою мать, мастер Арфист? Леди М-Моргейну?

– Да, мальчик, я хорошо ее знаю, – мягко произнес Кевин, и Моргауза подумала, что у этого уродливого человечка действительно хороший голос, звучный и красивый, по крайней мере, пока он говорит, а не поет. – Она – одна из прекраснейших дам при дворе Артура и одна из самых изящных, и еще она играет на арфе, как настоящий бард.

– Да будет вам! – вмешалась Моргауза, и губы ее растянулись в усмешке – ее позабавило, с какой нежностью арфист говорит о Моргейне. – Детские сказки – дело хорошее, но надо же когда-то и правду говорить. Моргейна – красавица? Да она серенькая, как воробей! Игрейна – та и вправду в молодости была красива, это подтвердит любой мужчина, но Моргейна на нее ни капли не похожа.

Кевин отвечал почтительно, но в то же время с улыбкой:

– Есть такая древняя друидская мудрость: красота не в красивом лице, а в душе. Моргейна воистину красива, королева Моргауза, хоть ее красота и схожа с твоей не более, чем плакучая ива с нарциссом. И она – единственный человек при дворе, которому я могу доверить Мою Леди.

И он указал на арфу, что стояла, расчехленная, рядом с ним. Поняв намек, Моргауза спросила у Кевина, не порадует ли он собравшихся песней.

Кевин взял арфу и запел, и в зале воцарилась тишина; не слышно было ни единого звука, кроме звона арфы и голоса барда. Пока он пел, люди из дальнего края зала стали подбираться поближе к главному столу, чтобы послушать музыку. Но когда Кевин допел, и Моргауза отослала домочадцев, – хотя Лохланну она позволила остаться, и тот тихонько присел у очага, – она сказала:

– Я тоже люблю музыку, мастер Арфист, и ты нас очень порадовал – давно уже я не получала такого удовольствия. Но ведь вы проделали весь этот долгий путь с Авалона в северные земли не для того, чтоб я могла насладиться музыкой. Прошу вас, поведайте, в чем причина вашего неожиданного появления.

– Не такого уж и неожиданного, – сказала Вивиана, слегка улыбнувшись, – раз я застаю тебя в лучшем наряде, а на столе нас ждут пиво, печеная рыба и медовый пирог. Тебя предупредили о нашем прибытии, и поскольку у тебя никогда не имелось ни малейшего проблеска Зрения, то мне остается лишь предположить, что тебя предупредил кто-то иной.

Она с усмешкой взглянула на Гвидиона, и Моргауза кивнула.

– Но он ничего мне не объяснил, лишь настоял, чтобы я приготовила все для празднества, – а я сочла это обычным детским капризом.

Когда Кевин принялся заворачивать арфу, Гвидион приблизился к его креслу и нерешительно спросил, протянув руку:

– Можно потрогать струны?

– Потрогай, – мягко отозвался Кевин, и Гвидион осторожно коснулся струн.

– Никогда не видел такой красивой арфы.

– И не увидишь. Думаю, второй такой не найти ни здесь, ни даже в Уэльсе, где есть целая школа бардов, – сказал Кевин. – Мою Леди подарил мне сам король, и я никогда с нею не расстаюсь. И, подобно многим женщинам, – добавил он, любезно поклонившись Вивиане, – с годами она становится все прекраснее.

– Жаль, что мой голос не становится прекраснее с возрастом, – добродушно откликнулась Вивиана. – Но, увы, Темная Матерь этого не желает. Лишь ее бессмертным детям дано с годами петь все прекраснее. Пусть Твоя Леди всегда поет так же чудно, как сейчас.

– А ты любишь музыку, мастер Гвидион? Умеешь ли ты играть на арфе?

– У меня нет арфы, и мне не на чем играть, – ответил Гвидион. – Наш единственный арфист – Колл, а его пальцы уже так одеревенели, что он редко касается струн. У нас вот уж два года не слышно музыки. Я, правда, иногда играю на маленькой свирели, а Аран – тот, что был волынщиком при войске Лота, – научил меня немного играть на дудке из лосиного рога… вон она висит. Он ушел с королем Лотом к горе Бадон – и не вернулся, как и Лот.

– Дай-ка мне эту дудку, – велел Кевин. Гвидион снял ее со стены и принес. Бард протер дудку полой одежды, продул от пыли, а затем поднес к губам, и его скрюченные пальцы коснулись прорезанных в роге отверстий. Он сыграл плясовую мелодию, потом отложил дудку со словами:

– В этом я неискусен – моим пальцам недостает проворства. Ну что ж, Гвидион, раз ты любишь музыку, на Авалоне тебе будет чему поучиться. Ну, а сейчас сыграй мне на этой дудке, а я послушаю.

У Гвидиона пересохло во рту – Моргауза поняла это по тому, как мальчик облизал губы, – но он взял дудку и осторожно подул в нее. Потом он заиграл медленную мелодию, и Кевин, послушав несколько мгновений, кивнул.

– Неплохо, – сказал он. – В конце концов, ты – сын Моргейны. Было бы странно, если б у тебя вовсе не имелось способностей к музыке. Возможно, мы сумеем многому тебя научить. Быть может, у тебя имеются задатки барда, но скорее – жреца или друида.

Гвидион, моргнув, едва не выронил дудку, но успел поймать ее в подол туники.

– Барда? О чем это ты? Объясни! Вивиана взглянула мальчику в глаза.

– Назначенный час пробил, Гвидион. Ты – друид по рождению и по обеим линиям принадлежишь к королевскому роду. Тебе передадут древние знания и тайную мудрость Авалона, чтобы тебе, когда придет твой день, под силу было нести дракона.

Гвидион сглотнул. Моргауза видела, как мальчик жадно впитывает услышанное. Она прекрасно понимала, что мысль о тайной мудрости будет для Гвидиона притягательнее всего, что только могли ему предложить.

– Вы сказали – королевского рода по обеим линиям… – запинаясь, пробормотал мальчик.

Ниниана хотела было ответить, но Вивиана едва заметно качнула головой, и Ниниана сказала лишь:

– Тебе все объяснят, когда настанет должный час, Гвидион. Если тебе суждено стать друидом, то первое, чему ты должен научиться, – это молчать и не задавать никаких вопросов.

Гвидион безмолвно уставился на девушку, и Моргауза подумала: «Гвидион, утративший дар речи, – да, такая картина стоит всех сегодняшних хлопот!» Впрочем, она не удивилась. Ниниана была красива – девушка поразительно походила на молодую Игрейну, или даже на молодую Моргаузу, только волосы у нее были не рыжие, а золотистые.

Вивиана негромко произнесла:

– Все, что я могу сказать тебе сейчас, так это то, что мать матери твоей матери была Владычицей Озера и происходила из рода жриц. В Игрейне и Моргаузе также течет кровь благородного Талиесина, – равно как и в тебе. В тебе слилась кровь многих королевских родов этих островов, сохранившаяся среди друидов, и если ты окажешься достоин, тебя ждет великая судьба. Но ты должен доказать, что достоин этого, ибо королевская кровь сама по себе еще не делает человека королем – нужно еще мужество, и мудрость, и прозорливость. Я так тебе скажу, Гвидион: тот, кто носит Дракона, может быть более подлинным королем, чем тот, кто сидит на троне, потому что трон можно заполучить силой оружия, или хитростью, или, как Лот, родившись в нужной постели, от нужного короля. Но Великого Дракона может носить лишь тот, кто заслужил это право собственными трудами, и не в одной лишь этой жизни, но и за прошлые. Знай, это великая тайна!

– Но я… я не понимаю! – сказал Гвидион.

– Конечно, не понимаешь! – отрезала Вивиана. – Я же сказала, это тайна, а мудрые друиды временами тратят несколько жизней, чтобы постичь даже менее сложные вещи. Я и не хотела, чтобы ты понял – но ты должен слушать, и слушаться, и учиться повиноваться.

Гвидион снова сглотнул и опустил голову. Моргауза увидела, как Ниниана улыбнулась ему, а он глубоко вздохнул, словно долго сдерживал дыхание и лишь сейчас позволил себе перевести дух, и молча уселся у ног девушки, не пытаясь ни объясниться, ни возразить. «Возможно, обучение у друидов – это как раз то, что ему нужно!» – подумала Моргауза.

– Так значит, вы приехали, чтобы сказать мне, что я достаточно долго воспитывала сына Моргейны и что настало время отвезти его на Авалон, дабы он изучил мудрость друидов. Но вы бы не отправились в столь долгий путь лишь ради этого – вы вполне могли бы прислать за мальчиком кого-нибудь из младших друидов. Я всегда знала, что не подобает сыну Моргейны провести всю свою жизнь среди пастухов и рыбаков. И где же еще его судьба, как не на Авалоне? Прошу вас, скажите мне все остальное – о да, за этим кроется что-то еще, я вижу это по вашим лицам.

Кевин открыл было рот, но тут Вивиана резко произнесла:

– С чего это вдруг я должна доверять тебе все свои мысли, Моргауза? Ты ведь только и смотришь, как бы все обернуть к собственной выгоде и выгоде твоих сыновей. Даже теперь Гавейн стоит рядом с троном Верховного короля не только в силу своего происхождения, но и потому, что король любит его. И я предвидела, еще когда Артур только женился на Гвенвифар, что у нее не будет детей. Но тогда мне подумалось, что она умрет родами, и я не захотела омрачать счастье Артура – я полагала, что впоследствии мы сможем подобрать ему более подходящую жену. Но я слишком долго медлила, а теперь он не отошлет ее прочь, несмотря на то, что она бесплодна, – и, как ты видишь, ничто больше не может воспрепятствовать продвижению твоих сыновей.

– Тебе не следует утверждать, что она бесплодна, Вивиана. – Лицо Кевина прорезали горькие складки. – Она забеременела незадолго до битвы у горы Бадон и проносила дитя пять месяцев – и вполне могла бы выносить его. Думаю, она скинула плод прежде времени из-за жары, из-за тесноты в замке, из-за постоянного страха перед саксами… и я полагаю, что именно жалость к ней заставила Артура предать Авалон и отречься от драконьего знамени.

– Но Гвенвифар причинила Артуру столь великий вред не только из-за своей бездетности, королева Моргауза, – сказала Ниниана. – Она – орудие в руках священников, а ее влияние на короля чрезвычайно велико. И если случится все же, что она сумеет родить ребенка и ребенок этот доживет до зрелых лет… Вот это будет хуже всего.

У Моргаузы перехватило дыхание.

– Гавейн…

– Гавейн – христианин, как и Артур, – отрезала Вивиана. – Он желает лишь одного – чтобы Артур был им доволен.

– Я не знаю, – сказал Кевин, – действительно ли Артур так привержен богу христиан, или он делает все это лишь ради Гвенвифар, чтоб порадовать и утешить ее…

– Разве мужчина, нарушивший клятву ради женщины, достоин того, чтобы править? – с презрением спросила Моргауза. – Ведь Артур отрекся от клятвы, верно?

– Я слышал, как он говорил, что раз Христос и Дева Мария даровали ему победу у горы Бадон, он уже не откажется от них, – сказал Кевин. – Более того, я слышал, как он в разговоре с Талиесином сказал, что Дева Мария – та же самая Великая Богиня, и что это она даровала ему победу, дабы спасти эту землю… и что знамя Пендрагона принадлежит его отцу, а не ему…

– И все же, – сказала Ниниана, – это еще не дает ему права выбрасывать это знамя. Мы, Авалон, возвели Артура на трон, и он обязан нам…

– Да какая разница, что за знамя реет над королевским войском? – нетерпеливо перебила ее Моргауза. – Солдатам нужно нечто такое, что воспламеняло бы их воображение…

– Ты, как обычно, упускаешь самое главное, – сказала Вивиана. – Мы должны иметь возможность контролировать с Авалона, о чем они думают и грезят, – иначе мы потерпим поражение в борьбе с Христом и их души попадут во власть ложной веры! Над ними всегда должен реять символ Дракона, чтобы человечество стремилось к совершенству, а не думало лишь о грехе и искуплении!

– Не знаю, – медленно произнес Кевин, – возможно, стоило бы сделать низшие таинства для глупцов, а сокровенные знания доверять лишь мудрым. Быть может, люди слишком легко попадают на Авалон – и потому не ценят этого.

– Ты хочешь, чтобы я сидела сложа руки и смотрела, как Авалон уходит все глубже в туманы, как страна фэйри? – возмутилась Вивиана.

– Я говорю, Владычица, – почтительно, но твердо отозвался Кевин, – что, быть может, теперь уже поздно бороться с этим. Однако сдается мне, что Авалон пребудет вечно, сколько бы веков ни миновало, и человек всегда сумеет отыскать дорогу туда, если он способен на это. А если не сумеет, то, быть может, это знак, что он к тому не готов.

– И все же, – жестко произнесла Вивиана, – я буду удерживать Авалон в пределах этого мира – или умру, пытаясь сделать это.

В зале воцарилась тишина, и Моргауза осознала, что ее бьет озноб.

– Разведи огонь, Гвидион, – велела она и передала вино. – Не хочешь ли выпить, сестра? А ты, мастер Арфист?

Ниниана принялась разливать вино, а вот Гвидион так и не тронулся с места. Он сидел неподвижно, словно заснул или впал в транс.

– Гвидион, делай, что тебе велят… – начала было Моргауза, но Кевин вскинул руку, призывая ее к молчанию, и шепотом произнес:

– Мальчик в трансе. Говори, Гвидион «,

– Все в крови, – прошептал Гвидион, – кровь течет ручьем, словно кровь жертв с древних алтарей, кровь растекается по трону…

Ниниана споткнулась, оступилась, и кроваво-красное вино окатило Гвидиона и плеснуло на колени Вивиане. Ниниана вскочила в изумлении, а Гвидион заморгал и встряхнулся, как щенок. Он смущенно произнес:

– Что… ой, простите… позволь, я тебе помогу, – и он отобрал у Нинианы мех с вином. – Ну и вид, будто кровь пролили. Я сейчас сбегаю на кухню за тряпкой, – и с этими словами он припустил прочь, как обычный проворный мальчишка.

– Вот вам ваша кровь, – с отвращением произнесла Моргауза. – Неужто и моему Гвидиону предстоит с головой уйти в грезы и отвратительные видения?

Вивиана, стряхивая липкое вино с платья, возразила:

– Не следует хаять чужой дар, Моргауза, лишь потому, что ты сама лишена Зрения!

Гвидион вернулся с тряпкой, но когда он наклонился, чтоб убрать лужу, то пошатнулся. Моргауза отобрала у него тряпку и жестом велела одной из служанок вытереть вино со стола и каменных плит. Гвидион казался больным, но если обычно он старался, чтобы Моргауза это заметила, то теперь мальчик быстро отвернулся, словно застеснявшись. Моргаузе до боли захотелось взять его на руки и прижать к себе – ведь это был ее последний ребенок, доставшийся ей, когда все остальные уже выросли, – но она знала, что Гвидион этому не порадуется, и потому осталась сидеть, уставившись на свои сцепленные руки. Ниниана тронула мальчика за плечо, но Вивиана кивком подозвала его к себе; взгляд ее был строг и тверд.

– А теперь скажи мне правду: давно ли у тебя проявилось Зрение?

Гвидион опустил глаза и ответил:

– Я не знал… не знал, что это так называется. Он беспокойно переминался с ноги на ногу, стараясь не смотреть на Владычицу Озера.

– И ты скрывал его из гордости и любви к могуществу, верно? – тихо спросила она. – Теперь этот дар овладел тобой, и ты должен будешь приложить немало сил, чтобы, в свою очередь, овладеть им. Я вижу, мы пришли в последний момент, – надеюсь, что не опоздали. Тебе трудно стоять? Тогда садись вот сюда и сиди тихо.

К изумлению Моргаузы, Гвидион безропотно уселся у ног жриц. Мгновение спустя Ниниана положила руку ему на голову, а он прижался к ее коленям.

Вивиана же снова повернулась к Моргаузе:

– Как я тебе уже говорила, Гвенвифар не родит Артуру сына – и все же король не отошлет ее прочь. Тем более что она христианка, а их вера запрещает мужчине прогонять жену…

– И что с того? – пожала плечами Моргауза. – У нее уже случился один выкидыш – а может, и не один. И она уже немолода для женщины. А жизнь женщины полна непредвиденных опасностей.

– О да, Моргауза, как-то раз ты уже попыталась воспользоваться этими непредвиденными опасностями, чтобы твой сын мог встать рядом с троном – не так ли? – спросила Вивиана. – Предупреждаю тебя, сестра: не вмешивайся в то, что установлено богами!

Моргауза улыбнулась.

– А мне казалось, Вивиана, что ты – или это был Талиесин? – еще давным-давно учила меня, что все в этом мире происходит в соответствии с волей богов, и никак иначе. Если бы Артур умер, так и не успев взойти на трон Утера, неужели боги не нашли бы другого человека, который послужил бы их целям?

– Я здесь не для того, чтоб вести с тобой богословские споры, скверная ты девчонка! – гневно произнесла Вивиана. – Ты что же, думаешь, что я доверила бы тебе судьбу королевской крови Авалона, будь на то моя воля?

– Но Богиня поступила по своей воле, а не по твоей, – с вкрадчивой яростью отозвалась Моргауза, – и мне кажется, что я уже устала от этой болтовни о древнем пророчестве… Если боги и существуют – в чем я вовсе не уверена, – мне все равно не верится, что они снизойдут до того, чтобы вмешиваться в дела людей. И не стану я ждать, пока боги сделают то, что сделать необходимо. Кто сказал, что Богиня не может действовать и через меня тоже? Чем я хуже других?

Королева краем глаза заметила, как шокирована Ниниана. А, еще одна наивная дурочка вроде Игрейны, тоже верит всей этой болтовне о богах!

– Что же касается королевской крови Авалона, я, как видишь, хорошо о ней позаботилась.

– На вид он кажется крепким и здоровым мальчиком, – сказала Вивиана, – но можешь ли ты поклясться, что не испортила его?

Гвидион вскинул голову.

– Моя приемная мать всегда была добра ко мне! – резко произнес он. – А леди Моргейна не очень-то заботилась о своем сыне, отданном на воспитание, – она даже ни разу не явилась сюда, чтоб узнать, жив ли я!

– Тебе велели говорить лишь тогда, когда тебя об этом попросят, Гвидион, – строго сказал Кевин. – И тебе ничего не ведомо ни о причинах, что заставили Моргейну поступить так, ни о ее замыслах.

Моргауза быстро смерила взглядом барда-калеку.» Неужели Моргейна доверилась этому жалкому ублюдку, в то время как мне пришлось вытягивать из нее тайну при помощи заклинаний и Зрения?» Она почувствовала, как ее захлестывает волна гнева, но тут Вивиана сказала:

– Довольно! Ты хорошо заботилась о нем потому, что это соответствовало твоим целям, Моргауза, но я вижу: ты не забываешь, что этот мальчик стоит на ступеньку ближе к трону, чем Артур в его возрасте, и на две ступеньки ближе, чем твой собственный сын Гавейн! Что же касается Гвенвифар, я предвижу, что она сыграет некую роль в судьбе Авалона: она не может полностью укрыться от Зрения или видений – ведь однажды она прошла сквозь туманы и ступила на берег Авалона. Возможно, если она все-таки родит сына и будет очевидно, что тут сыграли свою роль искусство и воля Авалона… – Она взглянула на Ниниану. – Королева способна к зачатию, а сильная чародейка сможет предотвратить очередной выкидыш, если будет находиться рядом с ней.

– Поздно, – сказал Кевин. – Ведь это ее вина, что Артур предал Авалон и отрекся от драконьего знамени. По правде говоря, мне кажется, что она не совсем в своем уме.

– Все дело в том, Кевин, что ты ее терпеть не можешь, – сказала Ниниана. – Но почему?

Арфист опустил взгляд на свои скрюченные руки, покрытые шрамами. В конце концов он произнес:

– Верно. Я даже в мыслях не могу быть справедлив к Гвенвифар – я всего лишь слабый человек. Но даже если бы я любил ее, я и тогда сказал бы, что она не годится в королевы королю, который должен править от имени Авалона. Я не стану горевать, если она погибнет от какого-нибудь несчастного случая. Если она подарит Артуру сына, то будет считать, что обязана этим исключительно милости Христовой, даже если бы сама Владычица Озера стояла у ее постели. Я ничего не могу с этим поделать, но молюсь, чтоб ей не выпало такой удачи.

На лице Моргаузы заиграла кошачья усмешка.

– Гвенвифар может стараться стать большей христианкой, чем сам Христос, – сказала она, – но я немного знаю их Священное Писание – Лот приглашал сюда священника с Ионы, чтобы тот учил мальчишек грамоте. Так вот, это Писание гласит, что мужчина, прогнавший свою жену, будет проклят – если только она не изменяла ему. А даже сюда, в Лотиан, доходят слухи, что королеву трудно назвать непорочной. Артур частенько уезжает на войну, а всем известно, как милостиво Гвенвифар смотрит на твоего сына, Вивиана.

– Ты не знаешь Гвенвифар, – сказал Кевин. – Она благочестива сверх всякой меры, а Ланселет очень дружен с Артуром.

Думаю, Артур и пальцем не шевельнет, чтобы что-нибудь предпринять против них – разве что при всем дворе застукает их вдвоем в постели.

– И это можно устроить, – сказала Моргауза. – Гвенвифар слишком красива, чтобы женщины хорошо к ней относились. Наверняка кто-нибудь из ее окружения не прочь будет поднять скандал, и тогда Артур будет вынужден…

Вивиана с отвращением скривилась.

– Какая женщина станет так подводить другую женщину?

– Я бы стала, – отозвалась Моргауза, – если бы знала, что это нужно для блага королевства.

– А я бы не стала, – сказала Ниниана. – А Ланселет – человек чести и лучший друг Артура. Мне не верится, что он способен предать Артура с Гвенвифар. Если мы хотим устранить королеву, нам нужно придумать что-нибудь другое.

– Это так, – произнесла Вивиана, и в голосе ее прозвучала усталость. – Насколько нам известно, Гвенвифар пока не сделала ничего дурного. Мы не можем удалить ее от Артура, пока она выполняет свою часть договора и остается его верной женой. Если уж устраивать скандал, он должен опираться на истинные события. Авалон клялся поддерживать правду.

– А что, если бы скандал и вправду разгорелся? – спросил Кевин.

– Тогда можно было бы рискнуть, – ответила Вивиана. – Но я не стану выдвигать ложных обвинений.

– И все же у Гвенвифар имеется по крайней мере еще один враг, – задумчиво произнес Кевин. – Леодегранс, владыка Летней страны, недавно скончался, а с ним – его молодая жена и ребенок. Теперь королевой должна стать Гвенвифар. Но у Леодегранса есть некий родственник – он называет себя сыном короля, но в это я не верю, – и мне кажется, что он был бы не прочь назвать себя королем в соответствии с древним обычаем Племен, взойдя на ложе королевы.

– Хорошо, что при христианнейшем дворе Лота нету такого обычая, – верно? – пробормотал Гвидион. Но он сказал это так тихо, что взрослые могли сделать вид, будто не услышали его слов.

« Он злится, потому что на него не обращают внимания, только и всего, – подумала Моргауза. – А стоит ли сердиться на щенка за то, что он пытается цапнуть меня зубками?»

– По древнему обычаю, – сказала Ниниана, и ее прекрасный лоб прорезали тонкие морщинки, – Гвенвифар не считается супругой мужчины до тех пор, пока не родила ему сына, и если другой мужчина сумеет отнять ее у Артура…

– Вот в том-то и дело, – рассмеялась Вивиана. – Артур вполне способен отстоять свою жену силой оружия. И я не сомневаюсь, что именно так он и поступит. – Затем она посерьезнела. – Единственное, в чем мы можем быть твердо уверены, так это в том, что Гвенвифар по-прежнему бесплодна. Если же она снова понесет, существуют заклинания, которые не позволят доносить ребенка до срока. Она не проносит плод и нескольких недель. Что же касается наследника Артура… – она умолкла и взглянула на Гвидиона. Тот по-прежнему сидел, сонно уложив голову на колени Ниниане. – Вот сын королевской крови Авалона – и сын Великого Дракона.

У Моргаузы перехватило дыхание. Все эти годы она была свято убеждена: лишь несчастная случайность стала причиной тому, что Моргейна понесла дитя от своего единоутробного брата. Лишь теперь замысел Вивианы раскрылся ей во всей полноте и потряс Моргаузу своей дерзостью – сделать дитя Авалона и Артура преемником отца.