Текст книги "Кровавое солнце"

3

Шел дождь.

На лицо падал серый свет, и кто-то пронзительно, рыдающе голосил:

– Ай-ай-ай! Ай, комъин!

Его подняли с брусчатки; в голове снова что-то с грохотом взорвалось, и Джефф Кервин опять погрузился в забытье.

Внезапно в мозгу у него, вплоть до самых дальних закоулков, полыхнул ослепительный белый свет. Кто-то трогал его за голову, и та отзывалась адской болью.

– Полегче, полегче! – хрипло простонал Кервин, и свет убрали.

Он лежал в стерильно белой палате на стерильно белой постели, а над ним стоял, склонившись, человек в белом халате и шапочке с золоченым кадуцеем[1]1
  От латинского caduceus; в мифологии – обвитый двумя змеями магический жезл, атрибут древнегреческого бога Гермеса и его древнеримского двойника Меркурия.


[Закрыть] – эмблемой Медицинского корпуса.

– Ну что, вы уже в порядке?

Кервин собирался было кивнуть, но тут в голове у него снова что-то с грохотом взорвалось, и он передумал. Доктор вручил ему бумажный стаканчик с красной жидкостью; во рту словно вспыхнул огонь, а пищевод отозвался нестерпимым жжением, зато перестала болеть голова.

– Что случилось? – поинтересовался Джефф.

Отворилась дверь, и в палату просунул голову Джимми Эллерс; глаза его были налиты красным.

– И ты еще спрашиваешь! Нажрался и отрубился я – но схлопотать по кумполу умудрился ты, и обчистили почему-то тебя. Зеленый кадет прямо, честное слово!

– Вам повезло, у вас крепкая голова, – с укоризной произнес доктор. – А то ведь все могло кончиться гораздо хуже.

Неужели ему все привиделось? Неужели его просто избили и ограбили в Старом городе, а остальное – это был только сон: его причудливые блуждания в даркованском наряде, незнакомые люди, принимавшие его за кого-то другого? Шутки подсознания – желаемое выдается за действительное, тяга обрести семью сублимируется?..

А златоглавая Таниквель – это тоже сон?

– Какой сегодня день?

– Все тот же самый; то есть утро после вчерашней ночи, – отозвался Эллерс.

– Где это произошло?

– Не знаю, – ответил доктор, направляясь к дверям. – Очевидно, кто-то нашел вас, перепугался и оттащил на портовую площадь – примерно на рассвете.

С этими словами он вышел из палаты.

«Пожалуй, прямо сейчас эта головоломка для меня сложновата», – решил Кервин, перевернулся на другой бок и закрыл глаза. Раган, официантка из пивного зала и рыжеволосые аристократы проплыли, кружась в хороводе, в его засыпающем мозгу. Если поначалу ему казалось, что возвращение на Даркоувер обернется только парой-тройкой ностальгически оброненных слез… что ж, приключений этой ночи ему хватит лет на пять – десять вперед.

Увы, никакой демон саркастически не шепнул ему на ухо, что настоящие приключения еще и не начинались.

На следующее утро в транспортный отдел явился уже совершенно другой Джефф Кервин – изрядно протрезвевший. Во взгляде Легата особенного энтузиазма не читалось.

– Тут нужны медики и техники, а мне присылают связиста! Понимаю, вы тут ни при чем; Даркоувер – не шибко популярное место, вот в штабе и лезут из кожи вон, чтобы хоть кого-то сюда засунуть. Я слышал, вы сами попросили перевода сюда – значит, не исключено, мне удастся задержать вас тут подольше; обычно мне присылают стажеров, а те немедленно переводятся отсюда, как только выслуживают право этого требовать. Ну ладно, что есть, то есть. Я слышал, вы угодили в какую-то заварушку, когда разгуливали один по городу? Не самая удачная выдумка.

Следуя наводящим вопросам легата, Кервин изложил свое ночное приключение – опустив только упоминание о троих рыжеволосых в «Небесной гавани». Зачем он это сделал, он и сам толком не понимал; возможно, из-за девушки.

– Откуда такой интерес к Даркоуверу, Кервин?

– Я здесь родился, сэр, – угрюмо набычившись, произнес Кервин. Если из-за происхождения ему грозят какие-то дискриминационные меры… что ж, он предпочел бы узнать об этом сразу. Но легат только стал еще задумчивей.

– Может быть, вам очень повезло, – наконец произнес он. – Даркоувер – странное место. Я-то сам сюда никогда не рвался; просто угораздило в свое время ввязаться в политику… В общем, что-то вроде почетной ссылки. А если вам здесь действительно нравится, вы можете сделать очень неплохую карьеру. Обычно, правда, никто тут не задерживается дольше, чем приходится по службе.

– Я сам толком не знаю, что меня сюда привело, – задумчиво произнес Джефф. – Так… детские воспоминания. Только почему-то очень уж навязчивые. Чуть ли не в форме приказа.

– Вдохнуть аромат родного воздуха, почувствовать на лице лучи родного солнца… – вздохнул легат. – Знал бы ты, парень, как мне это знакомо. Я в космосе уже сорок лет; я повидал десятки миров. Но умереть хотел бы на Земле. – Он протянул Кервину руку – настолько эмоционально, что тому на мгновение стало не по себе. – Оставайся, сынок, если тебе тут по душе. «Цветут пусть звезды дивным садом, дивней нет мира, и не надо…» – Он умолк. – Ну ладно; так кто были твои родители?

Кервин вспомнил официанток в портовом баре и тут же постарался забыть о них. «По крайней мере, отец хоть позаботился отдать меня в приют, а то таскали бы меня, как маленького Рагана, по всему сектору… Но откуда я это знаю? »

– Кервин… – задумчиво протянул легат. – Где-то я это имя уже слышал. Если он здесь женился, в архивах наверняка должны были остаться какие-то сведения. – Выдвигать контртезиса он не стал. – Обычно они довольно аккуратно ведут записи. Как правило, найденыши официально передаются под опеку городским Иерархам. А вас мало того, что взяли в Приют Астронавта, так еще и отправили на Землю – это вообще величайшая редкость. А то оставили бы вас здесь и устроили работать при Миссии – картографом, там, или переводчиком… Не исключено, что мать ваша могла быть кем-то из здешнего медицинского персонала.

– А я думал, может, во мне есть даркованская кровь…

– Сомневаюсь. Среди землян рыжие волосы не редкость – тем более в космосе, куда тянет людей авантюрного склада. Но ни разу в жизни не видел рыжего даркованина.

«А я вот видел троих», – хотел сказать Кервин, но не смог. Буквально не смог; к горлу словно подступил удушливый ком и никак не желал сглатываться. Легат тем временем делился своими впечатлениями от Даркоувера:

– Странное место. Согласно Пакту, мы держим за собой только крохотные клочки территории, в целях развития торговли – как и на любой другой планете. Ну да не мне вам объяснять. Местные правительства мы, как правило, оставляем в покое. Ведь как оно обычно все происходит на любой другой планете: стоит народу увидеть нашу технику, почувствовать, что мы можем им предложить – тут же им надоедают всякие их монархии или иерархии, и они сами начинают просить, чтоб их пустили в Империю. Это надежно, как математическая формула. Но на Даркоувере она почему-то не работает. – Он стукнул по столу кулаком. – Они говорят, черт побери, что нам нечего им предложить! О, иногда они снисходят до торговли с нами: обменивают платину, золото или матричные кристаллы – знаете, что это такое? – на оптические приборы, медикаменты или какие-нибудь предметы роскоши. Но они не проявляют ни малейшего интереса к тому, чтобы организовать производство или наладить настоящую торговлю.

По словам легата, выходило так, что даркованами правит некая высшая каста – уединенно живущая, неподкупная и недоступная. В городах никто из них почти никогда не появлялся; это была настоящая загадка, головоломка.

– На самом-то деле, единственное, что их по большому счету заинтересовало изо всего, что мы могли предложить – это лошади. Подумать только, лошади! Пару веков назад кому-то пришло в голову завезти сюда несколько десятков – и Хастуры тут же купили их, всех до последней. Теперь по здешним степям носятся уже целые табуны… Чертова отсталая планета! Лошади им подошли, а вот автомобили, видите ли, не подходят – говорят, будто не хотят строить дорог. Правда, иногда они покупают самолет-другой… – Легат подпер голову ладонями и снова вздохнул: – Не планета, а сплошное безумие. Я просто ничего не понимаю. Может, вам больше повезет?

После работы Кервин отправился в более респектабельный район Торгового города, к Приюту Астронавта. Дорогу он помнил до мельчайших подробностей. И вот он снова стоял перед высоким мрачноватым зданием, непривычно выглядящим в окружении покрытых бледной листвой деревьев. Над входом яркой медью горела эмблема Космофлота Империи – звезда и ракета. Вестибюль был пуст, но за приоткрытой дверью одного из классов Кервин разглядел несколько мальчиков и девочек, обступивших большой глобус. Из дальнего крыла доносились веселые крики – там был игровой зал; звуки заглушались толстыми стенами, и Кервин не мог разобрать ни слова.

В директорской (она же приемная) – главном кошмаре детства – Кервин дождался, пока к нему не подошла по даркованской моде одетая дама, в скромном свободном платье и меховой накидке, и спокойным радушным голосом не поинтересовалась, чем может помочь.

Когда он объяснил, с чем явился, она сердечно протянула ему руку.

– Значит, вы из наших воспитанников? Знаете, наверно, тогда я тут еще не работала. Как, говорите, вас зовут?

– Джефф Кервин-младший.

Она нахмурила лоб, из вежливости изобразив глубокую задумчивость.

– Не исключено, что ваше имя попадалось мне в архиве. Во сколько лет вас забрали из Приюта? В двенадцать? О, это необычно. Как правило, наши мальчики живут здесь до восемнадцати. Потом, после выпускных экзаменов, Миссия распределяет их на работу.

– Меня отправили к бабушке с дедушкой. На Землю.

– В любом случае, здесь должны храниться сведения обо всех наших воспитанниках. Если известны родители… – она замялась. – Разумеется, при оформлении мы стараемся занести в архив всю информацию на тех, кто к нам поступает; но иногда имя одного из родителей может не указываться, если отец предпочел…

– Вы хотите сказать, если моя мать была портовой девкой, так?

Дама кивнула, поморщившись от такой прямоты.

– Подождите минуточку.

Она удалилась в небольшой смежный кабинет. Сквозь приоткрытую дверь Кервин разглядел компьютер и девушку в аккуратной форме. Мгновением позже дама вернулась с выражением озадаченным и слегка раздраженным.

– Не понимаю, о чем это вы говорите, мистер Кервин, – отрывисто произнесла она. – В наших списках вас не значится. И никогда не значилось.

– Вы шутите! – оторопело уставился на нее Джефф. – Я жил тут до двенадцати лет!

– Прошу прощения, – покачала она головой, – но никакого Кервина у нас в списках нет. Вы не могли, скажем, поступить под каким-то другим именем?

– Вряд ли, – озадаченно протянул он.

– Более того, в архиве нет ни единого упоминания о том, чтобы кого-то из наших мальчиков отправляли на Землю. Такое… крайне маловероятно.

Кервин шагнул вперед и угрожающе навис над женщиной.

– Что за дурацкие шутки?! – разъяренно выдохнул он. – Я жил здесь – двенадцать лет! Меня действительно отправили на Землю! Я могу доказать это, черт побери!

– Пожалуйста… – съежившись, отпрянула дама.

– Послушайте, – извиняющимся тоном начал Джефф, уже сожалея о своей вспышке, – прошу прощения, я вовсе не хотел… Разве не могли имя как-то перепутать, исказить?..

– Да, конечно – если вы поступили под другим именем.

– Да нет же, черт побери! – взорвался он. – Всю дорогу меня так и звали – Кервин! В каком-то из классов тут, наверху, меня учили, как пишется мое имя.

– Прошу прощения, но никого по имени Кервин в наших списках не значится, – холодно повторила дама. – Но если вы так настаиваете… – Она кивнула на каморку с компьютером. – Можете сами убедиться.

Она сняла с него отпечаток большого пальца; сунула карточку в гнездо. Машина обратила к Кервину свой безмолвный железный лик – сканируя карту, роясь в базе данных. Отпечатки пальцев не меняются; где-то в недрах этого железного ящика должна найтись запись, что был тут некогда такой Джефф Кервин, которого одноклассники звали Талло, по-дарковански «Рыжий».

Скорости IBM измеряются миллисекундами; ни щелканья, ни гуденья – того, что простые смертные обычно связывают с большими машинами – ничего этого на самом деле нет. Сверхъестественно быстро наружу выскочила карточка. Кервин перегнулся через стол и подхватил ее прежде, чем его опередит дама из приемной – но вот он перевернул карточку, и железная уверенность в том, что дама лжет, куда-то испарилась, и холодный ужас парализовал все его существо. Вердикт безличного печатающего устройства гласил: «В списках не значился».

Дама извлекла карточку из его безвольно ослабевших пальцев.

– Не станете же вы обвинять во лжи машину, – холодно произнесла она. – Теперь, пожалуйста, я попросила бы вас удалиться. – Тон ее лучше всяких слов давал понять, что если Кервин не удалится сам, ему помогут.

Онемевшими пальцами Кервин вцепился в угол стола. Ему казалось, он снова в открытом космосе – беспощадно холодном, головокружительно пустом.

– С ума я, что ли, сошел? – побелевшими губами выдавил он. – А на Даркоувере не может быть еще одного Приюта Астронавта?

Дама смерила его долгим взглядом, и, в конце концов, раздражение сменилось даже чем-то похожим на сочувствие.

– Нет, мистер Кервин, не может. Почему бы вам не обратиться в Миссию, на восьмой этаж? Если что-то не так – это скорее по их части.

Кервин судорожно сглотнул и вышел. Восьмой этаж, Отделение неврологии и психиатрии.

Она думает, что я сумасшедший.

А что если?..

С трудом передвигая одеревеневшие ноги, он спустился по лестнице и вышел на улицу, на прохладный воздух. Они все врут, все врут…

Нет. Это образ мыслей параноика; они – таинственные и неуловимые они – его обманывают.

«Но черт побери, – думал Кервин, пытаясь хоть как-то снова уцепиться за реальность, – черт побери, я же тут жил; вон окно моей бывшей спальни».

Его так и подмывало подняться наверх и проверить, остались ли на спинке кровати из таллатового дерева вырезанные когда-то им инициалы – ДЭК. Нет, лучше не стоит. С его везением, он наверняка нарвется на толпу детей; припаяют, чего доброго, попытку растления малолетних, если не что похуже. Он только обернулся и бросил прощальный взгляд на белые стены, за которыми прошло его детство… Ой ли?

Кервин стиснул виски, пытаясь напрячь память, но всплывали какие-то одни обрывки: темный пустой зал, небо, человек в плаще с капюшоном надменно меряет шагами коридор, пламенеют на солнце рыжие волосы… А вот уже приют, вот Кервин уже играет, учится, ест и спит среди других детей в синих штанишках и белых рубашечках. Когда ему было девять, он по уши втюрился в одну нянечку, молоденькую стройную даркованку… Как ее звали? Марука. Она бесшумно ступала, словно плыла по коридорам в шлепанцах на мягкой подошве, и просторный белый халат переливался в тускловатом свете, а голос звучал негромко и нежно. «Ей нравилось ерошить мои волосы, а когда как-то раз я слег в лихорадке, она приходила ко мне, садилась на край кровати, гладила лоб и вполголоса напевала необычным неровным контральто какие-то даркованские песенки». А когда ему было одиннадцать, Джефф расквасил нос одному парню по имени Хьялмар за то, что тот назвал его Талло, и седой учитель математики из третьей группы едва растащил их – брыкающихся, царапающихся, фыркающих, осыпающих друг друга площадной бранью. А еще была девочка Айви – всего за несколько недель до того, как смертельно перепуганного Кервина накачали лекарствами, скатали в тюк и отволокли на борт звездолета; он сэкономил для нее недельную порцию конфет, они сидели и робко держались за руки под листопадом, и один раз он неуклюже поцеловал ее, но она отвернула лицо, и вместо губ он ткнулся в пушистые, сладковато пахнущие волосы.

Черта с два – не выйдет у них выставить его сумасшедшим! Вот что он, пожалуй, сделает: действительно последует совету дамы из приюта и отправится в Миссию. Только не в отделение неврологии и психиатрии, а в архив. В архиве хранятся сведения обо всех, кто служил на Даркоувере Земной Империи. Обо всех до единого.

Тут-то все и выяснится.

Архивист был несколько удивлен, когда Кервин обратился к нему с запросом, и Джефф прекрасно его понимал. В конце концов, не каждый же день в архив обращаются за собственной биографической справкой; как правило, люди все-таки знают, кто они такие.

– Понимаете, – извиняющимся тоном объяснял он, – я никогда не знал, кто моя мать. Может, у вас в архиве сохранились-какие-то записи…

Архивист скормил машине карточку с отпечатком большого пальца Кервина и безразлично ткнул в несколько кнопок. Выждав паузу, защелкал принтер, и Кервин, перегнувшись через стол, принялся читать распечатку – вначале с выражением удовлетворения, ибо биографическая справка, очевидно, воспроизводилась без купюр, потом растущего недоумения.

«КЕРВИН, ДЖЕФФЕРСОН ЭНДРЮ. Раса: Белый. Пол: Мужской. Гражданство: Земное. Место жительства: Денвер. Сектор: Второй. Семейное положение: Холост. Цвет волос: Рыжий. Цвет глаз: Серый. Цвет кожи: Светлый. Поступление на службу: 19 лет; стажер; Департамент Связи. Характеризуется по службе: Удовлетворительно. Характер: Замкнутый. Возможности: Высокие.

В 22 года подал рапорт о переводе. Послан на Мегеру офицером Службы Связи. Характеризуется по службе: Отлично. Характер: Замкнутый. Возможности: Оцениваются очень высоко. В стойких привязанностях и предосудительных поступках не замечен. Продвижение по службе быстрое. Через 2 года подал рапорт о переводе. Послан на четвертую планету Фи Короны (системы Вольфа). Старший офицер Службы Связи. Характеризуется по службе: Отлично. Характер: Несколько нестабильный, с учетом частых требований о переводе, что на выполнений служебных обязанностей не сказывается. Возможности: Исключительно высокие. В брак не вступал. О связях ничего не известно. Заразными заболеваниями не болел. Подал рапорт о переводе на Даркоувер по личным причинам (невыясненным). Разрешение на перевод получено. Персональная оценка: Отлично; исключительно ценен для Гражданской Службы; необходимо наблюдение психолога. Рейтинг: Исключительно высокий. Возможности: Превосходные».

– Но это не то, что мне надо, – нахмурился Кервин.

– Мистер Кервин, это ваша официальная биографическая справка. Больше ничего на вас нет.

– Послушайте, – произнес Кервин, закусив губу, – я родился на Даркоувере. У вас есть где-нибудь свидетельства о рождении?

– Вообще-то, код запроса я послал по всем нашим банкам данных, – нахмурился архивист, – но можно попробовать еще поискать разрешение на отбытие с планеты, если вы были зарегистрированы как сирота… Так вот, свидетельства о рождении…

Несколько минут он тыкал в кнопки; на экране загорались и гасли какие-то цифры. Наконец снова защелкал принтер.

– Вот все Кервины, какие у нас есть, – объявил архивист, оторвал лист распечатки и вручил Кервину. Тот внимательно изучил текст, изумленно хмурясь и жуя губу.

«КЕРВИН, ЭВЕЛИН ДЖАНИС. Пол: Женский. Родители: Руперт Кервин и местная женщина по имени Мэлли. Скончалась в возрасте 6 месяцев».

«КЕРВИН, АРТУР. Пол: Мужской. Отец: Руперт Кервин. Мать: неизвестна. Окончил школу в Торговом городе».

«КЕРВИН, ХЕНДЕРСОН. Пол: Мужской. Раса: Негр. Скончался в возрасте 45 лет от радиационных ожогов на Втором Спутнике».

– Вот и все наши Кервины, – повторил архивист. – А разрешение на отбытие с планеты для сирот последний раз выдавалось… – он сверился с другим терминалом, – двенадцать лет назад. Девочке. Тэдди Керлэйн. Это явно не вы.

– А что это за Руперт Кервин? – ухватился Кервин за последнюю соломинку.

– Я его знаю. Восемь лет назад он спустился с Хребта и обосновался в городе. Женат на даркованке, у них ребенок.

– И напоследок вот еще что, – попросил Кервин, механически разрывая лист распечатки в клочки. – Посмотрите, пожалуйста, что у вас есть на моего отца.

– Да, приятель, тебя непросто убедить, – пожал плечами архивист и принялся нажимать на кнопки, глядя в застекленное окошечко, где выскакивала карточка, прежде чем с нее снималась копия. На мгновение он замер, и Джефф увидел, что служащий изменился в лице.

– Извините, сэр, – вежливо произнес он, – но ничем больше помочь не могу.

– Вранье! – вырвалось у Кервина. – Не может такого быть! На что вы там уставились? Уберите руку и дайте мне взглянуть.

– Как пожелаете, – бесстрастно отозвался архивист; но он успел нажать кнопку, и экран опустел.

– Вы что, хотите сказать, будто меня не существует? – всколыхнулась в Кервине бессильная ярость.

– Послушайте, – устало произнес архивист, – можно стереть запись в церковно-приходской книге; но покажите мне того, кто мог бы залезть в банки данных главного компьютера Имперской Миссии… и я покажу вам гибрид человека с кристопедом. Официальная справка гласит, что вы впервые прибыли на Даркоувер позавчера. А теперь отправляйтесь-ка лучше к врачу и отстаньте от меня.

«Ложь, – пронеслось в голове у Кервина, – кругом ложь. Они что, все хотят сказать, что меня не существует, или что все мои воспоминания – бред сумасшедшего? Почему-то, по какой-то причине все они лгут.

И компьютер тоже?

Да, черт побери, и компьютер тоже!»

Кервин порылся в кармане, извлек сложенную купюру.

Архивист поднял глаза; казалось, в них мелькнул испуг. Секунду-другую алчность боролась со страхом.

– Хорошо, сэр, – в конце концов, негромко произнес он. – Но если запросы сейчас отслеживаются, мне это будет стоить работы.

На этот раз запрос посылался у Кервина на глазах. Машина медленно, утробно заурчала; вспыхнула красная лампочка.

– Параллельная сеть, – негромко пояснил архивист.

Затем в глубине экрана ослепительно вспыхнули красные буковки:

«Затребованная информация находится в закрытом архиве. Необходим спецдопуск».

Буквы загорались и гасли в гипнотическом ритме. В конце концов Кервин мотнул головой; щелкнула клавиша, и экран уставился на него, пустой и загадочный.

– Ну? – негромко поинтересовался архивист.

– По крайней мере, это доказывает, что отец у меня все-таки был, – произнес Джефф. Теперь он, во всяком случае, мог быть уверен, что загадка действительно существует; что он не зря бьется лбом в стену. Не исключено, кстати, что это и объясняет, куда делась регистрационная запись из приюта…

Но ответ на все эти вопросы по-прежнему маячил где-то вне пределов досягаемости. Кервин развернулся и вышел из архива; в нем окончательно окрепла решимость докопаться до сути.

Итак, похоже, неведомая сила влекла его на Даркоувер только затем, чтобы ткнуть носом в еще более таинственную загадку. Когда-нибудь, как-нибудь, но он обязательно отыщет ответ на все вопросы. Не исключено, что как раз за этим он и прилетел.