Текст книги "Полночная библиотека"

Избыток сожалений

Она познакомилась с Дэном, когда жила с Иззи в Тутинге[16]16
  Тутинг – район в южной части Лондона.


[Закрыть]. Широкая улыбка, короткая бородка. Похож на ветеринара из телевизора. Веселый, любознательный. Он прилично пил, но, казалось, был совершенно не склонен страдать от похмелья.

Он изучал историю искусства и, используя глубокое знание Рубенса и Тинторетто, стал главой пиар-отдела для бренда протеиновых батончиков. Однако у него была мечта. И этой мечтой был деревенский паб. И он мечтал разделить эту мечту с ней. С Норой.

И она увлеклась его энтузиазмом. Приняла предложение. Но внезапно поняла, что не хочет за него замуж.

В глубине души она боялась становиться матерью. Не хотела повторять брак своих родителей.

Уставившись невидящим взглядом в «Книгу сожалений», она гадала, действительно ли ее родители когда-то любили друг друга, или они поженились, потому что считалось правильным вступать в брак в соответствующем возрасте с ближайшим доступным человеком. Словно это такая игра, в которой ты хватал первого попавшегося, когда музыка заканчивалась.

Она никогда не хотела играть в эту игру.

Бертран Рассел писал: «Бояться любви – значит бояться жизни, и те, кто боится жизни, уже на три четверти мертвы»[17]17
  Рассел Б. Брак и мораль [1929] / Пер. Ю. В. Дубровина. М.: АСТ, 2015.


[Закрыть]. Может, в этом была ее проблема. Может, она просто боялась жить. Но у Бертрана Рассела было больше браков и интрижек, чем горячих обедов, так что, возможно, его и слушать не стоило.

Мама умерла за четыре месяца до свадьбы, и Нора горевала безмерно. Хотя она предложила перенести церемонию, этого почему-то не случилось, и горе Норы смешалось с депрессией, тревогой и ощущением, что ее жизнь вышла из-под контроля. Свадьба представлялась ей проявлением этого внутреннего хаоса, она чувствовала себя так, словно была привязана к рельсам, и единственным способом ослабить веревки и освободиться оказалась отмена бракосочетания. Хотя, в действительности, остаться в Бедфорде одинокой, подвести Иззи с планами на Австралию, начать работать в «Теории струн», завести кота – все это ощущалось как противоположность свободы.

– О нет, – сказала миссис Элм, нарушив мысли Норы. – Слишком много для тебя.

И внезапно она вновь ощутила раскаяние и боль за то, что подвела людей и себя саму, боль, которой она пыталась избежать менее часа назад. Сожаления стали сгущаться. Вообще, пока она смотрела на открытые страницы книги, боль стала еще сильнее, чем в тот день, когда она растерянно бродила по Бедфорду. Мощь всех этих сожалений, разом излучаемых книгой, терзала ее душу. Бремя вины, раскаяния и скорби было слишком сильным. Она откинулась назад, опершись на локти, бросила тяжелую книгу и зажмурилась. Она едва дышала, словно невидимые руки сжали ее шею.

– Пусть это прекратится!

– Закрой ее немедленно, – подсказала миссис Элм. – Закрой книгу. Не просто глаза. Закрой ее. Ты должна это сделать сама.

И Нора, чувствуя себя так, будто вот-вот потеряет сознание, выпрямилась и положила руку под обложку. Книга казалась еще тяжелее, но ей удалось закрыть ее – и девушка вздохнула с облегчением.

Любая жизнь начинается сейчас

– Ну?

Миссис Элм сложила руки перед собой. Хотя она выглядела в точности так же, как миссис Элм, которую Нора всегда знала, ее манера вести себя была определенно чуть более резкой. Миссис Элм каким-то образом была не миссис Элм. Это сильно сбивало с толку.

– Что «ну»? – спросила Нора, все еще ловя ртом воздух в облегчении, что больше не чувствует всю силу своих сожалений разом.

– Какое сожаление выделяется? Какое решение ты хотела бы отменить? Какую жизнь ты хотела бы примерить?

Она так и сказала, дословно. Примерить. Словно это был магазин одежды и Нора могла выбрать жизнь так же легко, как футболку. Происходящее казалось жестокой игрой.

– Было мучительно. Мне казалось, я вот-вот задохнусь. Какой в этом смысл?

Взглянув вверх, Нора впервые заметила лампочки. Простые голые лампочки свисали на проводах с потолка – обычного светло-серого потолка. Только вот стен по краям потолка не было. Как и пол, он продолжался до бесконечности.

– Смысл таков: велика вероятность, что твоя прежняя жизнь закончена. Ты хотела умереть, и, возможно, ты умрешь. И тебе нужно будет куда-то идти. Где-то осесть. В другой жизни. Так что подумай хорошенько. Эта библиотека называется Полночной, потому что всякая новая жизнь, предлагаемая здесь, начинается сейчас. То есть в полночь. Все начинается в данный момент. Все варианты будущего. Вот что здесь заключено. Вот что представляют собой твои книги. Каждое непосредственное настоящее и разворачивающееся будущее, которое у тебя могло бы быть.

– Так здесь нет прошлого?

– Нет. Только его последствия. Но такие книги тоже написаны. И я знаю их все. Однако они написаны не для тебя.

– А когда заканчивается каждая жизнь?

– Возможно, через несколько секунд. Или часов. Или дней. Месяцев. А то и позже. Если ты найдешь жизнь, которую действительно захочешь прожить, ты сможешь жить в ней, пока не умрешь от старости. Если действительно сильно захочешь прожить жизнь, тебе не нужно беспокоиться. Ты останешься в ней, словно всегда там была. Потому что в одной вселенной ты была всегда. Книгу никогда не вернут, так сказать. Она станет не столько взятой напрокат, сколько подарком. В мгновение, когда ты решишь, что хочешь эту жизнь, по-настоящему хочешь, все существующее в твоей голове сейчас, включая Полночную библиотеку, станет столь туманным и смутным воспоминанием, что почти полностью исчезнет.

Одна из лампочек заморгала.

– Опасность грозит тебе, – продолжила миссис Элм зловеще, – только пока ты здесь. Между жизнями. Если ты утратишь силу духа и не сможешь продолжать, это повлияет на твою осевую жизнь – изначальную. И тогда здание может разрушиться. Ты исчезнешь навсегда. Умрешь. И потеряешь доступ ко всему этому.

– Этого я и хочу. Я хочу умереть. Я умру, потому что хочу этого. Поэтому я выпила таблетки. Я хочу умереть.

– Что ж, возможно. А может, и нет. В конце концов, ты все еще здесь.

Нора попыталась вместить это в своей голове.

– Так как мне вернуться в библиотеку? Вдруг я застряну в жизни, которая еще хуже, чем та, из которой я ушла?

– Пожалуй, это трудно уловить, но как только ты ощутишь разочарование во всей его полноте, ты вернешься сюда. Порой это чувство подкрадывается постепенно, а порой приходит сразу. Если оно не возникнет, ты останешься там и будешь счастлива по определению. Проще и быть не может. Итак: выбирай то, что ты хотела бы сделать иначе, и я найду тебе книгу. То есть – жизнь.

Нора опустила взгляд на «Книгу сожалений», которая лежала закрытой на желто-коричневой плитке пола.

Она вспомнила, как болтала поздним вечером с Дэном о его мечте – старомодном маленьком пабе в деревне. Его энтузиазм был заразителен, и она практически разделила его мечту.

– Мне жаль, что я бросила Дэна. Я хотела бы все еще быть с ним. Я сожалею, что мы не остались вместе и не воплотили ту мечту. Есть такая жизнь, в которой мы все еще вместе?

– Разумеется, – ответила миссис Элм.

Книги в библиотеке вновь пришли в движение, словно полки были конвейерной лентой. На этот раз, однако, вместо того чтобы двигаться медленно, как на свадебном марше, они летали все быстрее и быстрее, пока вовсе не перестали быть отдельными книгами. Они кружились сплошными потоками зелени.

А потом, так же внезапно, остановились.

Миссис Элм присела на корточки и взяла книгу с самой нижней полки слева. Издание темно-зеленого оттенка. Передала ее Норе. Книга оказалась гораздо легче «Книги сожалений», хоть и схожего объема. На корешке опять не было названия, но на обложке обнаружилось теснение мелким шрифтом, такого же оттенка, как и вся книга.

Надпись гласила: «Моя жизнь».

– Но это не моя жизнь…

– О, Нора, это все твои жизни.

– Что же мне теперь делать?

– Открой книгу и начни с первой страницы.

Нора так и сделала.

– Так-с, – сказала миссис Элм, осторожно чеканя слова. – А теперь читай первую строчку.

Нора уставилась вниз и прочла.

Она вышла из паба в ночную прохладу…

И Нора только успела спросить себя: «Из паба?» После этого все изменилось. Текст начал вращаться и вскоре стал неразличим в быстром водовороте, а сама она ощутила слабость. Она не отпускала книгу, но вот уже она перестала быть тем, кто ее читает, а спустя мгновение от книги – да и от библиотеки – не осталось и следа.

Три подковы

Нора стояла на улице в чистом морозном воздухе. В отличие от Бедфорда, дождя тут не было.

– Где я? – прошептала она самой себе.

С одной стороны чуть изогнутой дороги рядком располагались причудливые каменные домики, плотно прижавшиеся друг к дружке. Тихие и старинные, с темными окнами, они притулились на краю деревни, утопая в тишине ночи. Ясное небо, ширь, испещренная звездами, полумесяц на убыли. Запах полей. Перекличка неясытей. А затем снова тишина. Тишина с эффектом присутствия, власти над этим воздухом.

Странно.

Она была в Бедфорде. Потом в той необычной библиотеке. А теперь оказалась здесь, на прелестной сельской дороге. Даже с места не сдвинувшись.

На этой стороне дороги золотистый свет лился из нижнего окна. Она посмотрела вверх и увидела изящно раскрашенную вывеску паба, мягко скрипящую на ветру. Над изображением перекрещивающихся подков было аккуратно выведено курсивом: «Три подковы».

Прямо перед ней на дорожке стояла доска. Она узнала свой почерк – самую старательную его версию:

ТРИ ПОДКОВЫ

Вечер вторника – викторина

В 8.30 вечера

«Я знаю только то, что я ничего не знаю»

Сократ (проиграв в нашей викторине!!!!)

Это была жизнь, в которой она ставила четыре восклицательных знака подряд. Возможно, так поступали более счастливые, менее зажатые люди.

Вдохновляющее предзнаменование.

Она оглядела свой наряд. Джинсовая рубашка с рукавами, закатанными до локтей, джинсы и туфли на танкетке – все это она не носила в своей настоящей жизни. От холода она покрылась гусиной кожей: эта одежда явно не предназначена для того, чтобы долго находиться на улице.

На безымянном пальце у нее красовались два кольца: старое сапфировое с помолвки – то самое, которое она сняла, дрожа и плача, больше года назад, а рядышком примостилось простое серебряное свадебное.

С ума сойти.

На руке были часы. В этой жизни – не электронные. А элегантные, изящные механические, с римскими цифрами. Они показывали минуту пополуночи.

Как это возможно?

Ее руки были в этой жизни нежнее. Может, она пользовалась кремом. Ногти блестели прозрачным лаком. Утешала знакомая родинка на левой руке.

Послышался скрип шагов по гравию. К ней кто-то приближался. Мужчина, различимый в свете окон паба и единственного фонаря. Розовощекий, с седыми диккенсовскими усами, в виниловой куртке. Просто оживший кувшин Тоби[18]18
  Керамический кувшин, выполненный в виде сидящей фигуры узнаваемой личности. Такие кувшины изготовлялись примерно с XVIII в.


[Закрыть]. Судя по чрезмерно ровной походке, он был слегка пьян.

– Доброй ночи, Нора. Я вернусь в пятницу. Послушать фолк. Дэн сказал, исполнитель хорош.

В этой жизни она, вероятно, знала, как его зовут.

– Верно. Да, конечно. В пятницу. Будет отличный вечер.

По крайней мере, голос был, похоже, ее. Она проследила, как мужчина пересекает дорогу, смотрит налево и направо несколько раз, несмотря на полное отсутствие машин, и исчезает в переулке между домиками.

Все это действительно происходило. Это была она. Жизнь в пабе. Мечта, ставшая реальностью.

– Это так невероятно странно, – произнесла она в ночь. – Так. Невероятно. Странно.

Группа из трех человек покинула паб. Две женщины и мужчина. Проходя мимо Норы, они улыбнулись ей.

– В другой раз выиграем, – сказала одна из женщин.

– Да, – ответила Нора. – Всегда есть другой раз.

Она подошла к пабу и заглянула в окно. Похоже, он был пуст, но свет еще горел. Должно быть, это были последние посетители.

Паб выглядел очень гостеприимным. Теплым, с особым характером. Столики, деревянные балки, колесо от фургона, прибитое к стене. Темно-красный ковер и обитая деревом барная стойка, за которой виднелся впечатляющий набор пивных кранов.

Она отошла от окна и увидела знак прямо за пабом, там, где дорожка переходила в газон.

Нора торопливо приблизилась и прочла надпись.

ЛИТТЛВОРТ

приветствует осторожных водителей

Затем она заметила вверху посередине на знаке маленький герб, а вокруг него слова «Совет графства Оксфордшир».

– У нас получилось, – прошептала она, вдыхая деревенский воздух. – У нас действительно получилось.

Это была мечта, о которой Дэн впервые упомянул ей, когда они бродили по Парижу вдоль Сены, поедая макароны[19]19
  Макарон – печенье из молотого миндаля, сахара и яичного белка с прослойкой из крема или варенья.


[Закрыть], купленные на бульваре Сен-Мишель.

Мечта не о Париже, а о деревенской Англии, где они жили бы вместе.

Загородный паб в Оксфордшире.

Когда у мамы Норы рак рецидивировал в агрессивной форме, достигнув лимфатических узлов и быстро заполонив все тело, эта мечта была отложена, и Дэн переехал с ней из Лондона в Бедфорд. Мама знала об их помолвке и планировала дожить до свадьбы. Но умерла на четыре месяца раньше.

Может, это была она. Ее жизнь. Может, ей впервые или даже во второй раз повезло.

Она позволила себе осторожную улыбку.

Нора снова двинулась по тропинке, поскрипывая гравием, на этот раз к боковой двери, из которой недавно вышел пьяный усатый мужчина в виниловой куртке. Глубоко вдохнула и вошла внутрь.

Было тепло.

И тихо.

Она оказалась в каком-то холле или коридоре. Терракотовая плитка на полу. Низкие деревянные панели, а над ними – обои с рисунком из платановых листьев.

Она миновала небольшой коридор и вошла в главный зал паба, который уже видела в окно. Отпрянула, внезапно увидев кота, возникшего словно из ниоткуда.

Худощавый шоколадный бирманец, изящный, прошел мимо, мурлыкнул. Она наклонилась, погладила его и прочла имя, выбитое на круглой пластинке, прикрепленной к ошейнику: Вольтер.

Кот другой, а имя то же. В отличие от ее любимого рыжего полосатого, вряд ли этот Вольтер был приютским. Кот заурчал.

– Привет, Вольт номер два. Похоже, ты здесь счастлив. А мы все такие же счастливые, как и ты?

Кот проурчал предполагаемое согласие и потерся головой о ногу Норы. Она взяла его на руки и подошла к бару. Там стоял ряд кранов с крафтовым пивом, стаутом и сидром, светлым элем и IPA[20]20
  Сидр – слабоалкогольный напиток из фруктов, на уровне пива. Все остальное – разновидности пива: крафтовое пиво – пиво, произведенное на небольшом частном предприятии с соблюдением классических, традиционных технологий; стаут – темный элевый сорт пива; эль – традиционный английский вид пива, получается методом верхового брожения, от обычного пива классический эль отличается отсутствием хмеля в рецептуре; IPA или индийский пейл-эль (India Pale Ale) – сильно охмеленная разновидность пейл-эля или светлого эля. Собственно, все перечисленные виды являются крафтовыми. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Любимое пиво викария. Потерянное и обретенное. Мисс Марпл. Спящие лимоны. Разбитые мечты.

Сбоку стояла банка для пожертвований от фонда защиты бабочек.

Она услышала звон стекла. Будто заполняли посудомоечную машину. Нора почувствовала, как ее грудь сдавила тревога. Знакомое ощущение. Потом за баром возник долговязый парень чуть старше двадцати лет в мешковатой майке для регби: едва обращая внимание на Нору, он собирал последние грязные бокалы и складывал их в посудомоечную машину. Включил ее, стянул свое пальто с крючка, надел, достал ключи от автомобиля.

– Пока, Нора. Я перевернул стулья и вытер все столы. Посудомойка включена.

– О, спасибо.

– До четверга.

– Да, – ответила Нора, чувствуя себя шпионом, близким к провалу. – Увидимся.

Спустя мгновение после того, как парень ушел, она услышала шаги, приближающиеся откуда-то снизу, по тем же плиткам, которые миновала она, когда зашла с бокового входа. И вот он здесь.

Он выглядел иначе.

Бородка исчезла, больше морщинок у глаз, темные круги. Он держал в руке почти допитый бокал темного пива. Все еще похож на ветеринара из телевизора, только несколько сезонов спустя.

– Дэн, – сказала она, словно нужно было его назвать. Как кролика у дороги. – Я только хотела сказать, что очень горжусь тобой. Очень горжусь нами.

Он взглянул на нее безучастно.

– Я выключал холодильные установки. Завтра нужно прибраться. Две недели этого не делали.

Нора понятия не имела, о чем он говорит. Она погладила кота.

– Верно. Да. Конечно. Прибраться.

Ее муж – вот кто он для нее в этой жизни – оглядел столы и перевернутые стулья. На нем была выцветшая футболка «Челюсти»[21]21
  «Челюсти» (1975, реж. Стивен Спилберг) – культовый триллер про акулу-людоеда.


[Закрыть].

– Блейк и Софи ушли домой?

Нора засомневалась. Она чувствовала, что он говорил о людях, которые работают на него. Молодой человек в мешковатой майке для регби, предположительно, был Блейком. Похоже, никого больше не было.

– Да, – ответила она, пытаясь говорить естественно, несмотря на глубочайшую странность обстоятельств. – Думаю, ушли. Они отлично справляются.

– Отлично.

Она помнила, как купила ему футболку с «Челюстями» на его двадцать шестой день рождения. Десять лет назад.

– Ответы сегодня были те еще. Одна из команд – с Питом и Джоли – заявила, что потолок Сикстинской капеллы расписал Марадона[22]22
  Потолок Сикстинской капеллы в 1508–1512 гг. расписывал Микеланджело Буонарроти (1475–1564), выдающийся художник, скульптор и архитектор эпохи Возрождения. Марадона, Диего (род. 1960) – аргентинский футболист.


[Закрыть].

Нора кивнула и погладила Вольта номер два. Как будто она знала, кто такие Пит и Джоли.

– Если честно, сегодня было непросто. Может, в другой раз стоит взять вопросы с другого сайта. Кто вообще знает название высочайшей горы в гряде Кара-как-там?

– Каракорум? – спросила Нора. – Ка два.

– Ну конечно, ты знаешь, – сказал он с излишней резкостью. Как будто слегка перебрал. – Это вроде как твоя сфера. Пока большинство людей увлекались тяжелой музыкой, ты увлекалась настоящим тяжеляком вроде камней.

– Эй, – сказала она. – Я же пела в группе.

В группе, вспомнила она, которую Дэн ненавидел.

Он рассмеялся. Она узнала этот смех, и он ей не понравился. Она уже забыла, как часто за время их отношений юмор Дэна обрушивался на других людей, особенно на Нору. Когда они были вместе, она старалась не замечать этой грани его личности. У него было много других черт – он был мил с ее мамой, когда та болела, и мог легко поддержать любую беседу, он много мечтал о будущем, был симпатичным и легким в общении, страстно любил искусство и всегда останавливался поговорить с бездомными. Он заботился о мире. Человек – как город. Нельзя оценивать всю его территорию по отдельным непривлекательным районам. Возможно, тебе не понравятся некоторые места, попадется несколько сомнительных переулков и кварталов, но все хорошее, что в нем есть, того стоит.

Он слушал много дурацких подкастов, которые, по его мнению, должна слушать и Нора, смеялся так, что Нору это раздражало, и громко булькал жидкостью для полоскания рта. И да, он перетягивал на себя одеяло и временами бывал заносчив в своем мнении об искусстве, кино и музыке, но в нем не было ничего откровенно дурного. Ну – раз уж она об этом подумала, – он никогда не поддерживал ее музыкальную карьеру, утверждал, что ее участие в «Лабиринтах» и подписание контракта плохо отразятся на ее душевном здоровье и что ее брат слегка эгоистичен. Но в то же время она считала это не сигналом опасности, а скорее чем-то хорошим. Она думала так: он заботится о ней, а это хорошо, когда кто-то о тебе заботится, когда есть человек, кого не прельщают слава и верхоглядство, готовый помочь сориентироваться в жизни. И когда он предложил ей выйти за него, в коктейль-баре на верхнем этаже башни «Оксо»[23]23
  Башня «Оксо» находится на южном берегу Темзы в центре Лондона, наверху распложены ресторан и бар.


[Закрыть], она согласилась и, пожалуй, всегда правильно делала, что соглашалась.

Он вышел на середину зала, поставил на стол бокал с пивом и теперь уткнулся в телефон в поисках лучших вопросов для викторины.

Она гадала, сколько он сегодня выпил. Гадала, не стоит ли в действительности за мечтой стать владельцем паба желание иметь нескончаемые запасы алкоголя.

– Как называется двадцатисторонний многоугольник?

– Не знаю, – соврала Нора, не желая рисковать и получить ту же реакцию, что и мгновение назад.

Он положил телефон в карман.

– Все равно у нас неплохо получилось. Выпивки разошлось море. Неплохо для вторника. Все налаживается. Есть что сказать завтра банку. Может, нам дадут отсрочку по кредиту…

Он уставился на пиво в своем бокале, взболтнул его и допил до дна.

– Хотя нужно сказать Эй-Джею[24]24
  Эй-Джей – распространенное в англоговорящем мире сокращение по первым инициалам имени: A. J. Например, Эй-Джей Фойт – легендарный гонщик «Формулы‐1», его полное имя Anthony Joseph Foyt. Эй-Джей – имя водителя в популярном американском сериале «Вспыш и чудо-машинки». – Примеч. ред.


[Закрыть], чтобы пересмотрел меню для ланча. Никто в Литтлворте не хочет есть карамелизованную свеклу, салат из кормовых бобов и кукурузные оладьи. Наша задача – не пристыдить Фитцровию[25]25
  Фитцровия – богемный и престижный район Лондона.


[Закрыть]. Знаю, там отлично идут дела, но, думаю, вина, которые ты выбрала, того не стоят. Особенно калифорнийские.

– Ладно.

Он оглянулся и посмотрел назад.

– А где доска?

– Что?

– Доска. Я думал, ты принесла ее.

Так вот зачем она была снаружи.

– Нет. Нет. Я сейчас принесу.

– Я вроде видел, как ты выходила.

Нора улыбнулась, отгоняя нервозность.

– Да, верно, выходила. Нужно было… я волновалась из-за кота. Вольта. Вольтера. Не могла его найти и вышла наружу поискать, но потом отыскала.

Дэн зашел за стойку бара и налил себе скотч.

Ему показалось, что она осуждает его.

– Это только третий бокал. Четвертый, может. Сегодня же викторина. Ты ведь знаешь, я нервничаю, когда веду конферанс. А это помогает мне быть забавным. И я был забавным, не находишь?

– Да. Очень забавным. Сама забава.

Его лицо внезапно стало серьезным.

– Я видел, ты говорила с Эрин. Что она сказала?

Нора не была уверена, как лучше ответить.

– О, ничего особенного. Как обычно. Ты же знаешь Эрин.

– Как обычно? Ты же вроде раньше ни разу с ней не общалась.

– Я имела в виду, что обычно говорят люди. Не конкретно Эрин. Обычная беседа…

– Как поживает Уилл?

– Э, очень хорошо, – наугад ответила Нора. – Передает привет.

Дэн выпучил глаза от удивления.

– Неужели?

Нора понятия не имела, что говорить. Может, Уилл – это ребенок. Может, Уилл в коме.

– Извини, нет, не передает привет. Прости, я не подумала. Не важно, я… пойду, принесу доску.

Она опустила кота на пол и направилась к выходу. На этот раз она заметила то, что упустила при входе.

Газетная вырезка из Oxford Times в рамке с фотографией Норы и Дэна, стоящих у входа в «Три подковы». Дэн обнимал ее. На нем был костюм, которого она прежде не видела, а на ней – изысканное платье, которое она ни за что бы не надела в своей настоящей жизни (она редко носила платья).

ВЛАДЕЛЬЦЫ ПАБА ВОПЛОЩАЮТ МЕЧТУ В РЕАЛЬНОСТЬ

Судя по статье, они задешево купили заброшенный паб, сделали ремонт на скромное наследство (Дэна), сбережения и банковский кредит. В статье представлялась история успеха, хотя это было два года назад.

Она вышла на улицу, гадая, стоит ли судить о жизни по нескольким минутам за полночь вторника. Или, может, этого как раз довольно.

Поднимался ветер. Доска стояла на тихой деревенской улочке, порывы ветра сдвинули ее с дорожки и опрокинули. Не успев поднять ее, Нора почувствовала вибрацию телефона в кармане. Она не знала, что он там был. Вынула. Сообщение от Иззи.

Она обратила внимание на заставку: фото себя с Дэном где-то на юге.

Разблокировала телефон распознаванием лица и открыла сообщение. Это была фотография кита, всплывающего в океане, белый фонтан брызг поднимался в воздух, как струя шампанского из бутылки. Фото было чудесным и вызвало у нее улыбку.

Иззи печатала.

Появилось новое сообщение:

Это одна из моих фотографий вчера с лодки.

И еще:

Мать горбатого кита

И снова фото: на этот раз два кита, их спины рассекают волны.

С китенком

Последнее сообщение включало эмодзи[26]26
  Текстовые или графические смайлики и символы, которые используются вместо слов для передачи эмоций, настроения или какого-то смысла в сообщениях и на сайтах. – Примеч. ред.


[Закрыть] китов и волн.

Нора ощутила тепло. Не только от фотографий, которые, безусловно, были чудесными, но и от контакта с Иззи.

Когда Нора отменила свадьбу с Дэном, Иззи настаивала, чтобы они отправилась в Австралию вместе.

Они проложили маршрут, спланировали жить в Байрон-Бей и найти работу на судне, которое возит туристов смотреть китов.

Они просмотрели множество видео с горбатыми китами в предвкушении этого приключения. Но потом Нора засомневалась и дала задний ход. Так же, как она отошла от карьеры пловчихи, от группы, от свадьбы. Но, в отличие от тех занятий, у нее даже не было причины. Да, она начала работать в «Теории струн», и да, она ощущала потребность ухаживать за могилами родителей, но она знала, что остаться в Бедфорде – ее худший вариант. И все же она выбрала его. Из-за странной предсказуемой ностальгии, которая зрела вместе с депрессией и говорила ей, что она, в конце концов, не заслужила быть счастливой. Что она причинила Дэну боль, и жизнь в родном городе, состоящая из моросящего дождя и уныния, – это ее наказание, и ей не хватает воли или ясности, или, черт возьми, сил на что-то еще.

Так что, по сути, она променяла лучшую подругу на кота.

В своей настоящей жизни она никогда не ссорилась с Иззи. Никакой драмы. Но после того как Иззи улетела в Австралию, отношения их охладели настолько, что от дружбы остался только дым случайных лайков в Facebook или Instagram и наполненных эмодзи поздравлений с днем рождения.

Она просмотрела переписку с Иззи и поняла, что, хотя между ними больше десяти тысяч километров, в этой версии реальности у них все еще замечательные отношения.

Когда она вернулась в паб, на этот раз с доской, Дэна нигде не было видно, так что она заперла заднюю дверь и постояла немного в коридоре, пытаясь понять, где лестница, не уверенная, хочет ли она в действительности идти к подвыпившему якобы-мужу.

Она нашла лестницу с задней стороны здания, за дверью с надписью «Только для персонала». Ступив на бежевый ковер из рафии и направившись к ступеням, начинавшимся сразу после постера в рамке к их любимому фильму с Райаном Бейли «Чему учишься в темноте», который они смотрели вместе в кинотеатре «Одеон» в Бедфорде, она заметила картинку поменьше на милом узком подоконнике.

Это было их свадебное фото. Черно-белое, в стиле хроники. Они выходили из церкви под дождь конфетти. Сложно толком разглядеть их лица, но они оба смеялись, и это был их общий смех, и они казались – насколько фотография могла это передать – влюбленными. Она вспомнила, как ее мама говорила про Дэна: «Он хороший. Тебе так повезло. Держись за него».

Она увидела и брата, Джо, побритого налысо и выглядящего искренне счастливым, с бокалом шампанского в руке и своим роковым парнем рядом – недолго прожившим инвестиционным банкиром Льюисом. Иззи тоже там была. И Рави, похожий скорее на бухгалтера, чем на барабанщика, стоял рядом с женщиной в очках, которую она никогда раньше не видела.

Пока Дэн был в туалете, Нора вычислила спальню. Хотя им явно не хватало денег – и тревога по поводу встречи в банке это подтверждала, – комната была обставлена дорого. Изящные жалюзи. Широкая уютная постель. Пуховое одеяло, хрусткое, чистое белое.

По обе стороны кровати лежали книги. В своей реальной жизни она не держала книг у кровати как минимум полгода. Она ничего не читала уже шесть месяцев. Может, в этой жизни ей лучше удавалось сосредоточиться.

Она взяла в руки одну из книг – «Медитация для начинающих». Под ней лежала биография ее любимого философа – Генри Дэвида Торо. Были книги и на прикроватном столике Дэна. Последнее, что он читал, насколько она помнила, – биография Тулуз-Лотрека «Крошечный гигант»[27]27
  Тулуз-Лотрек, Анри де (1864–1901) – французский художник постимпрессионист. Предположительно, из-за наследственного заболевания, его ноги после переломов перестали расти в детстве, и он остался небольшого роста


[Закрыть], но в этой жизни он изучал книгу по бизнесу, которая называлась «Из нулей в герои: как управлять успехом на работе, в игре и жизни», и последнее издание «Путеводителя по хорошим пабам».

Она ощущала себя иначе в своем теле. Более здоровой, сильной, но напряженной. Она погладила живот и поняла, что в этой жизни больше занимается спортом. Прическа тоже другая. Нора чувствовала густую челку и, потрогав волосы, обнаружила, что сзади они длиннее привычного. В голове ощущался легкий дурман. Должно быть, она выпила как минимум пару бокалов вина.

В этот момент она услышала смыв в туалете. Раздалось бульканье. Оно казалось чуть более громким, чем того требовала процедура.

– Все хорошо? – спросил Дэн, войдя в спальню.

Его голос, поняла она, звучал иначе, не таким, каким она его помнила. Более пустым. Более холодным. Может, из-за усталости. Может, из-за стресса. Может, из-за пива. Может, из-за их брака. Может, еще из-за чего.

Было трудно вспомнить в точности, как он звучал прежде. И каким именно он был. Но такова природа памяти. В университете она написала эссе, сухо озаглавив его «Основы памяти и воображения по Гоббсу»[28]28
  Гоббс, Томас (1588–1679) – английский философ-материалист.


[Закрыть]. Томас Гоббс в целом ставил знак равенства между памятью и воображением, и, узнав об этом, она уже больше никогда полностью не доверяла своим воспоминаниям.

За окном желтый свет уличного фонаря лился на пустынную деревенскую дорогу.

– Нора? Ты ведешь себя странно. Что ты стоишь посреди комнаты? Ты укладываешься спать, или это какая-то стоячая медитация?

Он рассмеялся. Счел это смешным.

Подошел к окну и задернул занавески. Затем снял джинсы и повесил их на спинку стула. Она уставилась на него и попыталась ощутить влечение, которое испытывала когда-то. Это потребовало титанических усилий. Такого она не ожидала.

Жизнь любого человека может развиться в бесконечное число вариантов.

Он тяжело упал в постель, как кит в океан. Взял «Из нулей в герои». Попытался сосредоточиться. Отложил. Поднял с пола в кровать ноутбук, засунул наушник в ухо. Возможно, собирался послушать подкаст.

– Я просто кое о чем думала.

Она ощутила слабость. Словно пребывала тут лишь наполовину. Она вспомнила, что миссис Элм говорила про разочарование в жизни, которое вернет ее в библиотеку. Она вдруг подумала, что слишком странно будет ложиться в одну постель с человеком, которого не видела два года.

Она заметила время на электронном будильнике: 12:23.

Все еще с одним наушником в ухе, он вновь на нее взглянул.

– Вот что, слушай, если не хочешь сегодня делать детей, можешь просто сказать, ты ведь в курсе?

– Что?

– В смысле, я знаю, что мы должны ждать еще месяц до твоей следующей овуляции…

– Мы пытаемся завести ребенка? Я хочу ребенка?

– Нора, что с тобой? Почему ты такая странная сегодня?

Она сняла туфли.

– Вовсе нет.

Она вспомнила кое-что, связанное с футболкой «Челюсти».

Мелодия. «Прекрасное небо».

В день, когда она купила Дэну футболку с принтом фильма «Челюсти», она сыграла ему песню, которую написала для «Лабиринтов». «Прекрасное небо». Она была убеждена, что это ее лучшая песня. И более того, это была счастливая песня, отражавшая ее надежды в тот период жизни. Песня, вдохновленная ее новой жизнью с Дэном. И он прослушал ее с неприязненным безразличием, которое больно укололо ее тогда, и она обязательно обсудила бы это с ним, если бы не его день рождения.

– Да, – сказал он. – Ничего так.

Она удивилась, почему это воспоминание забылось и возникло только сейчас, как большая белая акула на его выцветшей футболке.

И другие воспоминания возвращались к ней тоже. Его чрезмерная реакция, после ее рассказа о покупателе – Эше, хирурге и гитаристе-любителе, который приходил в «Теорию струн» за песенником, – между делом спросившем Нору, не хочет ли она как-нибудь выпить с ним кофе.

(«Конечно, я отказалась. Прекрати кричать».)

Хуже, однако, было, когда агент крупной звукозаписывающей компании (или, скорее, маленькая бывшая компания для инди-групп, за которой стояла Universal) хотел подписать контракт с «Лабиринтами». Дэн тогда заявил ей, что их отношения вряд ли продолжатся. Он также узнал жуткую историю от одного из своих университетских друзей, который играл в группе, подписавшей подобный контракт: компания ободрала их до нитки, и они остались безработными алкоголиками или вроде того.

– Я могла бы взять тебя с собой, – сказала она. – Я прописала бы это в контракте. Мы могли бы везде ездить вместе.