Текст книги "The Wes Anderson Collection. Беседы с Уэсом Андерсоном о его фильмах. От «Бутылочной ракеты» до «Королевства полной луны»"

Да, казалось, что это катастрофа.

Особенно учитывая то, что до этого ты как будто находился в сказке про Золушку.

К тому времени сказка о Золушке уже давно закончилась. Когда мы устроили показ фильма для обычных зрителей и из зала вышло восемьдесят пять человек, мы уже знали, что карета вот-вот превратится обратно в тыкву, если это правильное сравнение. Тогда киностудия решила, что премьеры не будет, потому что они больше не хотели терять деньги.

Но потом Джим все же договорился о показе на студии, позвал людей, которые работали над фильмом, своих друзей, наших общих друзей и постарался извлечь из этого максимум. Это был очень хороший показ. Люди хотели, чтобы фильм им понравился, и в какой-то степени так получилось. У нас были и другие показы, но, вероятно, аудитория была не совсем наша. Честно говоря, мы никогда не считали, что это фильм для широкой аудитории. Он странный и просто непонятен многим. Джиму он действительно понравился. Хотя во время того просмотра он уже не задавался вопросами, как можно все исправить. Я помню его слова в тот день. Он подошел ко мне и сказал: «Фильм хорошо снят». До этого он никогда не говорил ничего подобного. Я точно помню его слова. В любом случае фильм был готов, и Джим был им доволен.

«Академия Рашмор»

Эссе длиной в 1 097 слов

ИДЕАЛЬНЫХ ФИЛЬМОВ МАЛО, НО «АКАДЕМИЯ РАШМОР» – ОДИН ИЗ НИХ. С САМОГО НАЧАЛА, КОГДА ЛОГОТИП TOUCHSTONE ПОЯВЛЯЕТСЯ НА ЭКРАНЕ ПОД МУЗЫКУ МАРКА МАЗЕРСБО, ФИЛЬМ СОЗДАЕТ АУРУ ОЗОРНОГО ОЧАРОВАНИЯ. СНЯТАЯ РОБЕРТОМ ЙОМЕНОМ В АНАМОРФИРОВАННОМ ШИРОКОЭКРАННОМ ФОРМАТЕ (ЭТО ПЕРВЫЙ ФИЛЬМ АНДЕРСОНА В ТАКОМ ФОРМАТЕ), «АКАДЕМИЯ РАШМОР» КАЖЕТСЯ ОДНОВРЕМЕННО ИГРИВЫМ И СЕРЬЕЗНЫМ ФИЛЬМОМ, МУДРЫМ И НЕВИННЫМ. ВЕСЬ ОН СОСТОИТ ИЗ ПРОДЕЛОК И ИГРЫ – НАЧИНАЯ ЗАБАВНЫМИ ПОДПИСЯМИ В СТИЛЕ ЕЖЕГОДНОГО ШКОЛЬНОГО АЛЬБОМА («КАПИТАН КЛУБА ДЕБАТОВ») И ЗАКАНЧИВАЯ ЗАНАВЕСОМ, КОТОРЫЙ ПРОИЗВОДИТ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, БУДТО СМОТРИШЬ ФИЛЬМ, СНЯТЫЙ ГЛАВНЫМ ГЕРОЕМ, СТАРШЕКЛАССНИКОМ МАКСОМ ФИШЕРОМ. ТЕМ НЕ МЕНЕЕ В ИТОГЕ КАРТИНА ВЫГЛЯДИТ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ЦЕЛЬНОЙ И ЖИВОЙ.

Главную роль в фильме, придуманном Уэсом в соавторстве с бывшим однокурсником и постоянным исполнителем ведущих ролей Оуэном Уилсоном, получил начинающий актер Джейсон Шварцман. Он сыграл Макса, старшеклассника, чьи гениальность, нарциссизм, творческая натура и в то же время тоска выражают типичные черты героев Андерсона. Макс – стипендиат частной школы из рабочего класса. Он говорит всем, что его овдовевший отец (Сеймур Кэссел) – нейрохирург, хотя на самом деле тот работает парикмахером. (Это одна из многочисленных отсылок Андерсона к комиксу Peanuts, которые проявляются в каждом из его фильмов. Отец Чарли Брауна, как и отец создателя комикса Чарльза Шульца, был парикмахером. И у Кэссела даже была прическа и очки, как у Шульца.) У него ужасные оценки, но он король внеклассных мероприятий и руководитель театральной труппы, который тщательно продумывает постановки своих (а также Уилсона и Андерсона) любимых фильмов. (В какой-то момент Андерсон показывает небольшой отрывок полицейской драмы Сидни Люмета «Серпико» (1973 г.) в постановке Макса и его прыщавых одноклассников. Они играют крутых парней из 1970-х, сидя в декорациях квартиры с окном, выходящим на грохочущий игрушечный поезд.) Главный герой – в каком-то роде пародия на суперумных и наглых героев-бунтарей, которые определяли голливудское кино в 1980–1990-х годах, на пике популярности Тома Круза, Робина Уильямса и Билла Мюррея. Но юношеское упрямство Макса делает его скорее привлекательным, чем отталкивающим. Никто не воспринимает Макса так серьезно, как он относится к себе сам. Он настолько убедительно и энергично рассказывает всем о том, как надо поступать, что даже самая незначительная колкость в его адрес доказывает, что на самом деле он совершенно бессилен. Когда директор Академии Рашмор (Брайан Кокс) сообщает Максу, что его успеваемость слишком плоха для продолжения обучения в школе, тот отвечает: «Если мне придется остаться на второй год, я согласен». И едва ли его беспокоит ответ директора о том, что такой возможности нет. Он как будто верит, что раз сам озвучил такой вариант, он может существовать. Да и почему бы ему не верить в это? Он же Макс Фишер.

Мать Макса умерла, когда он был маленьким, с тех пор все свои пьесы он пишет на машинке, которую она ему подарила. Кажется забавным, когда в фильме показывают, что дом Макса находится рядом с кладбищем, где похоронена его мать. Вся его жизнь – это скорбь, но он пытается отвлечься от нее, играя то мать, то отца для своего безвоздушного маленького мира. Его псевдовзрослое поведение и страсть контролировать имеют логичное объяснение. Поэтому он писал пьесы, основывал клубы, придумал проект аквариума и организовывал своих последователей так, словно они – непослушные дети, которые должны слушаться некоего невидимого отца. Поэтому он ухаживал за молодой учительницей Розмари Кросс (Оливия Уильямс), которая потеряла мужа, бесстрашного исследователя океана Эдварда Эплби.

Розмари – не просто объект влюбленности для Макса. Она заменяет мать, которую он потерял. И по спокойному тону, с которым она отвечает Максу, понятно, что он также заполняет пустоту в ее сердце. Болтливый всезнайка с миллиардом проектов и идей – это та любовь, которую она потеряла, и одаренный сын, которого у нее никогда не будет (книга Жак-Ива Кусто, подаренная Розмари школьной библиотеке, приводит героя прямо к ней, будто призрак Эдварда Эплби решил их свести).

Не вполне любовная история Макса и Розмари превращается в любовный треугольник, когда рогоносец и владелец металлургической компании Герман Блюм, вложившийся в проект аквариума Макса, влюбляется в учительницу. Выбор Билла Мюррея на эту роль (первую из многих последовавших в фильмах Андерсона) – беспроигрышный вариант. И не только потому, что его жалкий вид – прекрасное дополнение нелепой настойчивости Шварцмана. Достаточно убрать интуитивную догадку о том, что все это бравирование – попытка скрыть страх и депрессию, и Макс превратится в подростковую версию персонажей, которых Мюррей играл на заре своей карьеры. Подавленное состояние Германа вполне может открывать тайную личность, которую предыдущие комические герои Мюррея скрывали от мира. Клоун, плачущий в душе, как саркастически шутил сам актер в «Быстрых переменах».

Роман Германа и Розмари порождает вражду между школьником и бизнесменом. Она разрушает и без того шаткий брак Германа и доводит Макса до тюрьмы. Ее кульминация показана в сцене с проделками обоих под песню A Quick One While He’s Away группы The Who, одну из многих композиций британского рока 1960-х – начала 1970-х, которые прозвучали в фильме и наполнили меланхоличную комедию звуками беспорядка и играющих гормонов. Благодаря такому саундтреку подростковая импульсивность Макса, профессиональная безответственность Розмари и кризис среднего возраста Германа кажутся разными версиями одного и того же внутреннего хаоса – коллективного восстания против судьбы.

Как и в «Бутылочной ракете», и в их третьей совместной работе – «Семейке Тененбаум», Андерсон и Уилсон избегают голливудских штампов. Они не требуют, чтобы мы любили Макса просто потому, что он главный герой. Точно так же они не увлекаются традиционной для Голливуда механикой сюжета, когда герой по мановению волшебной палочки превращается в зануду-святошу. Развитие характера Макса кажется естественным и неизбежным. Мы знаем, что у него есть потенциал, чтобы расти, с того самого момента, как он попытался впечатлить Розмари, сохранив уроки латыни в Рашморе (латынь – мертвый язык; возвращая латынь, Макс воскрешает мертвых). Со временем Макс демонстрирует зрителям свою доброту, хотя даже не осознает этого. Его взросление – результат того, что истинный художник слушает свое сердце, а не эго.

Щедрые порывы его души расцветают во второй половине фильма. Побежденный и униженный, он смягчается, не показывая слабость, не исправляя и не извиняясь за свою ложь. Вместо этого он использует искусство для того, чтобы помогать и исцелять, а не чтобы купаться в лучах славы. Ставя на сцене новой школы невероятно амбициозный спектакль о войне во Вьетнаме, Макс обратил на себя внимание застенчивой одноклассницы Маргарет Янг (Сара Танака). Он взял Магнуса Бьюкена (Стивен МакКоул), своего давнего мучителя из Рашмора, на роль второго плана («Я всю жизнь мечтал играть в твоих дурацких пьесах», – признался Магнус). Более того, он посвятил постановку своей матери и Эдварду Эплби. Герман, ветеран войны во Вьетнаме, был тронут до слез. В последней сцене «Академии Рашмор» – мечтательной замедленной дани танцу из «Рождества Чарли Брауна» – все важные персонажи фильма оказываются в неожиданных парах, танцующие под Ooh La La группы Faces. Это всеобъемлющий, скромный, радостный конец истории, герой которой в начале был одиноким, эгоистичным и злым человеком. Как будто Макс вспомнил свое знакомство с Розмари Кросс и понял, что на самом деле означает фраза: «Sic transit gloria» – слава проходит.

«Академия Рашмор»
Интервью длиной в 7 771 слово

МЭТТ ЗОЛЛЕР САЙТЦ: Впервые я услышал о фильме, который впоследствии стал «Академией Рашмор», во время обеда с тобой в Нью-Йорке вскоре после выхода «Бутылочной ракеты». Я спросил тебя, над чем ты собираешься работать дальше. Кажется, мы сидели в каком-то дайнере или кафе. И ты ответил: «Мой следующий фильм будет называться “Магнат”».

УЭС АНДЕРСОН: [смеется] Серьезно? Забавно.

Да. Откуда вообще взялся «Магнат»?

Я не помню. Возможно, это как-то было связано с персонажем Билла Мюррея?

Я не знаю. Но скорее всего.

И, возможно, его сочетание с персонажем Джейсона Шварцмана. Вроде это о них обоих: парень – магнат в школе или что-то такое. Забавное слово – магнат.

Как будто слово из «Монополии». На самом деле Билл Мюррей в этом фильме немного напоминает человечка из «Монополии».

Ну он же продает сталь.

Сталелитейный завод, летящие искры.

Изначально это должен был быть бетонный завод. Но мы нашли в Хьюстоне место, где производят стальные трубы, и решили, что это даже лучше. Это была хорошая локация с огромным помещением, где делают гигантские стальные трубы. Мы построили офис героя на сваях. Это были мои первые декорации – впервые мне нужно было построить декорации. И это был кабинет Билла Мюррея.

Как родилась идея фильма? Вы с Оуэном Уилсоном придумали ее вместе?

Мы с Оуэном вместе придумали идею фильма. Я очень давно хотел снять то, что называют школьным фильмом. Я хотел сделать это, потому что помнил, как в заявке на поступление в киношколу мне нужно было описать три идеи для фильма. Одной из них была «Бутылочная ракета», над которой мы тогда уже работали. А второй – вот эта идея. Третьей, кажется, была идея одного из моих следующих двух фильмов – не помню точно. У меня было небольшое описание того, что впоследствии стало «Водной жизнью», Оуэн постоянно мне говорил, что надо что-то сделать с ним.

Получается, «Академия Рашмор» – это идея, появившаяся еще до «Бутылочной ракеты». Это один из тех фильмов, которые ты надеялся когда-нибудь снять.

Да, идея появилась до «Бутылочной ракеты».

Ты был учеником вроде Макса Фишера? У тебя были хорошие оценки или ты постоянно…

Нет, я получал хорошие оценки до определенного момента, а потом перестал. Последние два года в средней школе у меня были довольно плохие оценки. Я всегда чувствовал, что недостаточно хорошо учусь. Я никогда не был сильным или дисциплинированным учеником. И у меня никогда не было отличных оценок. Даже когда делал все возможное, я не получал их. Но я придумывал пьесы. Идея Макса ставить пьесы появилась из моего собственного опыта. Но сам персонаж – сочетание каких-то вещей как из моей жизни, так и из жизни Оуэна. Хотя в основном он плод нашего воображения.

Оуэна ведь выгнали из школы.

Да, его выгнали из школы святого Марка.

В фильме очень много говорится о том, что парень не из этой среды, не из частной школы.

Ага.

Он пытается не только соответствовать, но и быть лучшим примером истинного духа Рашмора, который когда-то витал в кампусе.

Все так. Возможно, Рашмор, каким он себе его представляет, когда-то существовал. Но сейчас, безусловно, это совсем не та школа.

В некотором смысле кажется, что он изображает из себя не просто взрослого, а такую героическую версию взрослого из кино. Так он себя ведет.

Да.

И даже манера, в которой он говорит с другими людьми.

Я знаю.

Были ли другие проекты, помимо «Академии Рашмор», которые ты хотел осуществить? Я имею в виду, не тот ли это случай, когда я спрашиваю: «Почему ты снял именно этот фильм?», а ты отвечаешь: «Потому что мы получили деньги на него».

Нет. В то время у меня был только этот проект, так что он и стал следующим. Возможно, у нас были какие-то заигрывания, когда кто-нибудь спрашивал: «Вы хотите снять это или лучше то?» Но я хотел снять именно этот фильм и работал над ним.

Многие из тех, кто работал над «Бутылочной ракетой», подключились к съемкам «Академии Рашмор». Кажется, вы очень хорошо сработались.

Ага.

Расскажи мне о главных людях в твоей съемочной группе.

Если говорить о людях за камерой, это Боб Йомен, который работал оператором «Бутылочной ракеты». Нам было очень комфортно с ним. Мне действительно нравится Боб, и я с тех пор так и работаю с ним. В работе над «Бесподобным мистером Фоксом» мы использовали другую технологию – миниатюры, так что там были другие люди. Но да, я работаю с Бобом со времен «Бутылочной ракеты». Когда мы переснимали «Бутылочную ракету», к нам присоединился звукорежиссер Павел Вдовчак. С тех пор он всегда работает с нами. Также с нами были Дэвид и Сэнди Уоско, с которыми я сотрудничаю уже долгие годы. И Карен Патч, художник по костюмам, – мы вместе работали над тремя фильмами. И, боже, даже не знаю, кого еще назвать. Уверен, еще множество людей.

Насколько важно для тебя ладить с людьми, которые работают с тобой?

Можно собрать съемочную группу, где будет человек, который просто не понимает, что это за фильм. Не хочется, чтобы вокруг были люди, которые заинтересованы только в том, как это «обычно делается». Это обуза. Но если все немного взволнованы, знают друг друга, любят работать вместе и вообще любят все это, тогда рождается хорошая атмосфера на съемочной площадке. Я люблю такое. Конечно, хочется работать с лучшими профессионалами, но тогда в команде нарушится равновесие, и кто-то точно будет недоволен. С другой стороны, с актерами все иначе. Или с режиссерами. У фильма может быть режиссер с переменчивым характером, и это привнесет нечто особенное.

Было ли что-то такое, что ты говорил людям, когда готовился к съемкам «Академии Рашмор» или даже во время съемок, что помогло бы им представить фильм, над которым вы работаете? Может, даже просто прилагательное или какое-то конкретное изображение?

У меня было несколько открыток. Среди них была картина Бронзино, которая находится в Коллекции Фрика, и картины Ганса Гольбейна-старшего, в них есть определенная цветовая гамма.

Для «Бутылочной ракеты» у меня были изображения картин Хокни и фотографии. Я сделал коллаж во всю стену в художественном отделе – там были все изображения, которые я показывал группе. Не помню, чтобы я делал что-то подобное во время работы над «Академией Рашмор». Знаешь, я ведь хорошо был знаком с той школой, где мы снимали, – я учился там. Когда мы работали над сценарием, я все описывал: «Вот это в том углу, за блоком кондиционера, рядом с этой штукой». И мы снимали именно там, где я сказал. Так что вся съемочная площадка заранее была в моей голове. И герои одеты в форму, которую действительно носят ученики школы: бежевые брюки и голубые рубашки. Но Макс носит еще и пиджак, галстук и все такое. Мы придумали знаки отличия, но многое взяли из реальной жизни. И когда его выгоняют, он идет в другую старшую школу, которая находится напротив. В этой школе учился мой отец, поэтому я достаточно хорошо знал и ее.

Что это за школа?

Ламарская. В фильме мы назвали ее именем Гровера Кливленда. Мой отец учился там семестр или около того. Он учился во многих школах.

Ранее ты говорил мне, что музыка очень сильно повлияла на тон, на атмосферу фильма. Как сама музыка, так и музыканты.

Изначально все должно было происходить под музыку The Kinks. Они казались очень хорошим вариантом. Они тоже ходят в блейзерах, но больше похожи на таких лунатиков – как раз, как наш герой. В итоге это все переросло в идею Британского вторжения. Уже до начала непосредственной работы над фильмом у меня был готов список всех композиций, поэтому во время съемок мы очень плотно работали с музыкой. Мы засекали время сцены, на которую потом накладывали музыку и все такое. Но помимо этого была музыка, которую Марк Мазерсбо написал специально для фильма, это такая же его часть, как и все остальное. Музыка Марка стала последним штрихом. Это было как раз то, чего я хотел. Нечто оригинальное, принадлежащее только фильму. Фильм обрел свой голос, когда появилась музыка Марка.

Я помню, как впервые посмотрел фильм на предварительном показе. Когда появился логотип Touchstone и я услышал эту музыку, сразу немного разволновался, потому что возникло ощущение, не знаю, как точно описать его, что все это очень по-детски и невинно, но все же было что-то резкое, какая-то движущая сила в музыке. И в его композиции много таких отрывков, особенно в той части фильма, где все вышло из-под контроля нашего героя – тогда появляются тяжелые барабаны.

Большие барабаны.

И кажется, что приближается кельтская армия или что-то в этом роде.

Мы нашли пару инструментов, которые создают такое ощущение. Ты ведь знаешь, что у нас не было оркестра? Это была небольшая группа. На самом деле это была камерная музыка, и все было сыграно и записано на месте. Очень сдержанная работа и очень хороший опыт.

Каково было снимать фильм в родном городе?

Самое смешное, что я действительно не встретил там никого, кого знал бы. У меня были друзья, которые снялись в фильме, появлялись там несколько раз, но сам я жил в отеле. Мои мама и отец приходили на съемочную площадку, но не очень часто. Я как будто был участником гостевой кинокомпании. Мы жили в отеле, где даже окна не открывались. Они были запечатаны.

Помню, что одновременно со съемками проходила встреча выпускников по случаю десятилетнего юбилея со дня окончания школы, но я не пошел туда. Во время этой встречи мы снимали в самой школе, у нас были ночные съемки. Но было приятно вернуться в школу, и некоторые учителя, которых я знал, все так же преподавали. Было хорошо, что я знал это место. И мой брат Эрик тоже там был. Он снял документальный фильм о съемках.

Думали ли вы с Оуэном о каком-то конкретном образе, когда придумывали Макса Фишера? Любом образе киногероя, актера или исполнителя?

Я всегда говорил, что нам нужен пятнадцатилетний Мик Джаггер. И он должен был быть худым. Еще мне нравился фильм «Флирт» и исполнитель главной роли в нем – Ноа Тейлор, который стал ролевой моделью Макса. Но то, что получилось в итоге, не похоже ни на что из этого. И я думаю, что, когда прослушиваешь на роль детей или молодых актеров, нужно просто выкинуть из головы все свои представления, потому что выбираешь реальных людей, и от этого зависит очень многое. Просто хочется найти кого-то особенного, но довольно сложно найти того, кто станет звездой фильма, – так или иначе это должен быть кто-то очень яркий.

Как Джейсон Шварцман стал Максом Фишером? И, что еще важнее, что нового и неожиданного для вас он дал своему персонажу?

Мы очень долго его искали. У меня на примете было несколько актеров, но никто из них не вызывал ощущения, что вот оно. Никого, после которого я выходил из комнаты и говорил: «Нашли!» Было несколько людей, о которых я говорил: «Ну… Может, этот?»

Но когда появился Джейсон, у меня возникло это ощущение, причем всего через несколько секунд разговора. Когда он прочитал сцену, я подумал: «Еще никто не делал это так». Мы сразу же подружились. И суть в том, что в конце концов фильм – это его лицо и его голос. И сам он очень характерный актер. В общем, в конце – это наши слова, но его игра. И то, что ты вспоминаешь, думая о фильме, – это по большей части то, как Джейсон двигается. Мы долго искали и нашли особенного человека, у которого есть все данные, чтобы играть в кино.

Два человека, о которых я периодически думал, когда первый раз смотрел фильм, – Дастин Хоффман и Том Круз. Джейсон в определенных ракурсах очень похож на Дастина Хоффмана в юности, но, возможно, я так думаю, потому что в «Академии Рашмор» очень сильно ощущается влияние «Выпускника».

Я думал об обоих актерах. Когда Джейсон проходил прослушивание, он сделал движение, будто ему нужно придержать лифт для кого-то. И то, как он это сделал, как он двигался, действительно напомнило мне Дастина Хоффмана. А Тома Круза он напоминает в своей пьесе о Вьетнаме в конце фильма.

Он похож на него!

Да, похож. И вообще, он играет в солнцезащитных очках, боевом раскрасе. В остальное время Джейсон носит в фильме обычные очки, и у него черные волосы. Он не похож на Джейсона в реальной жизни. Это другая его версия. Но благодаря пьесе о Вьетнаме нам повезло увидеть обе.

И потому что герой Тома Круза до определенного момента – все 1980-е и 1990-е – был вождем, главным героем, парнем, который может тебе не нравиться, но ты все равно признаешь, что он лучший.

Точно.

И я видел все эти качества в Максе, за исключением того, что все это было лишь в его голове. Подо всем этим чувствовалась беспомощность. Он несчастен. Как Том Круз, но без всего своего героизма и мастерства. Я имею в виду, что Макс обладает мастерством в своем деле, что является спасительным даром. Но человек, которого люди видят со стороны, – не тот, кого он сам видит в зеркале.

Я не знаю, кого он видит в зеркале.

Что может быть полезно для него в конечном счете.

Да, возможно. Конечно, он чувствовал бы себя комфортно в «Лучшем стрелке». Наш персонаж мог бы сыграть эту роль. Даже если бы он не смог летать по-настоящему.

Вы всегда хотели взять Билла Мюррея на эту роль?

Мы хотели Билла. Честно говоря, мы обсуждали кандидатуру Билла еще в связи с «Бутылочной ракетой». Но да, это был тот самый человек для «Академии Рашмор». У меня были и другие идеи, потому что я смирился с тем фактом, что мы не заполучим Билла. Тогда все вокруг говорили: «Он недоступный. Он даже не будет читать. Вы его не получите». Но в последнюю минуту мы все же решили попробовать. И я не знаю, почему он согласился. Но он согласился.

Недавно я читал в Esquire интервью с ним, и он говорил о вас, ребята, – о тебе и банде Уилсона. В ответ на вопрос, почему он выбирает фильмы, которые на первый взгляд кажутся совершенно некоммерческими, кажется, он сказал: «Я живу, чтобы пойти ко дну с этими ребятами, у которых нет ни единого чертового шанса». Так он сказал.

[Уэс смеется.]

Достойная компания – люди, с которыми Билл Мюррей готов пойти ко дну.

Думаю, это не очень-то лестно, когда о тебе говорят как о ком-то, у кого нет никаких шансов. Но по крайней мере он не хочет оставить нас тонуть в одиночестве.

Но он помогал во время съемок, да?

Он был великолепен. У нас было не так много денег, и мы, вероятно, предложили ему какой-то контракт. Но, кажется, он сказал: «Просто платите мне дневную ставку Гильдии киноактеров». В итоге он получил не триста семьдесят пять тысяч долларов, а девять.

Боже.

Он сделал это просто так. У него была хорошая доля от прибыли, но он, по сути, сказал: «Я делаю это бесплатно». И мы распланировали все так, чтобы не отнимать у него слишком много времени. Он сказал: «Да, я все сделаю. Я приеду». И мы быстро все сняли. Он заключил с нами сделку, которая помогла воплотить идею в жизнь, и мы совпали, понимаешь? Он хотел, чтобы я был счастлив. Это изменило все, потому что внезапно в моем фильме появилась большая кинозвезда. Я не знал его как следует, но у меня было несколько идей, хотя на самом деле он должен был решать, хочет ли с ними ознакомиться или нет. И если бы он не захотел, если бы не возникло взаимопонимания, все закончилось бы не так радостно для всех. У него не было никаких причин так хорошо относиться к нам. Он не смотрел «Бутылочную ракету». Думаю, он так и не посмотрел ее впоследствии. У него не было никаких причин доверять мне. Но он доверился. Думаю, потому что сценарий был очень понятным, и это вызвало его доверие. Ну а потом уже нам понравилось работать вместе. И я получил от этого огромное удовольствие.

История о том, как он помог вам снять ту сцену с вертолетом, вымышленная?

Нет, это правда! Мы не получили бюджет на съемки этой сцены от студии. Он дал мне чек. Я уверен, что он все еще хранится в моем архиве. Я так и не обналичил его. Но он дал мне чек и знал, что, если его заполнить и отнести в банк, там будет сумма в пределах двадцати пяти тысяч долларов, что почти в три раза больше, чем мы ему заплатили за фильм. Он дал мне чек до окончания съемок, что довольно забавно, потому что по сюжету он тоже выписывает чек и отдает Джейсону. И он дает ему те же самые двадцать пять тысяч долларов! О нет, нет, нет, не так. Джейсон просит тридцать пять тысяч, а Билл дает ему две с половиной. Но мне он дал двадцать пять тысяч.

Давай поговорим о Билле Мюррее. Я знаю, что ты знаток актера Билла Мюррея. Как думаешь, что он показывает нам в «Академии Рашмор», что, возможно, не показывал в других фильмах?

Он поразил меня своей игрой в «Бешеном псе и Глори», «Эд Вуде», «Острие бритвы», «Дне сурка». Он нравился мне во всех комедиях. Но в этих фильмах он был другой. Он играл драматические роли. В «Бешеном псе и Глори» он смешной, но в то же время и пугающий.

И печальный.

И печальный.

Ты фанат фильма «Острие бритвы», который мало кто смотрел.

Билл великолепен в нем. И этот фильм – совсем не комедия. Билл играет драматическую роль, но делает ее забавной. Он сыграл ее с такой легкостью – он очень естественно смотрится в этом фильме. Вот я и подумал: кто может подойти больше него?

Ты снял этот фильм в анаморфированном широкоэкранном формате. Что он дает изображению?

Ну, я думаю, сам факт, что это анаморфированный формат – очень тонкая вещь. Разница между фильмом, снятым на сферическую оптику и на обычный…

На Супер-35, да.

На Супер-35 или что бы то ни было. Так снимали спагетти-вестерны. У них даже были специальные системы, чтобы обрезать кадр и сделать его широкоэкранным. Кажется, «Технископ» – одна из них. «Технископ», должно быть, был очень зернистым, потому что изображение снимается обычной плоской линзой, а ты берешь квадратную рамку и используешь лишь полоску из нее. Со старомодными кинопленками. Но с анаморфотным объективом используешь весь негатив, больше чем с 1.85. Он четче, шире, и у него есть такая странная особенность – когда двигаешься с камерой во время съемки, появляется искажение. Оптика вообще сложная штука.

Она также искажает форму света.

Полагаю, что да.

Придает сферическим источникам света яйцевидную форму.

Думаю, ты прав! Кажется, зерна выглядят сплющенными и растянутыми.

То же самое происходит с глубиной, да?

Одна вещь, которая точно происходит, – это то, что получаешь меньшую глубину фокусировки, поскольку с этой оптикой требуется больше света. Или требуется больше света, чтобы получить ту же глубину фокусировки. Но чем шире объектив, тем незначительнее эта проблема. Мы снимали фильмы, используя линзы Primo Anamorphics Panavision.

Во всех фильмах мы используем Primo Anamorphics. Есть один с 45-миллиметровым фокусом. Они только выпустили этот объектив, когда мы снимали «Академию Рашмор». Хороший.

Ты используешь этот объектив во многих фильмах?

В большей части этого фильма и во всех последующих, кроме «Бесподобного мистера Фокса» и «Королевства полной луны».

Почему ты предпочитаешь широкоэкранный формат?

Наверное, он всегда нравился мне, когда я ходил в кино, потому что он большой. И я лучше сниму сцену, которую не придется обрезать, и, возможно, в ней можно будет снять трех персонажей, и поставить кадр так, что создастся ощущение, будто ты находишься близко к каждому из них. И все это мне нравится. Это своего рода экстремальный формат для съемок, но он хороший. Мне еще нравится формат 1.33.

Я помню, как впервые посмотрел «Академию Рашмор» и был поражен, что он снят в анаморфированном формате. Особенно это шокировало по ходу развития фильма, потому что это преимущественно комедия, а широкоэкранный формат обычно не используется для комедий. А еще то, как ты выстраивал кадры, объекты, которые в них размещал, их текстура, освещение и ракурс – это не просто драма. Больше похоже на гиперреальность – почти на уровне фантастической гиперреальности Дугласа Серка или Питера Гринуэя. Откуда это? Почему так получилось?

Ну все эти идеи уже были распределены: мы собираемся сделать это здесь, это – там, а у этой сцены будет такое настроение, а у этой – такое-то освещение. Но я правда не могу представить, как все это будет выглядеть, пока мы не соберем все вместе, понимаешь? Я не могу описать готовую картинку. Что касается «Водной жизни», я подумал: «О’кей, у нас вот такие цвета, значит, весь фильм должен быть в такой цветовой гамме». Вот как это получается. Но я никогда не могу заранее предсказать, что выйдет.

Не то ли это обволакивающее чувство, которое ты описывал ранее? Чувство, что на самом деле так все намного больше, шире, более… грандиозно?

Ты о том, почему все же широкоэкранный формат?

Да. Я останавливаюсь на этом, потому что считаю важным.

Думаю, дело в размере изображения. Но даже если смотришь фильм на iPod, это отличный формат для рассказывания историй. В чем это заключается? Думаю, в практически идеальном расстоянии. Если захочешь приблизиться к этим трем персонажам, можно расположить их вот так [жестикулирует, как будто расставляя объекты в воздухе]. А если хочешь сделать что-то с ландшафтом, а он ведь обычно горизонтальный, то можно поставить это здесь, а это – здесь.

Значит, речь идет о множестве визуальных решений?

Может быть, и так, но вообще не знаю, могу ли отвечать серьезно. Это больше похоже на: «Какой замечательный формат для фильмов!»

Я составил список первых проявлений того, что считаю отличительными чертами Уэса Андерсона. Титры впервые появляются в «Академии Рашмор». Откуда это пришло и зачем?

Я не очень помню, откуда я это взял. Мы не делали ничего подобного в «Бутылочной ракете».

Не делали.

В этом фильме они появляются только в одной сцене, верно? В первой последовательности кадров и затем еще один раз чуть позже. У него есть клуб любителей воздушных змеев, и я использовал титры и там, кажется.