Текст книги "The Wes Anderson Collection. Беседы с Уэсом Андерсоном о его фильмах. От «Бутылочной ракеты» до «Королевства полной луны»"

«Бутылочная ракета»
Интервью длиной в 5 354 слова

Мэтт Золлер Сайтц: Ты помнишь самый первый фильм, который посмотрел?

УЭС АНДЕРСОН: Мне кажется, это была «Розовая пантера». Я помню очень много диснеевских фильмов. Долгое время моим любимым был тот, где Курт Рассел – самый сильный человек в мире или что-то такое. Помнишь его?

Ага.

Это был мой самый любимый фильм. А еще мне очень нравился фильм «Озорная шайка снова в деле» с Доном Ноттсом.

Позволь перебить тебя. Какой фильм заставил тебя задуматься о том, как вообще делается кино? Понравился тебе не из-за сюжета, а из-за того, как он сделан?

Я начал смотреть фильмы Хичкока. У нас дома был Betamax и несколько фильмов Хичкока: «Веревка», «Человек, который слишком много знал», «Окно во двор» и «Неприятности с Гарри». Человека, чье имя было написано на коробках с кассетами, не было в фильме. Он был режиссером. И я не знал других фильмов, которые относились к этой категории. В них звезда стояла за камерой. Вот это произвело на меня очень большое впечатление. Мне было около одиннадцати или двенадцати, когда я впервые посмотрел фильмы Хичкока.

Говоря о фильмах, которые ты перечислил, не могу не обратить внимание на «Окно во двор» – эта картина многое рассказывает о том, как люди смотрят кино. Главный герой сидит возле окна и наблюдает за происходящим на улице словно через экран. Он наблюдает за двором, окнами других людей, их жизнями, которые отражают аспекты его собственной. И все это маленькие диорамы.

Думаю, это мой любимый фильм Хичкока. Знаешь, что он снят в формате 1.85[1]1
  «Окно во двор» было снято, когда киностудии экспериментировали с более широкими форматами изображения, чтобы отделить свою продукцию от телевизионной, в которой использовался «академический кадр» 1.33 или 1.37:1. 35-миллиметровое кино все так же снималось в классическом формате, но было замаскировано (с помощью внутрикамерной маски или маски в кинопроекторе) или сжато (благодаря специальным линзам в камерах и проекторах) для создания более широкого кадра. «Окно во двор» было снято в формате 1.66:1, но таким образом, чтобы его можно было замаскировать и показать в форматах от 1.37 до 1.85:1. Версия фильма, которую Андерсон смотрел на Betamax, была полнокадровым незамаскированным изображением 1.37:1.


[Закрыть] или около того, но мне кажется, что окно Джимми Стюарта больше походит на формат CinemaScope. У него на фоне можно заметить такие же широкие окна.

Что тебе так нравится в «Окне во двор»?

Что фильм никогда не выходит за пределы квартиры. Все снято через дорогу. Мы никогда не увидим других людей вблизи. Мы видим их только издалека, наблюдаем за ними через дорогу. Плюс мне нравится сценарий и сюжет. И актеры замечательные. Джеймс Стюарт и Грэйс Келли. Они потрясающие в этом фильме.

Какой фильм ты проанализировал первым? Искал информацию о съемках, а не просто наслаждался просмотром?

Полагаю, «Звездные войны». В открытом доступе было очень много дополнительных материалов. Любая информация. Книги, оружие, «Звезда смерти» и все такое. И, знаешь, прежде чем фильм вышел на кассетах, уже появились пиратские копии. Мысль о том, что можно сделать пиратскую копию чего угодно, пришла ко мне как раз потому, что «Звездные войны» уже показывали на телевизоре в приемной моего врача.

У твоего врача была пиратская копия?

Ага. Каким-то образом он достал ее. Думаю, что сегодня его осудили бы за это.

Еще я помню, что продавалась книга, состоявшая из чертежей и набросков транспортных средств, декораций и всякого реквизита из фильма.

Книга с рабочими эскизами?

Кажется, да.

Ральф МакКуорри?

Возможно! Я не знаю точно. Так зовут парня, который делал все эти наброски? Он был художником фильма?

Нет. У его должности было особое название. Консультант по визуальным эффектам, художник фильма или что-то в этом роде[2]2
  Фактическая должность МакКуорри на съемках фильма «Звездные войны IV: Новая надежда» – главный художник.


[Закрыть]. Он рисовал эскизы для фильма. Помню, когда рассматривал их в детстве, меня поразило, что они совсем не были похожи на фильм, который я видел. Я помню эскиз костюма Дарта Вейдера, он больше походил на водолазный и был совсем не похож на то, что мы видели в кино.

Наверное, это был один из вариантов, который со временем превратился в оригинальный костюм.

Все казалось очень сглаженным, мягким. В эскизах не было острых углов, как в самом фильме.

Ну там был лендспидер.

Верно. Как «Звездные войны» и дополнительные материалы к ним повлияли на твое воображение?

Ну в то время они повлияли на каждого человека. Но вообще существует множество вещей, которые влияют на нас в определенном возрасте. Знаешь, как девятиклассники могут прийти в восторг от «Дюны» или Дж. Р. Р. Толкина. От сложных выдуманных миров и вселенных, в которые отчасти можно по-настоящему верить. Сайентология тоже в какой-то степени относится к этому – можно сделать выбор и начать верить в ее реальность.

Когда ты понял, что сам хочешь снимать кино?

Я хотел снять фильм о детях-скейтбордистах. Кажется, это было в 1978 году или около того. У моего отца была камера Super 8, он дал мне ее на время.

Ты снял тот фильм?

Ага. Он был основан на библиотечной книге. Кажется, была всего одна катушка, 180 секунд.

У него был сюжет?

Сомневаюсь. У меня были персонажи, но, насколько я помню, они были созданы по образу людей, которые их играли.

Ты снимал еще какие-нибудь фильмы, кроме этого?

Да, много.

Можешь рассказать о них?

Большую часть украли из моей машины несколько лет назад. Думаю, это даже к лучшему. У меня украли камеру, а все пленки были в сумке вместе с ней. Я ходил по ломбардам в Остине, пытался найти их, но так и не нашел.

Обидно.

На самом деле я не очень хорошо разрабатывал концепции фильмов. Я снял парочку про Индиану Джонса. Для них мы построили хорошие декорации и придумали отличные костюмы, но не могу сказать, что результат превзошел мои ожидания.

Ты делал раскадровки?

О да! Я люблю их рисовать.

Какие? Просто эскизы или комиксы?

Я никогда не рисовал комиксы. Помню, как-то раз пытался. И помню, что другие дети умели рисовать так, что это походило на комиксы, на рисунки профессиональных художников. Но у меня никогда не получалось. У меня получались рисунки, на которых я и мои друзья выглядели вымышленными персонажами, и я добавлял что-то, чтобы они были похожи на нас. Я очень часто рисовал людей, деревья с людьми, которые живут на них, огромные деревья с домами[3]3
  В «Семейке Тененбаум» Марго пишет пьесу «Левинсоны на деревьях». Идея персонажей, которые живут на деревьях, занимает центральное место в «Бесподобном мистере Фоксе», а также отражается в «Королевстве полной луны», где скауты строят дом на дереве. В своих интервью Андерсон говорил, что не знает, откуда взялась навязчивая идея о домике на дереве, но отметил, что очень любит роман Йоханна Давида Висса 1812 года «Швейцарская семья Робинзонов». Роман рассказывает о семье, которая потерпела крушение на корабле в Ост-Индии и была вынуждена строить несколько убежищ, чтобы выжить, в том числе дом на дереве. В экранизации произведения 1971 года, снятой Уолтом Диснеем, которую Андерсон очень любил в детстве, дом на дереве – главная локация.


[Закрыть] и целые города. Долгое время я рисовал только эти города на деревьях. Наверное, это кажется очень странным.

Ты помнишь момент, когда принял осознанное решение, что хочешь стать режиссером[4]4
  Андерсон не смог вспомнить момент, когда давал это интервью в августе 2010 года, но во время беседы о «Королевстве полной луны» в 2012 году вспомнил.


[Закрыть]?

Я всегда чувствовал, что двигаюсь в этом направлении. Правда, потом я решил стать писателем. Но когда поступил в колледж, вернулся к изначальной идее.

В библиотеке Техасского университета в Остине была очень хорошая подборка книг о кино. Более того, у нас было несколько разных библиотек: с книгами по искусству и еще две большие. И в каждой был раздел книг о кино, а еще фильмы, которые можно было посмотреть прямо там. У меня появился доступ к книгам о кино, которого не было раньше. В общем, я начал читать книги о кинематографистах, которые меня интересовали, смотреть эти фильмы, и так по кругу.

Какие книги ты читал?

Мне кажется, в библиотеке была соответствующая подборка, но ее не обновляли. Там было много книг о Феллини, Бергмане, Трюффо, потом о Скорсезе и Фрэнсисе Копполе и некоторых фильмах 1970-х. Один из самых больших разделов был посвящен европейскому кино 1960-х годов. Кроме того, было несколько книг о Джоне Форде и Рауле Уолше, но, кажется, они относились к французской новой волне и к американской, которая последовала за ней. Я читал книги Питера Богдановича о режиссерах. В библиотеке были его книги о Джоне Форде, Аллане Дуоне и, насколько я помню, Ховарде Хоуксе. Еще была целая подборка статей о фильмах – «Частицы времени», по-моему, так она называется.

Знакомство с этими режиссерами в книгах подвигло тебя на просмотр их фильмов?

Конечно! А еще я читал Полин Кель – в библиотеке были все ее книги. И я прочитал все ее обзоры в New Yorker. Особенно мне запомнилась статья о фильме «Военные потери», потому что в связи с ним она упоминала «Великую иллюзию», «Шушу» и «Песнь Джимми Блэксмита». После статьи я пошел и посмотрел все эти фильмы, хотя «Песнь Джимми Блэксмита» не произвела на меня такого же впечатления, как «Великая иллюзия». Ты смотрел «Песнь Джимми Блэксмита»?

Да, я большой фанат Фреда Скеписи. Мне кажется, он один из недооцененных режиссеров. Особенно его монтаж. Мне кажется, это очень литературно – то, как он перемещается во времени, не придавая этому особого значения.

Мне нравятся его «Шесть ступеней отчуждения».

Хорошо. В общем, твой интерес к европейскому кинематографу 1950–1960-х годов расцвел во время учебы в Техасском университете?

Точно.

Ты снимал в то время фильмы или тебе было не до этого?

Я начал делать кое-что. В Хьюстоне была прокатная студия, и я пользовался их оборудованием. Я снял документальный фильм о своем арендодателе Карле Хендлере. Я сделал это по его просьбе в счет своего долга, но фильм ему не понравился.

Ему не понравился документальный фильм?

Не понравился. Но он был довольно честен со мной. Я не думаю, что он злился. Просто он понял, что ему не нужен фильм.

Он все еще существует, этот фильм?

Я уверен, что он лежит где-то, но в настоящий момент у меня нет доступа к нему.

В университете ты познакомился с Оуэном Уилсоном, так?

Да.

Помнишь ваше знакомство?

Более или менее. Мы вместе посещали курс сценарного мастерства, хотя на самом деле ни разу не встретились на занятиях. Помню, он как-то подошел ко мне в коридоре здания кафедры английского. Кажется, оно называется «Бенедикт». Мы записывались на курсы следующего семестра, и он попросил меня помочь ему определиться с выбором, как будто мы знакомы. Как будто мы уже общались и знали имена друг друга. Кажется, он воспринимал как должное, что мы пока не знакомы, но скоро познакомимся. Правда, у нас был общий друг, который жил с Оуэном в одной комнате в военной школе и впоследствии стал моим другом в старшей школе, хотя в тот момент мы об этом еще не знали. Мы с Оуэном договорились встретиться позже в тот же день и вот тогда уже поняли, что у нас есть общий знакомый.

Когда у тебя появилось желание снять фильм?

Я читал книгу Спайка Ли о съемках фильма «Ей это нужно позарез». Я прочитал ее и еще одну о Стивене Содерберге, снявшем «Секс, ложь и видео». Кажется, было еще что-то о братьях Коэн, которые обращались к дантистам за финансированием, что-то об ограниченном партнерстве, и как это все делается. Ограниченное партнерство, что бы это ни значило, очень меня заинтересовало. Я начал встречаться с разными людьми и обсуждать возможности финансирования. Хотя кто знал, были ли у тех людей деньги? В общем, у одного парня они нашлись. Он был продюсером в Остине и финансировал фильмы. Я встретился с ним, хотя у меня на руках был сценарий, в котором не было вообще никакого смысла.

Можешь описать его?

Это был один из тех фильмов, о котором можно сказать: «Это фильм об одном парне…» Там не было никакого сюжета. Скорее, портрет. Я уже не помню точно. Первый сценарий, который я пытался написать как следует, – это «Бутылочная ракета». Над ним я работал уже вместе с Оуэном. У нас было несколько разных версий.

Вы написали сценарий для короткометражного фильма или для полнометражного?

Для полнометражного.

В каком году это было?

Может, в 1990-м? Снимать мы начали в 1992 году. Когда мы сняли короткий метр, у нас возникло ощущение, что мы сняли отдельную часть полнометражного фильма. У нас было столько работы в то время. Мы снимали два дня подряд, а потом еще три дня.

Почему вы снимали в Далласе, а не в Остине?

В Остине мы начали работать над сценарием. Затем мы окончили колледж. Я выпустился, а Оуэн просто сам принял для себя решение завершить обучение. Он сказал, что мне следует приехать в Даллас и поработать на его брата Эндрю, который должен был в скором времени заняться бизнесом их отца. Так я стал помощником Эндрю. Он познакомил меня с разными людьми. Знаешь, он занимался самыми разными документальными и рекламными вещами. Мы с ним обошли множество разных мест, и в итоге именно Эндрю и его сотрудники помогли нам снять короткометражку. В общем, поэтому мы снимали в Далласе.

Джим Брукс придумал название места, где мы все жили. Флоп. Так он его называл. Он говорил: «Мы живем в однокомнатном флопе».

В каком районе?

Это была улица Трокмортон. Ужасное, ужасное место. В какой-то момент там жили я, Оуэн, Эндрю, Боб Масгрейв и иногда Люк. Все вместе в одной квартирке. Там было три комнаты, но всего лишь одна полноценная спальня.

Совсем как в «Вечере в опере».

Технически места хватало всем, но квартира была в ужасном состоянии. Полная антисанитария. И никто из нас не скучает по тем дням. Я не хочу сказать, что мы были несчастны, но тогда было довольно тяжелое время. Эндрю поддерживал всех. Он был единственным, у кого действительно были деньги. Но мы все пытались встать на ноги.

Мы проводили прослушивания не в квартире. Боб и вовсе проходил прослушивание на стоянке. Оуэн очень хотел снять его в фильме, но выступил он плохо. У нас был еще один друг, который пришел на кастинг, и он выступил чуть лучше. Мы тогда подумали, что, наверное, стоит взять этого парня.

Но Боб присутствовал на его прослушивании. Это довольно жестоко – прослушивать двух людей на одну и ту же роль друг перед другом, но тогда мы и понятия не имели, что так не делают. В общем, Боб увидел выступление того парня и попросил еще одну попытку. И у него отлично получилось во второй раз. Тогда мы выбрали Боба. Такой вот был творческий процесс.

Нестандартное прослушивание.

Да, но тогда мы только начинали. Мы поняли, что должны снять комедию. И как только мы поняли, что Кумар собирается стать взломщиком, сказали: «А-а-а… Так вот какой это фильм! Если все складывается так, нам потребуется много других находок. А некоторые вещи теперь невозможны».

Кумар Паллана, который владел кафе Cosmic Cup, где вы обычно зависали?

Ага.

Итак, это классический дебютный фильм, в котором играют все, кто только может.

На самом деле нам нужно было не так уж много актеров.

Все, кто более или менее органично смотрелся в кадре, играли в фильме.

Да. А знаешь, сын Кумара Дипак снимался в «Бутылочной ракете», «Академии Рашмор», «Семейке Тененбаум». У него есть сцена с Джином Хэкменом. Мы не искали актеров. Мы рассуждали: «Кто из нашего окружения интересный, запоминающийся человек, которого мы любим и который готов сыграть в нашем кино?» Мы искали в определенном радиусе. И кафе Cosmic Cup находилось всего в трех кварталах от нашей квартиры.

Вы хотя бы делали перерывы на кофе и булочки?

Уверен, что делали. Хотя не думаю, что мы получали их бесплатно.

Был ли у вас дальнейший план, что вы собираетесь делать с фильмом? Слово «план», наверное, стоит поставить в кавычки в этом случае. Вы сняли короткометражку на двенадцать-тринадцать минут, да?

Первая версия длилась восемь минут. Потом мы досняли, кое-что вырезали и заменили.

Не помню, чтобы я раньше видел сцены со взломом в короткометражных фильмах.

Это получилось позже. Мне кажется, мы не прослушивали Кумара, пока не сняли первую версию.

Знаешь, первую версию короткометражки мы показали Киту Карсону, отец Оуэна знал его по работе на телевидении. Мистер Уилсон был президентом общественного телеканала в Далласе в 1970-е годы. В общем, Кит стал разрабатывать план. Он показал фильм одному, другому… Думаю, он имел представление, к чему все идет.

Ты был знаком с работами Кита Карсона до знакомства с ним?

Я что-то слышал о нем. Не помню точно что, но что-то слышал. Возможно, у него была пресс-конференция в Остине, которую я пропустил, или что-то вроде того. Но сразу после нашей встречи в Далласком художественном музее прошел показ «Дневника Дэвида Гольцмана», и мне очень понравился этот фильм. Я подумал тогда: «Действительно очень хорошее кино».

Кит оказал влияние на тебя как на начинающего режиссера? Он давал какие-нибудь полезные советы? Советовал фильмы, которые тебе нужно посмотреть?

Он давал нам столько советов, что я даже не знал, с чего начать. Он был нашим проводником в мир кинематографа. Не могу вспомнить, какие именно фильмы он открыл мне, потому что на тот момент мы с Оуэном уже были заядлыми киноманами. Оуэна, правда, не очень интересовали фильмы с субтитрами. Поэтому я показывал ему очень старые фильмы, а он мне – относительно новые.

Учитывая твой интерес к американскому кино 1960-х и 1970-х годов, которое во многом стало последователем европейского кинематографа 1950–1960-х, кажется большой удачей, что вы познакомились с Китом Карсоном. Ведь он – неотъемлемая часть этого мира. Он тот, о ком можно сказать, что он обладал авторитетом в мире инди-кино, когда такого термина еще не существовало.

Кит инстинктивно находил кого-то, о ком никто никогда не слышал, приводил его в определенный круг, знакомил с полезными людьми. И он был связан с фестивалем «Сандэнс» с самого его появления. Возможно, он знал Роберта Редфорда еще до фестиваля. Наша короткометражка попала на «Сандэнс». И мы с Оуэном ходили в лабораторию писателей там.

Вместе или по отдельности?

Вместе. Мы посещали лабораторию писателей, но в то время шла еще лаборатория режиссеров. Мне кажется, что мы туда не прошли, но Кит убедил их взять нас. Все там снимали сцены, а мы просто общались с наставниками.

Получается, вы были вольными слушателями?

В каком-то смысле. Мы привлекли внимание этих ребят, чтобы они обсудили с нами наш проект, хотя никто не сказал: «Хорошо, теперь вы готовы снимать». Все остальные снимали, а мы просто обсуждали наш сценарий. В общем, мы не прошли отбор.

Как-то, рассказывая мне о вашем участии в «Сандэнсе», ты сказал, что вы посещали лабораторию режиссеров. Вы посещали ее позже или…

О, тогда, вероятно, я не рассказал тебе историю целиком. Я, наверное, решил не акцентировать твое внимание на том, что мы были слушателями второго сорта. Я и сам поначалу этого не понял. Когда мы приехали туда, я подумал: «Э… разве мы не делаем то же самое?» Никто не объяснил нам, что происходит. Мы приехали, и нам сказали что-то вроде: «О’кей, теперь вы двое идите сюда и расскажите о своем сценарии, а все остальные займутся другими вещами».

Кто был вашим наставником?

Там была куча разных режиссеров. Джереми Каган – знаешь его?

Да.

Он носил гарвардское кольцо. Среди них был еще Майкл Кейтон-Джонс. Он сказал нам: «У вас очень уверенный, но развязный стиль. Это мелко». Но я не возмутился, потому что он сказал это так, будто понимал, что нам есть куда стремиться. Как будто мы могли стать лучше. Он очень хорошо относился к нам. Еще там был Фрэнк Оз. Он очень поддерживал нас.

Было ли ощущение, что вы пойдете по традиционному для инди-фильмов пути? Потому что вы сняли короткометражку, у которой есть потенциал превратиться в полнометражный фильм на основе примера, как он может выглядеть. Вы самостоятельно сняли короткометражную версию, а затем приступили к поиску дистрибьютора. Таким представлялся ваш путь?

Нет, у нас все было проще: «Давай просто найдем деньги и продолжим снимать». «Бутылочная ракета» не задумывалась как короткометражное кино. Мы никогда не думали о том, чтобы бросить то, что уже сделали, и начать все сначала с большим бюджетом. Мы уже сняли кое-что и хотели продолжать.

То есть вы надеялись использовать то, что уже сняли, и продолжать снимать частями, пока фильм не будет закончен?

Да. Мы снимали частями.

Вы сняли первую часть, затем, возможно, сняли бы вторую, третью, четвертую, пятую, а затем соединили бы все вместе, как конструктор «Лего»?

Совершенно верно. Мы заявили первую часть как короткометражный фильм только ради «Сандэнса». А может, и нет. Возможно, мы принесли ее в таком виде в лабораторию. Я пытаюсь вспомнить.

Знаешь, на самом деле это ни к чему не привело. Я о фестивале. Мы просто одновременно ступили на другую, отдельную дорогу. На «Сандэнсе» мы познакомились с несколькими людьми, которые сказали, что хотят встретиться и обсудить нашу работу. Появился какой-то минимальный интерес от человека, который хотел нам помочь. Но все это не благодаря «Сандэнсу».

Примерно в то же время Кит обратился к другим продюсерам – Барбаре Бойл и Майклу Тейлору. Так все и вышло: Барбара Бойл знала Полли Плэтт, Полли Плэтт знала Джима Брукса. Когда этот путь был пройден, будущее фильма оказалось решенным. Мы нашли человека, который мог сказать: «Ребята, все будет». Он все посмотрел и прочитал. Его звали Джим.

Я хочу немного отвлечься от темы и спросить тебя о Джеймсе Л. Бруксе, потому что он, конечно, очень влиятельный человек. И все же, когда я смотрю фильмы, которые он снял и спродюсировал, в каждом случае могу сказать: «Конечно, очевидно, почему он решил работать с этим режиссером». Однако это не ваш случай. За исключением мягкости и сухого юмора, ваш фильм не относится к типичными проектам Брукса. Ни ритмом, ни музыкальным сопровождением, ни операторской работой.

Хм…

Джеймс Л. Брукс когда-нибудь говорил тебе: «Уэс, вот что мне нравится в твоей работе. Вот что я вижу в ней»?

Я думаю, Джиму нравился сценарий. Из-за него он хотел, чтобы мы сняли фильм. Ему понравился сценарий и актерский состав, «мальчики». И, наверное, он рассчитывал, что из этого что-то получится. Не знаю, каким он представлял себе фильм. Не знаю, думал ли он об этом вообще. Полагаю, для него это было примерно так: «Мы поработаем над сценарием. У этих ребят есть собственное видение, у них получится настоящий фильм, который привлечет миллионы людей, которые пойдут в кино и купят билеты». Не думаю, что так все и вышло. По какой-то причине все получилось не так. [Смеется.]

Вы не попали на «Сандэнс» с полнометражной «Бутылочной ракетой», снятой при поддержке киностудии Columbia под покровительством Джеймса Л. Брукса, так?

Да, мы не попали в шорт-лист. Как будто наступил конец света. Нам казалось, что это трагедия. Но я должен сказать, что мы очень ценим помощь Джима. Правда, мы очень его любим.

Идеальный переход к разговору о том, что же представляет собой «Бутылочная ракета». Я помню, что Кит Карсон и Полли Плэтт независимо друг от друга говорили мне, что эта вещь очень в стиле Сэлинджера. Они оба сравнили ваш фильм с «Над пропастью во ржи». Не помню, чтобы ты когда-нибудь говорил о фильме нечто подобное. Но я помню, что, когда короткометражка, или первая часть, или как бы мы ее ни назвали, была показана во время Американского кинофестиваля, она просто поразила меня. Оглядываясь назад, я поражаюсь – неужели у вас не было ни единой мысли о том, что вы делаете? Никакой концепции? Пересматривая черно-белую короткометражную версию, я не думаю, что это стиль Уэса Андерсона, хотя что-то в ней уже определенно есть.

Тебе интересно, знали ли мы заранее, что из этого выйдет?

Да. Почему фильм выглядит именно так? Почему игра именно в такой тональности? Это сложные вопросы для художника.

Игра – это ребята, произносящие реплики. Думаю, что тональность зависела от самого сценария. Сценария и актерского состава. Визуальный аспект? Ну у меня всегда один и тот же подход: «Возможно, надо снимать вот так». [Уэс складывает перед лицом руки, как будто выстраивает кадр.] В этом нет какой-то концепции вроде: «Возможно, тут нужно использовать такой объектив, выстроить такой кадр и угол, выразить такую эмоцию?»

Не хочу изображать Джеймса Липтона, но я посмотрел «Бутылочную ракету» с дочкой, которая учится в восьмом классе. Это был единственный из твоих фильмов, который она не видела. И она довольно забавно отреагировала на него. Она сказала: «Мне понравился фильм, но он совсем не похож на фильмы Уэса Андерсона».

[Уэс пожимает плечами.]

В то же время, пересматривая фильм впервые за долгое время, я заметил множество намеков на твои будущие характерные приемы – определенные движения, кадры, касания. В «Бутылочной ракете» встречается типичная для Уэса Андерсона быстрая переброска камеры на девяносто градусов. Кажется, это происходит в сцене, когда герои едут в автобусе, и ты перебрасываешь камеру с них на водителя.

Хм…

И первое эмоционально выразительное использование замедленной съемки.

Да, в конце фильма.

И сцены без слов под музыку, что, конечно, казалось невиданным способом снимать сцены. Но мне кажется, что это очень в стиле 1970-х. Не 1980-х, когда слышишь диалоги и звуковые эффекты каждую секунду, что было своего рода образцом для подражания.

Хм…

И мне кажется, что шрифт Futura впервые появился в «Бутылочной ракете». Я прав?

Думаю, ты прав.

У нас была склейка, которую мы придумали уже после того, как все сняли. Большая сцена, как герои готовятся к ограблению. Там были трюки с прыжками. Не помню, что еще. Но у нас был фургон Volkswagen, который съезжал по наклонной, и еще несколько трюков. Могла получиться хорошая склейка, но мы придумали ее слишком поздно.

Каждый фильм напоминает режиссеру о том, что он чувствовал, где и кем был во время съемок, о местах, в которых был. Какие воспоминания связаны с «Бутылочной ракетой» у тебя?

Отель Stoneleigh, в котором мы жили в Далласе; ресторан Stoneleigh P через дорогу от отеля; все места, где мы снимали… Мы провели много времени в мотеле в Хиллсборо в Техасе, в часе езды от Далласа. Мы тогда жили в нем. А потом съемки проходили не в самом живописном месте – в Брентвуде или где-то там.

Помню, у нас была вставка, которая тебе очень понравилась, – в сцене ограбления книжного магазина. Изначально Люк открывал книгу, на обложке которой был изображен самолет времен Второй мировой войны. Кажется, внутри было о каком-то сражении. И я помню, как показывал тебе фильм, а ты увидел этот кадр и засмеялся! И ты отреагировал! В тот момент уже стало ясно, что нужно переделать кадр, потому что так в нем не было никакого смысла. Мы пересняли с другой книгой – «Возможности трудоустройства в правительстве». Это не то, что мы хотели изначально – мы думали о чем-то более абстрактном.

Несоответствие в первой версии позабавило меня.

Книга в оригинальном кадре была той, которую мог бы полюбить одиннадцатилетний ребенок. Это неким образом связано с детскими чертами персонажа. Кажется, мы вернули изначальную задумку для Criterion Collection.

Еще одна проблема с этими «Возможностями трудоустройства в правительстве» заключалась в том, что мы сделали не очень хорошую копию. Если посмотреть внимательно, можно это увидеть. Мы распечатали ее на лазерном принтере.

Но неважно. О чем мы тогда думали?

Любой фильм – это документальный фильм.

Как говорил Годар[5]5
  Точная цитата Жан-Люка Годара: «Каждый фильм – документальный фильм об актерах». Но здесь также можно вспомнить цитату другого режиссера, Жака Риветта: «Каждый фильм – документальный фильм о его собственных съемках».


[Закрыть].

О чем рассказывает ваш «документальный» фильм?

Во многом это наша попытка запечатлеть то, что мы чувствовали и испытывали тогда. Это один из тех фильмов, где актеры были, по сути, теми же людьми (в тот момент жизни), которых играли.

Кто-то может увидеть в нем предостерегающую историю. Если взглянуть на мистера Генри как на Голливуд в целом. И он полностью обирает героев.

Хм…

И это история о паре молодых ребят, которые отчаянно нуждаются в руководстве, которым нужны образцы для подражания. И они выбирают не того человека. Или, наоборот, того, потому что в конце фильма каждый из них получил опыт, в котором нуждался.

Да, определенно что-то в этом роде. Еще они кажутся одной семьей, у которой есть общее дело. Хотя, если задуматься, в их проекте нет никакого смысла.

Изначально ты хотел снимать «Бутылочную ракету» в анаморфированном широкоэкранном формате. Ты не думал о том, чтобы сделать фильм черно-белым?

Думал.

Почему?

В то время это казалось хорошей идеей. Короткометражная версия – черно-белая. На самом деле у нас были кадры в цвете, даже несколько концовок. Но мы решили на большую часть бюджета купить черно-белую пленку. И я даже не помню, почему мы так решили.

Но, оглядываясь назад, я понимаю, что это было верное решение для короткометражки. Потому что в полнометражной версии мы могли играть с цветами – менять вещи, рисовать, выбирать цвета. Во время съемок короткометражной версии у нас не было такой роскоши. Было что-то вроде: «О’кей, у нас есть всего час, чтобы поснимать здесь, так что поехали».

Черно-белое кино – нечто стилизованное, что имеет меньшее отношение к реальности.

Бывали моменты, когда ты пересматривал фильм и думал: «О боже, лучше бы мы потратили на это еще один день» или «Это была плохая идея. О чем мы только думали?»

У меня возникают подобные мысли насчет каждого фильма. Особенно когда я вижу сцены, на которые мы потратили много времени, пытаясь что-то исправить. Чаще всего это не приводит ни к чему хорошему. Каждый раз, когда я иду в монтажную комнату, мне кажется, что все должно сложиться, но приходится прикладывать усилия, чтобы результат меня удовлетворил.

Каждый раз?

Более или менее.

Мне всегда казалось, что твои фильмы очень тщательно продуманы. И я уверен, что то, что ты описываешь, в какой-то степени свойственно каждому режиссеру. Однако я никогда не думал, что тебя мучает вопрос: «Как, черт подери, мы сможем слепить из этого хоть что-то?» По крайней мере, не так же сильно, как кинематографистов, которые пользуются другими методами съемки.

Для меня проблема чаще заключается в соединении отдельных частей сцены. Обычно, когда захожу в монтажную, чтобы разобраться с конкретной сценой, я уже знаю: «Лучший вариант – взять дубль семь из этого ракурса, дубль три – из того и дубль два – из этого». Но проблема в том, что у нас было всего три ракурса. Таким образом, мы складываем все лучшие дубли вместе, как бы они ни сложились, и получается нечто более или менее нормальное.

Затем мы соединяем весь фильм, и тут возникает новая проблема. Начинаешь думать: «Мне нравится, когда он заходит сюда, а потом подходит, но лучше, если мы начнем сцену, когда он уже находится в помещении, а все остальное вырежем».

Кроме того, пересматривая фильмы, которые снял, я часто думаю, что надо было еще немного продлить тот или иной кадр, что не следовало его вот так обрубать. Но я уверен, что многие со мной не согласятся, сказав, что это и так один из самых скучных фильмов в мире и лучше не делать его еще длиннее.

Я помню, как мы говорили по телефону то ли в 1998-м, то ли в 1999 году. После того как ты снял «Академию Рашмор», но до начала работы над «Семейкой Тененбаум». Мы обсуждали фильм, который вышел примерно в то время и был довольно длинным. Тогда ты сказал: «Мэтт, если я когда-нибудь сниму фильм и первая цифра, обозначающая его длительность, будет не девять, знай, что со мной что-то не то».

Наверное, я был прав, когда сказал это. Потому что следующий фильм, который я снял, длился сто минут!

Скажи, каким был самый хороший отзыв на «Бутылочную ракету»? От критика или любого другого человека.

Самые хорошие слова сказал Джим Брукс.

Предварительно должен сказать, что монтаж фильма был очень тяжелым. У нас были очень плохие предварительные показы. И когда фильм наконец был готов, мы не попали с ним ни на один фестиваль.

Ни на один фестиваль? Серьезно?

Мы не попали на «Сандэнс», не попали на фестиваль в Теллерайде, на фестиваль в Нью-Йорке. Не помню, где мы еще пытались участвовать, но это были большие кинофестивали, на которых мы очень хотели представить наш фильм. Но нас никуда не отобрали.

Должно быть, это выбило тебя из колеи.