Текст книги "Социальный вид"

Глава 3. Разбитые сердца и сломанные ноги

У комика Джерри Сайнфелда была такая шутка: «Согласно многим исследованиям, на первом месте у людей стоит страх перед выступлением на публике. А страх смерти – на втором месте. Вам это не кажется странным? Вот вы на похоронах предпочли бы лежать в ящике или читать надгробное слово?» Шутка отсылает к проведенному в 1973 году в частном порядке опросу 2500 человек. 41 % респондентов тогда сообщили, что больше всего боятся выступать на публике, и только 19 % заявили о страхе смерти[46]46
  Bruskin Associates (1973). What are Americans afraid of? The Bruskin Report, 53, p. 27.


[Закрыть]. Хотя в других опросах такой невероятный порядок не повторился, страх публичных выступлений всегда находится вверху списка. Первую десятку страхов можно разделить на три категории: все, связанное с сильным физическим ущербом и смертью, утрата любимых людей при любых обстоятельствах и публичные выступления.

Несомненно, изначально способность испытывать страх развивалась для предотвращения физического вреда. Без страха перед опасностью наши предки, вероятно, не стали бы нашими предками, потому что просто не дожили бы до репродуктивного возраста. В страхе утраты близких тоже есть смысл с точки зрения эволюции – он имеет отношение к распространению генов. Но публичные выступления? Дарвин о них не упоминал, поскольку их очевидная связь с физическим выживанием отсутствует. Так чего же мы боимся, стоя перед аудиторией? Говорить все умеют, в общении с друзьями, родными и коллегами никто не тушуется. То есть мурашки бегают не от самого по себе громкого произнесения слов.

Большинство боится публики, причем количество человек аудитории не важно: будь в ней дюжина, сотня или тысяча незнакомцев – все равно страшно.

В школьном возрасте я любил смотреть детские телевизионные образовательные программы. В одной из них шестиклассник выступал с речью перед другими детьми. Он забыл слова и стал посмешищем (правда, потом совершил неожиданно смелый поступок и завоевал сердце самой симпатичной девочки в школе). Подозреваю, что многие боятся именно стать посмешищем: ведь это будет означать, что окружающие сочтут их глупыми и некомпетентными и в результате отвергнут. Чем больше аудитория, тем большее количество присутствующих в ней может выказать оратору свое неприятие. А быть отверженными мы боимся.

При этом вряд ли выступающему интересно мнение каждого отдельного слушателя. Но почему нам важно их общее мнение – всех вместе? Потому что быть отвергнутым больно. Вспомните одно-два болезненных происшествия из своей жизни[47]47
  Jaremka, L. M., Gabriel, S., & Carvallo, M. (2011). What makes us feel the best also makes us feel the worst: The emotional impact of independent and interdependent experiences. Self and Identity, 10(1), 44–63.


[Закрыть]. Вам представилась сломанная нога или неудачное падение? Но наверняка был хотя бы один случай, связанный с переживанием не телесной, а душевной, социальной боли – утрата или уход любимого человека, публичное унижение. Почему я употребляю слово боль? Потому что на угрозу социальным связям мозг реагирует так же, как на физическую боль.

Зачем наш мозг устроен так, что разбитое сердце болит не меньше настоящего инфаркта миокарда? Одна из причин в том, что самым простым для эволюции способом сделать нас умнее оказался большого размера мозг. Непропорционально большой объем мозга дает одному биологическому виду умственное превосходство над другим. А как уже упоминалось, у человека относительно тела мозг особенно крупный.

Рожать ребенка с большим мозгом нелегко[48]48
  Gould, S. J. (1977). Ontogeny and Phylogeny. Cambridge, MA: Harvard University Press, Belknap Press; Begun, D., & Walker, A. (1993). The endocast. The Nariokotome Homo Erectus Skeleton. Cambridge, MA: Harvard University Press, pp. 326–358; Flinn, M. V., Geary, D. C., & Ward, C. V. (2005). Ecological dominance, social competition, and coalitionary arms races: Why humans evolved extraordinary intelligence. Evolution and Human Behavior, 26(1), 10–46; Montagu, A. (1961). Neonatal and infant immaturity in man. JAMA: Journal of the American Medical Association, 178(1), 56–57.


[Закрыть] – это подтвердит любая мать. Тело младенца минует родовой канал относительно легко, а вот прокладывающая ему дорогу голова нередко застревает. Срок вынашивания плода обусловлен формой женского таза, и если бы мозг продолжал расти дальше, пока малыш находится в утробе, человеческий ребенок попросту не смог бы родиться естественным путем.

Мозг младенца всего в четыре раза меньше, чем взрослого. То есть три четверти мозга формируются уже после рождения. В утробе он созревает до своего возможного предела, а последующее развитие происходит уже в большом мире. Преимущество именно такого порядка в том, что мозг окончательно формируется в той среде, где в дальнейшем и будет функционировать. Но у рождения ребенка с не до конца сформированным мозгом есть и минусы: младенец не способен самостоятельно выжить – и все из-за незрелого мозга[49]49
  Leigh, S. R., & Park, P. B. (1998). Evolution of human growth prolongation. American Journal of Physical Anthropology, 107(3), 331–350.


[Закрыть]. Человеческие детеныши рождаются совершенно беспомощными и остаются такими еще несколько лет, существенно дольше, чем у прочих млекопитающих.

Формирование префронтальной коры у человека завершается только на третьем десятке лет жизни[50]50
  Gogtay, N., Giedd, J. N., Lusk, L., Hayashi, K. M., Greenstein, D., Vaituzis, A. C., …, & Thompson, P. M. (2004). Dynamic mapping of human cortical development during childhood through early adulthood. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 101(21), 8174–8179.


[Закрыть]. До некоторой степени описанное относится ко всем млекопитающим, но темпы развития у них все же существенно другие – самыми беспомощными рождаются именно наши дети. Такая особенность – появление на свет с недоразвитой нейронной системой – сформировалась 250 миллионов лет назад, во времена первых млекопитающих; она стала первым шагом на пути эволюционного создания социальных существ, каковыми мы сегодня являемся.

В 1943 году Абрахам Маслоу, психолог из Новой Англии, опубликовал в престижном журнале статью с описанием иерархии потребностей человека[51]51
  Maslow, A. H. (1943). A theory of human motivation. Psychological Review, 50(4), 370.


[Закрыть]. Обычно ее изображают в виде пирамиды (рис. 3.1). По теории Маслоу, мы поднимаемся по пирамиде потребностей снизу вверх: сначала удовлетворяем базовые потребности, а потом двигаемся выше.

Рис. 3.1. Иерархия потребностей Маслоу

Источник: Maslow, A. H. (1943). A theory of human motivation. Psychological Review, 50(4), 370

В основании пирамиды находятся физиологические потребности: пища, вода, сон. Следующий уровень касается потребностей безопасности – надежное укрытие и физическое здоровье. Потребности этих двух уровней являются насущными, так сказать, с большой буквы П. Без их удовлетворения невозможно выжить. Остальные потребности пирамиды можно охарактеризовать как «есть – хорошо, а нет – обойдемся», то есть с маленькой буквы «п». Например, мой сын говорит, что ему очень надо еще мороженого, но на самом деле он просто его хочет. И прекрасно без него проживет, пусть даже ему так не кажется. Остальные потребности в пирамиде Маслоу – как дополнительные порции мороженого: любовь, чувство принадлежности, уважение. А самоактуализация – полная реализация своего потенциала – это вишенка на торте.

Спросите любого, что ему нужно для выживания. Скорее всего, он перечислит потребности из нижних уровней пирамиды: воду, пищу и укрытие. Все это необходимо и младенцам. Вот только сами они никак не смогут этого раздобыть, поскольку совершенно не способны к самостоятельному выживанию.

Всем детенышам млекопитающих, от мыши до человека, с момента рождения необходим кто-то, кто станет о них заботиться и удовлетворять их биологические потребности. Но раз так – значит, Маслоу ошибался. Правильным будет поместить социальные потребности в основание его пирамиды. Пища, вода и укрытие не являются основными для ребенка, так как в первую очередь ему необходимы общение и забота. Без социальной поддержки младенцы никогда не станут взрослыми, способными себя обеспечить[52]52
  Baumeister, R. F., & Leary, M. R. (1995). The need to belong: Desire for interpersonal attachments as a fundamental human motivation. Psychological Bulletin, 117(3), 497.


[Закрыть].

Потребность в социальных связях тоже начинается с большой буквы П. Как и описанная в главе 2 сеть пассивного режима работы мозга, измененная пирамида Маслоу дает нам важную подсказку о том, кто мы есть. Любовь и чувство принадлежности могут показаться удобством, приятным, но не необходимым. Однако наша тяга к людям сформирована на биологическом уровне, потому что связана с выживанием. Это первый из трех механизмов адаптации поддержания нашей сложно устроенной социальности, а нужда в ней – краеугольный камень всех остальных потребностей.

В очереди к врачу – трое. Первый жалуется на головную боль. Врач говорит: «Примите две таблетки тайленола и позвоните утром». Второй хромает: «Доктор, я растянул лодыжку». Врач: «Принимайте по две таблетки тайленола в день и позвоните через неделю». Третий, едва сдерживая слезы: «Доктор, у меня разбито сердце. Что мне делать?» Врач без колебаний делает назначение: «Принимайте по две таблетки тайленола в день и позвоните через месяц». Как думаете, правда? Конечно, нет. Ни один доктор ни прописал бы жаропонижающий анальгетик от чувства социальной изоляции. Однако история все равно поучительная, потому что в реакции на нее отображается интуитивная теория боли.

Боль – со стороны очень занятное явление. Когда ты ее чувствуешь сам, она неприятна, порой невыносима. Однако боль – один из основных механизмов выживания. С хроническими болями живут почти 20 % взрослых людей в мире. Из-за этого они постоянно обращаются к врачам и впадают в депрессию. По данным недавнего исследования, временная потеря трудоспособности только США стоит 60 миллиардов долларов в год[53]53
  Stewart, W. F., Ricci, J. A., Chee, E., Morganstein, D., & Lipton, R. (2003). Lost productive time and cost due to common pain conditions in the US workforce. JAMA: Journal of the American Medical Association, 290(18), 2443–2454.


[Закрыть]. Но как бы ни была ужасна хроническая боль, гораздо хуже ее вообще не испытывать: дети с врожденной нечувствительностью к боли часто умирают в первые годы жизни из-за регулярных травм или смертельно опасной инфекции[54]54
  “The Girl Who Can’t Feel Pain”: http://abcnews.go.com/GMA/OnCall/story?id=1386322.


[Закрыть].

Многие этические решения нашего цивилизованного общества направлены на избавление человека от излишней боли. Например, приговоренным к смерти сейчас не отрубают голову, а делают укол – это безболезненно, поэтому считается гуманным. Примечательно, что большая часть общества не возражает против смертной казни в качестве узаконенного наказания – ее не устраивает только узаконенная боль. В спорах о допустимости абортов тоже ставится вопрос о способности плода испытывать боль. И в обсуждениях того, каких животных можно убивать ради пропитания[55]55
  Nordgreen, J., Garner, J. P., Janczak, A. M., Ranheim, B., Muir, W. M., & Horsberg, T. E. (2009). Thermonociception in fish: Effects of two different doses of morphine on thermal threshold and post-test behaviour in goldfi sh (Carassius auratus). Applied Animal Behaviour Science, 119(1), 101–107; Yue Cottee, S. (2012). Are fish the victims of “speciesism”? A discussion about fear, pain and animal consciousness. Fish Physiology and Biochemistry, 1–11.


[Закрыть], также фигурирует их восприимчивость к боли.

Во всех приведенных случаях речь идет о физической боли. Но какова реакция на социальную боль в результате объективного или субъективного ущерба, нанесенного социальным связям? Слова «он разбил мне сердце» никто не воспринимает буквально, и никто, реагируя на них, не вызывает скорую помощь («На починку разбитого сердца у нас считаные секунды. Сестра, двести вольт на дефибриллятор. Разряд!»). Большинство вообще не считает социальную боль настоящей и использует выражение о душевной боли только как фигуру речи.

«Настоящая» боль (то есть физическая) играет в выживании ключевую роль. Для всех потребностей с большой буквы П есть соответствующая физическая боль с большой буквы Б, возникающая в случае их неудовлетворения. Недостаток пищи приводит к чувству голода, и болезненное состояние депривации заставляет разыскивать съестное. Недостаток воды вызывает жажду, неудовлетворение которой также принесет боль и подтолкнет к поискам. Боль от физической травмы вынуждает искать укрытие и покой для восстановления организма.

Если социальные потребности относятся к базовым, с большой буквы П, то и боль у них соответствующая – с большой буквы Б. Так считал известный нейробиолог Пол Маклин, написавший: «Ощущение изоляции – это болезнь, из-за которой так больно быть млекопитающим»[56]56
  MacLean, P. D. (1993). Introduction: Perspectives on cingulate cortex in the limbic system. Neurobiology of Cingulate Cortex and Limbic Thalamus: A Comprehensive Handbook. Boston: Birkhäuser, pp. 1–19.


[Закрыть]. Что общего у боли от увечья и от социальной изоляции?

Уже почти десять лет мы с моей женой Наоми Айзенбергер изучаем явление социальной боли[57]57
  Eisenberger, N. I., & Cole, S. W. (2012). Social neuroscience and health: Neuropsychological mechanisms linking social ties with physical health. Nature Neuroscience, 15, 669–674.


[Закрыть], и супруга уделяет этому больше времени. На следующих страницах я постараюсь доказать вам, что социальная боль вполне реальна. Но раньше считаю необходимым признать: сам я до сих пор с трудом в это верю. Все время кажется, что физическая боль несравнима с социальной. Ведь когда у меня что-то реально болит, я могу точно показать это место на теле, и, скорее всего, в указанной точке обнаружится какое-то повреждение. А где эпицентр социальной боли?

На самом деле физическая боль реальна не более, чем любое другое психологическое переживание: созерцание красного квадрата, ощущение умиротворения от медитации или предвкушение первого свидания. Существует две отдельных, но в равной степени важных интерпретации приведенного утверждения. Во-первых, боль в меньшей мере физическое явление, чем мы привыкли ее воспринимать. Это подтверждается случаями значительного снижения болевых ощущений силой убеждения, применением гипноза или плацебо[58]58
  Crasilneck, H. B., McCranie, E. J., & Jenkins, M. T. (1956). Special indications for hypnosis as a method of anesthesia. Journal of the American Medical Association, 162(18), 1606–1608; “Hypnosis, No Anesthetic, for Man’s Surgery”: http://www.cbsnews.com/2100-500165_162-4033962.html.


[Закрыть].

Людям, находящимся в гипнотическом трансе, делали операции без медикаментозной анестезии, и они не чувствовали боли. Другими экспериментами установили, что само ожидание боли делает ее восприятие значительно сильнее, чем она есть на самом деле[59]59
  Sawamoto, N., Honda, M., Okada, T., Hanakawa, T., Kanda, M., Fukuyama, H., …, & Shibasaki, H. (2000). Expectation of pain enhances responses to nonpainful somatosensory stimulation in the anterior cingulate cortex and parietal operculum/posterior insula: An event-related functional magnetic resonance imaging study. Journal of Neuroscience, 20(19), 7438–7445.


[Закрыть]. Психологические заболевания (тревожное расстройство и депрессия) протекают по-разному в зависимости от восприимчивости пациента к боли. Может, конечно, не вся боль существует только в нашем воображении, но все-таки это утверждение правдиво в гораздо большей степени, чем мы привыкли думать.

Есть еще одна интерпретация утверждения о приравнивании реальности болевого ощущения к предвкушению первого свидания. Переживания, которые мы считаем чисто психологическими, на самом деле гораздо более физические, чем принято думать, – в том смысле, что все психологические переживания отображаются в физиологических процессах мозга. Умиротворение в медитации – это результат биохимических и нейрокогнитивных процессов в мозге и организме. Если бы радость общения не имела физической основы в мозге, никакие таблетки не могли бы заставить ее испытать – а ведь именно таково действие наркотика «экстази». Иначе чем объяснить, что человек становится обидчивым после глотка алкоголя, снижающего уровень серотонина в мозге[60]60
  Crockett, M. J., Clark, L., Tabibnia, G., Lieberman, M. D., & Robbins, T. W. (2008). Serotonin modulates behavioral reactions to unfairness. Science, 320, 1739.


[Закрыть]?

Я не заявляю, что не существует чисто психологических аспектов, – я не редукционист[61]61
  Редукционисты объясняют сложные явления через законы, работающие на более простых явлениях (социологические явления – через биологические или экономические законы).


[Закрыть]. Но в повседневной жизни мы склонны искусственно разграничивать боль и эмоции. Любые переживания между тем всегда являются отображением одновременно психологических и физиологических процессов.

Таким образом, нет ничего невозможного в том, чтобы нечто на первый взгляд абстрактное – типа социальной боли – оказалось настолько же осязаемым и болезненным с точки зрения мозга, как и физическая боль. Я не хочу сказать, что физическая и социальная боль идентичны по ощущениям – никто не перепутает боль сломанной руки с терзаниями брошенного возлюбленного[62]62
  Chen, Z., Williams, K. D., Fitness, J., & Newton, N. C. (2008). When hurt will not heal: Exploring the capacity to relive social and physical pain. Psychological Science, 19(8), 789–795.


[Закрыть]. Но воспоминания о пережитой социальной боли гораздо ярче, чем о физической. Разная боль и ощущается по-разному – у каждой свои особенности. Я считаю социальную боль такой же реальной, как физическая. Понимание этого существенно сказывается на восприятии своих и чужих социальных переживаний.

О сходстве социальной боли с физической также свидетельствует наша речь. Социальную изоляцию или утрату мы описываем теми же словами, что и физическую боль. Мы говорим: «она разбила мне сердце», «он сделал мне больно» или она развернулась и ушла, «будто ударила меня под дых». Психологи заметили: на самом деле метафоры более буквальны, чем следует из литературоведческого определения[63]63
  Zhong, C., Strejcek, B., & Sivanathan, N. (2010). A clean self can render harsh moral judgment. Journal of Experimental Social Psychology, 46(5), 859–862.


[Закрыть]. Что же касается социальной боли, то во всех языках для ее описания используются точно те же слова, что и для описания боли физической[64]64
  MacDonald, G., & Leary, M. R. (2005). Why does social exclusion hurt? The relationship between social and physical pain. Psychological Bulletin, 131(2), 202.


[Закрыть]. И в группе романских языков – испанском и итальянском, у которых общие корни с английским, и в армянском, и в мандаринском, и в тибетском. А столько совпадений – уже закономерность.

Второе доказательство реальности социальной боли – это дистресс[65]65
  Отрицательный стресс; в отличие от положительного эвстресса (эустресса), негативно воздействует на организм.


[Закрыть] сепарации детенышей млекопитающих при отлучении их от родителей. Любой, у кого есть дети, слышал громкий, беспрестанный и безутешный плач младенца при отсутствии матери. В 1950-х психолог Джон Боулби развил теорию привязанности, основанную на наблюдениях за сиротами и беспризорниками в детских домах во время Второй мировой войны[66]66
  Bowlby, J. (1969). Attachment and loss, volume i: Attachment. New York: Basic Books.


[Закрыть]. Сироты всегда получают меньше ласки, любви и заботы, чем домашние дети. Боулби предположил, что каждый человек рождается с некоей привязывающей системой, которая отслеживает физическую близость к нему опекуна и подает сигнал тревоги в случае его отсутствия. Внутри эта тревога ощущается как болезненный дистресс, заставляющий младенца громко плакать, чтобы его услышали и больше не бросали одного.

Дистресс при нарушении привязанности – однозначно социальное явление. Это сигнал как для окружающих, так и для самого младенца. Он подобен рации; привязывающая система работает только при условии наличия связи между младенцем и опекуном.

Если бы привязывающая система отключалась по достижении взрослого возраста, мы были бы эмоционально глухи к плачу. К счастью, одна и та же система заставляет нас и плакать в младенчестве при разлуке с опекуном, и отзываться на плач детей, когда мы становимся родителями. У нас есть врожденная привязывающая система, и она работает всю жизнь[67]67
  Baumeister, R. F., & Leary, M. R. (1995). The need to belong: Desire for interpersonal attachments as a fundamental human motivation. Psychological Bulletin, 117(3), 497.


[Закрыть]. Мы никогда не сможем не реагировать на социальную боль, как и на муки голода. В нас заложена потребность в социальных связях, проявляющаяся на протяжении всей жизни. Физическая близость опекуна – главная цель младенца. И за успешное достижение этой цели мы всю жизнь расплачиваемся потребностью в любви и дружбе и сопровождающей их социальной болью.

Современник Боулби Гарри Харлоу изучал привязанность у приматов в одном из самых впечатляющих психологических исследований[68]68
  Harlow, H. F. (1958). The nature of love. American Psychologist, 13, 673–685.


[Закрыть]. В 1950-е, в период расцвета бихевиоризма[69]69
  Подход к изучению поведения людей и животных, все объясняющий проявлением рефлексов.


[Закрыть], когда в среде исследователей животных любовь и привязанность были под запретом, он работал с макак-резусами. Эмоциональную привязанность ребенка к матери в те годы называли «ассоциативно выученной». Иначе говоря, тепло, запах и ощущение присутствия матери считались ассоциативно связанными с первичными подкрепителями, такими как пища. Исходя из этого, младенцы «любят» мать в результате установившейся ассоциации между удовлетворением их потребностей и ее присутствием. Если бы эта теория была верна, ребенок, которого кормили рядом с постером Барри Манилоу, вырастал бы его поклонником, потому что ассоциировал бы популярного певца с получением пищи. Харлоу в подобной версии усомнился и провел собственный эксперимент.

Новорожденных обезьянок отделили от взрослых и смастерили им «суррогатных матерей». Одну сделали из проволочной сетки с прикрепленным соском, из которого вытекало молоко. Другую, деревянную, обмотали губчатой резиной и махровыми полотенцами. Тряпичная «мать» была мягкой и приятной, но без молока. По размеру и очертаниям оба чучела приблизительно напоминали взрослую обезьяну.

Харлоу наблюдал, к какой из двух «суррогатных матерей» у детенышей разовьется привязанность: к «кормилице» или к похожей на ощупь на обезьяну. Результат был неоспоримым и сокрушительным. Вскоре детеныши стали проводить с тряпичной «матерью» по 18 часов в день. Проволочной, дающей молоко, доставался минимум времени – необходимый лишь для того, чтобы подкрепиться. Теория привязанности, основанная на ассоциациях с пищей, рассыпалась в прах. Детеныши полюбили уютную тряпичную мать, похожую на настоящую обезьяну, хотя ничего реального от нее не получали.

После эксперимента Харлоу социальную привязанность обнаружили у многих видов млекопитающих. Детеныши рождаются неспособными позаботиться о себе, их потребности удовлетворяют родители или опекуны. У самых разных видов млекопитающих – у крыс, степных полевок, морских свинок, крупного рогатого скота, овец, нечеловекообразных приматов и людей – ученые наблюдали вокализацию дистресса сепарации: призывающий плач при разлуке с опекунами[70]70
  Hofer, M. A., & Shair, H. (2004). Ultrasonic vocalization during social interaction and isolation in 2-week-old rats. Developmental Psychobiology, 11(5), 495–504; Hennessy, M. B., Nigh, C. K., Sims, M. L., & Long, S. J. (1995). Plasma cortisol and vocalization responses of postweaning age guinea pigs to maternal and sibling separation: Evidence for filial attachment after weaning. Developmental Psychobiology, 28(2), 103–115; Boissy, A., & Le Neindre, P. (1997). Behavioral, cardiac and cortisol responses to brief peer separation and reunion in cattle. Physiology & Behavior, 61(5), 693–699; Romeyer, A., & Bouissou, M. F. (1992). Assessment of fear reactions in domestic sheep, and influence of breed and rearing conditions. Applied Animal Behaviour Science, 34(1), 93–119; Noirot, E. (2004). Ultrasounds and maternal behavior in small rodents. Developmental Psychobiology, 5(4), 371–387.


[Закрыть]. Отлучение от опекунов приводило к повышению уровня кортизола (гормона стресса) и продолжительным социальным и когнитивным расстройствам[71]71
  Coe, C. L., Mendoza, S. P., Smotherman, W. P., & Levine, S. (1978). Mother-infant attachment in the squirrel monkey: Adrenal response to separation. Behavioral Biology, 22(2), 256–263; Gamallo, A., Villanua, A., Trancho, G., & Fraile, A. (1986). Stress adaptation and adrenal activity in isolated and crowded rats. Physiology & Behavior, 36(2), 217–221; Parrott, R. F., Houpt, K. A., & Misson, B. H. (1988). Modifi cation of the responses of sheep to isolation stress by the use of mirror panels. Applied Animal Behaviour Science, 19(3), 331–338.


[Закрыть].

У детей до пяти лет при разлуке с родителями из-за длительной госпитализации развиваются долгосрочные расстройства поведения и неспособность осваивать навыки чтения и письма[72]72
  Douglas, W. B. (1975). Early hospital admissions and later disturbances of behaviour and learning. Developmental Medicine & Child Neurology, 17(4), 456–480.


[Закрыть]. А у детей, потерявших родителей, даже спустя десять лет сохраняется повышенный уровень кортизола[73]73
  Luecken, L. J. (1998). Childhood attachment and loss experiences affect adult cardiovascular and cortisol function. Psychosomatic Medicine, 60(6), 765–772.


[Закрыть]. Такого рода стрессы в детстве иногда серьезно меняют работу участка мозга, связанного с социальным самоконтролем[74]74
  Hanson, J. L., Chung, M. K., Avants, B. B., Shirtcliff, E. A., Gee, J. C., Davidson, R. J., & Pollak, S. D. (2010). Early stress is associated with alterations in the orbitofrontal cortex: A tensor-based morphometry investigation of brain structure and behavioral risk. Journal of Neuroscience, 30(22), 7466–7472.


[Закрыть], о чем я подробнее расскажу в главе 9.

В 1978 году Яак Панксепп, светило и автор термина «аффективная нейробиология», выдвинул гипотезу о том, что социальная привязанность функционирует за счет системы физической боли, так как управляется посредством опиоидных процессов. Опиоиды – естественные болеутоляющие мозга[75]75
  Panksepp, J., Herman, B. H., Conner, R., Bishop, P., & Scott, J. P. (1978). The biology of social attachments: Opiates alleviate separation distress. Biological Psychiatry, 13, 607–613.


[Закрыть], их выработка и высвобождение уменьшают боль. Именно поэтому морфин, синтетический опиат, так эффективен против боли. Как и прочие опиаты, морфин вызывает сильнейшее привыкание. Панксепп разглядел в этом процессе параллели с формированием привязанности у животных. Сепарация – удаление детеныша от матери – действует подобно отмене приема наркотика. Она вызывает боль и страдание, а воссоединение с матерью работает как болеутоляющее. Взаимная привязанность младенцев и опекунов, как разглядел Панксепп, вполне подпадает под определение наркомании.

Сначала экспериментатор протестировал свою гипотезу на щенках. Во время социальной изоляции они скулили из-за дистресса сепарации. Но после низкой дозы морфина скулеж почти полностью прекращался. С тех пор многократно было подтверждено, что уровень опиатов ниже седативного смягчает дистресс сепарации у разных видов млекопитающих[76]76
  Carden, S. E., & Hofer, M. A. (1990). Independence of benzodiazepine and opiate action in the suppression of isolation distress in rat pups. Behavioral Neuroscience, 104(1), 160–166; Herman, B. H., & Panksepp, J. (1978). Effects of morphine and naloxone on separation distress and approach attachment: Evidence for opiate mediation of social affect. Pharmacology Biochemistry and Behavior, 9(2), 213–220; Kalin, N. H., Shelton, S. E., & Barksdale, C. M. (1988). Opiate modulation of separation-induced distress in non-human primates. Brain Research, 440(2), 285–292.


[Закрыть]. Более того, воссоединение матери и ребенка у обоих вызывает естественное повышение уровня эндорфинов[77]77
  Kalin, N. H., Shelton, S. E., & Lynn, D. E. (1995). Opiate systems in mother and infant primates coordinate intimate contact during reunion. Psychoneuroendocrinology, 20(7), 735–742; Keverne, E. B., Martensz, N. D., & Tuite, B. (1989). Beta-endorphin concentrations in cerebrospinal fluid of monkeys are influenced by grooming relationships. Psychoneuroendocrinology, 14(1), 155–161.


[Закрыть], действие которых подобно действию опиатов. Из этого следует: смягчающие дистресс физической боли нейрохимические процессы могут с тем же успехом снижать и уровень дистресса сепарации у младенцев. Это было первым неоспоримым свидетельством в пользу того, что социальную и физическую боль мозг воспринимает одинаково.