Текст книги "Темные тропы"

ГЛАВА 5

На границе между Землей Единорогов Ликорнией и империей Грифонов Чану случалось наблюдать за дикими схватками львиц, и инстинктивно он точно угадал скользящее движение зверя. Гибкий и беспощадный, хищник прыгнул на наемника, даже не пытаясь уклониться от острия его стрелы.

Аспидское тайное знание спасло жизнь Черному Лучнику. Во тьме белый лев не мог различить древний знак на груди своей жертвы. Но через мгновение, равное вдоху, в черных зрачках промелькнул атавистический страх, который начисто сломал атакующий маневр животного. В долю секунды Чан понял это и попытал счастья. Он бросился ничком на ступени, почувствовав, как их края врезаются ему в ребра. Зверь уже не мог притормозить свой прыжок. В прыжке он пролетел над наемником, скользнул по его голове и всей тяжестью рухнул несколькими ступенями ниже, в крутом повороте винтовой лестницы.

Чан вскочил и оглянулся через плечо. Хищник медленно выпрямлялся на лапах. Кровь текла из его пасти, покрывая пятнами гриву.

Чан схватил со ступеньки свой лук и вставил стрелу. Его кисть все еще тряслась, а увлажненные яростью глаза мешали видеть. В прицеле своего оружия он не различал ничего, кроме белого пятна, которое медленно надвигалось на него.

Он натянул тетиву и выстрелил. Стрела пропала во тьме и ударила в камень. Он приготовил другую.

– Шенда, направь мою руку, прошу тебя… – молитвенно прошептал он.

Зазвенела тетива, и стрела, оставив алый след, задела пах животного, вырвав у него приглушенное рычание. Чан отпрянул назад и вновь зарядил лук. Всего один виток винтовой лестницы отделял его от площадки шестого этажа. Лев, казалось, все еще не намерен был поднимать тревогу. Очевидно, он хотел в одиночку расправиться со своей жертвой.

Прижавшись спиной к стене, Черный Лучник выждал, пока зверь взберется еще на один пролет лестницы, затем спустил стрелу. Проявив поразительную реакцию, хищник, уклоняясь, распластался на ступенях и горделиво тряхнул гривой, когда стрела со звоном ударилась о камень.

Силясь забыть о страхе, Чан до крови прикусил себе щеку и, пятясь спиной, поднялся еще на несколько ступеней. Показалась площадка, и в полутьме наемник разглядел прикрепленный к стене держатель для факела. Выбора не было.

Одним прыжком он вскочил на площадку. Чтобы унять безумную дрожь в руке, нужна была опора. Белый лев неспешно последовал за ним, их разделяло менее шести локтей. Чан затаил дыхание и положил руку на холодное кольцо канделябра. Несмотря на спасительную опору, лук продолжал трястись в его руке.

Он сжал зубы, напряг свои мускулы – их натяжение было уже на грани разрыва – и впился взглядом в глаза хищника. Животное, должно быть, почувствовало решимость своей жертвы и зарычало во тьме, прежде чем присесть, напружинившись для прыжка. В этот момент Черный Лучник изо всех сил саданул запястьем больной руки об острый край бронзового канделябра. Взорвавшаяся в руке боль помогла одолеть проклятие, довлевшее над его кистью.

Стрела унеслась в темноту и мгновенно нашла свою мишень. Хищник содрогнулся, когда острие вонзилось ему между глаз, пробило кость черепа и ушло вглубь почти на два дюйма. Он зашатался на лапах, затряс головой, будто хотел освободиться от стрелы, и начал медленно оседать, потом, судорожно дернувшись в последний раз, упал замертво.

Переводя дух, Чан не заметил, как его тело соскользнуло по стене на пол, а из горла вырвался нервический смешок. Схватка исчерпала его силы до дна Нервное напряжение и боль, что сверлила запястье, вызвали из прошлого сцены, которые он безуспешно старался забыть. Вот он среди отряда Черных Лучников сидит под тентом в ликорнийской пустыне. Он перебирает один за другим шипы кактуса, состригая их с тщательностью, граничащей с помешательством. Потом он втыкает их в кожаный браслет с внутренней стороны, чтобы изготовить безупречную власяницу, – пытка, призванная успокоить предательское дрожание кисти.

Он поднял запястье, пытаясь различить в полутьме зловещий пунктир, оставленный шипами, эти белые пятнышки, напоминавшие ему, до чего он мог дойти, только чтобы не утратить своего места среди товарищей. Почему его кисть подводила его именно в тот момент, когда он натягивал свой лук, и между тем оставалась ему верна, когда он взбирался на крепостную стену и прятался от часового? Эта тайна не давала ему покоя.

Он встал, подождал, чтобы боль отпустила запястье, подобрал свое оружие и приблизился к трупу животного. Их почти бесшумный бой не привлек ничье внимание, и Чан поблагодарил хищника, прежде чем резким рывком извлечь стрелу, всаженную в его голову:

– Мир твоей душе, белый лев Каладрии…

Он вернулся на площадку, к двери, за которой находились апартаменты рыцаря Железная Рука. Быстро осмотрев замок, он обнаружил, что ключ Элии к нему не подходит. Он приложил ухо к деревянной створке, но не услышал ничего. Изучив петли и оценив прочность двери, он понял, что, ударив плечом, даже не расшатает ее.

Ему нужна была отмычка.

Он вновь спустился туда, где лежал убитый лев, и опять попросил у него прощения. Затем с помощью наконечника стрелы вырвал из его передних лап несколько когтей и выбрал из них два самых тонких. Очистив их, он вернулся к двери, встал на колено и, орудуя подобранным когтем, без труда отомкнул замок, поддавшийся с легким щелчком.

Бесшумно отступив назад, он подхватил свой лук и направил стрелу. Подождав несколько мгновений, он приоткрыл дверь.

Заглянув в образовавшуюся узкую щель, Чан вновь прислушался. До него донесся приглушенный звук, происхождение которого он определил не сразу. Это напоминало вздох или, скорее, стон.

Шенда…

Пригнувшись, с наведенной стрелой, он проскользнул внутрь и присел на корточки. Большая, во весь этаж, комната утопала в лунном свете, проникавшем через огромные слуховые окна, выходящие на четыре стороны горизонта. Его взгляд подметил плотную обивку на стенах, монументальный буфет, длинный дубовый стол, окруженный резными стульями; скользнул по кровати с балдахином и уткнулся наконец в большой широкий крест, на котором Шенда, распятая, покачивала головой, испуская мучительные долгие вздохи.

Приступ гнева огнем опалил сердце наемника. Было очевидно, что молодую женщину пытали: ее обнаженная грудь была изборождена длинными шрамами. Засохшая на груди и животе кровь образовала жуткие арабески. Простая туника закрывала ее талию и ноги. Она не открывала глаз, и казалось, ее мучит лихорадочный бред.

Чан попытался сдержать ярость и внимательно оглядел кровать с балдахином. Под белыми простыня– ми угадывалась фигура спящего мужчины.

Осторожно ступая, Черный Лучник проскользнул по комнате и неслышно подкрался к Шенде, чтобы увериться, что она не была приговорена к смерти на кресте и не прибита к нему гвоздями. Обнаружив, что лишь веревки держат ее в плену, он едва сдержал вздох облегчения.

Со свирепой улыбкой, перекосившей лицо, он неслышной поступью направился к постели. Хотя здравый смысл и подсказывал ему, что до их побега нужно оставить рыцаря в живых, все же он не мог противостоять непримиримой жажде, что призывала его к равному по жестокости отмщению.

Менее чем в четырех локтях от постели он натянул свой лук, но его кисть и на этот раз предала его. Он подавил едва не сорвавшееся ругательство и опустил оружие. В то же мгновение в комнате внезапно раздался короткий крик:

– Чан!

Он круто обернулся и встретил взгляд драконийки. Ее большие фиолетовые глаза были мутны от лихорадки. Она окликнула его, пробившись сквозь завесу боли, совершенно не подозревая о том, что только что спасла жизнь своему палачу.

– Чан, – повторила она слабым голосом.

Наемник этого не предвидел. Внезапно разбуженный, рыцарь Железная Рука, откинув покрывало, напряженно вглядывался в силуэт Черного Лучника. Тот уловил вспышку изумления в глазах рыцаря. Без сомнения, Чану следовало бы воспользоваться его замешательством, но крик Шенды привел его в оцепенение.

Рыцарь спустил ноги с постели и поднялся с надменной улыбкой. Он был высок и строен, и, кроме куска белой ткани, обернутой вокруг талии на манер набедренной повязки, на нем ничего не было. Жесткие черные волоски покрывали его грудь и плечи. У него было вытянутое лицо с соколиным профилем, выгнутый нос, густые седеющие брови и голый череп. На его шее висел медальон Шенды.

– Я тебя знаю, – прогудел он. – Ты тот ублюдок, о котором она часто говорит.

Похоже, его не слишком взволновало вторжение Чана в самое сердце цитадели. Хуже того, казалось, это его забавляет. В следующее мгновение рыцарь обнаружил открытую дверь и скривился.

– Так ты убил Манкура… – злобно выдавил он и схватился за хлыст, висевший на одном из столбиков кровати. – Преданное животное, которое я так заботливо выдрессировал. Я рассчитаюсь с тобой, ублюдок. И я рад, что твоя милашка сможет посмотреть, как ты будешь корчиться.

Он заметил аспидский знак на груди Черного Лучника.

– Уж не этим ли ты собираешься меня испугать? – хохотнул он.

Чан отпрянул в сторону Шенды, держа натянутый лук острием стрелы вниз.

– Не знаю, каким чудом тебе удалось сюда добраться, – добавил рыцарь. – Ведь она мне призналась, что ты уже ни на что не годен. – Он ухватился правой рукой за узкий ремень своего хлыста и, шаг за шагом приближаясь к Чану, продолжил: – Это должно быть не просто… Ты хоть женщину-то можешь ласкать, без того чтобы твоя рука не тряслась, как у девственника? – Он дотянулся до Шенды и рукояткой своего хлыста провел по груди драконийки. – А вот мои руки не затряслись от прикосновения к коже этой девки.

Сжав челюсти, Чан уперся в край стола.

– Все в конце концов уступают. Кнут – это драгоценный эликсир любви. – Он хлопнул концом кнута по полу. – Знаешь, я мог бы поднять стражу и велеть им убить тебя как собаку. Только я предпочитаю заняться этим сам. – Его голос ожесточился. – Манкур стоил тысячу таких, как ты, ублюдок. Я любил этого зверя. Он, по крайней мере, умел мне повиноваться.

Кнут взвился, рассек пространство, разделявшее обоих мужчин, и хлестнул по лбу наемника. Лицо Чана осталось невозмутимым. Он думал только о Шенде, о том, что совершил, чтобы добраться сюда. Он поднес палец ко лбу, попробовал свою кровь на вкус, запечатлевая в памяти каждую деталь этой комнаты.

Теперь между ними оставался только дубовый стол. Железная Рука первым проявил признаки нетерпения, ударив по столу кулаком.

– Мой долг покончить с этим прежде, чем твоя трусость наполнит эту комнату зловонием на много дней вперед. А ну спускай свою стрелу, ублюдок. В любом случае мне известно, каким ядом ты отравлен. Думаешь, что сможешь прикрыться этой царапиной, но все куда хуже. Ты же Аспид… Как и все твои, ты не умеешь драться. Я убежден, что твои жертвы никогда не видели твоего лица. Что, угадал? Ты бьешь в спину, как убийца, как последний подонок из нищих кварталов. Твоя трясущаяся рука лишь слабая отговорка для оправдания твоей трусости.

Железная Рука взмахнул своим хлыстом, снова целясь в лицо, но, более ловкий, Чан увернулся, и хлыст просвистел в пустоте. Слова рыцаря потрясли Черного Лучника. В этом потоке грубой брани крылись зерна истины – истины, которая громко стучалась в дверь его прошлого.

А не могло ли так быть, что он лгал себе все эти годы, что после изгнания из отряда он вообразил себе болезнь, которой не существовало? Недуг, сотворенный им самим во избежание риска быть вновь отвергнутым…

Вероятность такого самообмана поразила его, как выстрел в упор. Он зашатался и не смог удержаться от смеха, скорее даже хохота, и очень медленно стал поднимать свой натянутый лук.

– Почему ты смеешься, ублюдок? – спросил Железная Рука тоном, в котором сквозило беспокойство.

– Потому что ты вернул мне свободу, палач.

Чан взглянул на свою кисть, которая уверенно наставляла стрелу, твердо нацеливая ее в рыцаря. Этот жест прорвал пелену, которую все последние годы ткало его угнетенное сознание. Он затаил дыхание и спустил стрелу.

В немом крике Железная Рука разинул рот, затем, не издав ни звука, медленно опустил глаза на оперение стрелы, торчавшее из его грудной клетки. Острие пронзило его тело насквозь, угодив между двумя ребрами, прорвало правое легкое и выплеснуло сноп кровавых брызг из спины.

Он попытался сделать вдох, но кровь уже заливала ему горло. Пошатнувшись, рыцарь резко отпрянул назад, когда в его грудь впилась вторая стрела, упершись в позвоночник. На его губах булькала кровь. Он уронил свой хлыст, перевернулся и сделал попытку ухватиться за спинку кровати. В тот же миг Чан спустил последнюю стрелу, попав точно в цель. Она прошила горло и с глухим стуком вошла в деревянную спинку кровати. Пригвожденный, рыцарь весь затрясся, сделал попытку поднять руку к горлу и испустил дух. Его безвольная и уже залитая липкой кровью, стекавшей по его шее, рука упала.

Чан опустил свой лук и устремился к драконийке.

Она не переставая бормотала его имя, пока он развязывал один за другим узлы, удерживавшие ее тело на кресте. Наконец освобожденная, она рухнула ему на руки. Он нагнулся, чтобы положить ее на пол, и бережно отвел с ее лица слипшиеся пряди волос.

– Клянусь честью Черных Лучников, Шенда, он больше не тронет тебя.

Ее раны были серьезны, и это беспокоило его. Рыцарь исхлестал ее до крови, но дело было не только в этом. На ее спине виднелись следы двух более глубоких ран, полученных, вероятно, в битве с Грифонами в небе Альдаранша. В момент превращения Дракон не смог забрать все свои раны. Некоторые из них остались на теле Шенды, принявшей человеческий облик. Грифийцы же ограничились тем, что наложили на эти раны приготовленную ими мазь из трав. Чан не знал, достаточно ли этого, чтобы предупредить развитие гангрены.

– Шенда, ты слышишь меня? Веки драконийки дрогнули.

– Нам нужно выбраться отсюда до рассвета.

– Януэль…

– Что?

– Что с Януэлем?

– Я думаю, что он жив.

Осунувшееся лицо молодой женщины осветила улыбка.

– Тогда, – прошептала она, – я не напрасно мучилась.

– Нет, конечно нет.

– Я пыталась его предупредить, – добавила она, как если бы говорила сама с собой. – Он не желал меня слушать… Его хлыст заставил меня умолкнуть. Я должна ему сказать…

Она попыталась приподняться, опираясь на руки, но вскрикнула и с болезненной гримасой на лице отказалась от этой затеи.

– Это чудовище оставило на мне клеймо, – сказала она, с силой сжимая руку Чана. – Он хлыстом заткнул мне рот, ты понимаешь? – Дрожащей рукой она ощупала рубцы, покрывавшие грудь. – Коготочки молчания, – выдохнула она с обезумевшим взглядом. – Чтобы разорвать драконову нить, чтобы отнять у меня могущество Дракона.

Ее лицо сморщилось. Чан сжал ее в объятиях, не зная, какое принять решение. Перенесет ли она побег? Сможет ли она хотя бы идти, следуя за ним по лабиринту сточного тоннеля? Сколько времени им оставалось до того, как взойдет заря, пробудится крепость и будет найдена Элиа?

Шенда закрыла глаза, продолжая бормотать что-то невнятное. Чан оставил ее на минуту, чтобы взять простыню и принести воды. Он присел возле нее на корточки, как можно тщательнее промыл и очистил борозды, оставленные кнутом, затем разорвал простыню на короткие полоски.

– Скоро тебе понадобится твое мужество, моя голубка, – сказал он, обматывая одну за другой полосы ткани вокруг ее израненной груди. – Ты была душой нашего товарищества. Я вначале… я подумал, что с меня было бы довольно умереть рядом с тобой. Теперь хочу большего. Я хочу, чтобы ты видела, как встает солнце, и чтобы ты жила возле меня или в другом месте. Но чтобы ты жила…

– Лэн… – проговорила она. – Он нужен мне.

– Что ты говоришь? Я не понимаю! Шенда?

Почему она вдруг заговорила о своем возлюбленном, которого нет в живых? Неужто она уже на пороге смерти ощутила надежду встретиться с ним?

– Шенда, ты слышишь меня? Шенда, ответь, прошу тебя.

Слезы отчаяния хлынули из его глаз, когда он заметил, что она потеряла сознание. Он приложил ухо к ее груди и услышал отдаленное и замедленное биение сердца.

Не было никакой надежды вырваться отсюда, если она не придет в сознание. Он мог нести ее на плечах, но в этом случае не смог бы защищаться. Перспектива поражения теперь, когда цель так близка, вырвала у него крик протеста. Он поднялся, терзаемый холодной яростью, размашисто подошел к рыцарю и грубо схватил его за подбородок.

– Кусок дерьма, – проскрежетал он. – Жаль, что я убил тебя слишком быстро. Говори мне, как выйти отсюда, ну говори же! – Он терял самообладание. Резко отвернувшись, он сдавил виски и крикнул: – Успокойся! И думай, черт бы тебя побрал…

Он заставил себя сделать медленный выдох. Что-то его беспокоило, хотя он не мог определить почему. Он посмотрел на Шенду, потом обернулся к Железной Руке.

Медальон.

Портрет Лэна, который молодая женщина всегда держала при себе. С тех пор как он ее знает, этот медальон всегда висел у нее на груди. С лихорадочной поспешностью он снял его с рыцаря и надел на шею Шенды, веки которой тотчас дрогнули. Ее горячая рука схватила портрет и изо всех сил сжала его.

– Лэн здесь, – прошептал Черный Лучник. – Он с тобой.

Шенда открыла глаза.

– О да, он здесь, – сказала она.

Чан не знал, было ли это результатом магического воздействия медальона, но результат был поразителен. Шенда казалась еще очень слабой, но на ее щеки постепенно возвращались краски. Опираясь на Чана, она медленно поднялась. Она сделала несколько неуверенных шагов и осмелела.

– Оставь меня, – сказала она. – Дай мне попробовать самой.

Чан отпустил ее. Она решилась сделать круг по комнате, чтобы проверить свои ощущения. Руки и ноги ее совсем онемели, но мало-помалу ей удалось овладеть своим телом. Одну руку она держала на портрете своего возлюбленного, а другой опиралась на что-нибудь, чтобы не оступиться. По пути она прихватила нож и остановилась, дойдя до постели. Плотно сжав губы, она подняла лицо рыцаря и быстрым движением вырезала на его лбу эмблему Черных Лучников.

Круг и крест.

Круг – символ братства, которое их объединяло; крест – для тех, кто его предавал.

Этот жест, казалось, успокоил ее. На бледном лице засветилась улыбка. Она потянулась к наемнику и поцеловала его в губы:

– Спасибо, старый змей. Спасибо тебе…

Их взгляды встретились, и какой-то миг Черный Лучник искал в ее глазах отблеск чего-то иного, помимо братских чувств, а затем молча опустил голову. Она приблизилась к нему и провела рукой по его гладко стриженной голове:

– Ты пожертвовал своими волосами…

– Но у меня есть тетива, достойная этой жертвы, – сказал он с улыбкой заговорщика.

– И что же теперь? – спросила она.

– Надо выйти отсюда.

– Ты что-нибудь придумал?

– Сточный тоннель.

– Только это…

– Рассвет не заставит себя ждать. Нам не хватит времени на то, чтобы перебраться через крепостную стену. Ты слишком слаба.

– Я знаю.

– Тебе известно, где твои клинки?

– Я не смогла их взять с собой в момент превращения. Пришлось выбирать: либо они, либо медальон.

– Ладно. Найди себе оружие, и мы уходим.

Пока она обшаривала комнату в поисках шпага, Чан закрепил лук и колчан, после чего выскользнул на лестницу убедиться, что никто пока не поднял тревоги. Он не без основания предполагал, что темные дела Железной Руки оборачивались теперь им на пользу. Чтобы в свое удовольствие мучить кого-то в этих апартаментах, человек должен быть уверен в том, что толщина стен и дверей заглушит крики его жертв.

Шенда, вооруженная длинным мечом, присоединилась к нему у двери на лестницу для прислуги. Лезвие было притуплено, но размер меча восполнял этот недостаток. Спустившись к Чану, она остановила взгляд на его руке.

– Она не дрогнула, – сказала она.

– Нет, – сухо ответил он. Драконийка предпочла не настаивать. Несмотря на то что ему удалось одержать победу над своим телом, Чану понадобится еще много времени, чтобы залечить рану своего сердца и признать, что все эти годы он, заблуждаясь, лгал самому себе. Легкой рукой она потрепала его по щеке и первая начала спускаться по лестнице.

ГЛАВА 6

Король пристально рассматривал молчаливое собрание тысячи властителей Харонии. Все они были созваны под высокие своды самого обширного и грандиозного в королевстве Алебастрового Зала. Его сооружению во времена Истоков предшествовала битва, когда Драконы, Пегасы и Каладры выступили против объединенных сил Аспидов и Тарасков. Груда их костей составляла теперь остов монумента, конструкция которого напоминала усеченную пирамиду. С вершины пирамиды свешивался позвоночник Тараска, своим изогнутым концом он уравновешивал тяжесть бронзового трона. Этот трон, подвешенный в пустоте, возвышался более чем на двадцать локтей над мощенным плитами черного мрамора полом, на который властители падали ниц с грохотом, подобным удару грома.

Согласно иерархическим правилам, каждый властитель занимал свое место на одной из плит, где были высечены имена его предшественников. Плиты составляли идеальный квадрат, по углам которого стояли в охране морибоны.

Король остановил свой взгляд на сияющем металлическими бликами море внизу, у своих ног. При свете факелов казалось, будто все это воинское снаряжение колышется в полумраке на черных искрящихся волнах. От тысячи властителей исходило излучение такой могущественной силы, что король на минуту забыл об угрозе, которую представлял для них Сын Волны. Что для этой грозной и великолепной армии избранных вызов, брошенный каким-то мальчишкой?

В знак приветствия властители сняли перед королем свои шлемы. Их лица были отмечены печатью многовекового искусства чародеев-целителей и несли на себе следы весьма разнообразных эстетических предпочтений. В этом была сосредоточена сущность Харонии, ключевая сила породы, которую на протяжении веков создавали короли, распространяя повсюду могущественное влияние королевства мертвых.

Король повелительным жестом предложил властителям подняться, и, когда каменные своды вновь сотряс грохот, тело его задрожало в экстазе. Ему непременно хотелось еще продлить это мгновение, забыть об осаждающих его сомнениях и насладиться спектаклем, соразмерным его величию. Застыв в абсолютной неподвижности и подняв глаза к трону, властители ожидали в глубокой тишине. Король отыскал взглядом Арнхема. Выделяющийся стройностью и пугающей худобой, харонец слегка покачивался в своих доспехах. Лишь магия целителей позволяла ему облачаться в доспехи без опасения рухнуть под их тяжестью. У него были длинные светлые волосы, собранные в пучок наподобие лошадиного хвоста, и алые заклепки, предохраняющие его тело от некроза.

«Мы из одной семьи, и, однако, у меня никогда не было более опасного врага, чем ты…» – подумал король. Он в последний раз окинул глазами собравшихся, прочистил горло и суровым голосом возгласил:

– Господа, соблаговолите одобрить созыв сто третьего королевского совета.

Выполняя эту обязательную формальность, в знак согласия властители разразились единым хриплым криком.

– Поскольку властитель Дарек задержался в Долинах Пегасов, я позволил ему прислать вместо себя сына. Одобряете ли вы его присутствие?

Властители выразили согласие.

– В тот день, когда я ступил на этот трон, – продолжал король, – я поклялся именем наших прародителей привести королевство мертвых к его апогею. Я верил в достижимость этой цели до того дня, когда угроза, которую мы считали давно исчерпанной и погребенной, внезапно восстала из прошлого. В течение нескольких веков Харония всеми силами старалась одолеть Волны и отмести их напрасные попытки остановить нас. Я заслужил этот трон тем, что разыскал Мать Волны, моему предшественнику оставалось лишь позаботиться об устранении ее Сына. Он был уверен, что ему это удалось, и все мы в это поверили, но сегодня нам следует признать очевидное: Януэль, Сын Волны, жив и являет собой крайне серьезную угрозу для продолжения наших завоеваний. Тот, кто занимал этот трон до меня, недооценил его, и я допустил ту же ошибку. Да, господа, мы промахнулись дважды… – Он сделал паузу, дав время властителям проникнуть в смысл сказанного, и вновь взял слово. – С давних пор мы научились жить в стенах тюрьмы, в которую Фениксы заточили Харонию. С давних пор мы научились сражаться с небытием…

Никто из обитателей королевства, даже сам король, не вспоминал об этой мучительной истине иначе как сжав кулаки. В этом заключалось все то, ради чего харонцы бились за каждую пядь Темной Тропы, за каждую душу, вырванную у Мкропотока.

Они взращивали королевство, приговоренное к исчезновению, королевство, фундамент которого мало-помалу подтачивало время. Мощи Хранителей, оставшиеся во времена Истоков на полях сражений, породили королевство мертвых, но каждый уходящий день ослаблял его могущество. Темные Тропы поддерживали жизнь королевства, находящегося в агонии, чтобы не дать навсегда исчезнуть целым улицам и кварталам. В частной беседе король как-то поведал одному из своих приближенных морибонов, что их борьба напоминает усилия человека, по пояс засыпанного в глубокой могиле. «У этого человека, – прошептал он доверительно, – остались только руки, чтобы отгребать песок, наполняющий могилу…»

Тем не менее ни один харонец не сомневался в обоснованности этой ожесточенной борьбы. Ведь каждая из сторон боролась за выживание. Однако только Волны сумели различить за кровожадностью харонцев это исходное побуждение, эту непрестанно обновляющуюся потребность убивать, чтобы продлить жизнь королевству мертвых. Они не ошиблись ни в чем, кроме одного обстоятельства: они не рассчитали время.

Время, необходимое Харонии для того, чтобы исчезнуть. Они полагали, что весь Миропоток опустеет раньше, чем королевство мертвых само погрузится в небытие. Эта ошибка вынудила их принести себя в жертву ради сотворения Матери Волны и возможности рождения ее Сына.

Король задержал дыхание. Как и властители, он не знал, что станется со всеми этими строениями, если они внезапно побледнеют в сумеречном свете перед тем, как раствориться вместе с их обитателями, не оставив после себя ничего, кроме мертвой земли, распространяющей отдаленное благоухание Истоков. Знатоки древних текстов, пытавшиеся проникнуть в эту тайну, сходились на одной и той же теории. Заточенное в пределах реки Пепла, королевство пожирало самое себя и, следовательно, было обречено на вымирание. Первое время они верили, что пробитые недолговечные бреши в окружавшем их кольце помогут спасти королевство. Они считали Темные Тропы подобием корней, тянущих соки Миропотока, чтобы вечно питать Харонию. Но с течением времени пришлось смириться с очевидностью: Темные Тропы не могли спасти королевство мертвых. Они только продлевали его агонию.

Разумеется, если харонцы не решатся начать штурм реки Пепла, штурм, сравнимый с исполинской мертвой зыбью. Король оставлял за собой право в критический момент решиться на этот последний приступ. Только ради этого дня имело смысл беречь энергию Темных Троп, чтобы сохранить силы Харонии и одним махом бросить их в битву и окончательно сокрушить преграды реки.

На краткий миг король закрыл глаза, чтобы прогнать все эти мысли, которые беспорядочно теснились в его мозгу и мешали ему сосредоточиться.

– Небытие… – повторил он как заклинание. – Я хотел бы надеяться, что никогда не увижу угасания нашего королевства, и поэтому я требую от вас столь великой жертвы. Вы сгораете от желания раскинуть новые Темные Тропы, заставить перешедших на нашу сторону фениксийцев трудиться до последнего дыхания. Я тоже, поверьте мне… Но я король, а вы – властители. Я наблюдал ваши ссоры, я даже управлял ими, с тем чтобы ни один из вас не лелеял надежды занять этот трон прежде, чем я не приму соответствующего решения. Ваши распри очень помогли мне в том, чтобы сохранить наших фениксийцев и помешать им разбежаться. Несколькими Темными Тропами больше, несколькими меньше – это не спасение для королевства, и вы это знаете. До сей поры никто не осмелился принять единственно правильное решение, а именно собрать все наши силы воедино и вручить судьбу королевства одному человеку на один-единственный день… Никто из королей не нашел в себе мужества, я сделаю это за них. По крайней мере частично, поскольку это будет зависеть также и от вас.

Но прежде, чем даже подумать об этом дне, предначертанном судьбой, мы должны очень тщательно взвесить опасность, которая нависла над нашим королевством, она исходит от Сына Волны. На этот раз я непременно хочу соединить все наши усилия, и поэтому мне необходима ваша поддержка. – Держась руками за подлокотники трона, он подался вперед и указал пальцем на властителей: – Точнее, поддержка одного из вас, я хотел сказать.

Его взгляд скользнул по Арнхему, но властитель ничем не выдал своей реакции.

– Я твердо убежден, – продолжал король, – что до этого мальчишки крайне трудно добраться с помощью наших обычных средств. Поражение Силдина и бывших с ним харонцев является тому доказательством. Не будем забывать о том, что его охраняет Феникс Истоков и что он – порождение Волн. Именно это последнее обстоятельство, мне кажется, необходимо подчеркнуть. Сын Волны… Человек, наделенный добротой, хочет он того или нет, просто в силу крови, которая течет в его жилах. Нам необходимо действовать тайно, растлевать его постепенно, а не атаковать в лоб. Для этого я призвал к себе несколько помощников, которые сумеют добраться до его сердца. Этим искусным убийцам необходим проводник, и мне вскоре понадобится один из вас, готовый полностью посвятить себя им.

Впервые за все это время по рядам властителей пробежал ропот. Ни один король еще не брал на себя смелости отнять у властителя привилегию управлять Темными Тропами, которые предохраняли бы его замок и подданных от когтей небытия.

Король восстановил тишину легким движением руки:

– И теперь мне нетрудно предвидеть, что произойдет в ближайшие дни и месяцы. Властитель, который даст согласие вести убийц, позволит нам подготовить последний штурм Миропотока. Как только мы избавимся от Януэля, нам уже нечего будет опасаться, разве что поражения на берегах реки Пепла…

Было очевидно, что никто из властителей не имел намерения повиноваться плану короля. Крики протеста, сливаясь, неслись к трону, как грохочущее облако, пока он вновь не потребовал тишины. Он поймал взгляд Арнхема и заметил на его губах загадочную улыбку. «Он знает…» – подумал король, прежде чем вновь взять слово.

– Я сознаю, какому риску подвергнет себя тот, кто возьмется привести убийц к Януэлю. Речь идет о четко определенной миссии, которая подразумевает отказ от истребительных набегов, обычно предпринимаемых ради укрепления наших замков и защиты наших людей от небытия. Очевидно, что по возвращении этот властитель не найдет никого из своих приближенных. Поэтому, после долгих размышлений, я пришел к выводу, что подобный вклад в наше общее дело заслуживает уникальной награды. – Он прервался на мгновение и, приглушив голос, произнес: – Тому, кто поведет убийц, при условии, что он доставит мне голову Януэля, я отдам свою корону.