Текст книги "Бунтарские идеи. Сила дивергентного мышления"

Беда в том, что эта ошибка встречается повсеместно. Когда я собирал материал для этой книги, пожалуй, наиболее сильное впечатление на меня произвел разговор с одним знаменитым специалистом по экономическому прогнозированию. Я спросил, с кем он предпочитает работать: с теми, кто мыслит одинаково с ним, – или с теми, чьи взгляды отличаются от его собственных. Вот что он ответил: «Если я действительно полагаю, что моя модель – самая лучшая, то предпочту работать с теми, кто думает так же, как я». Убедительная логика. Но абсолютно неверная.

5

Как официально заявлено в большинстве организаций, сотрудников в них набирают на основе принципа меритократии, иными словами, в зависимости от квалификации и потенциала, а не таких случайных факторов, как социальные связи, раса или пол. Это похвально с точки зрения морали, а также выгодно. Организации набирают таланты, не обращая внимания на все остальное. Но такая политика таит скрытые угрозы. Рассмотрим гипотетический пример, чтобы выявить логику. Предположим, что некоторые университеты готовят самых сильных программистов. Скорее всего, эти университеты привлекут самых талантливых студентов. Эти студенты, в свою очередь, завершат учебу с высокими оценками в дипломах. Теперь предположим, что вы руководите известной компанией, разрабатывающей программное обеспечение. Разве вы не захотите нанять этих студентов? Разве вы не захотите, чтобы у вас работали лучшие из лучших?

Правильный ответ – «нет». Эти выпускники учились у одних и тех же профессоров. У них одинаковые знания и идеи, одинаковый способ принятия решений, одни и те же модели и, возможно, одинаковое мировоззрение. Это явление иногда называют «кластеризацией знаний». Выбирая выпускников по меритократическому принципу, организации рискуют получить команды «клонов». Это не значит, что нужно отвергать меритократию. Просто коллективный интеллект требует как способностей, так и разнообразия.

И действительно, ни один тест на выявление индивидуальных способностей не может – сам по себе – обеспечить формирование умных групп. Об этом говорил и Скотт Пейдж: «Предположим, вы собираете команду для выработки творческих идей. Во-первых, любой тест, примененный к отдельному человеку, может оценить только его идеи. Во-вторых, «клон» человека, показавшего наилучший результат в любом тесте, какой мы решим применить, внесет в работу группы меньший вклад, чем еще один человек пусть и с одной-единственной, но иной идеей. Таким образом, никакого эффективного теста просто не может существовать»[52]52
  Page Scott E. The Diversity Bonus: How Great Teams Pay off in the Knowledge Economy. Princeton University Press, 2017.


[Закрыть].

Давайте теперь вернемся к разнице между когнитивным разнообразием (мышление, знания, взгляды) и демографическим разнообразием (раса, пол, социальное положение и т. д.). В главе 1 мы отмечали, что демографическое разнообразие часто сопровождается когнитивным. Это интуитивно понятно: идентичность человека влияет и на его жизненный опыт, и на взгляды, и на многое другое. Например, рекламные агентства полагаются на демографическое разнообразие, создавая рекламные кампании, обращенные ко всей клиентской базе.

Это помогает объяснить результаты исследования профессора Чеда Спарбера (и десятков его коллег), в ходе которого удалось выяснить, что при увеличении расового разнообразия на одно стандартное отклонение производительность в таких областях, как юриспруденция, здравоохранение и финансы, повышается более чем на 25 %. В любой области, требующей понимания разных групп людей, демографическое разнообразие, скорее всего, очень важно.

Но в других сферах такое пересечение менее важно или даже отсутствует. В том же исследовании Спарбер обнаружил, что повышение расового разнообразия не приносит никакой пользы фирмам, выпускающим детали самолетов, станки и т. п. Почему? Потому что жизненный опыт, скажем, чернокожего почти или никак не влияет на появление нестандартных решений в дизайне, например, деталей двигателя.

Это можно продемонстрировать, пусть и немного иначе, и на примере экономического прогнозирования. Возьмем двух экономистов: пусть это будут белый гей средних лет и черная гетеросексуальная молодая женщина. В демографическом смысле они разные – и удовлетворяют всем критериям стандартной матрицы разнообразия. Но предположим, что они учились в одном университете, слушали лекции одних и тех же профессоров и пользуются похожими моделями. В этих обстоятельствах при решении данной задачи они будут «клонами».

Теперь посмотрим на двух других экономистов: они оба белые, среднего возраста, оба носят очки, имеют одинаковое количество детей и любят одни и те же телевизионные программы. В демографическом смысле они идентичны. Но предположим, что один из них монетарист, а другой кейнсианец. Это два разных подхода к экономике, две совсем разные модели. Их общий прогноз будет существенно лучше, чем прогноз каждого в отдельности. На первый взгляд два экономиста могут казаться одинаковыми, но на самом деле они разные – по своему подходу к задаче.

Об этом стоит помнить, потому что наем на работу людей разного цвета кожи и пола не гарантирует повышения когнитивного разнообразия. Создание коллективного разума нельзя сводить к проставлению галочек в анкете. Не забывайте и о том, что люди с изначально разными мнениями со временем принимают предпосылки, преобладающие в группе. Это может привести к ситуации, когда руководящая группа выглядит разнообразной, но на самом деле – в когнитивном смысле – таковой не является. Эти люди так долго работали в данной организации, что их взгляды, знания и образ мыслей стали шаблонными и неотличимыми друг от друга.

Успешные коллективы разнообразны, но их разнообразие не произвольно. Группе ученых, проектирующих адронный коллайдер, вряд ли будет польза от скейтбордиста – любого цвета кожи или пола. Или представьте, что у нашего консультативного комитета Футбольной ассоциации (Брейлсфорд, Кэмпбелл, Джайлс, Ланкастер и Бадейл) просят совета не в английском футболе, а, скажем, в секвенировании ДНК. Возможно, участники группы владеют разнообразной информацией, однако она никак не соответствует пространству задачи.

Иными словами, разнообразие вносит вклад в коллективный интеллект только в том случае, если оно релевантно. Суть в том, чтобы найти людей с такими взглядами, которые одновременно подходят для решения задачи и способны к совместной работе и творчеству.

В случае экономических прогнозов коллективный интеллект формируется из успешных прогнозистов, использующих разные модели. Для разведывательной службы он складывается из выдающихся аналитиков, которые обладают самым разным опытом и благодаря ему лучше понимают множественность угроз, которым противостоят. В среде тех, кто формирует политику, коллективный интеллект создается незаурядными политиками, чье происхождение, биографические данные, связи, окружение (помимо прочего) в полной мере отражают демографический спектр электората, которому они служат. А что касается команд, работающих в других областях… с ними мы познакомимся в следующих главах.

Рис. 4. Разнообразная, но в целом неразумная команда (бунтари без причины)

Вероятно, самый важный аспект – это обобщенная важность разнообразия. Разнообразие – это не просто дополнительная опция и не вишенка на торте. Напротив, это главная составляющая коллективного интеллекта. Силу разнообразия можно увидеть и во многих других областях. Разнообразие объясняет, почему так эффективны ценовые системы и почему получили такое распространение инновационные платформы с открытым доступом или вики-сайты. Все они обладают одной общей чертой: объединяют самую разную информацию, присутствующую в сознании разных людей[53]53
  Именно на это указывал экономист Фридрих Хайек, показавший, что цены формируются вследствие независимых суждений множества разных людей, действующих на основе той информации, которой они обладают, и тех предпочтений, которые им свойственны. Часто рыночные цены на удивление эффективно собирают воедино разрозненную информацию.


[Закрыть].

Разнообразие даже стало одной из основ искусственного интеллекта. Пару десятилетий назад машинное обучение базировалось на единообразных алгоритмах, а сегодня для него характерны ансамбли разнообразных предикторов. Скотт Пейдж столкнулся с этой же закономерностью, создавая компьютерные модели решения задач. «Я наткнулся на явление, противоречащее интуиции, – писал он. – При решении проблем группы с разнообразным подходом… неизменно превосходили группы лучших из лучших»[54]54
  Page Scott E. The Difference: How the Power of Diversity Creates Better Groups, Firms, Schools, and Societies. Princeton University Press, 2007.


[Закрыть].

6

Одна из наиболее популярных мер по борьбе с недостатком разнообразия в политике и других областях – использование фокус-групп. Их часто превозносят как способ получить преимущества разнообразия без необходимости разбавлять дружескую однородность властных структур внутри политических элит. Основная идея состоит в том, чтобы собрать в одном помещении репрезентативную когорту, задать всем вопросы, выяснить, что им нравится и что не нравится, и зафиксировать все возражения и практические проблемы, после чего соответствующим образом скорректировать политику. Рекламные агентства иногда делают то же самое с помощью «маркетингового исследования» – проверяют свои идеи на аудитории, чтобы понять, какие из них работают, а какие нет.

Но следует понимать, что подобный подход, по-своему вполне разумный, упускает самое главное. Почему? Потому что разнообразие – это не просто получение ответов от фокус-группы и маркетингового исследования. В первую очередь это те вопросы, которые мы задаем; это данные, ставшие основой для размышлений; и это допущения, неизбежные при постановке любой задачи.

Все это справедливо не только для политики, но и для науки – казалось бы, самой объективной из областей человеческой деятельности. Исследование журналов, посвященных науке о спорте, показало, что 27 % исследований сфокусировано исключительно на мужчинах и только 4 % – на женщинах[55]55
  https://www.sciencenews.org/blog/scicurious/women-sports-are-often-underrepresented-science


[Закрыть]. И то, что мужчины составляют подавляющее большинство специалистов в данной области, – вовсе не совпадение. Это лишь один маленький пример того, как предвзятость может «намертво приклеиться» к размышлениям о проблеме раньше, чем ученые начнут отвечать на вопросы, и как данные оказываются асимметричными еще до начала исследований. Иными словами, пусть даже два вида разнообразия, демографическое и когнитивное, концептуально отличаются друг от друга, на практике они обычно совмещаются.

Эта же проблема, но с несколько другого ракурса, видна на примере приматологии. До появления на сцене Джейн Гудолл в этой области доминировали мужчины-дарвинисты, уделявшие внимание в первую очередь конкуренции среди самцов, бьющихся за самок. В этой модели самки приматов пассивны и доступны альфа-самцу – или же просто выбирают самого сильного самца. Но в данной системе координат существовало «слепое пятно». И только когда в приматологии появилась критическая масса женщин, ученые начали понимать, что самки приматов гораздо активнее, чем считалось раньше, и могут спариваться с множеством самцов. А понимание этого факта позволило создать более полную теорию, лучше объясняющую поведение приматов.

Почему женщины-ученые видят то, что пропустили мужчины? Антрополог Сара Блаффер Хрди в своей увлекательной книге «Женщина, которая не эволюционировала» (The Woman That Never Evolved) пишет: «Когда, например, самка лемура или бонобо подчиняла мужскую особь или когда самка лангура уходила из группы приставать к незнакомым самцам, вероятность того, что женщина, проводя полевые исследования, не отмахнется от подобного поведения как от случайного, а проследит за этой самкой и задумается над проблемой, могла оказаться выше».

В первой главе мы видели, что японцы, по сравнению с американцами, пристальнее следят за обстановкой и уделяют меньше внимания отдельным объектам. Примечательно, что именно этот эффект оказался полезным в приматологии. Дуглас Медин, Кэрол Ли и Меган Банг писали в передовице журнала Scientific American:

В 1930-х и 1940-х гг. американские приматологи… обычно фокусировались на доминировании самцов и связанном с ним доступе к спариванию. За отдельными особями или группами редко наблюдали на протяжении нескольких лет. Японские исследователи, напротив, уделяли гораздо больше внимания статусу и социальным отношениям, то есть ценностям, которые имеют высокий приоритет в японском обществе. Эта разница в подходе привела к удивительной разнице в выводах. Японские приматологи обнаружили, что ранг самца – это лишь один из факторов, определяющих социальные отношения и состав группы. Выяснилось, что у самок тоже есть иерархия и что ядро группы составляют состоящие в родстве самки, а не самцы.

Это возвращает нас к тому, что уже обсуждалось выше. Помните предупреждение Джона Клиза? «Теории есть у всех. Опасны те, кто не сознает своих теорий, – иными словами, те, у кого теории, правящие жизнью, по большей части ушли в бессознательное». Теперь мы видим, что это относится и к самой науке. Карл Поппер, которого многие считают одним из величайших философов науки, в своей замечательной книге «Предположения и опровержения» освещает, помимо прочего, и этот аспект. Это моя любимая цитата, которая может быть полезна не только ученым, но и всем нам:

Двадцать пять лет тому назад я пытался внушить эту мысль группе студентов-физиков в Вене, начав свою лекцию следующими словами: «Возьмите карандаш и бумагу, внимательно наблюдайте и описывайте ваши наблюдения!» Они спросили, конечно, что именно они должны наблюдать. Ясно, что простая инструкция: «Наблюдайте!» является абсурдной… Наблюдение всегда носит избирательный характер. Нужно избрать объект, определенную задачу, иметь некоторый интерес, точку зрения, проблему… Для ученого точка зрения задана его теоретическими интересами, исследуемой проблемой, его предположениями и надеждами, принятыми теориями, его системами координат, его «горизонтом ожидания» (курсив мой. – М.С.).

7

Посмотрите на кроссворд, приведенный ниже. Всего в нем тридцать шесть слов, восемнадцать по горизонтали и восемнадцать по вертикали. Одни вопросы требуют общих знаний, другие – это загадки, третьи – анаграммы. Если вы хотите испытать себя, ответы приведены в конце книги. Этот кроссворд был опубликован в Daily Telegraph 13 января 1942 г. В то время читатели газеты жаловались, что ежедневные кроссворды становятся слишком легкими. Некоторые утверждали, что могут разгадать их за несколько минут. Не все поверили этим заявлениям, и У. А. Дж. Гарвин, председатель «Клуба чудаков», предложил приз в размере £ 100 любому, кто сумеет разгадать кроссворд быстрее чем за двенадцать минут.

Артур Уотсон, в то время главный редактор Daily Telegraph, устроил состязание среди тех, кто решил принять вызов Гарвина. И 12 января более тридцати человек пришли в отдел новостей на Флит-стрит, чтобы решать кроссворд в контролируемых условиях. На следующий день кроссворд был напечатан в газете.

В тот день одним из участников состязания был Стэнли Седжвик, клерк из бухгалтерской фирмы. Он стал докой по части кроссвордов, решая их каждый день, пока ездил на поезде на работу. «Я довольно хорошо научился разгадывать кроссворды, которые печатали в Daily Telegraph, – впоследствии рассказывал он. – И пришел к ним в редакцию, а там оказалось еще человек тридцать – и все хотели состязаться на скорость. Мы сели за отдельные столы перед помостом, на котором расположились наблюдатели, в том числе редактор, мистер Гарвин и хронометрист»[56]56
  Smith Michael. The Secrets of Station X: How the Bletchley Park Codebreakers Helped Win the War. Biteback, 2011.


[Закрыть].

В конце концов четверо справились за отведенное время. Когда раздался звонок, Седжвику оставалось отгадать одно слово, но он впечатлил наблюдателей своей изобретательностью и всесторонним подходом к задаче. Затем участники состязания еще немного погостили в редакции Daily Telegraph. «Нам подали чай в столовой для руководства, и мы разошлись с воспоминаниями о приятно проведенном воскресном вечере», – рассказывал Седжвик.

Кроссворд 5062

Daily Telegraph, 13 января 1942 г

(На английском языке)

Несколько недель спустя он обнаружил в своем почтовом ящике письмо с пометкой на конверте: «Конфиденциально». То было время жестокой исторической драмы: в мире бушевала война. Прошлым летом Гитлер начал операцию «Барбаросса», вторгшись в Советский Союз, а над Соединенным Королевством нависла смертельная угроза. Седжвик был заинтригован. Что это за послание?

«Представьте мое удивление, – вспоминал он, – когда я получил письмо… и оно оказалось приглашением: по итогам состязания по решению кроссвордов в Daily Telegraph со мной “очень желал бы встретиться” полковник Николс из Генерального штаба – “по делу государственной важности”»[57]57
  Ibid.


[Закрыть].

Блетчли-парк – это поместье в сельской местности графства Бакингемшир, в 80 км к северо-западу от Лондона. Именно здесь команда мужчин и женщин работала над сверхсекретной задачей. Целью была «Энигма» – шифровальная машина, которую использовали все виды войск в армии нацистской Германии. Устройство было невелико, вроде пишущей машинки в деревянном корпусе, а шифровальный механизм состоял из электромеханического ротора, который «перемешивал» двадцать шесть букв латинского алфавита. Один оператор вводил текст на клавиатуре, а другой записывал, какая из двадцати шести лампочек над клавиатурой загоралась при нажатии каждой клавиши. Высшее военное командование Германии полагало, что взломать этот шифр невозможно.

И теперь группе, которую набрали британские секретные службы, предстояло, помимо прочего, взламывать его в Блетчли-парке. Посреди парка высился особняк, «уродливая краснокирпичная смесь неотюдора и готики, весь край которой занимал большой медный купол, открытый всем ветрам и оттого позеленевший», – так описывал это место Майкл Смит в замечательной книге «Секреты Блетчли-парка» (The Secrets of Station X). Но работали не в особняке, а в основном в деревянных сарайчиках-времянках, построенных на территории поместья.

И именно в этих примитивных домиках предстояло случиться одному из самых важных (и удивительных) событий времен Второй мировой войны. Команда из Блетчли-парка взломала код «Энигмы» и получила доступ к чрезвычайно ценной информации, что повлияло на весь ход военных действий. Некоторые историки утверждают, что усилиями разведки война была сокращена на три года. Другие настаивают на том, что изменился сам исход войны. Уинстон Черчилль называл Блетчли-парк «курицей, несущей золотые яйца».

Рискну предположить, что если вам понадобится собрать команду для взлома шифра, то вы захотите пригласить математиков мирового класса. Именно так поступил Алистер Деннистон, когда ему предложили возглавить проект в Блетчли-парке. В 1939 г. он взял на работу Алана Тьюринга, в ту пору двадцатисемилетнего научного сотрудника Кингс-колледжа в Кембридже, а в будущем – одного из величайших математиков XX в., и Питера Твинна, двадцатитрехлетнего выпускника Брасенос-колледжа в Оксфорде. Со временем в группу вошли другие математики, а также специалисты по логике.

Но Деннистон, для коллег Эй-Джи-Ди, осознал одну важную вещь. Он понял, что для решения сложной многоплановой задачи требуется когнитивное разнообразие. Ему была нужна команда бунтарей, а не клонов. Группа, состоящая из Аланов Тьюрингов – если бы такая существовала – не справилась бы с задачей. Именно поэтому он раскинул свою сеть гораздо шире, чем многие сочли бы разумным или желательным. Просто Деннистон понимал, что ему нужно охватить все пространство задачи[58]58
  Denniston Robin. Thirty Secret Years, A. G. Denniston’s Work in Signals Intelligence 1914–1944. Polperro Heritage Press, 2007.


[Закрыть].

Как пишет Смит в «Секретах Блетчли-парка», среди тех, кого завербовал Деннистон, были Леонард Фостер, специалист по немецкому языку и знаток эпохи Возрождения; Норман Брук Джопсон, профессор сравнительно-исторического языкознания; историк Хью Ласт; а также Арчибальд Хантер Кэмпбелл, философ права. Деннистон хотел привлечь к работе и Джона Рональда Руэла Толкина, оксфордского профессора англосаксонского языка, и Толкин даже прошел обучение в лондонском штабе «Правительственной школы кодов и шифров», но в конечном счете решил остаться в Оксфорде. Потеря для криптографии обернулась благом для литературы: в годы войны Толкин написал большую часть «Властелина колец»[59]59
  Smith Michael. The Secrets of Station X.


[Закрыть].

Команда из Блетчли-парка отличалась разнообразием по множеству параметров, причем не только интеллектуальных, но и демографических. Тьюринг был геем, а тогда это было уголовно наказуемо. В штате состояли в основном женщины, впрочем, чаще всего они занимали административные должности (сексизм, царящий в обществе, не пощадил и Блетчли-парк). Многие ведущие криптоаналитики были евреями. Сотрудники исповедовали разные религии и происходили из разных слоев общества[60]60
  McKay Sinclair. The Secret Life of Bletchley Park: The History of the Wartime Codebreaking Centre by the Men and Women Who Were There. Aurum Press, 2010.


[Закрыть].

Почему все это оказалось столь важным для взлома шифра? Разве не хватило бы логики и «перемалывания чисел»? На самом деле эта проблема, подобно большинству сложных задач, требовала многих уровней понимания. Встречались, например, головоломки-«цилли», последовательности из трех букв, при помощи которых немецкие операторы настраивали свои шифровальные машины: зачастую брали имена подруг или, скажем, первые три буквы бранных слов. Свое название эти комбинации получили потому, что одной из первых удалось выявить последовательность CIL, сокращение немецкого женского имени Цилли (Cillie). Эти «подсказки» в дальнейшем помогли команде сузить задачу взлома кода[61]61
  Smith Michael. The Secrets of Station X.


[Закрыть].

Таким образом, проблема криптоанализа состояла в понимании не только данных, но и людей. «Нужно было все время думать о психологии человека. Что чувствует тот, кто посреди боя должен зашифровать сообщение для своего генерала, набрав три буквы в маленьких окошках? Что придет вам на ум в разгар сражения? Имя подружки или ругательство, – вспоминала одна из девушек-дешифровщиц. – Я теперь мировой эксперт по немецким бранным словам из четырех букв!»[62]62
  Ibid.


[Закрыть]

Намерение привлечь к работе любителей кроссвордов было обусловлено тем же самым желанием охватить все пространство задачи. Конечно, могло показаться странным то, что вербовщики из Блетчли-парка внимательно следили за состязанием по разгадыванию кроссвордов, устроенным Daily Telegraph. Это выглядело даже легкомысленным – ведь шла война. Но они проводили операцию, глядя на мир с холистического ракурса, и совершили жизненно важное усилие воображения, осознав, что в решающих аспектах кроссворды имеют нечто общее с криптографией.

«Будь то простой код или нечто очень сложное, как шифр “Энигмы”, над которым работали в Блетчли-парке, хитрость заключается в установлении связей между буквами и словами, – писал Смит. – Кроссворды – точно такое же упражнение на широту мышления»[63]63
  https://www.telegraph.co.uk/history/world-war-two/11151478/Could-you-have-been-a-codebreaker-at-Bletchley-Park.html


[Закрыть].

Незадолго до своей смерти в 2013 г. Мейвис Бэйти, которая помогла взломать шифр итальянской «Энигмы» – благодаря чему англичане выиграли битву у мыса Матапан, – в одном из своих интервью показала яркий пример всестороннего подхода к проблеме. «Моя дочь работала в Бодлианской библиотеке, – рассказывала она, – и однажды обмолвилась, что была на этаже J (“джей”). “"Джей", – сказала я. – Десять этажей вниз”. Она с удивлением посмотрела на меня и спросила, как это я так быстро догадалась».

Нужно было учитывать и человеческий фактор, на что указывал автор научно-популярных книг Том Чиверс:

Чтобы разгадать кроссворд, нужно понять логику оппонента; взлом шифров точно так же требует проникновения в мысли врага. Те, кто взламывал шифр, научились узнавать шифровальщиков по их стилю – как любители кроссвордов узнают составителей. Мейвис Бэйти вычислила, что у двух операторов «Энигмы» были подруги с одинаковым именем – Роза[64]64
  https://www.telegraph.co.uk/history/world-war-two/11151478/Could-you-have-been-a-codebreaker-at-Bletchley-Park.html


[Закрыть].

Письмо в почтовом ящике Стэнли Седжвика не было «ставкой наудачу», чтобы просто разнообразить коллектив. Нет, разнообразие было тщательно продуманным и имело четкую цель: довести до максимума коллективный интеллект. «Требовалось воображение, чтобы свести разные умы для решения чертовски трудной задачи», – объяснял мне Смит, который до того, как стал журналистом и писателем, работал в разведке.

Другими словами, для взлома «Энигмы» нужно было сначала взломать другой шифр: код разнообразия. Да, было бы легко нанять и блестящих специалистов в одной области и со сходным опытом, и математиков, превосходно умевших анализировать данные «Энигмы», – но им бы и в голову не пришла мысль о том, что у шифровальных машин есть операторы-люди. Оценка общей картины, учет «слепых пятен», присутствующих в любой точке зрения, и готовность искать решения во всем пространстве полезных идей – вот что сделало проект Блетчли-парка воплощением необычного и поразительного коллективного интеллекта.

Философ и литературный критик Джордж Стайнер называл Блетчли-парк «величайшим достижением Великобритании 1939–1945 годов, а возможно, и всего XX века». Билл Банди, американский криптоаналитик, работавший в Блетчли и впоследствии ставший помощником Государственного секретаря США, говорил, что ему никогда больше не приходилось работать с группой людей, «столь преданных своему делу и обладавших таким широким спектром умений, такой проницательностью и таким воображением»[65]65
  Smith Michael. The Secrets of Station X.


[Закрыть].

Получив письмо, Седжвик принял приглашение – и встретился с полковником Николсом из Генерального штаба. Николс, помимо прочего, оказался и главой британской разведывательной службы MI8. «Мы договорились о том, что я приду в Девоншир-Хаус на Пикадилли, в штаб-квартиру MI8, и там я оказался в обществе людей, с которыми связались в таких же обстоятельствах, – впоследствии вспоминал Седжвик. – Так меня направили в “школу шпионов” в Бедфорде, на Олбани-роуд, дом 1».

По прибытии в Блетчли-парк Седжвика определили на работу в Строение 10, где занимались расшифровкой перехваченных кодов погоды. Эта информация была очень важна для командования бомбардировочной авиации Королевских ВВС, поскольку помогала принимать более информированные оперативные решения. Но у этих кодов была и дополнительная функция. Их применяли в качестве ключей для «Энигмы», которой пользовался немецкий военно-морской флот[66]66
  В начале 1942 г. защиту флотской «Энигмы» усилили, и ее было особенно трудно взломать.


[Закрыть].

Взлом этого кода трудно переоценить: возможность читать немецкие шифровки сыграла ключевую роль в Битве за Атлантику. Транспортные конвои из Америки получили возможность избегать встреч с немецкими подводными лодками, ожидавшими в засаде, и поддерживать связь между Соединенными Штатами и Европой, доставляя в Великобританию товары, необходимые для продолжения войны. Согласно одному из источников, только в декабре 1942 г. и январе 1943 г. это позволило спасти до 750 000 тонн грузов.

«Когда я беседовал с Седжвиком за несколько лет до его смерти, меня больше всего поразили его скромность и чувство долга, – рассказывал мне Смит. – До войны у него была самая заурядная работа, и приглашение в Блетчли-парк стало для него увлекательным вызовом. Мне показалось, что он наслаждался каждым мгновением, работая в столь прекрасной команде над важнейшей из миссий».

Вот так тихий и незаметный клерк, научившийся решать кроссворды во время ежедневных поездок на работу, помог победить нацистскую Германию, войдя в одну из самых лучших за всю историю мира команд бунтарей.