Текст книги "Самая великолепная ночь"

Глава 3

Тарек чувствовал себя так, как будто не спал ни минуты. Странно, учитывая, что теперь он жил во дворце, а не в пещере и не в глиняной лачуге посреди пустыни.

Не прошло и получаса, как он встал с кровати, а к нему уже обратилось не меньше десяти помощников с вопросами и просьбами. Здесь все нужно всем и сразу, потому что никто не приучен ничего делать сам.

В пустыне утро Тарека начиналось с разведения костра, на котором он кипятил воду. Завтрак состоял из хлеба и каши из пакетиков, которые Тарек покупал у бродячих продавцов, приходивших к нему в пустыню раз в несколько месяцев.

Он привык просыпаться и чувствовать ритм нового дня. Едва проснувшись, он уже знал, какая будет погода и в какую сторону подует ветер. Когда брат нуждался в нем, Тарек выполнял опасную, кровавую работу.

Когда назревала опасность, Тарек уходил в бедуинские лагеря и решал с вождями, что нужно сделать для защиты своего государства. Остальные дни проходили в одиночестве.

Во дворце такое невозможно. Люди здесь постоянно ходят туда-сюда, задают сотни вопросов и снова шныряют по коридорам.

Тареку это не нравилось. Он привык выжидающе сидеть в засаде, а не указывать другим, что делать.

Местный завтрак казался ему слишком обильным и изысканным. Разнообразие сыров, фруктов, каши, мяса. Его брат всегда испытывал особую страсть к мясу. Тарек же давно уяснил: что нравится брату, то непременно связано или с коррупцией, или с моральным падением.

По мнению Тарека, еда – это лишь инструмент для выполнения задания. Еда – не больше чем топливо. А в качестве топлива куда лучше подходит кофе.

Он вошел в обеденный зал и увидел, что Оливия уже сидит во главе стола. На ее тарелке лежало не больше двух ложек каши, чашка кофе дымилась рядом. Оливия подняла глаза и улыбнулась. Это была красивая улыбка. Розовые губы, зубы ровные и белые.

Сегодня она нравилась Тареку больше, чем вчера. Вот только женщины ему еще менее интересны, чем еда.

– Доброе утро, – поздоровалась Оливия. Легкий румянец обагрил ее щеки, что почему-то обрадовало Тарека.

– Доброе, – ответил он больше из вежливости. Для него оно отнюдь не было добрым.

– Как спалось? – спросила Оливия.

– Не очень хорошо. Чувствую себя уставшим.

Оливия многозначительно кивнула:

– Не догадываетесь, почему?

Вспышка смутных воспоминаний пронеслась в голове. Ужас. Боль. Беспокойство.

Тарек потряс головой. Эти воспоминания, когда-то схороненные глубоко внутри, воскресли с его возвращением. После того, как Тарек нашел дневники брата.

И доказательства, что это Малик приказал убить их родителей. Это тайна, которую Малик ни за что не раскрыл бы брату. А люди Тахара знали о гибели короля и королевы от рук сына еще при его жизни. Правление Малика принесло людям бедность, голод и непомерные налоги за жизнь в городах без малейшей инфраструктуры.

Но убийство родителей – это еще не все. Дневники содержали целые хроники того, как Малик пытал Тарека. Чтобы сломать его. Чтобы превратить в простое, но смертельное оружие, используемое по первому приказу.

Если бы брат не скончался – видимо, от передозировки, – Тарек сам бы его убил после прочтения дневников.

Потому что Малик не сломал его. А сделал только сильнее.

Воля Тарека закалилась, в этом не было сомнений. Но каждая капля крови, пролитая Маликом из вен брата, впиталась в местную землю. И привязала его, а не Малика, к местному народу.

– Не нравится мне все это, – признался Тарек.

В ту же секунду к нему подбежала служанка:

– Могу ли я вам чем-то услужить, шейх Тарек?

– Кофе, – проворчал Тарек. – И хлеб.

Служанка взглянула на него так, словно опасалась за его психическое состояние. Но, не сказав ни слова, кивнула и вышла за дверь. В обеденной остались только Тарек и Оливия. Так и не сев за стол, Тарек принялся расхаживать по залу.

– Ты ведь знаешь, что я не спал?

Голубые глаза Оливии округлились, светлые брови взметнулись.

– С чего вы взяли?

Тарек стиснул зубы. Может, он и не разбирается в женщинах, но умеет понимать интонации.

– Я знаю, что скрывается за твоей маской спокойствия. Ты знаток дипломатии, но иногда твой голос дрожит. А еще у тебя острый язык. И если ты держишь его за зубами, значит, тебе есть что скрывать.

Лицо Оливии как будто потемнело. И странное, приятное чувство разлилось по телу Тарека. Новое, незнакомое.

«Удовлетворение», – мысленно предположил он.

А почему бы и нет? Всю жизнь он терпел только лишения. Не это ли награда за внезапную победу?

Но что получил он вместе с ней?

Был хозяином себе, повелителем пустыни, а стал несчастным, страдающим бессонницей психопатом. Тарек ничто не презирал так, как чувство беспомощности. А ведь именно бесполезным он чувствовал себя каждую минуту после возвращения в стены дворца. Так нужна ли она – такая победа?

– Вы лунатили, – неожиданно смело сказала Оливия. – Ходили во сне. Голым. С мечом.

Что-то было в этих словах, от чего Тарек почувствовал жар в груди. Это снова случилось. Он опять делал то, о чем не помнил. Отсутствие самоконтроля. Тут есть о чем заволноваться.

– Я не помню, – резко ответил Тарек.

– Поэтому вы не отдохнули, – как ни в чем не бывало продолжала Оливия. – Может, все-таки присядете к столу?

– Мне некогда сидеть.

– Завтрак пойдет вам на пользу, – сказала Оливия и улыбнулась.

– Это было настолько смешно?

– Мы уже ссоримся, как муж и жена, – заметила Оливия. – Мой муж никогда со мной не завтракал. Он перекусывал чем-то жутко неполезным еще до того, как я вставала, и уходил работать.

– К любому образу жизни привыкаешь.

– Маркус любил свою страну. Но по утрам он все делал в спешке, потому что часто загуливал допоздна. – Оливия грустно выдохнула. – А потом весь день старался наверстать упущенное. Он был слишком молод, чтоб справляться со всем в одиночку.

– Я не так молод, но тоже не справляюсь один.

– Сколько вам лет?

– Тридцать. По-моему.

Легкое непонимание отразилось на лице Оливии.

– Вы не уверены?

– Я потерял ход времени, – признался Тарек. – Мне никто не готовил торты со свечами.

Оливия нахмурилась. И Тареку показалось, что его слова расстроили ее уж слишком сильно.

– Никто? – переспросила она.

– Если кто-то и готовил, то это было в далеком детстве.

Когда были живы родители. Но воспоминания Тарека не уходили в такое далекое прошлое. Иногда… лишь иногда он вспоминал лицо отца. Такое серьезное. И честное. Он что-то говорил, но слов было не разобрать.

Хотя Тарек и не пытался.

– А мне всегда пекли торт в день рождения, – сказала Оливия. – Но мне редко было с кем его разделить. Лишь повзрослев, я стала выезжать куда-то с друзьями. И да, мне двадцать шесть лет, если вам интересно.

– Нисколько.

Тарек ответил честно. Если что-то и интересовало его в Оливии, то уж точно не возраст.

– Это нормально для человека, который и свой-то возраст не помнит, – подметила Оливия. – Сколько лет вы прожили в пустыне?

– Пятнадцать. Периодически я приходил во дворец, разговаривал с братом. Но редко оставался здесь даже на ночь.

Неожиданно Тарек поймал себя на мысли, что как будто начал сильнее любить мир. Теперь, когда в нем не было Малика.

– Сегодня с вами легче общаться, – призналась Оливия.

– Мне приятней жить совсем без общения.

– Скучаете по одиночеству?

Тарек нахмурился:

– Нет.

– Этой ночью вам что-то снилось?

Он попытался вспомнить, но разум снова окутал туман.

– Это был не сон. Что-то другое. Меня разбудило нечто.

Тарек знал, что это была боль. Боль воспоминаний. Но говорить об этом вслух не стоит.

Дверь зала открылась, и вошла служанка с дымящимся кофейником и корзинкой булочек.

– Может, хоть сейчас присядете? – предложила Оливия.

И в этот момент пришло озарение. Тарек вдруг понял, что удивляло его в Оливии.

– Ты меня не боишься? – спросил он, отодвигая кресло от стола.

Он сел там, где служанка поставила кофейник и сейчас наливала ему чашку кофе.

– Ночью я испугалась, – призналась Оливия. – Потому что вы были с мечом.

Резкая, жгучая боль пронзила грудь Тарека.

– Я не сделал тебе больно?

– А вас бы огорчило, если бы сделали?

Его не смутил этот вопрос.

– Я серьезно отношусь к защите женщин и детей.

– Слова не мальчика, но мужа, – улыбнулась Оливия. – Но все же, почему вы ходите во сне?

Отчаяние обжигало Тарека изнутри.

– Я не знаю, – ответил он сквозь стиснутые зубы. – Откуда, черт возьми, мне знать причину?

– Не нужно злиться. Я сама полгода принимала снотворное после того, как… – Оливия запнулась, сглотнула, и Тарек заметил, как дыхание ее сбилось. – В общем, иногда уснуть не так уж просто.

– Я не принимаю снотворное.

– Даже если я смогу вас убедить?

– У тебя на это двадцать девять дней.

– Тридцать, – возразила Оливия.

– Двадцать девять.

– Вчерашний день не считается, ведь…

– Двадцать девять, – перебил Тарек.

– Если вы намерены во всем со мной спорить, как я смогу вам помочь?

– К твоему сожалению, у меня не покладистый характер.

Оливия встала и уперлась ладонями о стол:

– К вашему сожалению, у меня тоже. – Она расправила плечи и вздернула подбородок. – И вообще, вам нужно подстричься. И побриться. И купить костюм.

Тарек ухмыльнулся:

– Это срочно?

– Да, раз у меня всего двадцать девять дней. Это наш план на сегодня.

– Мне кажется, тебе это нужно больше, чем мне. Оливия скрестила руки на груди, и этот жест не остался без внимания Тарека.

– Я задалась целью, господин шейх. А меня научили добиваться своей цели. – Она выдохнула. – В общем, так. Сейчас мне нужно сделать пару звонков. Встретимся в вашем кабинете через полчаса.

С этими словами Оливия вышла из-за стола и пошла к двери. Тарек снова остался один.

Глава 4

Оливия боролась с желанием принять успокоительное перед тем, как пойти в кабинет Тарека. Но нет, надо самой справляться с приступами паники. К счастью, сейчас тревога настигала ее только в самолетах. И еще при виде голого мужчины с мечом посреди ночи. Однако в этом случае тревога была не единственным чувством.

Но сколько можно вспоминать его обнаженным? Она его совсем не знает. Понятно, что с этим человеком не оберешься проблем. Он и впрямь больше зверь, чем мужчина. С другой стороны, как иначе, если одна из целей их потенциального брака – рождение наследника?

В сексе как таковом Оливия не видела ничего плохого. Секс – одна из составляющих супружеской жизни. Причем одна из самых приятных. Глупо питать иллюзии, что в браке с Тареком ее ждет воздержание. Два года целомудрия после смерти Маркуса – более чем достаточно.

Не додумав последнюю мысль до конца, Оливия постучала в дверь.

В теории все всегда просто, другое дело – практика.

– Открыто, – раздался изнутри грубый голос.

Оливия толкнула дверь и вошла. Дыхание замерло в груди, когда она увидела его у стола в позе командира – со сложенными за спиной руками. Тарек умеет произвести впечатление. Сейчас ей нужно просто признать этот факт и двигаться дальше.

– Я вошла, – доложила Оливия, театрально взмахнув рукой. – Предлагаю сразу перейти к делу.

– Я согласен слушать тебя в деле моего окультуривания. Но это не значит, что тебе дан полный контроль надо мной.

– Только на ближайшие двадцать девять дней.

Тарек хмыкнул себе под нос, а Оливия подумала, что за неполные два дня это его первое проявление смеха.

– Нет. Если ты и впрямь станешь моей женой, уясни себе сразу. Я не знаю, как было у тебя с мужем. Но со мной ты будешь именно женой, а не начальником.

Оливия выставила вперед ладони.

– Я не собираюсь вами командовать. И еще, я не хочу никак обсуждать мой первый брак.

– Ты говорила о нем сегодня утром.

Оливия вздохнула:

– Если эту тему поднимаю я, то можно.

– Со всеми женщинами так тяжело? – вздохнул Тарек.

– Невыносимым мужчинам – да.

Взгляд его черных глаз оставался безразличным.

– Значит, дальше будет интересней.

– Это я вам обещаю. Надеюсь, во дворце есть ножницы и бритва?

– Не уверен. Сейчас узнаем.

Тарек подошел к двери кабинета, открыл ее и сделал один шаг в коридор. Затем выкрикнул какое-то слово – имя служанки или приказ, Оливия не знала.

– Что вы хотите? – спросила она.

– Узнать, есть ли бритва.

– Для этого у вас телефон на столе.

– Об этом я не подумал, – как ни в чем не бывало ответил Тарек и вошел в кабинет. Подойдя к столу, он принялся осматривать стоящий на нем телефон.

– Не знаете, как им пользоваться, – догадалась Оливия.

– Знаю, – сказал Тарек, но голос его прозвучал неубедительно.

– У меня есть идея получше. Пойдемте в ванную комнату. Уверена, там мы что-нибудь найдем.

Оливия направилась к ванной, но, не услышав сзади шагов, остановилась.

– Вы идете?

Она по-прежнему не слышала ни звука позади себя, но ощущала жар и дыхание на своей шее. Эта близость и тепло произвели эффект горящей спички, брошенной в ворох сухих листьев.

– Я тебе не собака, а ты мне не хозяйка. Знай, что, чему бы ты меня ни научила, внутри я останусь тем же. Уясни это хорошенько.

С этими словами Тарек стремительно вышел из кабинета в коридор. А Оливии потребовалось немало усилий, чтобы собраться с силами и восстановить нарушенное дыхание. Контроль над ситуацией был потерян.

Тарек шел по коридорам дворца, как недовольный экскурсовод. Оливия вскоре догадалась, что они возвращаются в то крыло, где находились их спальни.

Подойдя к своим покоям, Тарек открыл дверь ударом ладони и вошел. Оливия, придержав дверь, проследовала за ним.

«Я тебе не собака», – вспомнила она его слова. – «А знаешь что? Я тоже тебе не собака».

Раньше ее собственная спальня в Алансундском дворце казалась Оливии чрезмерно огромной. Но спальня Тарека попросту приводила в священный трепет. Будучи королевой Алансунда, Оливия часто была гостьей самых разных правителей. Все их дворцы меркли в сравнении с резиденцией тахарского шейха.

Одна только спальня с массивной кроватью посередине была как целый этаж дома ее родителей. Ванная комната не была отделена от основной площади, и Оливия уже с порога увидела встроенную в пол ванну и зеркальные стены вокруг.

– Здесь действительно сложно найти бритву, – подметила она. – На такой площади можно потерять целую армию. Но если я была бы бритвой, то пряталась бы в шкафчике под раковиной. – С этими словами она направилась в ванную. В верхнем ящике шкафчика обнаружилась бритва. – Нашла! – торжественно воскликнула Оливия и, вытащив кожаный футляр, положила его на мозаичную столешницу вокруг раковины.

Повернувшись, она увидела Тарека, снимающего через голову футболку. Теперь единственное, что она могла делать, – это смотреть на него не только с широко открытыми глазами, но и с не менее широко открытым ртом. Она была заворожена. Его силой. Формой и рельефом его мышц. Цветом его золотисто-смуглой кожи, покрытой черными волосами. Он буквально искрился сексуальным, животным электричеством.

Оливия замерла, как загнанная лань. Она будто признала, что попалась в лапы хищника и ей уже не сбежать. Когда перед глазами побежали черные точки, Оливия поняла – подсознательно она готова упасть прямо перед ним и позволить ему делать с ней все, что он захочет.

Она резко набрала воздух в грудь и уперлась поясницей в столешницу.

– Стриптиз был необходим? – спросила она с легкой улыбкой.

Тарек посмотрел на нее сверху вниз, приподняв одну бровь:

– Да.

Не сказав больше ни слова, он открыл футляр и принялся вытаскивать содержимое. Его движения были неспешны, словно для него это лишняя трата времени и сил. И это зачаровывало. Каждый жест его был плавен, но будто отточен.

Оливия видела, как мастерски он обходится с этими острыми предметами. И еще, как он смотрит на себя в зеркало. Словно видит незнакомца, а не самого себя.

Только сейчас до Оливии дошло, что ее присутствие здесь совсем не обязательно. Но она была уже слишком слаба, чтоб уйти. А он ее не просил.

Это чувство пугало – понимать, что ты прикована к полу и не можешь делать ничего, кроме как смотреть на стоящего рядом мужчину.

Тарек прикрутил лезвие к ручке бритвы, отложил, включил воду и плеснул себе в лицо. Капли воды стекали теперь по его шее и груди. Во рту Оливии пересохло. Словно под гипнозом следила она за тем, как Тарек орудует бритвой. Даже с бородой в нем было что-то привлекательное. Теперь же, гладковыбритый, он был просто обворожителен. Его красота дикая, необузданная. Как красота пустыни. Сейчас его лицо казалось идеальным. Скулы, брови, все – от острого, как лезвие этой бритвы, носа до чувственного рта. Брови казались теперь еще гуще и чернее. Они подчеркивали глаза – теперь еще более глубокие, черные… и властные.

Неужели еще вчера она считала его некрасивым? Когда она изменила свое мнение? Сейчас или все-таки ночью, увидев его в лунном свете без одежды?

Закончив, Тарек снова набрал воды в ладони и смыл остатки пены с гладкой кожи. Он выпрямился и повернулся.

Перед Оливией стоял человек, которого она видела впервые.

Мокрые черные волосы спадали на широкие плечи. Волосы тоже нужно состричь, но уж это она не даст сделать Тареку самому.

Оливия шагнула к нему, а он не мог даже пошевелиться. Ее сердце билось так громко, что, если бы Тарек заговорил, она бы его не услышала. Она физически ощущала необходимость сократить дистанцию. Но знала, что лучше проявить нерешимость, чем женскую слабость. Хотя почему она должна скрывать свое влечение? Тем более к тому, чьей женой она хочет стать.

Она смотрела на Тарека, пытаясь понять его мысли. Искала в его глазах подсказку, что от него ждать. Но в них не было ничего, кроме бездны.

Разум напоминал, что, какой бы ни была цель, Тарек для нее – незнакомец. Что Маркусу она позволила себя поцеловать лишь спустя две недели свиданий. А разделила с ним постель уже с обручальным кольцом на пальце.

Но Оливия не хотела слышать голос рассудка. Потому что он говорил о той девочке, которой она когда-то была. А не о женщине, которой она стала.

И Тарек – мужчина, а не юный студент. Ее тянуло к нему, как женщину тянет к мужчине.

Она подошла и коснулась его щеки. Провела пальцем по линии подбородка. Сейчас его кожа была совсем гладкой, и прикосновение к ней окончательно дурманило голову.

– Так намного лучше, – томно протянула Оливия, еще сильней сокращая дистанцию.

Ее сердце рвалось наружу, груди до боли налились желанием, соски набухли под тканью восточного платья. Ладонью другой руки она прикоснулась к его мускулистой груди. Он был горяч и напряжен. Она хотела провести ладонью ниже, по кубикам его пресса. И еще ниже. Но вместо этого ощутила, как внезапная неведомая сила отнесла ее на два шага назад.

Черные глаза пугающе горели. Грудь, которую она только что трогала, вздымалась в учащенном ритме.

– Что ты делаешь, женщина?

Был ли это снова голос рассудка или голос Тарека? Возможно, и то и другое. Действительно, что она делает? С чего она взяла, что ему это нужно?

Машинально Оливия прижала руку к собственной груди. Но почему она должна стыдиться своих действий? Если они все-таки поженятся, им придется стать ближе. Да и вряд ли она сможет прожить всю жизнь, подавляя свои желания. В душе Оливия сама удивлялась, что незнакомый мужчина может так ее возбудить. Но она была возбуждена. До предела. И это радовало ее. Стать женой мужчины, которого не хочешь, – мрачная перспектива.

– Я вас трогаю, – уверенно ответила Оливия. – Что в этом странного?

– С какой целью?

Она смотрела на Тарека с непониманием:

– Мне так захотелось.

– Не надо меня трогать.

– Если мы поженимся, это может стать проблемой.

– Если мы поженимся, мы это обсудим.

– Но это неправильно, – возразила Оливия. – В нашем веке такие вещи обсуждаются до свадьбы. Или вы думаете, что наш брак будет лишь на словах?

– Это не может быть брак на словах. – Отвернувшись, Тарек пошагал обратно в центр комнаты и нагнулся, чтобы поднять футболку. – Все должно быть зарегистрировано на бумаге.

– Я не про бумаги, а про супружескую близость. Тут крайне важны сексуальная химия и совместимость.

– Важны для вас, а не для меня. Из чего я снова делаю вывод, что этот брак выгоден только вам.

Оливия не знала, что сказать. Это была игра в одни ворота.

– Да, мне это важно, – просто ответила Оливия, не желая прекращать разговор на такой ноте.

– Я тебя понял, – сказал Тарек и поправил футболку.

– Что поняли?

Она действительно не понимала его логики. Ей казалось, что мужчина не может столь безразлично реагировать на прикосновения женщины. Не то чтоб у нее был в этом большой опыт. Маркус пока что был ее единственным любовником. Но в старших классах она много флиртовала с парнями. И всегда с успехом. Уж привлечь к себе мужское внимание Оливия умела.

Так откуда сейчас это неприятное чувство, что ты стоишь, никому не нужная, и умоляешь обратить на себя внимание?

– Вы мужчина, и я ждала другой реакции, – призналась Оливия.

– Мужчины по натуре слабы. Они рабы своих желаний. А я не раб. Сейчас я глава государства. А значит, у меня не может быть личных желаний. Единственное мое желание – служить своей стране.

Оливии сделалось совсем не по себе. Будто внутри вдруг затянулся тугой холодный узел.

– Перейдем к стрижке, – предложила Оливия после недолгих раздумий. – И к одежде. Вам нужен костюм.

Ей было необходимо переключиться на что-то другое.

– Что не так с моей одеждой?

– Что носил ваш брат по разным случаям? Традиционный наряд Тахара или западные костюмы? Мне нужно понять, как составить ваш гардероб.

– Ты из тех, кому предложишь конфету, а они откусят руку, – недовольно проговорил Тарек.

Оливия широко улыбнулась. Сам того не зная, он попал в ее самое уязвимое место. Его слова можно считать своего рода сексуальной метафорой, комплиментом.

Но отказ всегда неприятен. Такова человеческая натура.

– Для этого я и здесь, – развела руками Оливия.

– Не важно, что носил брат. Я не хочу, чтоб нас сравнивали.

– С этого и начнем. Каким правителем вы себя видите?

– Нельзя быть королем для собственной радости. Я вижу себя королем, который служит, а не любуется собой.

– Вы слишком часто говорите о службе.

– Ответственность за нацию – это служба, – ответил Тарек.

Оливия изучала его взглядом. Эти резкие, точеные линии лица…

– Если вы были не согласны с правлением брата, почему не сказали ему?

– После нашего уговора это было не мое дело.

– Какого уговора?

– Что, если он оставит меня в покое, я буду защищать наш народ, – объяснил Тарек, и тень пробежала по его лицу. – Мы оба соблюдали этот уговор. Он звал меня, когда ему была нужна помощь. А я помогал. Больше от меня ничего не требовалось. Но теперь я в другом положении.

– Теперь у вас есть власть. Быть шейхом – разве это не замечательно? – изумилась Оливия. И, не получив ответа, продолжила: – Так каким вы видите свой стиль?

– Мне нет дела до такой ерунды, – отрезал Тарек.

Оливия расправила плечи, провела рукой по своему белому платью.

– Вас будут оценивать в том числе и по одежде.

– Это мне известно.

– Уже хорошо.

– Но я хочу, чтоб народ оценивал дела, а не тряпки.

Оливия опустила руки. Каждый раз, когда Тарек начинал открываться ей, между ними вырастала стена.

– Тахар ступил в новую эру, – мрачно продолжал Тарек. – Теперь мне вести мой народ.

– Я вас поняла, – кивнула Оливия. – Что ж, раз вместе мы пока что умеем только спорить, я сама позабочусь о вашем костюме. До встречи.

С этими словами она вышла из покоев тахарского шейха и поспешила в свою комнату. Ей было нужно время подумать и побыть одной. А еще взять себя в руки. Потому что действовать столь глупо еще раз она не могла себе позволить.