Текст книги "Недостающее звено"

– Здесь Белые Плащи, – пробормотал Сокольский, разглядывая кочевую орду, – Люди Песка, Люди Ручья, Зубы Наружу, Пришедшие С Края и десять-пятнадцать других Очагов… Вся северная степь, клянусь Владыкой Пустоты! Сколько их тут!

– Тридцать две тысячи, с ошибкой полтора процента, – заметил искусственный разум. – Желаете знать точнее, консул?

– Нет. Точность вполне достаточная.

Консул вытер с висков испарину. По масштабам земной старины тридцатитысячная армия казалась небольшой – римляне, гунны, персы, монголы, арабы собирали воинства куда внушительней, не говоря уж о китайцах. Однако для малолюдной планеты пустынь и гор это была огромная сила, способная разрушить поселения и крепости, пожрать их обитателей и пустить на ветер труд десятков поколений. После нашествия варваров оазисы Кьолла будут мертвы, от торговых городов останутся руины, связь с югом континента оборвется, домашние животные одичают или попадут в котел, поля зарастут травой, а корабли сгорят в кострах кочевников. Все пойдет прахом, а прах развеется по ветру… Для Сокольского, вложившего в Равану десятилетия жизни, такая мысль была нестерпимой.

Изображение приблизилось и укрупнилось. Теперь перед консулом пылал костер, а вокруг него, мерно раскачиваясь, подтягивая колени чуть ли не к подбородку, плясали воины. Их руки были мускулистыми и длинными, почти до колен, ногти заостренными и кривыми, так что ладонь походила на лапу коршуна или орла. На лицах, узких, как лезвие секиры, с желтоватыми пигментными пятнами на лбу, застыло выражение отрешенности, длинные космы темных волос свисали на грудь, прядями струились по спине, кожа, вымазанная жиром, блестела, в руках покачивались бронзовые топорики. На Пекле, жарком, сухом и бедном древесиной, костры разжигали не для обогрева, а чтобы приготовить пищу, и были те костры невелики. Но для этого масла и топлива не пожалели – пламя в рост человека бушевало и гудело. Ритуальный костер, подумал Сокольский и спросил:

– Танец Голода? Я не ошибся?

– Нет, консул. Согласно отрывочным наблюдениям за кочевниками, танец Голода выглядит именно так. Пляска означает, что…

Сокольский махнул рукой.

– Я помню, помню! Большая резня, мясо в котлах и груды костей… Такое не забудешь!

Резким движением воины вскинули свое оружие, ударили топором о топор, и бронза протяжно зазвенела. «Шас-га! – разом выдохнули танцующие. – Шас-га! Ррит, Ррит!»

Ррит был великим богом Голода, и пляска в его честь казалась вполне уместной, если судить по истощенному виду северян. Кожа обтягивала их лишенные жира тела, мышцы и кости выпирали, зрачки алчно поблескивали, хищный оскал и вытянутые челюсти делали лица похожими на волчьи морды. У этой расы обитателей Пекла губы были короткими, не прикрывавшими зубов, и мнилось, что они постоянно ухмыляются. Ухмылка была плотоядной.

– Конец трансляции, – сообщил искусственный разум, и картина исчезла. Однако голопроектор не отключился, и часть стены по прежнему затягивал мерцающий туман.

– Что-то еще? – вымолвил Сокольский, устало прикрыв глаза.

– Да. Координатор Энджела Престон просит уточнить, когда эксперт Тревельян появится на Пекле.

– Мне кажется, через семь или восемь дней. Справься в графике его полета.

– Слушаюсь. – Пауза. Затем: – Через семь дней, консул. Согласно расписанию, он прибудет на Равану в двенадцать пятьдесят по времени базы.

– Передай это Престон. Нет, не так! – Сокольский поднял веки. – Отправь следующее сообщение: Тревельян будет у вас через семь дней, если не случится ничего непредвиденного.

Глава 5. Крушение

Летать на квадропланах Ивару еще не приходилось. Обычно он десантировался в «утке», универсальной транспортной капсуле, одноместной и совсем небольшой, что вполне отвечало целям его посещения той или иной планеты. Фонд Развития Инопланетных Культур не афишировал свою деятельность среди аборигенов, предпочитая изучать их скрытно и влиять на их прогресс тайными путями. Решение вполне разумное, так как объяснить, откуда взялись земляне и чего они хотят, как правило, не представлялось возможным. Даже для лучших умов архаичной цивилизации земные эмиссары были не пришельцами со звезд, а добрыми богами или злыми демонами. Выбор того или другого варианта зависел от теологических воззрений автохтонов и нрава конкретного их представителя, с которым пытались войти в прямой контакт: оптимисты считали землян божествами, а пессимисты – дьяволами. Обе эти ипостаси были не подходящими для эмиссаров, ибо дьявол подозревался в хитрых кознях, а от бога ожидалась масса благ, желательно быстро и задаром. В нетехнологических сообществах религия играла важную роль, но влиять на нее тоже приходилось тайно, не объявляя себя божеством либо пророком. Пророки чаще всего оказывались на костре, в петле или на гладко оструганном колу.

По этим причинам Тревельян приземлялся на крохотных «утках», часто спрятанных под оболочку голографического миража, похожих на облако, птицу или клочок небесной синевы – конечно, если небо в пункте назначения было синим. Но с другими оттенками проблем тоже не возникало – фантомные устройства могли создать любую иллюзию.

На грузопассажирском квадроплане такой аппаратуры не нашлось, зато корабль был куда просторней одноместной скорлупки, где кроме пилота с трудом помещалась пара ящиков. Форма квадроплана копировала крест: в центре – сфероид пассажирской кабины восьмиметрового диаметра, с четырех сторон – четыре цилиндрических трюма-крыла длиной по двадцать метров. Эти отсеки предназначались для грузов, были просторны и снабжены торцовыми и донными люками, крышки которых могли откидываться, образуя пандусы. Каждый из четырех грузовых трюмов охватывало широкое кольцо гравидвижка, так что в целом аппарат обладал дивной остойчивостью: мог зависнуть в облаках или над грунтом, взлетать и приземляться в сильный шторм и маневрировать в воздухе с изяществом ласточки. Силовой защиты у квадроплана не было, но корпус, как у всех космических транспортных средств, был выполнен из броневого противоударного композита. Еще имелась внутренняя акрадейтовая обшивка, способная к трансформации и изменению молекулярной структуры – на тот почти невероятный случай, если броню пробьет метеорит. В общем, машина казалась такой же простой и надежной, как древний штопор для извлечения пробок.

Что до удобств, то их Тревельян тоже оценил во время семичасового перелета к планете. Мягкие кресла в кабине управления, расположенной в верхней части сферы, жилая каюта с душем в нижней, компенсатор инерции, большие обзорные экраны, свежий воздух и музыкальный бар-автомат с напитками – все было не хуже, чем на огромном транспортном корабле. Даже уютнее, ибо скромный размер помещений не порождал чувства одиночества, а в баре, помимо фруктовых соков, нашелся отличный коньяк. Смакуя его под нежные мелодии Вивальди, Тревельян любовался бархатной тьмой Провала и обсуждал с командором детали предстоящей операции. К советам деда стоило прислушаться – с боем или с миром он исследовал сотни планет, тогда как Ивар был не слишком опытен в заатмосферной разведке и орбитальном зондировании. Он был из тех разведчиков, что больше ходят, чем летают; его, как волка, кормили ноги.

Когда аппарат завис над северным полюсом в трех планетарных диаметрах, Ивар натянул навигационный шлем и, не отключая бортовой компьютер, взял управление на себя. Предстояли сложные маневры – четыре витка по разным траекториям над неизвестным и, вероятно, враждебным миром. Он собирался облететь планету от полюса к полюсу, затем – в экваториальной плоскости и дважды под углом в сорок пять градусов к планетарной оси, с юго-запада на северо-восток и с юго-востока на северо-запад. Командор считал, что четыре витка позволят картировать местность и изучить околопланетное пространство, где могли затаиться сторожевые сателлиты. Правда, тайная стратегия была не самым сильным местом у фаата – скрытности, секретным акциям и терпеливой длительной разведке они предпочитали масштабные сражения и оккупацию планет.

Включив локаторы и видеоаппаратуру, Тревельян ушел на первый виток. Возможность внезапной атаки его не тревожила – он находился в тридцати мегаметрах [17]17
  Мегамет р – миллион метров или тысяча километров; единица измерения сравнительно небольших космических расстояний.


[Закрыть] от планеты, и достать корабль с такого расстояния было непросто. Любой объект, имевший массу покоя – боевые ракеты, плазма или поток антивещества, – двигался слишком медленно, что позволяло его заметить и своевременно увернуться. Электромагнитное оружие – к примеру, лазер – было эффективнее на больших дистанциях, но только в пустоте; если стрелять с планеты, часть энергии рассеивалась в атмосфере. Атмосфера же тут была вполне приличная – давление как на Земле в тысяче метров над уровнем моря, двадцать пять процентов кислорода, водяные пары и углекислый газ в следовых количествах, остальное – азот. Типичный состав для землеподобного мира, способного поддерживать жизнь.

Каждый виток занял около получаса. Когда облет был закончен, планетарная сфера развернулась над пультом в голографической проекции: обширный континент, закованный на севере в панцирь из снега и льда; к западу, на экваторе – материк поменьше, величиной с Австралию; россыпь островов в океане, один из которых почти не уступал размером западному континенту. Рельеф был пустынный или гористый, но горы показались Тревельяну невысокими; видимо, ветер, дожди и ураганы, несущие песок, сгладили хребты, превратив их в плоскогорья. Кое-где виднелись каменные россыпи, напоминавшие руины городов, и маячили серо-зеленые пятна леса или покрытые лишайником равнины, но изобилия зелени не наблюдалось; всюду на суше преобладали оттенки песка и скал – желтый, коричневый, черный и красный.

Изображение планеты медленно вращалось. Сутки вдвое дольше земных, вспомнилось Тревельяну; сутки дольше, год меньше, и наклон планетарной оси практически отсутствует – значит, нет смены сезонов… Ниже планетарного сфероида скользили физико-химические данные: вероятный состав коры, соотношение площади суши и океана, альбедо, диапазон температур на поверхности. Планета была холоднее Земли: на экваторе – двадцать градусов Цельсия, в умеренных широтах – восемь-десять. Однако она поддерживала жизнь и обладала кислородной атмосферой; мир, вполне пригодный как для землян, так и для их врагов фаата.

– Искусственные объекты в космосе не обнаружены, – сказал Ивар, покосившись на экран локатора. – Внизу тоже ничего… кажется, ничего… – Он пригляделся к едва заметным пятнам, то ли теням, отброшенным горами, то ли древним развалинам, то ли серому растительному покрову. – Хотя вот эти образования мне подозрительны. Надо бы проверить, но как?

«Взгляни на данные о плотности коры, – посоветовал командор. – Фаата не такие болваны, чтобы соорудить базу прямо на поверхности».

Мысленно вызвав нужный массив, Тревельян склонился к экрану. Его глаза сузились, ноздри раздулись, словно ощущая запах приключения.

– Подземные каверны, – произнес он, – полости с повышенным содержанием органики и металла. Сколько их! Под ледяным щитом на севере… в лесном районе центрального материка… на западном побережье… еще на малом континенте и океанских островах… Дед, это целая инфраструктура! Сотни, тысячи пещер!

«А я что говорил! Наверняка ангары для боевой техники, склады, казармы и, разумеется, линии обороны! – Командор на мгновение смолк и призадумался. – Хотя странная история… Наших червяков подбили мощным метателем плазмы, что для фаата не характерно. Как правило, они используют аннигиляторы».

– Аннигилятор разнес бы корабль сильмарри в пух и прах, – возразил Тревельян. – Может быть, фаата хотели не уничтожить их, а заставить приземлиться? Взять пленных и…

«Зачем им пленные червяки? – прервал его Советник. – Бывало, фаата брали пленных, но исключительно гуманоидов – у них с рождаемостью проблемы, необходим генетический материал. Червяки для этого не годятся, сам понимаешь. К тому же я носом чую, что били не для острастки, стреляли на поражение… Ты уж мне поверь!»

Ивар молча склонил голову – не в тех он был чинах, чтобы спорить с дедом по поводу военной тактики. Поднявшись и сняв шлем, он заглянул в передний грузовой отсек с установленным там горным лазером – три его ствола, выведенные наружу вместе с поворотным механизмом, гарантировали приличный сектор обстрела. После этого он направился в левый трюм, проверил, надежно ли закреплены контейнеры с оборудованием, поглядел на трафора, который растекся по полу плоской лепешкой, и возвратился в рубку. Спрятал на груди обруч с памятным кристаллом командора, потом сел, напялил шлем и резко хлопнул по подлокотнику. Страховочные ремни тотчас обхватили тело, а под креслом заверещал компенсатор инерции.

«Никак решил спуститься?» – полюбопытствовал дед.

– Надо же прояснить ситуацию. Вдруг там не фаата, а дроми или хапторы? Они к нам тоже теплых чувств не питают.

«Это верно. Снижайся, парень, только место выбери с умом и помни, что с пятисот километров они тебя достанут. Чем угодно достанут, аннигилятором, лазером, бластером… А корабль у нас не крейсер, не фрегат, а грузовая лоханка без силовой защиты».

– Бог не выдаст, свинья не съест, – сказал Тревельян. – Переключу локатор в режим интравизора [18]18
  Интравизо р – прибор для наблюдения сквозь непрозрачные препятствия – стены, слои горных пород и так далее.


[Закрыть] и проскользну над западным материком. Он небольшой, пересечем минуты за три, просветим полости, сделаем запись… Затем – свечкой вверх, только нас и видели!

«Неплохой вариант, – одобрил Советник. – Не забудь, однако, выполнить формальности. Порядок есть порядок».

– Разумеется. – Тревельян повернулся к вокодеру, назвал дату, свое полное имя, звание и должность, индекс транспортного корабля и номер рейса. Затем нахмурился в задумчивости, поглядел на локатор и произнес: – По праву первооткрывателя нарекаю эту планету именем Хтон [19]19
  Греческое слово «хтон» означает «земля». От него произошли имя «Хтоний» («земляной человек») и термин «хтонический», который используется для обозначения подземного мира и его божеств.


[Закрыть]. Основание: многочисленные подземные каверны, обнаруженные при орбитальном зондировании.

– Зафиксировано и передано на базовое судно, – произнес бортовой компьютер.

– Подключись к лазеру, – распорядился Тревельян. – Если нас атакуют, стреляй на поражение. Все! Идем вниз.

Под вой компенсатора он резко увеличил скорость, затем притормозил, и через двенадцать минут судно погрузилось в атмосферу. Последний виток завершился где-то между южным полюсом и экватором, и сейчас квадроплан летел к северо-востоку над беспокойной поверхностью океана. С высоты двух километров она казалась ровной, как отшлифованный серо-зеленый камень, но в приближении виделись огромные валы и брызги летящей по ветру пены. Только колыхание волн оживляло пейзаж – ни кораблей, ни птиц, ни морских обитателей локаторы не засекли. Полная безжизненность этих бескрайних владений воды и ветра угнетала.

Вдали появилась темная полоска береговой линии, и Тревельян начал снижаться. Древнее правило военных пилотов – чем ниже летишь, тем безопаснее – было справедливо и на этот раз, а перед теми древними асами имелось преимущество: бортовой компьютер. Не очень разговорчивый и без претензий на особый интеллект, но обладавший нечеловеческой реакцией.

Берег приблизился. Стали видны утесы – у их подножий, то вгрызаясь в камень, то отступая назад, ярилась вода. Скалы были голыми – ни мхов, ни лишайников, ни водорослей.

– Стерильная планета, – пробормотал Тревельян, делая мысленное усилие. Аппарат взмыл над скалами и заскользил над каменистой равниной, усыпанной черным щебнем. Здесь, однако, была какая-то растительность – над щебенкой торчали кусты с искривленными, изломанными ветвями, лишенные листьев и похожие на тысячи задранных к небу паучьих лап. Ивару почудилось, будто они склоняются вслед кораблю, но картина промелькнула слишком быстро.

Небольшой западный континент, который он пересекал сейчас по диагонали, оказался гористым. Береговая равнина поднималась к хребту или краю плоскогорья, рассеченному глубокими трещинами и каньонами; кое-где поблескивала вода, и над стремительным течением горных речек искрились радуги. Решив, что ущелье послужит хорошим укрытием, Тревельян направил машину к ближайшему разлому, откуда потоком струилась вода. В этой реке было нечто странное, и он еще не успел осмыслить странность, как заговорил Советник:

«Обрати внимание, малыш: реки не продолжаются на равнине и не стекают в океан. Почва поглощает воду».

– Думаешь, под землей водосборник?

«Не сомневаюсь. Все нуждаются в пресной водице, даже такие ублюдки, как фаата».

Мимо уже проносились стены ущелья и пенистая бушующая река. К обрывистым склонам с расселинами и пещерами цеплялась растительность – все те же кусты-пауки и что-то похожее на карикатурные деревья; их перекрученные стволы с жалкими пучками листьев в безмолвной мольбе тянулись к пролетающему кораблю. Маленькое красное солнце стояло в зените, заливая каньон скудным сумрачным светом. Крестообразная тень квадроплана, прыгая по камням и водным бурунам, скользила внизу.

Аппарат вырвался из ущелья и запетлял среди утесов и невысоких гор. Они находились уже километрах в трехстах от побережья и двигались с огромной скоростью; броня квадроплана начала светиться, а складки местности стали неразличимыми, словно ее задернули бурым покрывалом.

«Если у подножия гор водный коллектор, то база должна быть поблизости, – заметил призрачный Советник Тревельяна. – Держи ушки на макушке, паренек. Как бы нас не…»

Сверкнула молния, и квадроплан подскочил вверх, уходя от огненного жала. Горный лазер в переднем отсеке развернулся, алый трезубец ударил в скалу, взметнулись пыль и камни, затем над осевшей вершиной расцвел фонтан огня. Что-то неясное мелькало в нем, расточаясь в дыму и пламени; ветер подхватывал темные лохмотья, кружил и рассыпал на скалы серый прах. Эта картина, уже отдаленная в реальности на много километров, мерцала на боковом экране, записанная голокамерами корабля. Будто комментируя ее, бортовой компьютер сообщил:

– Первая цель поражена.

«Что у нас на локаторе? – поинтересовался командор. – Мы уже над базой? Над самым гадючником или еще в защитной зоне?»

– Не знаю, дед. Некогда взглянуть.

Сцепив зубы, Тревельян замер в объятиях кресла. Шлем раскаленными клещами сжимал череп, пальцы окаменели на подлокотниках, на лице выступила испарина. Они находились в центральной части континента, там, где хаос огромных бесформенных глыб и скал перемежался с пологими горами. Слившись со своим крестообразным аппаратом, Ивар мчался над каменными осыпями, бесплодными склонами, разломами, что змеились тут и там; не сбавляя скорости, он огибал высокие пики и видел, как в них распахиваются щели бойниц. Не руки, а мысль Тревельяна управляла сейчас кораблем, но даже ментальный импульс был недостаточно быстр, и потому коллоидный мозг человека нуждался в помощнике, в холодном стремительном машинном разуме. Для Ивара это было привычным; его эпоха являлась временем прочного союза людей с искусственными интеллектами.

– Атака, – произнес бортовой компьютер, и сотни молний настигли квадроплан. Возникло ощущение, что их порождают каждый утес, каждая горная вершина; огненный кокон сомкнулся вокруг корабля, Тревельян, ослепленный яростным блеском, на мгновение прищурился, взвыли компенсаторы, гася инерцию, и сквозь их стоны пробился спокойный голос:

– Вторая цель поражена. Третья цель поражена. – Пауза. – Разгерметизация правого трюма. Четвертая, пятая и шестая цели поражены. – Пауза. – Задет кормовой гравитатор. Снижение мощности на шестьдесят процентов. Седьмая цель поражена. – Пауза. – Разгерметизация правого трюма ликвидирована. Поражены цели восемь и девять. Попадание в носовой трюм, гравитатор выведен из строя. Десятая цель пора…

«Убирайся отсюда! – Ментальный вопль командора ударил в виски как набат. – Мы в зоне перекрестного обстрела! Двигай к морю! К морю, на максимальной скорости!»

«Мы и так уже на максимальной, – отозвался Тревельян. – Быстрее нельзя, сгорим!»

Он подавил искушение умчаться вверх, в стратосферу, и выйти в космос, где сопротивление воздуха не сдерживало полет. Подъем занял бы немного времени, но корабль в небе – отличная цель, и поразить ее можно за долю секунды… Помня об этом, Ивар прижимался к спасительной земле и маневрировал, пытаясь укрыться в скалах. Мерный голос компьютера, перечислявшего свои победы и потери, по-прежнему раздавался в рубке:

– Шестнадцатая цель поражена. Пробоина в кормовом отсеке, гравитатор выведен из строя. Левый гравитатор поврежден, потеря мощности тридцать процентов. Поражены цели семнадцатая и восемнадцатая. Нарушен баланс двигателей. Восстановление займет…

Квадроплан встал на дыбы, послышались треск и скрежет, запахло горящим акрадейтом. Пылающие иглы пронзили мозг Тревельяна, жаркая волна прокатилась по позвоночнику; он заорал, но шлем не сбросил – лишиться ментального управления было смерти подобно. Скорость упала, но все же аппарат выровнялся, перевалил последнюю горную цепь и устремился к проливу, что отделял западный материк от центрального. До моря было километров сто двадцать.

– Срезана часть правого трюма, – сообщил компьютер. – Гравитатор необратимо поврежден. Пробита водяная цистерна. Устройство космической связи разрушено, восстановлению не подлежит. Цели для ответной стрельбы не наблюдаются.

Плазменные разряды погасли. Раскачиваясь и содрогаясь, квадроплан мчался к морскому берегу.

«Будь осторожен, – посоветовал командор. – У побережья может находиться еще один оборонительный пояс».

Ивар снизился почти до самой земли и взглянул на пульт. Они лишились передатчика и одного из двигателей, два других тянули процентов на десять номинала, а последний, менее поврежденный, – на семьдесят. Машина, однако, держалась в воздухе и двигалась с прежней скоростью. Ее надежность восхитила Тревельяна. Впрочем, он понимал, что без серьезного ремонта от планеты им не оторваться.

Внизу мелькнули прибрежные скалы, развернулась серо-стальная поверхность пролива, и вслед кораблю снова ударили молнии. Квадроплан закачался сильнее. В днище ударила волна, подбросив аппарат.

– Попадание в левый трюм, – зазвучал голос бортового компьютера. – Двигатель теряет мощность.

Левый гравитатор был последней надеждой Тревельяна – кажется, слишком хрупкой. Он начал поднимать машину, чувствуя, что с каждой секундой она все тяжелее идет вверх. Над морем грудились темные облака, и там, где их подсвечивало солнце, облачная масса казалась пропитанной кровью. Тучи висели высоко, и искалеченный квадроплан не смог к ним подняться. Но все же Ивару удалось разглядесь противоположный берег.

«Дотянем до суши?» – спросил командор.

– Пожалуй. Найдем уединенное местечко, сядем на грунт, починимся. Если только… – Тревельян вдруг почувствовал, как на лбу выступает холодный пот. – Компьютер, что у нас с грузом в левом трюме? И что с трафором?

– Трафор цел, – раздалось в ответ. – Сгорели три контейнера.

– Какие?

– Продовольствие, напитки и гравипланер, – сообщил невозмутимый голос.

– В водяной цистерне что-нибудь осталось?

– Нет.

Наступило угрюмое молчание. Корабль уже преодолел пролив, и теперь внизу расстилалась дикая бесплодная местность – равнина, засыпанная серой пылью, с глубокими кратерами и оврагами, словно прочерченными гигантским плугом. Иногда этот унылый пейзаж сменял ослепительный блеск серебристой поверхности стекла или металла, некогда расплавленного, а потом застывшего зеркальными озерами. Впрочем, Тревельян не мог поручиться, что видит стекло или металл – блеск слепил глаза.

«Похоже, – заметил командор, – нам придется поголодать».

– Не нам, а мне, – мрачно уточнил Ивар. – Правда, бар-автомат загружен, но запасов в нем немного. Нужна вода.

«Ищи ручей или реку, малыш».

– Спасибо за совет. Ремонтный док нам тоже не помешает.

Словно в ответ на это замечание компьютер сообщил:

– Мощность двигателя падает. Теряем высоту.

Слева по курсу вставали горы, а где-то на востоке, как помнил Тревельян, лежал за серой пустыней большой оазис в форме шестиконечной звезды. Туда не дотянуть, мелькнула мысль. Но, очевидно, двигаться к оазису не стоило; там, где зелень и изобилие вод, наверняка есть люди – надо думать, целый гарнизон в подземной базе. Помянув фаата недобрым словом, Тревельян повернул на северо-восток, к горам.

– Снижаемся, – отрапортовал компьютер. – Дистанция до грунта восемьсот метров… семьсот пятьдесят… семьсот…

Горы вставали стеной с запада на восток и были невысокими – не горный хребет, а его руины, то ли разбитые ковровой бомбардировкой, то ли источенные временем. Пологие увалы тянулись в пустыню, зарываясь в серый песок словно пальцы великана; между ними, среди каменных россыпей, ближе к подножиям утесов что-то посверкивало – слюдяные пластинки или, возможно, кристаллы соли. Либо вода, решил Тревельян, с трудом удерживая аппарат от падения.

– Пятьсот метров, четыреста пятьдесят, четыреста… – монотонно бубнил компьютер.

Ивар сбросил скорость, потом завис над сравнительно ровной площадкой, почти свободной от камней. Теперь он разглядел, что здесь и в самом деле есть вода – маленькое озерцо, принимавшее крохотный водопад, который прыгал по крутому склону. Изображение на экране дрожало, квадроплан сильно раскачивало – от песка и скал поднимался поток нагретого воздуха. Прежде, при исправных двигателях, такая мелочь не мешала кораблю застыть в полной неподвижности, но сейчас он держался в воздухе чудом.

– Данный полетный режим грозит катастрофой, – напомнил компьютер. – Рекомендуется аварийная посадка. До грунта двести восемнадцать метров. Падение с такой высоты…

– Ясно, что костей не соберем, – буркнул Тревельян, направляя машину к земле. Взметнув тучи серой пыли, он с лязгом и скрежетом опустился между озерком и трещиноватым барьером увала, снял шлем и вытер ладонью пот с лица. Затем посидел минут пять с закрытыми глазами, чувствуя, как прибывают силы – медицинский имплант под левым ребром принялся за работу, восстанавливая гормональный баланс.

«Взгляни на показания локатора», – напомнил призрачный Советник.

– Успеется, дед. – Водрузив на голову обруч, Тревельян распорядился, чтобы были взяты пробы грунта, воды и воздуха. Пока трудились анализаторы, он заглянул в левый трюм, сморщил нос – оттуда тянуло запахом горелого, – велел проветрить помещение, потом, шагая по накренившейся палубе, вернулся в кресло, выпил сока и сжевал пластинку концентрата. В пищевом баре-автомате имелся запас продовольствия дней на пять-шесть, но два контейнера с запасом еды и питья были сожжены плазменной струей, пробившей корпус, а вместе с ними сгорел гравипланер. Антенна передатчика исчезла, а сам он превратился в лом. Мозг, к счастью, не пострадал, и полевое оборудование тоже уцелело.

На экран высыпали цифры и символы, результаты анализов. Бортовой компьютер докладывал, что воду в этом мире можно пить, воздухом – дышать, и что вирулентной микрофлоры не наблюдается – ничего такого, с чем бы не справился медицинский имплант. Температура тоже была приемлемой – плюс восемь по Цельсию. Ознакомившись с этими данными, Тревельян произнес:

– Не так плохо, как ожидалось. Связи у нас нет, зато с водой проблем не будет. Что с кораблем? Подняться можем?

– Нет, – сообщил компьютер. – Правый двигатель не подлежит восстановлению, остальные требуют ремонта в стационарных условиях. – Он помолчал и добавил: – В доке.

– Где я тебе док возьму? – буркнул Тревельян. – Сам справляйся!

– Невозможно, – раздалось в ответ. Потом, словно в утешение, компьютер заметил: – Пробоины в обшивке заращиваются, герметичность восстановлена. Питания по нормативам хватит на четыре дня.

– Связь с базовым кораблем отсутствует. Значит, нельзя вызвать другой квадроплан, – добавил Ивар.

«Это в любом случае бесполезно. Квадроплан – беспилотный аппарат. Без тебя его собьют, а если лоханка и доберется сюда, так в виде решета. Не советую рассчитывать на помощь».

– Спасибо, дед, это звучит очень ободряюще.

Встав, Тревельян направился к шлюзу, но Советник опять напомнил:

«Локатор. Взгляни на его показания».

– Не сейчас. Пока еще светло, я хочу осмотреться.

Раздвинулась внутренняя диафрагма, потом открылся люк. Без колебаний Ивар спрыгнул вниз, на почву неведомого мира, и отошел на пару десятков шагов. Под башмаками скрипел песок, сильные порывы ветра холодили кожу, в сумрачном низком небе, прячась за вершины гор, висело багровое негреющее солнце. От скал протянулись длинные тени, свет меркнул и наступала ночь – долгая ночь Хтона, почти равная суткам Земли.

Квадроплан лежал у скалистой гряды, что выступала из песка, смыкаясь на севере с горным склоном. Оттуда струился ручей, наполняя озерцо, и, если не считать журчанья воды и посвиста ветра, вокруг царила мертвая тишина. Невысокие горы вставали изрезанной стеной, уходившей на северо-восток и юго-запад, насколько хватало взгляда; кое-где среди коричневых и черных утесов виднелась серебристая растительность, то ли кусты, то ли низкие, приникшие к грунту деревья. С юга к горам подступала пустыня: серый песок, серые пологие барханы, серое блеклое небо и ветер, круживший серую пыль. На своем веку Тревельян повидал немало пустынь, ледяных, холодных или жарких, но эта внушала особое уныние. От нее исходил ментальный запах безнадежности.

На миг Ивару почудилось, что щупальца пустыни проникли в его разум и копошатся в голове, точно незримые пиявки, обыскивая память, бесцеремонно роясь в ее кладовых и закромах, высасывая все подряд: лица друзей и знакомых, картины юности, пейзажи Земли и иных миров, где ему довелось побывать, что-то еще, связанное, быть может, с его работой и предстоящей миссией. Было ли это ментальным вмешательством? Несмотря на весь свой опыт и тренировку, он не мог утверждать, что подвергается телепатической атаке; его ни к чему не принуждали, ничего не требовали, и охранявшие сознание барьеры не были нарушены. Вполне возможно, что воспоминания навеял пустынный безжизненный ландшафт – пустыни, степи и морская ширь обладали своеобразным гипнотическим эффектом, связанным с их необъятной безбрежностью.

Пожав плечами и отвернувшись от серых пространств, Тревельян направился к кораблю. Он обошел вокруг квадроплана, хмурясь и недовольно посапывая; трудолюбивый ветер заметал песком отпечатки его следов.

Машина находилась в самом бедственном состоянии. Она уже не была похожа на крест – половина правого грузового отсека исчезла, а двигатель, что окольцовывал его, расплавился и свисал с корпуса потеками металла и обгоревшей пластмассы. В остальных трюмах темнели пробоины, уже затянутые акрадейтом, броневая обшивка потеряла зеркальный блеск, большие кольца гравидвижков были смяты, и сквозь дыры в кожухах торчали обрывки проводов. Но, как утверждал бортовой компьютер, их можно было починить, найдись где-нибудь в окрестностях ремонтный док, киберы-монтажники и запчасти. В принципе, чтобы выйти в космос и добраться до грузового судна, хватило бы двух движков, но перебрать их вручную казалось невыполнимой задачей.