Текст книги "Первый после бога"

Слышал он отлично, но братец и его воспоминания о Лондоне, Гавре, Париже и прочих местах, где Руперт кутил и развлекался, Шелтона раздражали. Тем более что Руперт был там торговым агентом компании, платившей за него по счетам кабаков и модных лавок.

– Тридцать восемь футов… тридцать шесть футов… тридцать пять… – отсчитывал матрос, осторожно вытягивая веревку с грузом.

Большой фрегат Дэвиса, «Пилигрим» и «Утенок» миновали скалу, похожую на козью морду, – очевидно, глубины позволяли за нею встать на якорь. Вслед за «Амелией» двигались «Старина Ник» Френсиса Таунли и «Фортуна» Джонаса Рикса, потом остальные суда. Шлюп Лейта, имевший малую осадку, плыл у самого берега, и его команда – всего-то полтора десятка человек! – веселилась, выплясывая на палубе и стреляя из мушкетов в птиц. В воздух взмыла туча чаек, носившихся над сушей и водой с негодующими криками.

– Двадцать два фута под килем!

Кливер спустили, и теперь «Амелия» двигалась не быстрее лодки с парой гребцов. «Холостяк» отдал якоря, потом загрохотали цепи на двух других фрегатах. Боцман, дождавшись команды Кинга, тоже взялся за якорь вместе с Бруксом и дюжим Мэтом Уэллером, но облюбованную Батлером скалу бриг проскочил. Стоянка под «козьей мордой» досталась Таунли.

Причина задержки в пути была известна – еще по другую сторону пролива решили посовещаться в подходящем месте. Разумеется, на корабле Дэвиса, который назначил себя предводителем похода. Не все были с этим согласны, но Шелтон, в отличие от задиристого Таунли, спорить с Дэвисом не собирался. Так что он велел спустить ялик, добавил, что команда, кроме вахтенных, может отдыхать, и спустился с квартердека. Он уже занес ногу над штормтрапом, когда его догнал братец Руперт.

– Кажется, Пит, ты хочешь ехать один? Полагаю, это неправильно. Это ущемляет мои… э-э… прерогативы. Я должен знать о всех ваших решениях!

– Ты будешь знать ровно столько, сколько я сочту нужным, – вымолвил Шелтон.

Щека Руперта дернулась.

– Не забывай о коммерческой стороне этой экспедиции и наших семейных интересах! Я здесь, чтобы…

– Я не забуду. – Питер окинул кузена холодным взглядом. – И ты не забудь, Мисси: я – капитан. В дела капитана лезть не стоит.

Руперт Кромби побагровел.

Шелтон спустился в ялик и велел грести к фрегату Дэвиса.

Однажды, когда ему было восемь, а Руперту – девять, братца привезли в Картахену, поместье деда. Для чего, Питер уже позабыл; то ли отдохнуть от зноя в тенистых садах усадьбы, то ли познакомиться с Шелтоном-старшим и услышать его поучения, столь полезные для юного джентльмена. Месяц Руперт прожил в одной комнате с Питером, но это не стало залогом дружбы и братской любви. Кузен боялся змей и крыс и не хотел охотиться на них, не умел точить ножи, не знал, сколько пороха надо засыпать в мушкет и как забить пулю, в море купался только у берега и с камней не прыгал, не желал играть в пиратов, жечь в лесу костер и жарить мясо, украденное Питером на кухне. Словом, компаньон из него был никудышный, а к тому же он обладал нежным румяным личиком в светлых кудряшках. Простодушные негры в дедовом поместье принимали его за девчонку и обращались, как положено: «мисси».

Обидное детское прозвище… Возможно, не стоило дразнить кузена, размышлял Питер. Они давно повзрослели, и Руперт уже не тот ангелок с золотыми локонами, а зрелый мужчина. Кстати, опытный торговец и неплохой фехтовальщик – тому и другому учился во Франции… У него, конечно, преувеличенное мнение о собственной персоне, но до сих пор он не совался под руку. Впрочем, и повода не было – плыли и плыли вдоль берегов Патагонии, справа – суша, слева – океан, а сверху – небеса Господни…

Лодка причалила к борту фрегата, и мысли Шелтона прервались.

* * *

Капитанский салон на фрегате Дэвиса был просторен, с широкими окнами, врезанными в обшивку кормы, – сквозь них струился солнечный свет и синело небо с метавшимися в вышине птицами. Обшитые фернамбуком стены салона, стол, кресла, шкафы и посеребренные светильники еще помнили не столь далекое прошлое, когда корабль носил другое имя и плавал под флагом Кастилии в составе Золотого флота[20]20
  Золотой флот, Золотой караван – см. Приложение 2.


[Закрыть]. Нынче мебель на бывшем испанском галионе потеряла свой нарядный вид, стол покрывали винные пятна, кое-где виднелись следы ножа, ковер на полу, некогда яркий и пышный, поблек и прохудился. Но два бронзовых орудия, глядевших в сторону кормы, сияли, точно облитые золотом, а развешанные по стенам тесаки и шпаги были начищены до блеска.

Эдвард Дэвис сидел во главе стола, в резном кресле, нежившим когда-то испанского адмирала. По обе стороны от него – Сван и Таунли; эти трое были признанными главарями, и пять сотен из восьмисот корсаров находились под их командой. Остальные капитаны, и Шелтон в их числе, устроились кто у стола, кто у стены; Пат Брэнди оседлал орудие, а Лейт, которому тоже не хватило кресла, уселся на бочонок с порохом. Шелтон выбрал место рядом с Грегором Рокуэллом, давним своим знакомцем; когда-то, еще плавая на старой «Амелии», он помог Грегору отбиться от трех испанских кораблей. Нынче своего судна у Рокуэлла не было, он пошел в подручные к Дэвису и командовал «Пилигримом», вторым его кораблем.

– Выпьем, джентльмены! – Эдвард Дэвис широким жестом указал на стол. – Выпьем за успешное начало предприятия! Мы в Южном океане!

Рома не было, только испанское вино в двух не очень объемистых кувшинах. Зато вместо кружек – серебряные кубки. Правда, разнокалиберные, награбленные неведомо где.

Вино оказалось слабым и кисловатым. Питер заметил, как Таунли сморщился и отставил недопитый кубок. А затем буркнул:

– Проклятье! Что ты считаешь успешным началом, Эд? То, что мы прошли четыреста миль за половину месяца?

На длинной сухощавой физиономии Дэвиса не отразилось ничего, лишь дрогнули ноздри костистого носа.

– Мы в Южном океане, – спокойно повторил он. – Мы добрались от Ямайки до пролива и миновали его. Наши корабли целы, а наши люди живы.

– В этом дьявольском краю скоро зима. Никакой добычи окрест! – Таунли махнул в сторону окна. – Надо скорей выбираться отсюда! И брать первый же испанский город!

– Насчет выбираться – согласен, – с прежним ледяным спокойствием произнес Дэвис. – А брать город обождем. Сначала – в Панаму, где ждут Гронье с Пикардийцем.

Таунли воинственно уставился на Дэвиса:

– Это еще зачем? К чему нам французы?

– Напоминаю, так мы с ними договорились. Договор есть договор! Кроме того, у нас будет больше людей, и мы сможем…

Капитан «Старины Ника» грохнул кулаком по столу.

– Ха, людей! Лягушатников, ты хочешь сказать!

Таунли был вспыльчив, сварлив и жаден и считал, что всякие договора писаны не для него. Дэвис относился с большим уважением к обычаям Берегового братства, показывая это при любом удобном случае. Его можно было бы считать неплохим предводителем, но слова Дэвиса часто скрывали его намерения и мысли – точно крышка ларца, в котором спрятан острый нож или заряженный пистолет. Властолюбивый, но осторожный, Дэвис никогда не забывал обид и не любил возражений, однако не торопился с ликвидацией несогласных. Соединившись с Пикардийцем и Гронье и увеличив свои силы, он мог отделаться от Таунли многими способами – переманить к себе его людей, или отпустить весь отряд, или всадить несговорчивому капитану пулю в лоб. Но здесь и сейчас он проявлял терпение.

Пожилой Чарли Сван, экипаж которого был больше, чем у Таунли, а на фрегате имелось шестнадцать пушек, примирительно молвил:

– У французов пятьсот человек, и драться они умеют. С таким пополнением мы можем взять даже Лиму! Лиму, где любой бедняк-испанец ест на серебре! – Сван поднял серебряный кубок, и его глаза под нависшими бровями жадно сверкнули. – А их вице-король, их гранды и попы жрут с золотых тарелок! Нам не хватит кораблей, чтобы увезти добычу!

– Добыча велика тогда, когда в дележке нет лишних, – заметил Джонас Рикс, капитан «Фортуны». – Но я согласен с адмиралом, договор есть договор. Нужно идти в Панаму, как мы обещали.

Согласен с адмиралом! Щекастая физиономия Таунли перекосилась, он яростно вцепился в отвороты своей потрепанной куртки. С адмиралом! Дэвиса впервые так назвали, о чем, вероятно, условились заранее – Сван ухом не повел, а Кук и Бамфилд одобрительно кивнули. Мнение Пата Брэнди и Лейта было неинтересно – по причине незначительности их отрядов и отсутствия пушек на кораблях. На барке Таунли орудий тоже не имелось, и потому он скрипнул зубами, но смолчал.

Шелтон наклонился к Рокуэллу, сидевшему рядом, и произнес чуть слышно:

– Итак, у нас уже есть адмирал? И когда мы его выбрали?

Грегор усмехнулся:

– Господь сказал: когда есть пушки и мушкеты, выборы не нужны.

Таунли, заметив, что они шепчутся, мрачно уставился на обоих – должно быть, решил, что ему перемывают кости. Не обращая на него внимания, Питер потянулся к кувшину, плеснул себе в кубок и выпил. Захмелеть от этого вина было нельзя, разве что от целой бочки. Хитроумный Дэвис не зря его выставил.

Поглядев на капитана «Амелии», Эдмунд Кук тоже хлебнул, утерся рукавом рубахи и прочистил горло. Потом воскликнул:

– Разрази меня гром, я тоже за Панаму! С городами долгое дело, а вот если Золотой караван подстережем… По ту сторону перешейка его не взять, охрана большая, а здесь, думаю, поменьше.

– Опять же, нас не ждут, – добавил Рикс. – Загоним их в Панамскую бухту, чтобы перетащили груз на берег, а с суши навалится Гронье… Можно взять больше, чем в Лиме!

– Здравая мысль. Взять больше всегда хорошо. – Дэвис ухмыльнулся.

Его рот походил на трещину под бушпритом носа, и, несмотря на усмешку, никакого веселья в глазах не замечалось. Наоборот, они смотрели холодно и настороженно.

– Итак, – произнес адмирал, задержавшись взглядом на Таунли, – идем в Панаму, джентльмены! Есть возражения?

Возражений не нашлось, но Френсис Таунли смотрел волком. Пожалуй, он мог считаться самым опасным, самым жестоким из собравшихся здесь, но до Монбара ему все же было далеко. Как, впрочем, и остальным; эти пиратские главари не обладали такой известностью, как Рок Бразилец, Олоне и де Грамон[21]21
  Монбар по прозвищу Губитель, Рок Бразилец, Олоне, де Грамон – знаменитые карибские пираты, отличавшиеся, как правило, изощренной жестокостью.


[Закрыть], и, конечно, ни один из них не мог тягаться с великим Генри Морганом. О подвигах этих героев рассказывал дед, а Моргана Питер видел сам и в пору расцвета, и в нынешнем жалком состоянии. И все же, не будь сэр Генри вечно пьян, не страдай он от старческих недугов, он и в свои годы обскакал бы всех, и Дэвиса, и Таунли, и Свана. Эти трое не отличались особой удачей, тогда как главари французов, добравшихся до Южного моря пешком, снискали больше славы в Береговом братстве. Питер знал, что Франсуа Гронье уважают за рассудительность и справедливость, а что до Пьера Ле Пикара по кличке Пикардиец, тот ходил с Олоне на Маракайбо и Гибралтар, а позже – снова на Маракайбо, но уже с Морганом.

Потягивая кислое винцо, чтобы не сохло в глотке, капитаны обсуждали план дальнейших действий. Говорили о том, что продовольствие на исходе и нужно быстрее добраться до мест обетованных, пошарить в Панаме по деревням и пастбищам, по винокурням и амбарам; говорили, что не хватает пушек, и взять их надо вместе с галионами испанцев; говорили, что нужно лечь костьми, но пересечь экватор до зимних штормов; говорили, что лезть к укрепленным городам пока не стоит, дабы не терять времени и не спугнуть Золотой караван; еще говорили, что хоть не будет высадок на сушу, но ежели пошлет Господь испанца в море, добыть его не грех. Шелтон слушал вполуха, так как его служба под командой Дэвиса закончилась. Он свой контракт выполнил и в Панаму не пойдет.

За пару часов завершили дела, и Дэвис велел нести тушенную с жиром солонину, сухари и ром, а на закуску – сухие фрукты. Капитаны, соскучившись по крепкому, пили с большой охотой. Вскоре в салоне повисли едкие ароматы пота и перегара; ветер, задувавший в раскрытое окно, не мог разогнать эту вонь и лишь добавлял к ней запах соленой воды. Булькало горячительное, стучали кубки, шаркали сапоги, голоса людей сливались в нестройный хор; трое-четверо говорили разом, вспоминали удачные дни и веселые ночи, хвастались, сквернословили, горланили. Ром горячил мозги и тела; кое-кто, сбросив куртку из бычьей кожи, уже добирался до рубахи или стаскивал заляпанный жиром и вином жилет. Эти люди пили, ели и держались так, как было им привычно в кабаках Тортуги или Порт-Ройяла, где капитан разбойничьей посудины всегда желанный гость. Шелтон, представив в их компании братца Руперта с его кружевами, тростью и щегольскими туфлями, невольно усмехнулся. Пожалуй, здесь он остался бы без трости, без кружевной рубашки и – очень вероятно! – без камзола и штанов.

– Ты! – Таунли, вскочив и брызгая в ярости слюной, вытянул к Питеру руку. – Ты, краб вонючий, что пасть раззявил? Ты над чем смеешься?

Шелтон, не моргая, смотрел на него, молчал, кривил губы. Это взбесило Таунли еще больше.

– Клянусь святыми угодниками! – Он приподнялся с кресла. – Проглотишь свою ухмылку вместе с зубами!

Капитан «Амелии» тоже встал. Голос его был негромок, однако за столом сразу воцарилась тишина.

– Никто не запретит мне смеяться, когда я того пожелаю. Хотите сказать что-то еще, сэр?

– Да! – Взревев, Таунли выхватил нож и с размаха всадил его в столешницу. – Да, порази меня Господь! Кто смеется над Френсисом Таунли, того отсюда понесут вперед ногами!

Пальцы Шелтона сомкнулись на рукояти ножа. По обычаям Братства, первым обнаживший клинок бросал противнику вызов.

– Я могу выйти сам. На шканцах достаточно места, чтобы решить наш маленький спор.

Грегор Рокуэлл коснулся его локтя и тихо произнес:

– Он злится на Дэвиса и ищет, на ком бы сорвать гнев. Берегись, Питер!

Шелтон только повел плечами. Он был моложе и сильнее Таунли; кроме того, капитан «Старого Ника» изрядно нагрузился ромом. Впрочем, поговаривали, что Таунли пьяный еще опаснее Таунли трезвого – под хмельком он старался непременно зарезать или изувечить противника. А ножом он владел очень неплохо.

Флибустьеры зашумели, предчувствуя развлечение, но длинное лицо Дэвиса стало мрачным. Хлопнув по столу ладонью, он произнес:

– Остыньте, дьявол вас побери! Остыньте и спрячьте ножи! Я не позволю, чтобы мои капитаны перерезали друг другу глотки!

– Я не твой капитан! – рявкнул в ответ Таунли. – Чья глотка мне нравится, ту и режу! Его! – Он выдрал из столешницы нож и ткнул им в сторону Питера.

– Френки в своем праве, Эд, – вымолвил Чарли Сван, поглаживая седоватую бороду. – Юноша был непочтителен. Кто он такой, чтобы спорить с любым из нас?

– Он тот, кто вел корабли через пролив и сделал это отлично, – напомнил Дэвис. Его глаза сузились, пальцы сжались в кулаки. – Хотел бы я, чтобы среди вас, мошенники и воры, было побольше таких мореходов!

– Он взялся за н-нож и, значит, п-принял вызов! – выкрикнул Джон Бамфилд, возбужденно потрясая кубком и разбрызгивая ром. – Н-негоже мешать дж… дж… джентилменам, коль з-захотелось им пустить друг дружке кровь! Т-ты наш адмиррал в б-бою, но сейчас-то м-мы отдыхаем! И желаем… это… рразвлечений!

За столом одобрительно загалдели. Таунли, сопя и чертыхаясь, уже протискивался к выходу, а Питер Шелтон, посматривая на крепкую шею и побагровевшее лицо противника, все еще пребывал в раздумьях. Зарезать эту скотину?.. Пожалуй, неверное решение. Нет, неверное! Повод мелкий, а Таунли все же капитан, и не из последних в Береговом братстве… Кончишь его, скажут – пьян был, а то порвал бы этого Шелтона в клочья! Но и спускать нельзя. Как говаривал дед, сел обедать с дьяволом, запасись длинной ложкой.

Он размышлял об этом, а ноги сами несли на шканцы, где гудела толпа в сотню человек. Команда тоже желала развлечься, и те, кому не досталось места на палубе, лезли на реи, седлали фальшборт, цеплялись за снасти, стояли на трапах кормовой надстройки. Дэвис, гоняя по щекам желваки, распорядился, чтобы «проклятые бездельники» убрались на шкафут, и толпа отхлынула к грот-мачте, освободив место для поединка. Таунли сбросил засаленную куртку из бычьей кожи, завернул рукава рубахи и дважды рассек воздух ножом. Шелтон тоже разоблачился, сунув кому-то свой камзол и пояс с пистолетами. Оказалось, Пату Брэнди, капитану барка «Три песо». Пат, пьяный в стельку, все-таки держался на ногах и шевелил языком, даже стал давать советы, что и где у Таунли лишнее, и как это лишнее отхватить половчее.

Под свист и улюлюканье корсаров поединщики начали сходиться. Питер заметил, что нож в руке противника не дрожит и двигается он вполне уверенно, будто не нагрузился ромом до бровей. Глаза Френсиса Таунли смотрели остро и зорко, и мерцал в них нетерпеливый жадный блеск, словно у пса при виде кости. «Не в усмешках дело, что-то он ко мне имеет, – мелькнуло у Шелтона в голове. – Но что?..» По пути от Ямайки до пролива он не ссорился ни с Таунли, ни с кем другим; флотилия большей частью находилась в море, высадки на берег были недолгими, ром отпускали скупо, и если случилась пара драк, то без поножовщины. Дрались больше свои со своими, вспоминая старые обиды; никто из экипажа Таунли не цеплялся к людям с «Амелии» и наоборот. Однако…

Сверкнул клинок. Шелтон перехватил запястье врага. Его правую руку с ножом точно так же стискивали пальцы Таунли. Ломая друг друга, они закружились на досках палубы под выкрики и гогот зрителей.

– Я тебе печень вырву, моча козлиная, – пробормотал Таунли, обдавая капитана «Амелии» густым перегаром. Но похоже, выпил он меньше, чем казалось – во всяком случае, ром не убавил ему ни силы, ни резвости.

– Чего тебе надо? – спросил Питер, глядя противнику в глаза. – Что ты ко мне привязался?

– А ты как думаешь?

Взгляд у Таунли был совершенно трезвый, и даже особой злости в нем не замечалось. Холодный изучающий взгляд. Так смотрит опытный боец, а не подвыпивший забияка.

– Не догадался, чистоплюй? Так я тебе объясню, но не сейчас. Позже, когда кишки на нож намотаю.

«Мой корабль, – подумал Шелтон. – Мой корабль, экипаж и пушки, вот что ему нужно! Просто необходимо, чтобы встать вровень с Дэвисом! Ну, если не вровень, так вторым главарем вместо Свана…»

Он резко оттолкнул врага, освободив запястье. Теперь они двигались в пяти футах один от другого, пригнувшись, вытянув руку с клинком в сторону, выбирая момент для атаки.

«Чтобы стать сильнее, нужны люди, корабли и пушки, – размышлял Шелтон, не спуская глаз с противника. – Не убив капитана, это не возьмешь. А кого выбрать?.. Того, кто не совсем из своих, кто пристал на время к Береговому братству и не сегодня-завтра уйдет, исчезнет вместе с судном и командой. Таунли наверняка знал о контракте Дэвиса с компанией «Шелтон и Кромби», знал и не торопился. А вот теперь, когда пролив позади, а впереди – сокровища испанцев, самое время подсуетиться!»

Они снова сошлись. Замелькали, зазвенели клинки, и через минуту Питер понял, что он не только сильнее, но и быстрее Таунли. Тот был старше лет на десять, пониже ростом и легче на добрых пятнадцать фунтов. Таунли знал про контракт, а кто такой Питер Шелтон, внук Однорукого Пита, ему известно не было. Шелтоны являлись для него купцами, пусть английскими, но все же купцами. Купец же корсару не соперник, не те у купца умения и дух не тот. Купец, даже рослый и сильный, баран под корсарским ножом!

Он ошибался. Правда, драться Таунли умел, и если бы не уроки деда и многолетний опыт, Питер уже бы лег на палубные доски с распоротым животом. Его учили владеть шпагой, но к этому благородному искусству дед относился с презрением, утверждая, что в бою куда полезнее топор, тесак и нож. Само собой, речь шла о схватке на палубе, в тесноте и толчее, когда ноги скользят в лужах крови, трупы валятся со всех сторон, и проще столкнуть противника за борт, чем нанести удар длинным клинком. Шелтон-старший был несомненно прав, в чем Питер убедился в первом же плавании. А в море он вышел в шестнадцать лет.

Внезапно Таунли перебросил нож в левую руку и попытался воткнуть его Питеру под ребра. Не удалось – молодой и ловкий противник отпрянул, лезвие скользнуло мимо, и капитан «Старины Ника», не удержав равновесия, упал на колено. Ямка между шеей и плечом так и просилась под клинок, но Питер знал, что этот удар станет смертельным – лезвие рассечет сонную артерию, и тут ни один хирург не поможет. Убивать Таунли он не хотел, но проучить его стоило.

Нож опустился, и шею Френсиса Таунли украсила длинная царапина. Как раз за ухом, под волосами; несколько срезанных прядок закружились в воздухе, тонкая струйка крови обагрила плечо.

Таунли вскочил. Холод в его глазах сменился яростью и изумлением; то ли его удивляло, что он еще жив, то ли ловкость, с которой враг доказал свое превосходство. С громким криком он прыгнул к Шелтону, целясь в горло острием ножа, но тот опять увернулся. Правда, на этот раз не так удачно – нож распорол рубаху, задев кожу на плече.

– Джентльмены пустили друг другу кровь! – выкрикнул Рокуэлл.

– На этом можно и закончить, – произнес Дэвис. – Как ты считаешь, Чарли? Или подождем, когда Френки лишится ушей?

– Это было бы печально, – отозвался Сван. – Он и так у нас не красавец, а без ушей…

Конец фразы был перекрыт яростным воплем Таунли. Его лицо налилось кровью, жилы на шее вздулись, в глазах сверкало бешенство. Он снова бросился на противника, и Питер снова отступил, но ухитрился кольнуть ножом в ягодицу. В толпе корсаров загоготали.

– Я сказал – закончить! – рявкнул Дэвис, озирая свой экипаж. – Ну-ка, парни, растащите этих идиотов! Боб, Сэм, Дик, Джонни! Растащите их, живо!

«И правда пора кончать», – решил Шелтон. Схватка не утомила его, были в жизни Питера баталии посерьезнее – не раз и не два старый его бриг, прежнюю «Амелию», пытались ограбить то испанцы, то французы, а однажды пришлось померяться силами с португальским галионом – к счастью, неповоротливым, а то бы ног не унести. С нынешней «Амелией» такие казусы происходили реже – корабль большой, быстроходный, калибр пушек тоже не маленький… Убеждает!

Перехватив руку Таунли с ножом, он прижал его к мачте. Крепко прижал и, надавив всей силой, стукнул затылком о дерево. Зубы Таунли лязгнули, глаза померкли. Клинок Питера щекотал его под правым ребром.

– Дернешься, получишь пять дюймов железа в печень, – тихо промолвил Шелтон. – Это всё, чем могу быть полезен. А про «Амелию» не мечтай. Корабль мой!

– Сообразил… – хрипло вырвалось у Таунли. – Ничего, жизнь еще не кончилась… Я тебя достану!

– Но не сейчас, – сказал Питер и ударил его коленом в пах. Потом сунул клинок в ножны и сделал шаг назад, оставив Таунли корчиться на палубе.

– Хваткий юноша, – подвел итог Сван. – Клянусь сатаной, мы еще о нем услышим!

– В будущем – вполне возможно, – согласился Дэвис. – А сейчас прошу джентльменов очистить палубу и вернуться к своим кораблям. Ночуем здесь, завтра выступаем и, как решили, идем в Панаму. Этого, – он ткнул пальцем в Таунли, – грузите в его шлюпку. Поосторожнее с ним, а то яйца оторвутся!

Ранка на плече Шелтона немного кровоточила. Он прижал к порезу ткань рубахи, дождался, когда кровь засохнет, и стал оглядываться в поисках Пата Брэнди и своего камзола. Но Брэнди уже и след простыл – шлюпки и ялики капитанов двигались к кораблям, весла пенили воду, кто-то веселился и, радуясь грядущим барышам, палил в воздух, кто-то орал дурным голосом, но в шлюпке Таунли молчали. Сам он сидел на корме, мрачно разглядывая берег.

– Ваша одежка, сэр.

Матрос протягивал Шелтону камзол и пояс с пистолетами. Кивнув, он сунул руки в рукава, застегнул пояс и направился к фальшборту и своему ялику.

– Стой, Шелтон! Подожди!

К нему быстрыми шагами приближался Эдвард Дэвис. Лицо его было озабоченным, как и положено адмиралу, которого ждут сокровища Лимы, Панамы и Золотого флота. Всё погрузить, пересчитать, вывезти и разделить… «Видит бог, изрядные хлопоты!» – подумал капитан «Амелии».

– Твой дед мог бы тобою гордиться, – молвил Дэвис, положив руку на плечо Питера. – Таунли – крепкий орешек!

Питер молча кивнул, ожидая продолжения. Наверняка у Дэвиса было что сказать, кроме пары лестных слов.

– Ты мог бы отправиться с нами, – произнес адмирал после недолгой паузы. – Здесь хватит богатств на всех. Загрузишь корабль серебром по самую палубу! Так и будет, клянусь преисподней!

– Нет. Я свой контракт выполнил, – отозвался Шелтон. – Панама в мои планы не входит.

– А что входит? – Дэвис уставился на него испытующим взглядом, но капитан «Амелии» молчал. – Ну что ж, – сказал вождь корсаров, – твои тайны – это твои тайны, и я в них лезть не стану. Однако жаль терять такой корабль и такого капитана. Может быть, ты останешься со мной, пока мы не встретим испанский флот? Твои пушки очень пригодились бы.

Питер покачал головой.

– Сожалею, сэр, но у меня есть точные предписания хозяев, которым я обязан подчиняться. С пятидесятого градуса широты они вступили в силу.

Дед преподал ему много полезного, но кое-что досталось и от отца. Джон Шелтон был мирный человек, не корсар, а предприниматель и купец, но люди этих занятий имеют изощренный ум. Совет, данный им сыну, звучал так: если нужно отговориться, вали все на компанию. Неважно, что ты наследник и будущий ее владелец; сейчас ты – капитан на службе у фирмы «Шелтон и Кромби». Что велели, то и делаешь, а о сути приказов – молчок, ибо таково распоряжение хозяев.

– Тебе все равно придется плыть с нами, пока ты движешься к экватору, – заметил Дэвис. – Если мы встретим испанцев и вступим в бой, ты ведь не убежишь? Не забудь о добыче и о том, что я тебя не обделю.

– Безмерно благодарен, сэр. – Питер отвесил изящный поклон. – Клянусь Господом, я был бы счастлив плавать под командой такого адмирала, как вы! К сожалению, я не могу дольше оставаться с вами. Я снимаюсь с якоря немедленно и беру курс в океан.

– В океан? – Дэвис в изумлении приоткрыл рот. – Черт возьми, в океан! Что там тебе нужно?

Питер потер висок. Врать не хотелось, но, кажется, другого выхода не было.

– Видите ли, сэр, компаньон моего отца – человек богобоязненный. Его тревожит, что в мире полно язычников, не узревших света истинной веры. Так что мы должны найти подходящий остров в океане и поведать его диким обитателям о Сыне Божьем, который принял муки за нас и за этих несчастных туземцев, которые даже не знают про Господа, Иисуса Христа и Святую Библию.

Дэвис упер руки в бока и расхохотался. А отсмеявшись, произнес:

– И когда ты придумал эту сказочку?

– Почему сказочку, сэр? Мой предок, как вам известно, плавал с Френсисом Дрейком, посетившим многие острова в южных морях. На них произрастают пряности и другие полезные злаки, ценность которых выше, чем у золота и серебра. Если мы случайно наткнемся на такой остров, можно совместить обращение язычников с другим полезным делом. В конце концов, мы несем им свет веры, а за это нужно платить! Скажем, мускатным орехом, корицей и перцем!

– Вот это я понимаю, – произнес Дэвис. – Что ж, плыви к дикарям за перцем, а я поплыву в Панаму за золотом. Каждому свое!

Спустившись в ялик, Питер бросил прощальный взгляд на «Радость холостяка» и его капитана. Дэвис задумчиво глядел ему вслед. Похоже, он оставался в твердой уверенности, что славный предок рода Шелтонов оставил потомкам не только сведения о проливе, но еще и о каком-то острове в южных морях, полном сказочных сокровищ. На рынках Лондона и Парижа пряности в самом деле стоили изрядно.

Гребцы навалились на весла. Дюжий Мэт Уэллер сказал:

– Ловко вы разделались с этим типом, капитан. Будет неделю кровью мочиться.

– Лучше две, – добавил Найджел Мерфи.

– Да сгноит Господь его душу! – с чувством произнес Билл Хендлер по прозвищу Фартинг, а Брукс – просто Брукс – кивнул одобрительно. Этот Брукс был известный молчальник.

Проплывая мимо «Старины Ника», Шелтон заметил на палубе суету. Самого Таунли не было видно, но люди его словно собирались в бой: разбирали мушкеты, топоры и шпаги, готовили шлюпки к спуску на воду, вязали к канатам железные крюки. Хотят на берег съехать и поохотиться на птиц?.. «Нет, не на птиц, – подумалось Питеру, – для этого не нужны топоры и крючья». Он велел гребцам поднажать, и через несколько минут ялик стукнулся о борт «Амелии».

– Выбрать якорь! – выкрикнул Шелтон, взлетев по трапу на палубу. – Ставить паруса! Мартин, выводи корабль из бухты! Мы уходим. Немедленно!

Лязгнула якорная цепь, боцман погнал матросов к снастям, на реи и мачты, четверо гребцов подняли шлюпку, рулевой, прислушиваясь к командам Кинга, начал осторожно разворачивать «Амелию». Хлопнули, забирая ветер, паруса, и бриг будто ожил, ощутил свою мощь в борьбе с волнами и течениями. Скалистый берег, над которым кружили чайки, все быстрее и быстрее поплыл мимо, и вместе с ним уходили назад силуэты кораблей: фрегаты Дэвиса и Свана, большой барк Таунли, крохотный «Москит» Самуэля Лейта, суда Кука и Рикса, Брэнди и Бамфилда. Ветер спускался на незримых крыльях с далеких гор, и когда «Амелия» обогнула мыс, похожий на согнутый палец, лихо вздул паруса и погнал корабль в море.

Подошел Дерек Батлер – как раз тогда, когда капитан ухитрился стащить камзол. Заметив окровавленную рубаху Питера с разрезанным рукавом, первый помощник окликнул хирурга, велел нести бинты и воду. Затем полюбопытствовал:

– С чего шумели на «Холостяке»? Ром в башку ударил? Решили слегка капитанов порезать?

– Нет, – промолвил Питер, наблюдая, как хирург бинтует царапину. – Таунли повеселиться захотел. Пришлось его охолонить.

– Таунли? Лихой моряк, но скандалист! – Батлер с осуждением хмыкнул. – А уходим почему?

– Чтобы веселье не продолжилось. На «Амелии» пушки, зато у него народа вдвое больше. Свара нам ни к чему.

– Это верно, – согласился помощник. Затем бросил взгляд на мыс, над которым торчали мачты пиратской флотилии, и добавил: – Чем выше заборы, тем лучше соседи. Так уж от праотца Адама повелось, и так, думаю, будет до скончания веков.

Резвая волна приподняла «Амелию» и покачала на своей упругой спине. Красный солнечный диск плыл над горизонтом, но еще не коснулся морской поверхности. Распустив паруса, бриг плыл прямо к солнцу, словно мошка, что летит на яркий свет костра.