Текст книги "Литературный талант. Как написать бестселлер"

Михаил Ахманов
Литературный талант: Как написать бестселлер

Предисловие. Обращение к читателю

Нельзя научить другого творить, в лучшем случае можно научить писать и читать.

Марио Варгас Льоса. «Письма молодому романисту»

Эта книга предназначена тем, кто имеет склонность к профессии литератора, кто пишет первые рассказы, повести, романы или, возможно, что-то уже опубликовал, но желает обрести мастерство. Такого труженика пера, в каком бы жанре он ни работал, я буду иногда называть сочинителем – данный термин нравится мне больше, чем «прозаик». То, о чем я собираюсь рассказать, известно даже начинающим литераторам; человек, посвятивший сочинительству хотя бы два-три года, с неизбежностью приходит к раздумьям о всевозможных секретах и хитростях «писательской кухни». Но писатель – профессия сугубо индивидуальная. Писатель трудится не в коллективе, он одинок у своего стола, его встречи с коллегами эпизодичны, а у начинающего автора подобные контакты нередко вообще отсутствуют.

Отсюда вывод: возникающие вопросы и ответы на них могут показаться сомнительными и вызвать ощущение внутреннего дискомфорта. Должен ли я составить план романа или писать по наитию?.. Верно ли я строю сюжет?.. Что я должен знать о главном герое и второстепенных персонажах?.. Почему иногда пишется легко и быстро, а временами – трудно и медленно?.. Что делать, когда герой ведет себя не так, как я задумал?.. В чем разница между романом, повестью, рассказом?.. Как разнообразить речь персонажей?.. Таких вопросов великое множество.

Вам, начинающему писателю, нужно осознать, насколько ваши ответы близки к истине, выяснить, что думает более опытный автор – то же, что и вы, или нечто иное.

Помочь начинающему – одна из задач моей книги.

Существует ряд пособий на тему «как написать роман» или, в более масштабном варианте, «как сделаться писателем» (см. раздел «Литература»). Но какие из этих изданий полезны, а какие – нет? Одни книги слишком сложны для первого чтения, другие страдают недостатками: отсутствует систематическое изложение предмета, ничего не говорится о некоторых важнейших моментах литературного творчества, не приводятся количественные оценки там, где они необходимы. В результате многие вопросы раскрываются неконкретно и многословно. Сказанное выше не означает, что эти книги не стоит читать. Стоит, ибо в них вы найдете немало полезного. Но чтобы извлечь полезное из словесной шелухи, вам нужна правильная ориентация в «литературном пространстве» и хотя бы минимальный запас знаний. Так что советую: прочитайте мою книгу, а затем полюбопытствуйте, что думают по тому или иному поводу другие авторы.

Должен, однако, предупредить об опасности. Может создаться впечатление, что вы станете писателем, ознакомившись с десятком книг о сочинительстве и последовав изложенным там советам. Это не так. Дар романиста, дар поэта, дар драматурга – врожденное качество, как способности к математике, музыке или живописи. Профессия литератора манит нас мнимой доступностью, а это нехорошая и отнюдь не безобидная шутка, чреватая разочарованием и душевными муками.

В самом деле, математик, художник, музыкант должны долго и напряженно учиться, чтобы овладеть профессией, причем отсутствие таланта обнаруживается на самом начальном этапе. Математику и любому специалисту в точных науках необходим аналитический склад ума, и если вы не в силах уяснить, что такое интеграл, то математика – не ваша область. Если ваши рисунки беспомощны, если вы не обладаете особым видением мира, то живопись не для вас. Если вы, не в состоянии сыграть гамму на рояле и правильно спеть хотя бы «В лесу родилась елочка», значит, вы безусловно, не музыкант. Но все мы владеем родным языком, все имеем дар речи и можем хоть что-нибудь написать; кажется, это просто, нужны только ручка и лист бумаги. К тому же мы знаем, что многие литераторы, причем самого высокого полета, не обучались писательскому ремеслу, а были врачами, юристами, инженерами, военными, рабочими, домохозяйками или просто молодыми людьми без определенных занятий. У них получилось – почему бы не попробовать и нам?

В этой кажущейся доступности и состоит великий искус профессии сочинителя. Можно ей не учиться, но при наличии таланта стать большим писателем; можно учиться и потерпеть фиаско. Известен и такой сценарий: многолетний труд, долгие попытки «пробиться» и лишь после всего этого – успех. Или, наоборот, его отсутствие и мучительные сожаления о зря потерянных годах…

В чем же тогда смысл моей книги? Вот он: облегчить путь в литературу человеку, обладающему талантом сочинителя, предостеречь его от ошибок, дать элементарные знания. Только в этом, ни в чем ином.

Дар сочинителя включает два обязательных и равно необходимых момента: владение словом и способность фантазировать.

Первое я назвал бы ремесленной составляющей; предполагается, что вы владеете литературным русским языком, способны выразить свои мысли в письменной форме, у вас богатый словарный запас, и вы должным образом расставляете знаки препинания. В принципе этому можно научиться, либо окончив гуманитарный факультет, либо самостоятельно, год за годом читая хорошие книги. В результате вы станете, условно говоря, репортером – то есть человеком, умеющим грамотно и понятно для читателей описывать реальные события.

Но роман или рассказ – нечто совсем иное. Это Вселенная, существующая в вашем воображении. События в ней движимы только вашей мыслью, ее герои – ваше создание. Так бывает всегда, даже если художественное произведение основано на реальных фактах или создается по заказу. Можно сказать, что романист преломляет в своем сознании действительность и, подобно линзе, фокусирует те или иные события, придает им ту или иную эмоциональную окраску, что-то домысливает, что-то убавляет, создавая в конечном счете собственное видение ситуации, а значит – и видение мира. Такое качество – врожденный дар воображения – и отличает сочинителя от репортера. Для последней профессии этот дар скорее нежелателен, ведь репортер обязан четко и объективно описывать факты и толковать их без домыслов.

Так что же, спросите вы, выходит, сочинитель – лжец?.. Разумеется, лжец! Замечательный перуанский романист Марио Варгас Льоса, которого я буду цитировать еще не раз, сказал об этом так: «Художественный вымысел – это ложь, под которой таится глубокая истина; это жизнь, которой никогда не было, но о которой люди в любую эпоху мечтают и поэтому вынуждены ее выдумать».

Да, всякий сочинитель – лжец! Лжец, ибо он творит некое подобие реальности и заставляет других людей поверить, что все случилось именно так, а не иначе.

Лжец, ибо описывает в романах то, чего не было и чего, возможно, никогда не будет. Лжец, ибо в детективах сознательно и ловко морочит читателя, чтобы тот не добрался слишком рано до разгадки тайны. Лжец, ибо способен представить белое черным, а черное – белым. Ложь – атрибут нашей профессии, смиритесь с этим!

Но чтобы утешить вас и вдохновить, я напомню, что лучшие мастера нашего цеха умели говорить высокую правду, оставшуюся в веках. Вспомните Свифта, Булгакова, Кафку, Гоголя, Уэллса, Чапека, Флобера, Твена, Сервантеса! Диалектика, друзья мои, диалектика! Ложь, вымысел, гротеск, передавая события, будто бы невероятные, и судьбы людей, будто бы не существовавших, внезапно обнажают истину. В этом я вижу назначение и мощь литературы.

Михаил Ахманов

Санкт-Петербург, март – апрель 2013

Часть I. Психология литературного творчества

Глава 1. Особенности и опасности профессии сочинителя

Nullus tam imperitus scriptor est, qui lectorem non inveniat similem sui.

Нет такого неразумного писателя, который не нашел бы подобного себе читателя.

Латинское крылатое выражение

Впервой и второй главах мы поговорим о том, о чем нередко молчат другие книги. Почему, мне не очень понятно, и это умолчание меня удивляет; я полагаю, что разговор о мастерстве сочинителя нужно начинать именно с психологических моментов. Может показаться, что такие шутки нашего сознания, как «писательский транс», «отождествление», «игра в Демиурга», «аура сочинителя», граничат с мистикой, но ничего мистического в них нет, это вполне реальные явления. Возможно, вы уже сталкивались с ними и приходили в недоумение: что случилось с моими героями?.. Что творится со мной самим?.. Бывает ли такое с другими?.. Уверяю вас, довольно часто.

В предисловии я говорил о двух элементах профессии сочинителя: владении словом, искусстве излагать свои мысли на бумаге, создавая грамотный текст, и о воображении, полете фантазии, даре к генерации идей и занимательных сюжетов. Мне встречались авторы, обладающие только одной из этих способностей. Тексты «репортеров» (термин, конечно, условный) были качественными в смысле литературного языка, логики и описания событий, но содержали сюжетные просчеты: «картонные» герои с примитивными эмоциями, отсутствие оригинальности, предсказуемость сюжетных ходов и т. д. У «фантазеров» другие беды: воображение буйное, а логика хромает, текст весьма далек от элементарных требований языка, излишне многословен, в нем масса повторов. Так что сочинителю нужны обе составляющие, но и в этом случае он владеет только необходимыми условиями успеха. К ним нужно добавить усердие и привычку к регулярному труду.

Как я уже упоминал, воображение, фантазия – дар от Бога, научиться этому нельзя. Однако существуют признаки, что данной способностью вы обладаете, и о них стоит поразмыслить перед тем, как взяться за перо. Первый из таких признаков – сны. Если вы видите яркие цветные сны со сложным сюжетом, если это происходит часто, если эти сновидения удерживаются в памяти и вы можете их пересказать, то, скорее всего, с воображением у вас все в порядке.

Второй признак – детские игры. Дети в возрасте от пяти-шести до десяти-двенадцати лет играют очень по-разному. Одним милы подвижные игры – прятки, пятнашки, «казаки-разбойники», футбол. У других тяга к куклам, мишкам, зайчикам, и с ними они ведут долгие содержательные беседы. Третьи любят конструировать, строить дворцы из кубиков, собирать всевозможные механизмы. Четвертым нравится ломать построенное другими детьми. Пятые обожают заводные машинки, самолетики, железную дорогу. Но есть еще и шестые – те, кому не нужны дорогие игрушки. Они возведут замок из спичечных коробков, расставят на его стенах армию из канцелярских кнопок, а другие кнопки, с наколотыми на них цветными бумажками, будут изображать осаждающих. Между кнопками начнется Троянская война, или они сядут на корабль (обычный школьный пенал) и отправятся открывать Америку.

Вы уже поняли, к чему я веду: есть ребятишки, которым важны не игровые атрибуты (кораблики «как настоящие», солдатики, куклы, зайки, конструкторы и т. д.), а суть игры, ее сюжет. Его они придумывают сами. У таких детей – врожденный дар воображения. Сейчас, в эпоху компьютерных игр, предпочтения изменились, но если вам тридцать, то в вашем детстве компьютер был еще не очень доступен. Вспомните, как вы играли.

Теперь настало время разобраться с двумя кардинальными вопросами: для кого мы пишем и почему мы пишем. Ответы на них автор должен четко себе представлять – как для собственного душевного спокойствия, так и с целью правильной ориентации творческого процесса. Начнем с первого.

ДЛЯ КОГО МЫ ПИШЕМ. Существует несколько ответов на этот вопрос, и самый простой таков: мы пишем для читателя. Казалось бы, для кого же еще? Читатель – потребитель писательского труда, без читателя нет писателя. Вторая ситуация: мы пишем по заказу какого-то лица, например, политика или звезды шоу-бизнеса, желающего снискать литературные лавры. Третья ситуация – снова заказ, но на сей раз от издателя. Издатель полагает, что уловил интерес публики к определенной теме, и говорит нам: народу нынче нравится про вампиров, напиши-ка что-нибудь в этом духе. Если книга успешна, издатель горд – ведь он правильно «уловил тенденцию»! Если книга, как говорится, «не пошла», виновником считается автор: тему ему подсказали хлебную, а написал он плохо. В любом случае издатель прав.

Все эти мнения – ложные.

Запомните: настоящий сочинитель творит только для себя, помышляя о себе самом в качестве читателя.

Умберто Эко в «Заметках на полях «Имени розы» прямо указывает на данное обстоятельство: «На какого идеального читателя ориентировался я в моей работе? На сообщника, разумеется. На того, кто готов играть в мою игру». Попытки написать что-то не для «идеального читателя», а на заказ, для публики вообще, написать то, что не прилегло к сердцу, могут принести коммерческий успех, но шедевра у вас не получится.

Писатели – разные люди, каждый со своим особым мироощущением, характером, темпераментом; их ум, их чувства, их оригинальность и талант отражаются в произведениях, оказывая эмоциональное воздействие на читателей. Не на всех, а на определенную группу. Ее можно назвать читательской аудиторией данного писателя, тем обобщенным «идеальным читателем», о котором говорит Умберто Эко. Смею утверждать, что члены этой группы в чем-то похожи на любимых ими авторов. Одних волнуют проблемы будущего, и они ищут ответы в книгах Лема, Хайнлайна и Стругацких, интересы других склоняются к детективу, сентиментальному роману или к более серьезной литературе, к трагедиям Кафки и Солженицына. Если аудитория писателя включает десятки тысяч и его произведения живут и переиздаются десять-двадцать лет, то это уже успех, хотя и сравнительно скромный.

Бывает и так, что романист затронул некие общечеловеческие проблемы и сделал это столь талантливо, с такой силой, что его творения живут веками, а аудитория исчисляется сотнями миллионов.

Тогда мы говорим о великом писателе, о гиганте – таком, как Уэллс, Гоголь, Марк Твен, Сервантес, Достоевский. Все они, разумеется, писали для себя, но публика оценила их труды по самому высокому разряду.

ПОЧЕМУ МЫ ПИШЕМ – наш второй вопрос. Здесь тоже имеется спектр различных ответов: кто-то честолюбив и желает прославиться (хотя бы в сетевой литературе), кто-то надеется заработать, сотворив бестселлер, кем-то руководит обида из-за случившихся несправедливостей и жизненных неудач, кому-то просто кажется, что писательство – легкое занятие и вполне ему подходит. Все это не те случаи, чтобы сказать: мол, истина лежит где-то посередине. Истина совсем в другом месте, в мире мечты.

Мы все мечтаем. Юная девушка мечтает о том, как сложилась бы ее судьба, превратись она в неотразимую красавицу. Молодой человек представляет себя в роли непобедимого и благородного бойца, защитника слабых и обиженных. Мужчина постарше размышляет о том, что бы он сделал, кого бы облагодетельствовал, кому бы отомстил, став, например, миллиардером-олигархом. Одинокая женщина за тридцать мечтает о семье, детях и хорошем муже. Ученый мечтает о великих открытиях, политик – о кресле президента, офицер – о генеральских погонах, парикмахер – о том, чтобы сделаться наимоднейшим стилистом.

Типичные предметы мечты – успех, слава, богатство, власть, красота, здоровье, те вещи, которых обычному человеку недостает. Но писатель не обычный человек: он, во-первых, обладает могучим воображением, а во-вторых, его мечты простираются намного дальше президентского кресла и генеральских погон. Подумайте, кто в нашем мире выше всех? Выше королей и президентов, богачей и генералов, победительных героев и очаровательных красавиц? Кто правит всем сущим, знает все наши помыслы, судит, награждает и карает? Ответ очевиден: Господь Бог. Вот на место такого божества, Демиурга, Творца Земли и Вселенной, писатель и претендует. Его желание – явный бунт и святотатство, он недоволен реальностью и потому творит воображаемые миры. Там он безраздельно господствует: травинка не колыхнется, птичка не чирикнет без его воли. Варгас Льоса писал по этому поводу: «Если кто-то целиком поглощен выдумыванием иной жизни, отличной от той, какой в действительности живет, он подспудно выражает свое неприятие окружающего – реального – мира и свое желание заменить его мирами, сотворенными в воображении и мечтах».

Сотворение миров и есть то, что я называю «игрой в Демиурга». В жанрах фантастики и фэнтези миры часто создаются полностью, начиная с природных условий, флоры и фауны и кончая населяющими их существами, иногда весьма причудливыми. Автор придумывает внешний вид, физиологию, обычаи своих созданий, их технику, науку и искусство, историю их цивилизации, возникающие в их обществе конфликты, и на этом живописном фоне действуют герои романа – конечно, тоже плод фантазии сочинителя. В более реалистических историях мир задан – это наша Земля, ее города и веси, но и в таком случае автор может что-то изменить, даже передвинуть даты исторических событий.

Что касается героев, тут он полностью всевластен: его персонажи никогда не существовали в реальности, хотя могут иметь аналоги, могут быть историческими личностями, но тогда автор, не считаясь с мнением историков, представит их так, как пожелает. В этой связи вспомните романы Александра Дюма и Вальтера Скотта. Что-то похожее на истории графа Монте-Кристо и д’Артаньяна происходило в действительности, но Дюма изменил их по собственному разумению, а мудрого правителя Ришелье сделал коварным интриганом. Вальтер Скотт в «Айвенго» описывает Ричарда Львиное Сердце как благороднейшего короля-рыцаря, а на самом деле этот владыка был честолюбив, весьма жаден, не испытывал теплых чувств к Англии и англичанам и часто действовал как обычный грабитель. Но такова мощь слова романиста: для большинства читателей Ришелье остается интриганом, а король Ричард – образцом рыцаря.

В этой «игре в Демиурга» таится великий соблазн, и я полагаю, что именно это обстоятельство движет романистами. Однако поводы к «грехопадению» могут быть различными. Одним авторам попросту интересно творить воображаемые миры. Такая безобидная игра, развлечение, а ведь еще и деньги платят. Другие стремятся приблизить созданный ими мир к реальности, перенести в него земные страхи и боль, горе и радость, отразить в вымышленных судьбах трагедии их современников. Этих авторов побуждают ответственность перед обществом и высокие понятия о роли романиста.

Но есть и более обыденный вариант: человек, обиженный другими людьми или властями, пишет роман, в котором герой (обычно за ним скрывается сам автор) мстит недругам, расправляется с мерзкими соседями по квартире, а продажных чиновников награждает сифилисом, неверными женами и детьми-преступниками. События могут принимать и более масштабный оборот, если, например, автору не нравятся американцы, их он винит во всех российских несчастьях. Тогда появляются такие произведения: могучая Россия во главе с государем-императором правит половиной галактики, а в другой половине гниет ничтожный западный мир, погружаясь в дурман наркотиков и всяческого разврата. В этом случае мотивацией становятся обида, ненависть, чувство собственной неполноценности.

Но каким бы ни был непосредственный мотив, писателем по большому счету движет стремление встать на место Бога, сотворить свою Вселенную и населить ее персонажами, чья жизнь, благополучная или трагическая, зависит только от него.

Хоть мысленно писатель все же обладает властью suum cuique tribuere – «воздать каждому свое».

В этом, повторюсь, великое искушение, но и великая ответственность.

Разобравшись с первыми двумя вопросами, коснемся ряда практических моментов: как измеряется текст литературного произведения, сколько и когда должен работать писатель, как выглядит продукт его труда.

Вам следует четко представлять способы измерения текста, принятые в России. В прошлом текст измерялся в стандартных машинописных страницах, и такая страница содержала 1800 знаков: 30 строк по 60 знаков в строке (считая с пробелами между словами и знаками препинания). 22 машинописные страницы, примерно сорок тысяч знаков, составляли один авторский лист. Про страницы из пишущей машинки можно теперь забыть, а вот авторский лист и поныне остается основной мерой текста. Запомните:

1 а. л. = 40 000 знаков (с учетом пробелов)

Советую проделать такое упражнение: возьмите любую книгу обычного формата, раскройте на заполненной текстом странице, подсчитайте число знаков в какой-нибудь полной строке, затем подсчитайте число строк и перемножьте эти два числа. Вы получите – разумеется, приблизительное – количество знаков на книжной странице. Напомню, что при подсчете знаков в строке нужно пересчитывать буквы, считая пробелы между словами (один пробел = один знак), а также точки, запятые, тире и т. д., если они имеются. Возьмите другую книгу, где шрифт немного крупнее или мельче, и снова подсчитайте количество знаков на странице. После нескольких таких экспериментов вы убедитесь: на странице книги обычного формата помещается 1800–2200 знаков, так что можно считать, что 1 а. л. равен двадцати книжным страницам. Это позволяет оценивать объем бумажной книги: если в ней 370 страниц, то это примерно 18–19 а. л.

В настоящее время большинство авторов работает на компьютере. В некоторых из текстовых редакторов, например в MultiEdit, один знак (буква, цифра, пробел, точка, запятая и т. д.) занимает один байт, тысяча знаков – один килобайт (1Кб), и, следовательно,

1 авт. л. = 40 000 знаков = 40 Кб

Однако в распространенном редакторе Word объем файла отличается от количества авторских листов. В этом и других текстовых редакторах, где один знак не равен одному байту, можно пользоваться опцией «Статистика», с помощью которой можно оценить объем текста в страницах, абзацах и знаках, в том числе и с учетом пробелов.

В дальнейшем я буду указывать объем текста в авторских листах и тысячах знаков. Любая программа-редактор позволяет подсчитать объем текстового файла в знаках, и вы можете следить за тем, сколько написано за рабочий день и каков полный объем произведения. Это очень важно. Представьте, что вы написали роман и определили его объем в 12 а. л., а на самом деле текст составляет 9 а. л. (такие ошибки у моих коллег случались). Вы посылаете роман издателю и получаете ответ, что 9 а. л. недостаточно на книгу (обычно требуется как минимум 11–12 а. л.). Что теперь делать? «Лить воду» в готовое произведение, что явно приведет к потере качества? Срочно написать небольшую повесть на 2–3 а. л.? В общем, контроль за объемом необходим, иначе начнутся неприятности.

Теперь, вооружившись единицами измерения, поговорим о работе писателя.

ВАРИАНТ 1. Писатель, живущий только с литературного труда и работающий ежедневно, 22–26 дней в месяц. Рабочий день 8 часов, норма 6—10 тыс. зн., в зависимости от самочувствия и сложности текста (в среднем 8 тыс. зн. в день). За месяц можно написать 4–5 а. л., за три месяца роман 12–15 а. л. Обычно необходим еще месяц на обдумывание сюжета, поиск нужной информации и другие подготовительные работы.

ВАРИАНТ 2. Писатель трудится в каком-то учреждении и может работать над произведением только по вечерам и в выходные дни. Предположим, что четыре выходных дня романист тратит на отдых, четыре выходных работает по 8 часов и еще двадцать дней работает вечером по 2–3 часа. При средней норме 1 тыс. зн. в час он напишет за месяц примерно 2 а. л., и роман 12 а. л. потребует, учитывая время на подготовку, семь-восемь месяцев.

Разумеется, это примерные подсчеты, и они не так уж важны. Важно другое: ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ НАДОЛГО ВЫХОДИТЬ ИЗ СВОЕГО РОМАНА. Выходить – значит не писать несколько дней. Давайте разберемся, что при этом происходит.

Когда вы работаете, то все глубже и глубже погружаетесь в придуманный вами мир. Этот мир становится для вас все более реальным, населяющие его персонажи – все более живыми; у вас возникают коллизии, не предусмотренные первоначальным планом, новые идеи, внезапные повороты сюжета и т. д. По собственному опыту могу утверждать, что полное погружение происходит тогда, когда написана первая четверть или треть романа. С этого момента вы живете в двух мирах: в реальном, принадлежащем всем земным обитателям, и в своем, вымышленном, единоличном.

Чувство глубокой причастности к собственному миру нельзя терять, оно облегчает творческий процесс, ведет его в нужном направлении.

Вечером, когда вы закончили очередной фрагмент текста, возникают мысли, что случится с вашими персонажами далее, какие события произойдут, о чем вы будете писать завтра. Очень важно, чтобы эти мысли от вас не убежали, а это не исключено, если вы прервете работу на пять-шесть дней. После паузы вам придется снова входить в свой мир, вспоминать «убежавшие мысли» и мучиться, если они позабылись. Не стоит прерывать работу более чем на один, максимум – два дня; если перерыв более длительный, старайтесь выделить полчаса в день, чтобы добавить к тексту хотя бы пару абзацев. Это поможет не потерять ощущение сопричастности.

Есть еще один прием, которым я часто пользуюсь. Вы ездите на работу или по делам, и в крупном городе такие поездки занимают до двух и более часов в день. Вы стоите в метро или автобусе в толпе пассажиров, у вас тяжелая сумка, вам въехали локтем под ребро и наступили на ногу. Это неприятно. Но полет вашей мысли ничем не ограничен, и вы можете погрузиться в мир своего романа, покинув земную юдоль. Так сделайте это! Думайте об очередном эпизоде, о ваших персонажах, проговорите мысленно их диалог, представьте бытовую или боевую сцену, комнату, где находятся герои, – какая там мебель, какая погода за окном и что в это окошко можно разглядеть. Вы ушли из реальности, вы в своем мире! Вернитесь на миг в автобус, взгляните на толкнувшего вас типа – не подойдет на роль убийцы или просто мерзавца? А эта девушка – возможно, подруга вашей героини? Словом, не теряйте времени даром, трудитесь!

В работе над текстом бывают дни серые, белые и черные. Серый день – обычный; написали норму, примерно 8 тыс. зн., завершили эпизод или остановились на середине и завтра его продолжите. Работа движется по плану, вне зависимости от того, записан он на бумаге или хранится в памяти… Но вот приходит белый день, и все меняется.

Пишется особенно легко и свободно, события ясны и логически обоснованны, речи персонажей остроумны, текст не идет, а бежит.

В такой день можно написать 15–20 тыс. зн. Вы на подъеме.

Давайте обобщим все, что с вами происходит.

Исчезли все посторонние звуки (вы их просто не слышите); зрительное восприятие реальности ограничено, сосредоточено на экране и клавиатуре; перед мысленным взором – описываемая сцена. Она видится отчетливо, как и лица героев, и вы даже различаете их голоса. Это состояние и называется писательским трансом.

Возможно, психолог на своем профессиональном языке назвал бы его как-то иначе, но для нас с вами это транс, максимальное погружение в воображаемый мир.

Мистика? Ничуть не бывало! Не стесняйтесь, расспросите коллег по цеху: почти каждый испытал такое и вспоминает о белых днях с большим удовольствием.

В черный день решительно не пишется. Вы маетесь у стола, вымучиваете фразы, они кажутся нелепыми, корявыми, вы очень недовольны и раздражены, злитесь… Текст не идет. Дела как в известной песне: крокодил не ловится, не растет кокос! Причины могут быть разнообразны, от двойки, полученной любимым сынком, до неприятностей по месту службы.

Нельзя исключить плохое самочувствие и особо заковыристый, может, даже плохо продуманный эпизод. Что делать? Есть авторы, полагающие, что нужно остановиться, переждать и продолжить работу завтра или послезавтра. Мне кажется, так поступать не стоит.

У черного дня есть одна коварная особенность: если не расправился с ним сегодня, завтра и послезавтра тоже будут черные дни, они пойдут косяком, начнется творческий застой.

Способ борьбы только один: работать через «не могу», страдать над каждой фразой, злиться, но писать.

Все, о чем мы успели поговорить, относится к особенностям профессии сочинителя, но в заголовке стоит еще одно слово: опасности. Несомненные опасности – перерасход сил и духовной энергии, чреватый кризисом, попытка писать по заказу на неинтересные темы, использование своего дара с целью мести за обиды и, разумеется, муки творчества. Но есть еще одна опасность – пожалуй, самая серьезная. Жена/муж писателя/писательницы знают, что подходить к нему/к ней в черный день нельзя – нарвешься на злое слово или на скандал. В белый день тоже не стоит – он/она в трансе, и если в этот момент человека отвлечь, реакция может быть очень болезненной.

Серый день безопаснее, но лучше вообще не тревожить его/ее во время творческого процесса – раздастся рык, рев, проклятия, а в варианте с женщиной даже слезы. «Писательство – работа одинокая», – заметил Стивен Кинг. Самому Кингу, как следует из его записок, с супругой повезло. Но не всякий близкий человек смирится с таким отношением, не всякий готов, что его соперником станет литературный текст, так что семейные сложности неизбежны. Один мой знакомый, американский писатель-фантаст, решил проблему следующим образом: у него два дома, в одном он живет с семьей, а в другом пишет. Но у нас такое удовольствие мало кому по карману.

В заключение упомяну еще один момент: формы хранения литературного текста. В былые века он мог храниться в памяти аэда, скальда, менестреля, и его озвучивали устно; второй вариант, ставший со временем основным, – запись на глиняных табличках, папирусе, пергаменте и, наконец, бумаге. В наше время к этим традиционным способам добавились звуковая запись и письменный текст на магнитных носителях информации. Именно последний вариант, текст в компьютерной или электронной форме, издатель ожидает от писателя.