Текст книги "Гении диверсий"

Уходили в поход партизаны

…Хаджи выбежал в сад. Обида душила его. Внутри все клокотало. Отец, родной отец, накричал на него, да еще дал пощечину. В их семье воспитание было строгое, горское, к сыновьям относились особенно сурово. Сколько помнил себя Хаджи-Умар, никогда отец не говорил ему что-либо с улыбкой. Он всегда оставался серьезен и требователен. К этому привык Хаджи, но чтоб ударить?..

Он плакал от обиды, от несправедливого отношения к нему.

А всему виной кулаки… С самой весны, когда трава в Осетии буйно идет в рост, Хаджи пас кулацких буйволов. В тот июньский день ему стало плохо, сильно болел живот. Это потом, с годами, он поймет, что у него случился приступ аппендицита.

Он не мог идти, падал на землю. Потом вновь поднимался. От жары, назойливых мух буйволы разбрелись в разные стороны, а когда пришла пора их собирать, Хаджи не досчитался одного буйвола.

Разгорелся скандал. Кулаки приехали в их дом требовать выплату за утерянного буйвола. Соседи рассказали, что животное в тот день возвратилось домой раньше стада, кулаки его спрятали, потом продали, но требовали компенсацию. Кулацкая семья была богатой, мужчин много и сила оказалась на их стороне.

На следующее утро кулаки подстерегли Хаджи на окраине аула и избили его нагайками. Окровавленный, он с трудом дошел до дома. Мать уложила сына в постель, как могла, успокоила.

В этот день к отцу приехала его сестра. У нее был болен муж, полгода уже не вставал с постели. А семья не малая, жили бедно, и она обратилась к брату Джиору за помощью. Тот и рад был помочь, только теперь он и сам не знал, как расплатиться с кулаками.

В общем, как говорят, пришла беда, открывай ворота. Хаджи не выдержал упреков, стал возражать отцу. А это не принято в их семьях. Вот и сорвался отец. Тут еще тетя, обиженная, что отец ей не в силах помочь, подлила масла в огонь, посоветовала Хаджи уйти из дома. И он ушел.

Мать жалела его, но не удерживала. Она боялась, что Джиор решится отомстить кулакам за сына. Разгорится кровавая вражда.

Хаджи добрался до Владикавказа. Этот город был хорошо знаком пареньку из далекой станицы. Двенадцатилетним мальчишкой впервые приехал он сюда вместе со своим дядей Саханджери.

Дядя появился в родном селе летом 1916 года. И сразу же в их доме, по сути, был организован штаб большевистской организации. К ним приезжал Сергей Миронович Киров, по поручению дяди их родственники и друзья Кола, Бекжа, Тасолтан, Гирей Мамсуровы, Асламбек Аликов направлялись во Владикавказ, в Грозный, в Нальчик, Пятигорск для выполнения революционных заданий.

Один из гостей как-то привез и подарил Хаджи настоящую папаху. Этот дорогой подарок запомнился мальчишке на всю жизнь. Позже он узнает, что папаху ему вручил известный дагестанский большевик Махач Дахадаев. В годы Гражданской войны Дахадаев геройски погибнет, и его именем будет назван город Махачкала, в прошлом Петровск-Порт.

Саханджери Мамсуров был человеком энергичным, деятельным. Он не только руководил организаторской работой большевистской организации, но вместе со своим другом и соратником Габоли Дзулаевым, специалистом по строительству, своими руками в их доме устроил тайник. В нем хранилась нелегальная литература.

Когда дела в родном селе были окончены, Саханджери уехал во Владикавказ и забрал с собой Хаджи. Они поселились в гостинице.

«К моему большому удивлению, – напишет позже Мамсуров, – дядя появлялся то в форме офицера, то в национальной одежде, брал оружие и уходил.

Часто к нам приходили большевики Сергей Киров, Симон Такоев, Гола Цаликов, и тогда в мою обязанность входило наблюдение, чтобы неожиданно не появились жандармы. Если бы это случилось, я должен был немедленно предупредить дядю.

Однажды Саханджери пришел встревоженным, велел собраться и покинуть гостиницу, идти ночевать к Цаликовым на Осетинскую Слободку, а утром уехать в Ольгинское. Просил передать отцу Хаджи, что сам он должен срочно убыть в Красноярск. А также, что нужны деньги. Тогда отец продал буквально все, что было в доме, даже национальные костюмы матери и тети, и послал брату все вырученные деньги».

Второй раз Хаджи приехал во Владикавказ по просьбе Саханджери после Февральской революции летом 1917 года. Жили они вместе с дядей в одном номере гостиницы «Лондон». Он сопровождал его в поездках в воинские части, где тот выступал на митингах, служил курьером в газете, которую выпускал Сергей Киров.

Руководители терских большевиков Ной Буачидзе и Саханджери Мамсуров готовили материалы для издания, а Хаджи доставлял их в редакцию. Киров при нем читал статьи, благодарил за доставку и одобрительно похлопывал его по плечу.

Однажды, придя в редакцию, он не застал Сергея Мироновича на месте и решил подождать его. Ушел на берег Терека, стал читать статью, написанную Саханджери и Буачидзе. Признаться, мало что понял, но заголовок запомнил на всю жизнь: «Кому верить и куда идти?»

Время было тревожное. Каждую ночь в городе раздавались выстрелы. Как-то поздним вечером Хаджи вместе с дядей возвращался с заседания Владикавказского совета. На перекрестке улиц Никитина и Лорис-Меликовской, выбежав из-за угла, двое в офицерской казачьей форме с криком: «Это тебе, большевистская сволочь, за атамана Караулова!», – открыли по ним стрельбу.

Хаджи был вооружен и в ответ открыл огонь из револьвера. Помнится, тогда его удивило спокойствие дяди. Он не вынул оружия, просто стоял, глядя вслед убегающим врагам. Потом похвалил племянника: «А ты, молодец, быстро сообразил, что надо делать. Это трусы…»

Впрочем, опасность и смерть тогда ходили по пятам Мамсуровых. Хаджи-Умар Джиорович и через много лет, пройдя несколько войн, став Героем Советского Союза, генерал-полковником, помнил свое волнение, когда они вместе с дядей ехали на собрание одного из полков Дикой дивизии. Что ждало их там? Кто знает? Возможно, смерть.

Саханджери предусмотрительно оставил племянника рядом со зданием табачной фабрики Лисициана. Тот должен был наблюдать за обстановкой и, если что-либо случится, сообщить об этом Кирову и Буачидзе. К счастью, ничего дурного не произошло. Задача по разложению Дикой дивизии была успешно выполнена. Уже на следующий день солдаты стали покидать свои казармы и разъезжаться по домам.

Уехав из родного села во Владикавказ, Хаджи поступил рабочим в железнодорожное депо. Он был рослым, сильным парнем, владел оружием. В Осетии юноша в 15 лет считается мужчиной. Может носить оружие – значит, мужчина.

А через несколько дней вместе с другими рабочими он вступил в отряд красногвардейцев Владикавказского совдепа, который размещался в бывших казармах Апшеронского полка. Хаджи зачислили в так называемую горскую сотню. Сомнений в том, чтобы стать красногвардейцем, не было. Семья его, переселенцев из горных районов, жила в постоянной нужде. Она не имела права на земельный надел, к тому же числилась неблагонадежной. Три брата отца – Дзго, Дзиба и Саханджери были революционерами. Да и сам отец постоянно помогал большевикам. По поручениям Саханджери Мамсурова и Сергея Кирова он нелегально доставлял партийную литературу во Владикавказ, Грозный, Петровск-Порт, Тифлис.

Его дядя Дзго Мамсуров за участие в революции 1905 года был сослан в Сибирь и там погиб. Саханджери арестован в 1904 году. Во второй раз его бросили в тюрьму в 1911 году. Он бежал из-под стражи и вернулся к подпольной работе.

Отца Джиора тоже неоднократно арестовывали, он сидел во Владикавказской тюрьме.

Самые первые детские воспоминания маленького Хаджи связаны с арестом его любимого дяди.

«В памяти всплывает картина, – будет рассказывать Мамсуров. – Наш двор заполняют казаки на лошадях. Всюду военные в погонах, в цветных фуражках, вооруженные винтовками.

Посреди двора стоит дядя Саханджери, он громко о чем-то говорит. Но казаки не дают ему сказать, бьют нагайками по плечам, по голове. Потом его толкают в спину прикладами и усаживают на подводу. С двух сторон садятся двое вооруженных жандармов, впереди еще двое.

Женщины мрачно смотрели на все происходящее, мама плакала. Когда подвода стала увозить Саханджери, я закричал и побежал вслед. Один из жандармов, обнажив шашку, ударил плашмя клинком меня по голове. Я упал и потерял сознание. Когда пришел в себя, вокруг было тихо и только слышался тихий плач женщин. Это плакали моя мама и тетя Гошана. Позже, когда я подрос, мне рассказали, что после удара жандарма, моя тетя выхватила у кого-то из соседей кинжал и бросилась на этого жандарма. Но он ее опередил и сбил с ног прикладом винтовки. Она потом постоянно жаловалась на боли в груди. Вот такие мои первые детские воспоминания».

После вступления в красногвардейский отряд жизнь пятнадцатилетнего паренька резко изменилась. Где-то там, в прошлом, осталась тихая красивая долина в окружении гор. Внизу цвели сады, высоко вдали белела сахарная голова Эльбруса… Детство растаяло, как сон.

Он попал в настоящий фронтовой город. Центральная часть Владикавказа была захвачена белыми, а по окраинам разбросаны красногвардейские отряды рабочих. Каждый день происходили вооруженные стычки, перестрелки. На город совершали налеты белоказачьи сотни. Они несколько дней удерживали город, шли уличные бои.

Хаджи сражался в составе горской сотни с частями генералов Шкуро, Назарова, участвовал в боях за города Кисловодск, Пятигорск, Георгиевск, Невинномысск.

В конце 1918 года на Северном Кавказе свирепствовал сыпной тиф. Заболел и Хаджи. Он лежал вместе с другими больными на станции Прохладная. К счастью, его подобрал местный житель, кабардинец, и увез к себе в аул, выходил, поднял на ноги.

До весны Хаджи под видом батрака скрывался в доме гостеприимного кабардинца, а потом стал пробираться домой, в родную станицу Ольгинская.

Станица находилась километрах в шестидесяти. Днем он прятался в лесу, а ночью шел. Однако, выйдя к своим, узнал, что в Ольгинской стоят белые части.

Пробрался к родственникам матери. Бабушка встретила его со слезами на глазах, рассказала, что белые выгнали семью из дома, разместили там солдат. А еще призналась, что в селе тайно скрывается дядя Хаджи – Саханджери Мамсуров, член бюро горской фракции Кавказского краевого комитета партии, соратник Сергея Кирова и Серго Орджоникидзе.

«Как же так? – удивился Хаджи. – Ведь в селе белые». Бабушка объяснила, что Саханджери тоже был очень болен, лежал в доме его отца, но когда пришли белоказаки, он переоделся в одежду одного из родственников, взял два пистолета и прошел мимо беляков, которые сидели во дворе. Теперь он скрывается в доме Дадо Дзгоева.

Родственники Саханджери – Майрам, Тусултан, Сабазгирей, его отец – Джиор были готовы открыть огонь по белоказакам, если бы те остановили дядю. Но все прошло благополучно.

Однако Хаджи показалось, что укрытие в доме Дзгоева тоже не очень надежное. Многие знали об этом. И тогда, посоветовавшись с отцом, незаметно для семьи Дзгоевых они вывели Саханджери и укрыли его в заброшенном амбаре. Об этом укрытии, кроме Джиора и Хаджи, никто не знал.

А среди родственников и близких распространили слух, что Саханджери выздоровел и ушел в горную Ингушетию, где его ждал Серго Орджоникидзе.

Действительно, так оно и случилось, только позже, когда Саханджери окреп. Он установил связь с подпольщиками в г. Ардоне, перебрался туда, а потом через перевалы Главного Кавказского хребта перешел в Грузию.

Но это было потом, а пока Хаджи постоянно находился рядом с больным дядей. Когда тот начал поправляться и возобновил большевистскую деятельность, племянник стал его правой рукой. Саханджери был еще слаб и не мог передвигаться, но, лежа, он писал листовки. Их переписывал двоюродный брат Хаджи-Умара Мурат Мамсуров. Распространял листовки сам Хаджи. Иногда их доставляли в Грозный, в Минеральные Воды, в Армавир.

Позже удалось склонить на свою сторону писаря сельского правления Каспулата Гозоева. Он перепечатывал их на пишущей машинке.

Однако распространение листовок было не единственной заботой юного Хаджи. Он являлся связным. Тогда впервые ему пришлось общаться с настоящим большевистским разведчиком, который работал под прикрытием. Тот выдавал себя за веселого, разбитного бродячего фотографа, прекрасно знающего несколько языков, который постоянно сыпал шутками и прибаутками, предлагал сделать фотографии.

Этот человек работал на Владикавказском рынке. Его знали многие бывавшие здесь и не подозревавшие, какую тяжелую и опасную игру ведет «базарный фотограф». Саханджери несколько раз посылал Хаджи с поручением к нему. А когда племянник возвращался и рассказывал дяде о работе «фотографа», о его поистине актерском мастерстве, Саханджери от души смеялся и был очень горд, что есть такие замечательные люди в их большевистской организации.

Однако белогвардейская контрразведка выследила «фотографа», и в следующий раз Хаджи-Умар увидел его повешенным на площади Владикавказа. На груди у него висела табличка с надписью «Большевик».

После выздоровления и отъезда Саханджери в Грузию Хаджи тоже начал осторожно наводить справки, где находятся партизаны. Как выяснилось, в районе Владикавказ – Грозный действовало несколько партизанских отрядов. Самый ближайший партизанский отряд находился в 25–30 километрах от станицы Ольгинской. Туда и подался Хаджи. Вскоре он уже вновь участвовал в боевых действиях.

Однако, несмотря на то, что Хаджи бывал в боях, он по-прежнему оставался пятнадцатилетним мальчишкой.

Как-то их вызвал командир партизанского отряда и поставил задачу – взорвать бронепоезд белых, который назывался «Смерть или победа». Была сформирована группа молодых ребят, как их называли в отряде, «орлов», и они вышли на задание.

В 30 километрах от железнодорожной станции им поручили заложить мину и поджечь фитиль. Пока добирались до места диверсии, говорили о бронепоезде. Один партизан стал таинственно рассказывать, что на бронепоезде установлены новые секретные орудия, которые не стреляют снарядами, а направляют на противника особые лучи. Эти лучи все на своем пути сжигают. Надо сказать, многие молодые партизаны были вовсе неграмотными, так что убедить их в страшном оружии было несложно.

Хаджи, как самого младшего, назначили коноводом. Когда все ушли к железной дороге, он остался с лошадями. Стояла лунная ночь, вдали шумел Терек. Из головы никак не шел рассказ партизана об огненных лучах. Становилось жутко. Ведь по древнему обычаю умершего человека должны похоронить родственники. «А если мы все сгорим?» – спрашивал себя Хаджи. И от этих безответных вопросов становилось еще страшнее.

Вдруг он услышал шум приближающегося бронепоезда. Из его бронированных вагонов сверкнул яркий луч, протянулся далеко вперед и на мгновение осветил коней, самого Хаджу.

Ужас охватил его. Он закричал, стал звать товарищей. А бронепоезд с грохотом мчался вперед, Хаджи подумал, что «орлы» погибли, и бросился бежать, что было сил. Он мчался в партизанский отряд, по дороге потеряв шапку.

«Орлы» остались живы, но операцию провалили. Мина взорвалась далеко впереди бронепоезда, не причинив ему вреда.

В отряде все смеялись над Хаджи, и только командир был суров. Этот старый солдат объяснил назначение прожектора и сказал, что на войне трус погибает первым. Эти слова командира Хаджи Мамсуров запомнил на всю жизнь.

Шли месяцы, Хаджи взрослел, набирался боевого опыта. Вскоре он прослыл в отряде смелым разведчиком.

Однажды его включили в состав большой группы в несколько десятков человек для налета на Пластовскую бригаду. Задание было дерзкое и опасное. Ведь солдаты и офицеры бригады – опытные, обстрелянные воины.

Партизаны готовились долго и тщательно. Разведку поручили провести Хадже. Он обошел, облазил все дороги, тропинки, установил, где находятся посты и патрули, место, время их смены.

Штаб бригады находился в самом центре села, в большом доме. Хаджи знал расположение всех комнат, вход, окна.

И вот глубокой ночью диверсанты двинулись в путь. Сначала шли, потом ползли. Мамсуров возглавлял штурмовую группу в два десятка человек. Остальные были расставлены на путях отхода.

В штабе горела лампа, офицеры пили вино и резались в карты. Хаджи подполз к стене, подтянулся, закинул ногу, и уже сверху увидел во дворе часового. Тот стоял, опершись на винтовку. Мамсуров прикинул – в один прыжок часового не достать. Значит, надо ждать. Затаился, залег прямо на стене.

Часовой прошелся взад-вперед и, наконец, двинулся вдоль забора. Улучив момент, Хаджи в прыжке, кинжалом, снял часового. Путь свободен.

Дом был большой, кулацкий, несколько комнат, но вход один, с улицы. У входа еще один часовой. Этого удалось бесшумно скрутить, предупредив: будешь кричать – убьем.

Когда диверсанты ворвались в дом, один из офицеров успел выхватить револьвер, но выстрелить ему не дали. Он упал, сраженный ножом.

В другой комнате находился начальник штаба. При виде вошедшего партизана он испугался, поднял руки вверх, заплакал. А ведь это он сжигал дома, избивал стариков и женщин, уничтожал целые семьи. О его жестокости ходили легенды. Офицер попросил одеться. Подойдя к стулу, на котором лежала гимнастерка, начштаба схватил револьвер. Но партизан опередил его. Пуля свалила начштаба.

Однако диверсанты выдали себя. Во дворе поднялся шум, зазвучали выстрелы. Хаджи приказал группе отходить. На всю операцию ушло не более получаса.

У белых был сильный переполох. В ауле стреляли до утра. А партизаны к тому времени ушли. Группа в полном составе возвратилась в отряд. Командир поблагодарил диверсантов с успешно проведенной операцией.

Так начиналась военная юность Хаджи-Умар Мамсурова.

В конце 1919 года он участвовал в боях против белогвардейцев в рядах ингушских партизан, был ранен в руку. В составе частей Красной Армии воевал с остатками белых банд.

В середине 1920 года Терский областной комитет РКП(б) направил Мамсурова на учебу в Терскую областную партшколу. Но и здесь ему пришлось воевать. Слушателей школы постоянно привлекали к участию в боевых операциях в Терской области.

По окончании партшколы Хаджи работал инструктором Владикавказского окружкома РКП(б). Однако не долго длилась его гражданская жизнь. Через несколько месяцев он был призван в один из эскадронов Х армии и воевал с контрреволюционерами в Кавказских горах.

В феврале 1921 года, после обморожения, оказался во Владикавказском госпитале. После выздоровления областной комитет партии направил Мамсурова на учебу в Коммунистический университет трудящихся Востока. Казалось, теперь его жизнь далека от армии. Но судьба распорядилась по-иному. Через полтора года его вызвали в Главное политическое управление РККА и направили в распоряжение Революционного военного совета Северо-Кавказского военного округа, предварительно предоставив отпуск.

Приехав во Владикавказ, Хаджи погостил несколько дней у дяди Саханджери, который уже был председателем Совета Народных Комиссаров Горской АССР, и отправился в родную станицу Ольгинскую к отцу-матери, братьям, сестрам.

В Москве он очень скучал по родным местам. А когда из окна поезда увидел снежные горы, стремительно несущийся Терек, не сдержал слез.

Война на пороге родного дома

Хаджи Мамсуров отдыхал в родной станице, когда стало известно, что в середине мая на праздник объединения народов Горской АССР приедет сам «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин.

Празднование должно было проходить в красивом месте, у реки, между осетинским селением Ольгинское и ингушским аулом Базоркино. Собирались приехать представители разных народов – дагестанцы, осетины, ингуши, чеченцы, кабардинцы, ногайцы, балкарцы, карачаевцы, черкесы.

Однако праздник этот был не всем по душе. На Северном Кавказе не спокойно, в горах и в дальних аулах еще скрывались остатки белогвардейских формирований. Они делали набеги в долины, убивали руководителей партийных и советских органов, солдат и командиров Красной Армии. Шла отчаянная борьба.

Ранним утром, в день приезда Калинина, в Ольгинскую пришла тревожная весть. Крупная банда белоказаков спустилась с гор и готовится к нападению на «всесоюзного старосту» и его окружение. Времени на раздумье не было. Хаджи Мамсуров, собрав десяток местных комсомольцев, вооружились, на лошадях выехали к предполагаемому месту засады.

Он хорошо знал местность в окрестностях родного села и не ошибся. Именно здесь, на повороте горной дороги, в камышах белые строили засаду.

Как только группа Мамсурова углубилась в заросли, по ним открыли ружейный огонь. Ольгинцы ответили залпом и, рассредоточившись, двинулись вперед. Белоказаки не выдержали напора группы Мамсурова, стали отходить. Ольгинцы бросились в погоню.

На поле боя бандиты оставили два трупа и несколько убитых лошадей.

Из группы Мамсурова, к счастью, никто не пострадал. Не повезло только самому Хаджи. Он был ранен в ногу. Рана долго не заживала, его отправили в больницу.

Навестить Хаджи приехали руководители Горской республики во главе с дядей Саханджери Мамсуровым. Его благодарили за героизм и мужество и в подарок привезли «красные революционные шаровары» взамен изорванных во время преследования банды.

На вопрос Хаджи, знает ли Михаил Иванович, что он был ранен из-за него, председатель Совнаркома республики Саханджери Мамсуров долго заразительно смеялся: «Ну что ты, Хаджи, не могли же мы ему рассказать о банде и испортить праздник». И, подмигнув своим соратникам, сказал: «Ведь ты чуть не испортил праздник».

А Хаджи и вправду чувствовал себя немного виноватым. На праздник не попал, Калинина не увидел, да еще выбыл из строя на три месяца. Хорошо, что в штаб Военного округа сообщили, а то вообще признали бы дезертиром.

Кстати говоря, Хаджи Мамсурову еще придется близко столкнуться с Михаилом Ивановичем Калининым.

В 1928 году его, военного комиссара Отдельного Дагестанского кавалерийского дивизиона, вызовет к себе командующий войсками округа И. Белов и член Реввоенсовета С. Кожевников. Будет поставлена задача: из лучших воинов отобрать эскадрон, совершить марш в район крепости Гуниб и организовать охрану этого района.

В селение Гуниб должен прибыть на отдых Председатель ЦИК СССР М. И. Калинин. Мамсуров получил приказ всюду лично сопровождать Михаила Ивановича и охранять, что, собственно, и сделал.

Он сопровождал его каждый день на прогулках на вершину горы Гуниб, по аулу, в беседах с кавалеристами, которые любил вести Калинин. Для молодого командира встречи с Председателем ЦИК были школой посерьезнее любой академии.

Они часто оставались наедине, и Калинин вдруг неожиданно спрашивал: «Как строить новую жизнь в селе, Хаджи?» Трудные задавал вопросы Михаил Иванович и очень интересно на них отвечал. Позже Мамсуров скажет, что «за время пребывания с Калининым я окончил настоящий университет».

После выздоровления Мамсуров прибыл в штаб округа в Ростов-на-Дону. Его назначили начальником курса в окружную Военно-политическую школу.

Однако он чувствовал нехватку военных знаний и напросился подучиться. Просьбу удовлетворили. В мае 1924 года Хаджи окончил обучение и сдал экзамены за полный курс Военно-политической школы.

И вновь в отпуске в родном селении он столкнулся с Гражданской войной. Вот как о том времени вспоминал сам Хаджи-Умар Мамсуров: «У меня на курсе было два приятеля, молодые ребята, прошедшие гражданскую командирами взводов – Леня Карнач и Арон Зак.

По окончании всем нам выдали новое обмундирование, дали месячный отпуск. И я уговорил их отправиться ко мне в Ольгинское. Приехали в село. Леня и Арошка сразу окунулись в работу Ольгинской комсомольской организации, были в восторге от наших ребят.

Секретарем комсомольской организации был мой двоюродный брат Каспулат (Чопа) Мамсуров. У Карнача, Зака и Чопа завязалась искренняя дружба. Чопа обладал даром природного вожака молодежи и был общим любимцем.

Однажды вечером, когда мы сидели на камнях на краю улицы, подъехал верхом на лошади Чопа и сказал, чтобы шли домой. Там собралось много гостей отметить рождение моего сына. Посидите, мол, погуляйте, потанцуйте.

Сам сказал, что напоит коня и присоединится к нам.

Мы с братом Бимбулатом пошли в магазин, чтобы купить сигарет для гостей. Но не успели дойти, как услышали несколько выстрелов со стороны реки.

Выстрелы в ту пору были не редкость, но мы сразу почувствовали неладное и бросились к реке, к водопою. Прибежали и нашли на берегу раненого Чопу. Наклонившись, я стал спрашивать его, кто в него стрелял. Он что-то хотел сказать, поднял руку, прикусил палец и лишь помотал головой.

Так Чопа умер у меня на руках. На его груди я обнаружил три пулевых ранения.

На другой день мои приятели Леня и Арошка пришли к моей матери, попросили у нее прощения, сказали, что они очень ей благодарны, но в такой дикой обстановке оставаться не могут и уезжают. Она стояла, и молча плакала.

Я отвез их обоих на арбе во Владикавказ, посадил на поезд. С тех пор мы больше никогда не виделись.

А когда возвращался обратно из Владикавказа, по дороге из зарослей меня обстреляли бандиты. Возможно, это были те же головорезы, что убили Чопу. Я был вооружен, да и стрелял неплохо. Выхватил револьвер, ответил бандитам. Видимо, моя ответная меткая стрельба заставила банду отойти».

Такие были времена на Северном Кавказе. Даже в отпусках в родном селе Хаджи Мамсурову приходилось воевать.